ПРОДА
Она сидела в машине, медля взлетать. Не потому даже, что пребывала в растрепанных чувствах, хотя некоторый душевный раздрай имел-таки место быть. Просто ей казалось, что вот-вот произойдет нечто, что потребует ее пребывания на твердой земле. И действительно, не прошло и пяти минут, как на панели приборов замигал огонек межсистемного вызова. Дубинин, ну надо же! На ловца и зверь…
- Привет, Маруся, - командующий Четвертым крылом был само радушие, но впечатление несколько портили глаза. Что-то определенно назревало. – Как ты там? Вся в трудах?
- Привет. Я не в трудах, я в школе Петра Первого. Точнее, возле школы.
- Уже? Или еще?
- Смотря, что ты имеешь в виду. Уже пообщалась с офицером-воспитателем. Еще не взлетела.
Капитон слегка нахмурился.
- И что же в очередной раз натворил мой крестник?
- Подрался, - Мэри слегка поморщилась. – И дело не в самом факте – я в его возрасте дралась каждый день. Просто причиной в данном случае послужила претензия одного из однокурсников: дескать, своими успехами в учебе парень обязан положению отца.
- Ну, это вряд ли, - степенно возразил Дубинин. – Никита, конечно…
- Имелся в виду не Никита.
- Так… – Капитон сцепил пальцы рук в замок и слегка подался вперед. – Похоже, я вовремя.
- Очень даже может быть. Давай, выкладывай.
И Дубинин выложил. То, что он говорил, было настолько скверно, что, по всей видимости, было чистейшей правдой. Придумать такое специально прямолинейный до полной несгибаемости Капитон уж точно не смог бы.
Когда он закончил, оба довольно долго молчали.
- Знаешь, Дубинин, - заговорила, наконец, Мэри, - мне очень нравится моя песцовая накидка. Но одно дело время от времени носить песца на плечах и совсем другое – когда вокруг один сплошной… песец. Дрянь дело.
Капитон ободряюще улыбнулся:
- Ты, Марусь, того, не трусь. Образуется, Марусь…
Старая сатирическая сказка всегда приводила Мэри в хорошее настроение, но теперь не справилась и она. Дубинин сообразил, что попытка развеселить собеседницу провалилась, и неуклюже пожал плечами. Выглядело это довольно внушительно – в последние годы крестный Егора изрядно отяжелел. Никита, кстати, сказал бы «закабанел», но покойный муж вообще ради красного словца никого не щадил, не делая исключения даже для ближайших друзей.
- Надо было, конечно, раньше с тобой связаться, но я надеялся, что все как-нибудь само затихнет.
- Нет, Капитон, такие вещи сами собой не затихают. Тут глушить надо. Как рыбу. Взрывчаткой. Спасибо за информацию, я подумаю, что можно предпринять. Здрав будь, боярин.
Отключив связь, Мэри потянулась было к блоку автопилота, потом скривилась, показала кому-то невидимому кукиш и уронила правую руку на сенсоры управления, с места врубая форсаж.
Легкий двухместный кар с нейтральными позывными творил черт знает что. Правду сказать, поначалу сержант Федоров даже залюбовался засранцем: такие кренделя тот выписывал. И местность внизу, в принципе, безлюдная – вечно ему достаются самые глухие места для патрулирования! – но порядок есть порядок. Потому, наверное, он так и помрет сержантом, что порядок ставит превыше всего. Тем более что пилот, если судить по поведению, пьян в стельку. Или под кайфом. Кто ж на трезвую голову будет так издеваться над машиной и над собой. А может быть, вообще суицидник?
Впрочем, на приказ приземлиться и ждать этот придурок отреагировал вполне нормально. Ну, почти. Его рывок к земле заставил бывалого полицейского на секунду зажмуриться. Псих. Точно, псих. Пробы негде ставить.
А посему не было ничего удивительного в том, что когда зеркальный колпак кабины ушел вверх и назад, патрульные, не приближаясь, пустили вперед крохотный тестер. Напарник, Мишка Соколов, изучил полученные данные и отрицательно покачал головой: следов алкоголя и наркотиков в воздухе кабины прибор не обнаружил.
- Полиция! Выйти из машины!
На обширную уходящую к горизонту пустошь выбралась фигура в черной флотской форме с неожиданно серьезными погонами. Пальцы затянутой в перчатку левой руки были слегка скрючены, но это дошло до Федорова только постфактум. Куда больше его занимал сейчас узел темно-русых волос на затылке и заплаканное, явно наспех вытертое, смутно знакомое лицо. Где-то он эту женщину уже видел. В новостях, что ли?
- Документы!
Мишка принял карточку, вставил ее в считыватель и вдруг вытянулся почти по стойке «смирно». Сержант покосился на дисплей и почувствовал, как сами собой разворачиваются плечи.
- Ваше сиятельство! Сержант Федоров, добрый день.
- Кому добрый, - глухо произнесла графиня Корсакова, - а кому и не очень. Что, все что могла – все нарушила?
- Ну… - замялся Федоров, - почти.
- Ясно. Виновата, не спорю. Действуйте, сержант.
Действовать сержанту не хотелось. Совсем. Дураку видно – хреново ее сиятельству. Так хреново, что даже полицейских по матушке посылать не хочет. А ведь может, полномочия позволяют. Опять же, это она сейчас не хочет, а что потом будет? Так ведь и вовсе из полиции вылететь недолго. Да ладно если только сам вылетит – еще и Мишку за собой утащит.
- Куда вы направляетесь, выше сиятельство?
- Домой, - криво усмехнулась женщина.
Федоров уже принял решение, которое, как он думал, сможет и волков накормить, и овец уберечь.
- А давайте-ка я на управление сяду. А напарник мой полетит сзади и потом меня заберет. Договорились?
Через несколько минут, ушедших на утряску с начальством смены маршрута патрулирования, сержант расположился в кресле пилота, проверил, как пристегнута на пассажирском месте хозяйка машины и стартовал. Соколов пристроился в кильватере.
Некоторое время Федоров молчал, изредка косясь на сидящую справа женщину. Устремленный то ли в никуда, то ли вглубь себя, почти остекленевший взгляд ему не нравился, равно как и напряженная поза. Вообще-то следовало бы помолчать: майор Суховей Христом Богом вкупе со всеми деталями анатомии умолял быть поаккуратнее. Но…
- Неосторожно, ваше сиятельство. Во время пилотажа плакать – последнее дело. Что ж вы так?
- А где плакать, сержант? Дома? Там дети. На службе люди. При родных и вовсе нельзя, до смерти зажалеют. На кладбище какая-то дура из «Светских новостей» прицепилась, как медом им намазано, еле ноги унесла. При патрульном тоже, вроде бы, не дело…
- Да при патрульном-то как раз не зазорно, - прогудел Федоров.
Судя по показаниям приборов, времени до финиша оставалось еще немало, можно было и поговорить.
- Ни разу не пробовала, - графиня Корсакова, наконец, улыбнулась. – Не поверите, сержант: до сих пор в полицию попадать не доводилось. Служить – служила, а попадать… разве что один раз, в студенческой юности, на Картане. Но там меня быстро из участка выпроводили.
Слегка опешивший сержант порадовался про себя, что машиной управляет автопилот. Это кому в полиции служить доводилось? Личному помощнику его императорского высочества? Ну, дела!
Женщина, должно быть, заметила появившееся на лице патрульного выражение, поняла его причину и кивнула, подтверждая сказанное.
- Служила, было дело. Еще на Бельтайне. Был такой мерзавец, Мануэль Мерканто, может слышали… так Дядюшка, когда его взял, на всю награду «Сапсаны» закупил для нужд полиции. Вот мы с сестрами на них и летали, пока штатные полицейские пилоты проходили подготовку на Белом Камне.
Федоров окаменел. Слышал ли он про Мануэля Мерканто? Он?!
- Дядюшка? Кто это?
- Полковник Морган, командующий полицейскими силами Бельтайна. А что?
Сержант помолчал, собираясь с силами.
- На том корабле, который Мерканто захватил последним, была моя сестра. В обслуге состояла. Только она этой сволочи то ли недостаточно молодой показалась, то ли недостаточно красивой… убили сеструху. Я когда узнал, что Мерканто взяли и казнили, заказал благодарственный молебен. А кому, кроме Бога, сказать спасибо, не знал. Теперь вот знаю. Этот ваш дядюшка – он жив еще?
- Жив и здравствует, - графиня смотрела на Федорова спокойно и серьезно.
- А что он пьет?
- Генри-то? Все, что горит. А что не горит – то поджигает и опять же пьет. Так что не ошибешься, сержант. Тарисса, Бельтайн, Нью-Дублин, офис командующего планетарной полицией, полковнику Генри Моргану. Запомнил адрес, мужик?