Ночь не может длится вечно… Слова из ниоткуда… слова в никуда… Что-то сегодня меня тянет на альтернативную лирику… Моё тело уже не моё… Только жалкая часть. Нет уж, хватит. Конечно, товарищ Шклярский мне интересен, но для начала надо сообразить: где я? Поскольку кто – ещё осталось в памяти. И даже ответ на вопрос откуда, встаёт мрачной кинохроникой. Но дальнейшее не выписывается. Мелькание лиц, потолков, ощущений. Этакая лёгкая шизофрения на фоне общей потери памяти в локальном постпаронаидальном синдроме.
Комната. Палата… М-да, пожалуй, не совсем подходит. Слишком кружевные занавески на окошках, хотя минимализм присутствует в полный рост: кровать, тумбочка и я. Всё в единственном экземпляре. Кровать и тумбочка внешним видом создают стойкое впечатление казарменных. Настоящих мне видеть не пришлось, но вот гляжу на данный вид изделий и понимаю: не могут они стоять по одиночке, необходимы шеренги и колонны, для достижения гармонии и совершенства ИХ мира.
Радует отсутствие головокружения при спуске ноги на прикроватный коврик, а вот повязка на предмете отсутствующего кружения напрягает. Больше повреждений и следов их сокрытия не обнаружено.
Понятно. Прилетело только в самую прочную и бесполезную часть организма. Была бы оная часть полезна, так додумалась бы до элементарного прикрытия переправы, отправки разведки, недопущения скопления живой силы и гражданских на берегу, наконец.
Делаю несколько прыжков в сторону выхода, и едва успевают отскочить от распахивающейся двери.
– М-да… Вероника, а тебя не учили стучать, вдруг пациент не одет? Как сейчас, например.
Вероника за время моей тирады успела: ойкнуть, подпрыгнуть, поправить причёску, окинуть меня долгим вдумчивым взглядом, ещё раз поправить причёску, поправить автомат на плече, втащить-таки что-то на колёсиках в комнату и обезоруживающе улыбнуться.
– Командир! Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя на ногах… ноге… А, ладно. Просто видеть.
– Ага, а может ещё дефиле? – бурчу, но больше от смущения.
Вероника уложив автомат на то самое что-то подхватила меня по мышки и легко! Да именно так, поскольку большого напряжения на её лице не заметил, а были мы ну очень близко.
– Женька на смене, потому, командовать тобой буду я! – улыбается она, подавая со столика, а роль «нечто» исполнял именно он, только заваленный одеждой, пакет с нижним бельём.
– Ну, Женька мною не командует.
– Ага, щаз. Так я и поверила.
– А зря. Ты не можешь понять главного – разница в опыте. Ты и Женька проверили на себе десяток-другой субъектов, а через меня прошли сотни, если не тысячи. Я по движению твоих ушей вижу, что ты хочешь, как быстро ты откажешься от своей мысли и какими словами пошлёшь меня, когда я тебе откажу.
Вероника протянула мне протез. Новенький, пахнущий заводской смазкой, со светлыми, хоть и мягкими, но ещё не обмятыми ремнями.
– Неужели пошлёшь?
– Ага. И Женьке дам по жопе, за такие подставы.
Прицепив протез привстаю и качаюсь перенося вес тела с живой ноги на металлическую, заказ, каким бы индивидуальным не был, всегда требует подгонки.
– Ника, там в наборе должна быть маленькая пластиковая монтировка и полоски кожи.
Немного зауживаю протез, чтобы культя не болталась в нём как морж в проруби и проверяю. Вот теперь моя новая нога готова. Через несколько дней опять подкалибрую, уже надолго.
– Не надо Женьке по жопе. Она замечательная.
– Где-то я это уже слышал. Баста. Коротко, что случилось на переправе, чем всё закончилось и какова ситуация на сегодняшний день.
Вероника подтянулась и поправила автомат. Так же молодые мужья проверяют обручальные кольца, привыкая к ним.
– Думаю, будет лучше, если доложат те, кто в этом понимает.
– Ты тоже командир, привыкай. Или всё? Феминистский запал кончился и займёшься тремя «ка»?
– Хреново было на переправе. Половина гражданских погибла. Могла всех положить, но Губер ещё до начала наведения переправы вместе с этим… Из сапёров…
– Брязгин?..
– Нет, который его зам.
– Бочковский.
– Да, он самый…
– Они проехали выше по течению и переправились там вместе с автоматчиками. Правда, пока они добрались до переправы, уже начали стрелять…
Вероника замолчала глядя в пол. Замолчала надолго.
– Ну и?
– Я не видела ничего… Я лежала мордой в землю и кричала… И вся мокрая была…
– Ты хочешь сказать, что ты больше не полезешь с оружием на передовую?
– Ну вот ещё!..
Гордый подбородок взлетел вверх, а пальцы вцепились в ремень оружия, будто я отбираю его.
– Ладно. Я готов пойдём покажешь, где мы живём.
Хмурое небо нависало свинцовыми плитами над головой, заставляя сутулиться и втягивать голову в плечи. Два часа путешествия по посёлку палаточно-сборно-щитового-трейлерного типа вводили в безразмерную тоску. Редкие домики, оставшиеся целыми, занимали толпы народа. В советских бараках и коммуналках жили и то просторнее. Располагались кто во что горазд, дважды нас разворачивали назад то ли патрули, то ли милицейские отряды. Люди старательно кучковались по любым признакам, не пуская к себе «чужаков». Удачно заняв здание школы мы числились в «очень крутых», а сапёрам удалось договориться с мотострелками и присоединить к команде.
– Короче. – останавливаю экскурсию. – Собрать всех наших через час. На линейке возле школы. Бардак надо пресекать.
Сижу в бывшем директорском кабинете, переваривая увиденное.
Медленно прихожу в себя. Нет, сознания я не терял, но поразило, как быстро люди подробились на совсем маленькие кучки. Цемент. Из жизни ушёл состав объединяющий нас в страну. И не уверен в другом исходе по ту сторону океана. Европа… М-да, там полный бардак, и скорее всего под зелёным флагом, если есть кому его поднять. Австралия. Маленькая, как Москва по населению, но огромная по площади, что-то мне подсказывает, туда «подкинули дровишек» только из принципа не доставайся же ты ни кому. Африка. Северной обязательно прилетело, а вот центральная будет резать сама себя пока не опустится в каменный век. Китай. Мощные промышленные центры получили с трёх сторон, а то и из Пакистана, так на всякий пожарный, тоже. Людские ресурсы у них сейчас пойдут резко вниз, но вот дух подчинения останется тем же, потому и опасны, завалят трупами, причём без рефлексий. Индия и Пакистан устроят друг другу кровавую баню и тоже надолго. Средняя Азия только, если кто-то их объединит пройдут катком по многим соседям.
Мягкие пальчики легли на затылок, взъерошили волосы и накрыли лицо. Непередаваемый запах молодого женского тела и сгоревшего пороха. Целую маленькие подушечки, затем ладошки, нежную кожицу внутри запястий, где под прозрачной белизной голубеют вены. Останавливаюсь на мгновенье, а милый голос шепчет: «Ещё»
Мешковатый камуфляж взрыкнув отрываемыми пуговицами ещё летел на пол, а дрожащие руки уже вздёрнули майку, заставляя нежные груди подпрыгнуть резиновыми мячиками. Ещё жужжали, раскатывающиеся пластмассовыми тараканами пуговицы, а наши тела презрев законы физики сплелись на директорским столе в одно. Вцепившись друг в друга поцелуями, сминая объятиями, мы стремились отдать нерастраченную любовь и наверстать немыслимо долгие минуты разлуки.
Пусть мир подождёт…