Хотел как-то продолжить славные сказочно-эпические традиции, да быстро сдулся, не дописал...   

…Жил у моря-океана,
Утром трезвый, к ночи пьяный,
Со старухою старик,
Мрачный пожилой мужик.

Невысокий, весь в наколках,
Взгляд холодный как у волка -
Из восьмидесяти лет,
Что прожил на свете дед,
Пятьдесят, а может боле,
Пребывал дедок в неволе.
Лагеря его удел:
Раз пятнадцать дед сидел!

Начав с Беломорканала,
Так судьба и поканала:
Лагеря, этапы, «крытки» -
Всё на коже, как открытки.
Грудь, спина и, ясно, пальцы
Синим цветом у страдальца:
Строил дамбы, лес валил…
Так на свете дед и жил…

И жена ему под стать,
Право, стоит рассказать:
Роза Кац, она же «Муха» -
Это, ясно, погремуха -
Восемь ходок, два побега,
Волосы белее снега,
Но красива до сих пор –
Ведь не зря ж влюбился вор?!

В Салехарде было дело –
Муха тоже там сидела,
При Хрущеве или Лёне,
Обженили их на зоне,
Год за годом полетели,
Вскоре оба поседели,
Отошли от дел, обжились,
Возле моря поселились.

Вчера разбирали с женой старые письма и т.д. и нашли вот ентот шЫдевр, написанный мною в 2001 году, после того, как я наколол топором в деревне у тещи пару кубов осиновых дров...   

БАЛЛАДА О ВЕЧНОМ СПОРЕ ТОПОРА И ПОЛЕНА

А всё-таки, как хороши Дрова!
Как в печке они радостно стреляют!
Как сладостно кружится голова,
Когда открыть заслонку забывают!

О, слава вам, отжившим деревам,
Порубленным умелым дровосеком,
Осиновым поленьям и стволам,
Украденным в посадке прошлым летом!

Да здравствуют стальные топоры,
И острых пил неистовые зубы!
И, соблюдая правила игры,
Пусть над трубою вьются дыма клУбы;

Пусть двор усеян сорванной корой,
Пусть в кожу въелись мелкие опилки –
Зато Дрова нарублены горой,
Зато дрожат от напряжения поджилки!

Да, я поэт пилы и топора,
Я лирик от печного отопленья –
Быть может мне уже давно пора
Ваять поэму о пылающих поленьях!

Пусть канут в Лету и «Онегин» и «Му-Му»,
Их строки так пусты и примитивны…
За что читают их?! Вот, право, не пойму -
Ни слова о Дровах – глазам противно!!!

Моё перо повергнет в радость мир,
Окончит все этнические стычки –
На всей планете воцарится пир
Во славу Рубки Дров… блин, где же спички?!

А, вот они – всего лишь коробок
И сорок тоненьких наструганных лучинок –
Чирк! – и в руке затлелся огонёк,
И печь пылает, и не нужно керосина;

А что в печи? В печи трещат Дрова,
Снопами искр взрывая сумрак ночи,
И снова сладко крУжит голова,
И так тепло, как жарким летом в Сочи;

Но чтоб такой курорт себе иметь,
Чтоб в доме были настоящие Багамы,
Пришлося Ольгерту изрядно попотеть,
Круша Дрова без всякой пилорамы!

И в том стахановском, безудержном труде
Отполировано до блеска топорище –
Зато так сладко ноет в животе,
Когда бессильный ветер злобно свищет;

А мы сидим в натопленной избе,
Где каждый градус помнит труд Олежки,
И так легко и радостно в душе
От треска стройного пылающих полешков!

2001 г.