Как вариант:

Командир (теперь уже – командир) лейб-конвоя стоял лицом к большинству офицеров. Поэтому он сразу заметил и странное выражение, совершенно одинаковое, промелькнувшее на лицах навигаторов, и то, как молодой пилот – тот самый, на которого пару дней назад орала в рубке графиня Корсакова – резко оборвал движение, словно хотел схватиться за голову.
В этот момент  жестом попросил слова Арсений Кобзарев, которого (Даниил это знал) на крейсере за глаза называли «Девяткой»: капитан третьего ранга… третий помощник… трижды три… девятка и есть. Ш-ш-шутники!..
- Госпожа капитан первого ранга! То, что вы предлагаете, вполне осуществимо технически, но  к чему торопиться? Я не оспариваю принятое вами решение…
На окаменевшем лице Марии Александровны отчетливо читалось: «Попробовал бы ты!» и, кажется, «Заткнись!». Вмешательство Кобзарева ей явно не нравилось.
- … однако к чему спешить? В данный момент кораблю ничто не угрожает, жизнеобеспечение в норме. Те из раненых, кому можно помочь, получают всю необходимую помощь. Те, кому помочь нельзя, находятся в полной безопасности в гибернаторах. Если же предложенный вами план будет реализован, крейсеру опять понадобится новый командир. Кадровая свистопляска, тем более в наших обстоятельствах…
- Мы ограничены во времени, Арсений Павлович, - медленно, нехотя проговорила графиня Корсакова. – Есть веские основания полагать, что промедление может оказаться фатальным. Не хочу всуе произносить слово «война», но горячих голов хватает как в Новограде, так и в Бэйцзине. И чем дольше его императорское высочество будет отсутствовать, тем выше вероятность того, что победят именно они.
Объяснение было понято и принято, но капитан ясно видел, что оно нисколько не успокоило ни Кобзарева, ни остальных.
Хлопнув себя по лбу, как будто вспомнил вдруг что-то очень важное, Даниил коротко извинился перед великим князем.

yjh
Так. Приплыли. Давайте по пунктам.
Первое.
Идея САМОпожертвования вполне помещается в головах. Но тут-то речь идет не о том, чтобы пожертвовать СОБОЙ. Меня всегда интересовало: что чувствовал Агамемнон, отправляя Ифигению на жертвенник? Он, впрочем, был герой и царь, ему - возможно - было пофигу. Но офицеры крейсера не цари и, возможно, даже не герои. Они - обыкновенные служивые ЛЮДИ. Отсюда -
Второе.
Как вы себе представляеете набор чувств и эмоций, испытываемых двадцатичетырехлетним Ильдаром Бедретдиновым? Как по мне, то это:
а) стыд (не я предложил свою голову на заклание),
б) облегчение (Бедретдинов психически здоров, а инстинкт самосохранения - один из базовых)
в) снова стыд (за это облегчение, неподобающее, с его точки зрения - в силу воспитания и присяги - мужчине и офицеру)
И этот набор - НОРМАЛЕН.
Плюс уже упомянутый субъектевизм: мне не пришло в голову выжить за счет командира, значит, и никому не пришло.
Вот как-то так.
Мне казалось, что это достаточно очевидно. Нет? Жаль.

У Константина создавалось впечатление, что ему морочат голову. В чем подвох, он, поковник-бронепех, сообразить не мог просто по недостатку специального образования, но в самом наличии подвоха не сомневался. Так что пока Рори О’Нил  расписывал технические и медицинские подробности предстоящей процедуры, а Мария поясняла необходимость использования именно ее головы в качестве основы для «живого маяка», он внимательно наблюдал за собравшимися.
Доклад О’Нила поверг навигаторов в шок – это он видел предельно ясно. С чего бы? Ретранслятор подключается к источнику сигнала, носитель маяка пребывает в эвакоботе, через маску подается кислород, через вены – питательные вещества… все достаточно логично. Вот только… если этот вариант так хорош, как расписывают эти двое, почему его не реализовали сразу после того, как подпространственный привод был доведен до ума? И почему Мария время от времени обводит кают-компанию явно предостерегающим взглядом? Нечисто дело, ох, нечисто! Где же зарыта собака? А ведь зарыта же, зарыта, чтоб ей пусто было, суке проклятущей!
И объяснять ему что-либо сверх сказанного, похоже, никто не собирается, он пассажир, служивший в войсках планетарного базирования. Для флотских – почти гражданский, тут титулом не покозыряешь. Будь ты хоть сто раз наследник престола, но пока-то еще не Верховный Главнокомандующий, и против старшего по званию, тем более командира корабля, эти ребята не пойдут. Она же свою позицию обозначила исключительно четко.
Ну да ничего, Терехов тоже бдит, вон как помчался. И объект для блиц-допроса выбрал очень правильно, капитан-лейтенант по молодости лет звено слабоватое, авось, проговорится.
Сообщение… ага… что-о? Однако…
- Итак, господа. Положительные стороны предложенного решения мне ясны. Что же касается отрицательных – странно, что я узнаю о них не от вас. Нет! – он резко поднял руку, обрывая возможные возражения. – С вашего позволения, я хотел бы переговорить с командиром корабля. Наедине. Благодарю.
Минуту спустя они остались в кают-компании вдвоем. О’Нил помедлил было в дверях, но тоже вышел. Дверь закрылась.
Графиня Корсакова стояла, скрестив руки на груди, с самым независимым видом. Только настороженный взгляд сузившихся глаз и сжатые с тонкую прямую линию губы выдавали беспокойство. Беспокойство – и готовность к драке.
- Значит, мозги в желе, - мягко произнес Константин. – Этак через пару часиков. И ангельские трубы спустя сутки. Ну-ну. Что ж ты такое удумала-то, душа моя? И почему напрямик не сказала, что к чему?
- Я, знаешь ли, тоже не в восторге, - желчно усмехнулась Мария. – А не сказала потому, что хотела избежать этого разговора. Слабость с моей стороны, признаю. Но мне, знаешь ли, и без того стресса хватает.
Она устало повела плечами. Видно было, что ей действительно не хочется говорить на заданную тему, но приходится, и это ее не то, чтобы злит… скорее, раздражает.
- Тут ведь такая штука, Костя: какое решение ни прими – оно неправильное. И приходится выбирать то, которое будет наименее неправильным из всех. Время-то уходит. Признаться, я надеялась, что мы там же, где побывал мой пращур, и сумеем найти его маяк… но либо мы в другом месте, либо маяк разрушен. Либо – просто затерялся. А искать некогда. Ты оцениваешь ситуацию так же, как я, и понимаешь, что если не вернешься в самое ближайшее время, последствия…
- Последствия, да… - перебил он ее. – Ищи другой способ, Маруся. Если я вернусь такой ценой, последствия тоже будут не фонтан. Зарецкий мне не простит, это и к бабке не ходи. Да и флот тоже. И жить и править я буду трусом, спрятавшимся за женскую юбку и бросившим ее хозяйку умирать.
- Зарецкий в первую голову офицер, и только потом мой дядя. Он поймет. И флотские поймут. Я ведь тоже офицер. Как и ты, кстати. Костя, ты не принадлежишь себе, твоя первейшая и главная задача – вернуться, при чем тут трусость? Как тебе такое вообще в голову пришло?! Твой долг, как офицера, – вернуться, а мой долг, как офицера же, обеспечить твое возвращение. И где ты, кстати, видишь юбку?!
- Маруся… - начал Константин, но она перебила его:
- Мы оба знаем, что в существующих условиях другого выхода нет. И все, кого ты выставил из кают-компании, знают это не хуже. Согласись, объяснила я достаточно популярно.
Великий князь понимал, что она права. И наследник престола понимал. И полковник бронепехоты понимал тоже. Только мужчина еще сопротивлялся принятому решению, сопротивлялся отчаянно, безнадежно. И уже зная, что проиграл, все-таки спросил:
- А что я скажу твоим детям?
Спросил, и тут же пожалел об этом. Потому что притворная невозмутимость слетела с Марии, как слетает с ветки сухой лист, подхваченный злым осенним ветром. Ненадолго слетела, на пару секунд, не больше, и тут же вернулась на место, расправляя горькие складки у рта и осушая глаза, вдруг налившиеся слезами. Мгновение – и словно и не было ничего. Только голос вдруг стал хриплым.
- Если ты не окажешься в нужном месте в нужное время, и конфликт все-таки разгорится, появится столько детей, перед которыми придется держать ответ, что мои просто потеряются в общей массе.
Она помолчала, словно собираясь с духом, потом медленно кивнула кому-то невидимому и протянула Константину на ладони футляр с кристаллом, который, должно быть, все это время сжимала в кулаке.
- Вот. Детям я уже все сказала. Отдай это Егору. Он тоже офицер, и все поймет правильно. Я в него верю. И в тебя. Не подведи меня, ладно?
Константин шагнул вперед, протянул руки, чтобы обнять, прижать, никуда не отпустить… но Мария резко отшатнулась.
- Не делай этого. Если ты меня обнимешь, я могу вспомнить, как хороша жизнь. Вспомнить – и испугаться того, что предстоит сделать. А пугаться мне никак нельзя, согласен?
Признав свое поражение, мужчина отступил на задний план. Великий князь с церемонным поклоном принял кристалл. Полковник пожал руку коллеге-офицеру. Наследник престола, задержав ладонь дамы в своей, мимолетно прикоснулся губами к кончикам  пальцев и с отчетливо различимой кровожадностью пообещал:
- Я найду того, кто заварил эту кашу. Найду – и прикажу казнить мерзавца у постамента твоего памятника.
- Не вздумай! – взвилась Мария. Мелькнувшая было в глазах обреченность сменилась искренним возмущением. – Еще не хватало!
- Казнить? – уточнил Константин.
- Памятники ставить! Только попробуй – и в императорском дворце Новограда появится привидение. Без мотора. Дикое и вряд ли симпатичное.
Она уже почти смеялась. Истерикой, кстати, в воздухе и не пахло, разве что – здоровой, веселой злостью.
- Точно появится? – Константин чувствовал, как откуда-то изнутри поднимается почти непреодолимое желание сделать что-то наперекор. Марии, самому себе, Судьбе…
- Точно! – подтвердила она.
- Тогда я поставлю пять памятников. Или десять. Чтоб уж наверняка. И твое привидение займет должность моего личного помощника. Благодать-то какая – ему ж ни жалованье платить не надо, ни на отдых пинками загонять…
Она хотела что-то ответить, даже набрала полную грудь воздуха для длинной и наверняка весьма экспрессивной тирады, но тут дверь кают-компании приоткрылась ровно настолько, чтобы внутрь пролезла голова Терехова.
- Ну что еще?! – рявкнула Мария, которая, должно быть, испытывала сейчас потребность оторваться хоть на ком-то.
- Маяк! – почти прокричала голова. – Маяк на сканерах! Рыжий вниз помчался, ловить будет, а вас просил помочь ему маневром, никому больше не доверя… а, ч-черт!