Даки бежали в лес, забираясь вверх по склону горы. Глабр отправил было в погоню скордисков, чтобы те связали врага боем и дали подойти легионерам, но быстро убедился, что затея бредовая: по склону, да по бурелому верхом не поскачешь. Поймав пару варваров, ауксилларии вернулись.
   Легионеры, соблюдая меры предосторожности, собирали тела погибших товарищей. Потери были чудовищны. От девятой когорты осталось в строю не больше пятидесяти человек. Около двухсот раненных и более трехсот пятидесяти в покойниках. Убито тридцать семь скордисков, больше трети. Погиб Попедий, ранен Осторий. А результат? Убитых даков меньше полутора сотен. Селян чуть меньше сотни. Победа, хуже пирровой...
   Трибун был легко ранен в плечо случайной стрелой еще в самом начале боя. Всю сечу торчала, а он даже не заметил. Пока ее извлекали, пока промывали рану, перевязывали, Клавдий сидел с каменным лицом. Нет, сейчас он вовсе не был спокоен и невозмутим. Осознав масштабы случившегося, трибун потерял дар речи. Сулла охотно возвышал способных командиров, но и головы снимал легко. За меньшее.
   Осторий оцепенением не страдал. Префект потребовал, чтобы стрелу извлекли, проткнув ею бедро насквозь, ибо опасался, что наконечник может остаться в ране. Во время экзекуции он сыпал ругательствами без умолку, припомнив столько слов и выражений, что за всю жизнь не выучить, живя в самых захудалых трущобах Субурского ввоза.
   Десятая когорта, вступившая в бой в правильном строю, почти не пострадала. В центурии Севера пять человек получили ранения, не тяжелые. При перекличке не отозвался Бурос. Глабр забирал фракийца разговаривать с дарданами. Квинт вспомнил, что Бурос назад не вернулся. Оставив центурию на Барбата, Север направился к догорающему селу. Там бродило несколько скордисков, разыскивавших своих товарищей. Еще два варвара-ауксиллария отрубали головы мертвым дарданам и складывали их в большой мешок. Квинт некоторое время оторопело следил за ними. Из глубин памяти всплыло давно слышанное: галлы отрезают головы поверженных врагов и очень гордятся этими трофеями. На центуриона скордиски даже не взглянули, негромко переговариваясь на своем языке. Север отвернулся. Мертвым уже все равно.
   Здесь некуда было ногу поставить, не наступив на чье-нибудь тело. Мужчины, женщины, дети, лежали посреди дымящихся развалин. Воняло гарью, кое-где еще потрескивало пламя. Трех дней еще не прошло, а картина снова повторяется. Только создатели у нее теперь другие... Здесь было трудно дышать, Квинт прикрыл нос и рот краем плаща. Под ногами кто-то скулил. Пес, каким-то чудом уцелевший, взъерошенный и несчастный, облизывал лицо ребенка, в мертвых, остекленевших глазах которого отражалось небо. Пес не понимал, что его друг никогда уже не встанет, как и его мать, братья и сестры, лежащие здесь же. Как и отец, отсеченная правая рука которого мертвой хваткой сжимает топорище. Все, все мертвы...
   За черной стеной одного из домов раздавалось мерное возбужденное уханье. Центурион пошел туда и увидел скордиска, повалившего на землю женщину в разорванной рубашке. Штаны варвара были спущены до колен, и задница судорожно дергалась вверх-вниз. Квинт рванулся было оттащить насильника, но тут его взгляд упал на лицо женщины и центурион, споткнувшись, бессильно опустил руки. Ей уже было не больно. Глаза застыли навсегда. Горло перерезано... Варвар продолжал пыхтеть. Квинта передернуло.
   Под телом одной из женщин, лежавшей лицом вниз со страшной рубленой раной через всю спину, копошился какой-то сверток. Квинт осторожно достал его. Младенец. Он, почему-то, не плакал, только таращил на центуриона голубые глазенки. Север, стоял, как истукан, не зная, что же ему теперь делать. Один из скордисков что-то сказал на своем языке, обращаясь к центуриону. Его товарищ перевел по-гречески:
   – Он говорит, чего возиться. За ногу возьми, да об угол...
   Квинт выхватил меч. Скордиски захохотали и пошли прочь.
   "Варвары... Это все варвары, не мы... Мы – никогда... Ведь там, в Испании, Италии, такого не было. Никогда не было..."
   Не было? Что, деревни кельтиберов не жгли? Не насиловали их жен?
   "Жгли. Имущество отнимали, но там не было такого… кровожадного безумия…"
   – Командир!
   Север оглянулся. К нему спешил Авл, сзади которого виднелось еще несколько легионеров шестой центурии.
   – Нашли Буроса? – спросил Квинт.
   – Нет пока. Зато тут девчонка отыскалась. Живая!
   – Какая девчонка, где? – оторопело проговорил Север.
   – Обычная. Лет пятнадцати. В землянке пряталась. Вроде погреба. Только эти, – Авл кивнул головой на скордисков, – уже штаны поснимали и в очередь выстроились. А девку мы нашли! Наша она! Сейчас там драка опять будет.
   Центурион, бережно прижимая ребенка к холодной кольчуге, забрызганной кровью варваров, заторопился вслед за Авлом. Клинок все еще был в его руке, и он не замедлил им воспользоваться, ударив одного из варваров, лающихся с легионерами, плашмя по спине. Скордиски окрысились, но Квинт рявкнул так, что его собственные люди испуганно присели:
   – А ну пошли вон все! В капусту изрублю!
   Один из варваров рыпнулся было вперед, но центурион, не думая ни мгновения, ударил его, не ожидавшего такого поворота, ногой в живот. Варвар согнулся, а Квинт оглушил его мечом по голове. Опять плашмя, крови и так пролилось достаточно. Легионеры дружно встали за спиной командира, обнажив мечи и скордиски попятились, огрызаясь.
   Север присел на корточки рядом со сжавшейся в комочек девушкой. Она не была ранена, даже белая домотканая рубашка не запачкана, но в глазах стоял невыразимый ужас. Центурион медленно протянул ей младенца. Девушка судорожно схватила его, прижала к себе, не сводя с Севера безумных глаз.
   Квинт поднялся.
   – Пошли. Еще Буроса надо отыскать.
   – Так как же... – удивленно пролепетал Авл, – ведь мы же девку нашли. Наша она...
   "Это не мы…"
   Север резко повернул к нему искаженное бешенством лицо.
   – Что ты сказал?!
   Легионер отшатнулся.
   – Н-ничего...
   "Юпитер, как он наивен! Прошедший две войны, топчущий дороги третьей... Это не мы... А кто?"
   – Пошли.
   
   Бурос отыскался у самых ворот. Он лежал под телом рослого варвара, из-за чего фракийца сразу и не заметили. Его меч был в ножнах. Похоже, Бурос даже не успел понять, что произошло. На лице застыло удивление. Дарданский топор, разрубив правую ключицу, застрял в середине груди одриса.
   – Из Македонии мы с тобой шли, – прошептал Квинт, – чтобы здесь же круг и замкнулся...
   Центурион закрыл Буросу глаза. Легионеры подняли тело товарища.
   Чувство времени изменило Северу и он не смог бы сказать, когда на месте побоища появился Базилл. Да, по правде говоря, это Квинта не очень-то и волновало.
   Сожжение деревни варваров легата не тронуло, а вот перечисление потерь заставило нахмуриться. Глабр стоял перед командующим навытяжку, ни жив, ни мертв. Наказания, употребляемые для солдат и младших командиров, ему не грозили, но Базилл, а тем более Сулла, ведь могут измыслить что-то нестандартное, не унижающе достоинство патриция, но при этом такое, что мало не покажется.
   – Значит ты, предполагая засаду, половину отряда в боевом построении оставляешь на левом берегу, чтобы в случае вражеской атаки потерять кучу времени на переправу и восстановление строя? А все остальные, тем временем, идут в походном порядке прямо в ловушку? Которую ты ждешь?
   – Я не ждал ловушки, мой легат, – негромко проговорил Глабр, – я, всего лишь, хотел посмотреть, как поведут себя эти селяне. Проявят ли агрессивность. Мы должны быть уверены в своих тылах.
   – Хотел он посмотреть...
   Базилл не принял решения. А может просто не высказал до поры. Однако, командовать авангардом назначил другого трибуна.
   Похоронив убитых, легионы двинулись на Браддаву и достигли ее в тот же вечер. Девнетовы люди, застигнутые врасплох, несмотря на предупреждения Веслева, завидев, какая по их души пришла сила, открыли ворота крепости без боя.
   Утром следующего дня на один из римских постов вокруг крепости вышел Асдула со своими людьми и попросил, что бы его провели к полководцу.
   
   …Костоправ, семеро тавлантиев и спасенные ими женщины с детьми, звериными тропами уходили на запад, забираясь повыше в горы. Уцелевшие в резне молчали. Все они потеряли отцов, мужей, сыновей и братьев. Потеряли всё. Мир перевернулся. Они еще не отошли от шока и нескоро придут в себя, чтобы задать вопрос:
   "Что же делать дальше?"
   Не знал ответа и Веслев. Задача, которую он взялся решать, казалась невероятно сложной, но все же выполнимой. Но не теперь, когда волки вкусили крови. Сознание услужливо напомнило о тех, кто спровоцировал бойню.
   "Да, волки... С обеих сторон..."
   – Как дальше-то, брат? Все равно поедешь к римлянам?
   – Нет, Остемир. Теперь нет.
   – Побьют они дарданов. Не выстоят тарабосты. Никто не выстоит.
   Веслев задумчиво покачал головой. Дом, возводимый десятилетиями, рассыпался на глазах, превращаясь в труху. Митридат повержен. Фракийцы разобщены. Балканы практически потеряны, Остемир прав. Римляне в силах покорить все племена. Что же остается? Опустить руки?
   "Ну нет, я еще не закончил здесь. И здесь, и в Италии".

– Фимбрия осадил Илион. Далее следует какая-то муть. Якобы местные уже сдались Сулле. Как они могли это сделать, не понятно, ведь Сулла все еще торчит в Греции.
   – Может они сдались Лукуллу? Он ведь раздобыл флот?
   – Не знаю. На море давно уже осенние шторма. Не знаю, я не моряк, может и Лукуллу. Не суть важно. Короче, жители Илиона открыли ворота Фимбрии, а тот поприветствовал их и похвалил, за то, что они стали друзьями Рима. Мы мол, римляне, от древних троянцев происходим, привет родственнички, со свиданьицем! После чего с улыбкой предал город огню и мечу. Я так и не понял, зачем. Уже десять раз пожалел, что поддался уговорам этого безумца и отправил его с Флакком.
   – С другой стороны, он побеждает, – сказал Марий.
   – Он убил консула, – резко вставил Перперна.
   – Победителей не судят, – возразил Марий.
   – Если только они не ведут двойную игру.
   – Какие у тебя основания для таких подозрений, Корнелий?
   – Заданием Флакка было отстранение Суллы от командования, а уж потом война с Митридатом. Фимбрия Митридата, конечно, немного побил, но позволил улизнуть. Чем он сейчас занят в Азии, мне совершенно непонятно. А Сулла, у которого не осталось в Греции врагов, спокойно перезимует и во главе своих закаленных легионов переправится в Италию! В то время, как наши легионы совершенно неуправляемы и предаются грабежу там, где не надо! Набирать новые? А Сулла наберет. Я еще месяц назад вам говорил, мои лазутчики сообщают – по всей Фессалии оружейники загружены работой выше головы. Если Сулла разгромил Митридата, против кого он теперь собирается воевать, а?
   Нобили некоторое время молчали, потупив взор.
   – Всегда подозревал, что Фимбрия сумасшедший. Особенно после того случая, когда он пытался затащить в суд Муция Сцеволу за то, что тот не дал ему, Гаю Флавию, себя убить. "Не принял меч всем телом", – сказал Перперна.
   – Фимбрия возомнил себя Александром, – заметил Гратидиан.
   – Что-то многие в последнее время мнят себя Александрами, – буркнул Цинна.
   – Мы намекаешь на тот случай в суде над молодым Помпеем? – спросил Перперна, – Филипп давно благоволит этому юноше. Я, пожалуй, даже соглашусь, что молодой Гней весьма похож на изображения Александра.
   – Больше разговоров, чем сходства, – фыркнул Цинна.
   – Но в остроумии Марцию не откажешь, – усмехнулся Гратидиан и, приняв насколько это было возможно на обеденном ложе позу оратора, картинно произнес, словно передразнивая кого-то, – нет ничего удивительного в том, что Филипп любит Александра!
   – Кстати, о Марции Филиппе... – раздался голос со стороны входа в триклиний.
   Цинна и ближайшие к нему гости обернулись: в дверях стоял человек, одетый в короткий плащ поверх теплой шерстяной туники. Он был среднего роста и весьма крепкого телосложения: окружностью бицепсов вновь прибывший посрамил бы любого из гостей, даже Мария-младшего, который по примеру своего великого отца немало времени проводил в воинских упражнениях и брал уроки владения мечом у известных гладиаторов. Однако, вовсе не мощные мышцы отличали облик пришельца. Первое, что бросалось в глаза при взгляде на него – черная повязка на лице, прикрывающая левый глаз. Из-под повязки виднелся уродливый шрам.
   Немногие славные воины имеют возможность всюду носить с собой свои награды, фалеры и венки. В этом смысле Квинту Серторию повезло: знак его воинской доблести, приобретенный во время Союзнической войны, всегда был при нем.
   Квинту Серторию было тридцать семь лет. Уроженец города Нурсии, что в землях племени сабинов, он начал карьеру в легионах Сервилия Цепиона. Родовитый, влиятельный Цепион мог существенно продвинуть амбициозного провинциала, став его покровителем, однако надежды Сертория едва не пошли прахом. Во время войны с кимврами Цепион стал причиной сокрушительного поражения римлян в битве при Аравсионе, за что был привлечен к суду, лишен гражданства и едва избежал казни. Молодой Серторий был ранен в этой бойне, унесшей жизни нескольких десятков тысяч римлян, и чудом спасся.
   Позже он продолжил службу под началом Мария. Герой Югуртинской войны одержал впечатляющую победу над варварами, разбив их при Аквах Секстиевых. Продвинулся и Квинт, именно тогда он совершил свои наиболее выдающиеся подвиги. Несмотря на всеобщее восхищение "вторым основателем Города", Серторий не попал под обаяние Мария, своей простотой и близостью к низам легко очаровывавшего солдат. Отношения у них не складывались, возможно, из-за того, что Серторий сохранял связи с враждебной Марию семьей Цепионов. Через несколько лет Квинт отправился в Испанию на войну с кельтиберами, которую вел консул Тит Дидий, вскоре ставший патроном нурсийца. Войска Дидия по большей части состояли из преданных Марию солдат, в числе трибунов были провинциалы, естественным образом тяготевшие к популярам, но сам консул, как и Цепион, симпатизировал консервативной партии, связанной с влиятельным родом Метеллов, а через них с Суллой. После кельтиберской войны и триумфа консула, Серторий, благодаря своему патрону избрался в квесторы и зарекомендовал себя на этой должности деятельным чиновником.
   Все шло к тому, что нурсиец и дальше пребудет в лагере консерваторов, однако во время Союзнической войны Тит Дидий пал в бою с италиками и Квинт остался без покровителя. Он попытался избраться в плебейские трибуны, однако столкнулся с мощным сопротивлением со стороны Суллы, который продвигал другого, в большей степени "своего" кандидата. Политические взгляды Сертория были Сулле непонятны, а годы службы того под началом Мария казались достаточным основанием для неприязни. К тому же Серторий был популярен в народе и уже этим опасен. Так Сулла толкнул потенциального союзника в объятья своих политических противников, а те приобрели полководца, пожалуй, наиболее опытного среди них.
   Именно Серторий избавил марианцев от опасного наследия Старика – четырех тысяч освобожденных рабов Мария, чинивших насилие по воле безумного консула. Серторий заманил их на Марсово поле под видом раздачи наград и всех перебил. За это Цинна, которому головорезы Старика не прибавляли популярности, предложил Серторию должность префекта Города. Должность формальная, реальной власти префект не имел, но все эдилы, одним из которых горел желанием стать Квинт, на текущий год уже были избраны. Цинна гарантировал, что в следующем году Серторий точно станет эдилом, продолжив восхождение по карьерной лестнице. Подумав, нурсиец согласился. Функции охраны правопорядка он у эдилов забрал, да те особенно и не сопротивлялись, уж очень хлопотное это занятие, а Квинта уважали не только голодранцы на Форуме, но и авторитеты преступного мира, с которыми он смог найти общий язык в дни всеобщего хаоса, охватившего Город.
   – Приветствую тебя, славный Серторий! – обратился к прибывшему хозяин дома, – присоединяйся к нашему пиру. На ложе найдется место для тебя.
   – Мне не до праздников, – мрачно ответил префект.
   – А что случилось, почему ты так хмур в первый день Сатурналий?
   – Да, и что ты там говорил про Филиппа? – спросил Марий.
   – Мне только что стало известно – какие-то ублюдки вырезали охрану Марция Филиппа, а его самого избили до полусмерти.
   – Что?! Когда это случилось? Где?
   – На Скавровом ввозе, недалеко от улицы Триумфаторов. Очевидно, он направлялся к себе домой. Я был на Палатине, поэтому меня известили достаточно быстро. Первым делом решил заглянуть сюда. Так, на всякий случай... Проверить, не ломится ли толпа в твои ворота, Цинна... Ведь ты, отпустил слуг. Сейчас всего можно ожидать. На улицах полным-полно пьяных рабов. Честное слово, первая мысль была: "это мятеж". Рад, что у вас все в порядке.
   – Филипп жив?
   – Жив, но помят изрядно. Впрочем, все это с чужих слов, сам я его еще не видел.
   – Какой кошмар... – прошептал побледневший Перперна, – поднять руку на консуляра и действующего цензора...
   Марций Филипп был его коллегой, и обязанности цензоров им предстояло исполнять еще полгода.
   – В наше время, – ответил Серторий, – быть мужем консульского достоинства более опасно, чем, к примеру, башмачником. Мне доложили, что задержан какой-то человек, не побоявшийся прийти на помощь Марцию. Сейчас его допрашивает Тиберий Лидон из коллегии двадцати шести мужей. Случай, по меньшей мере, удивительный. Я должен спешить, уважаемые. Приятно провести остаток вечера.
   – Подожди, – остановил префекта Марий, – а те ублюдки?
   – Скрылись. Никого поймать не удалось. Пока. Еще раз, всего хорошего.

Я окончательно осознал, что моя книга - унылая хрень. Количество посетителей - лучший индикатор ее "интересности". Продолжать в таком виде - биться лбом об стенку.
Посему решил пока заморозить ее. Буду резать и перекомпоновывать, переосмыслять всю концепцию.
Всем спасибо, кто читал.

Займусь пока другим проектом, чтобы отогнать уныние. Может у него будут лучшая судьба.