Константин маялся. Человек весьма деятельный, все последние годы он имел ровно столько досуга, чтобы хватило времени пожаловаться на отсутствие оного. Сейчас же он который день кряду был, как сказал бы Терехов, не при делах.
Принимать активное участие в восстановлении функций поврежденного корабля он не мог: в таких вопросах единственная помощь, которую может оказать дилетант – не путаться под ногами у профессионалов.
Работать с документами тоже не получалось: мешало перманентное присутствие в непосредственной близости двух регулярно сменявшихся  охранников. Парни изо всех сил старались быть незаметными или, по крайней мере, ненавязчивыми. Но до уровня Марии, в случае надобности сливавшейся с окружающей обстановкой до полной невидимости, им было далеко.
Иногда своей способностью исчезать и появляться на ровном месте графиня Корсакова напоминала ему змею. Вот только что ее сиятельство была тут, как вдруг – р-раз, и уже нету ее. И снова есть, и тогда становится ясно, что никуда она, в сущности, не девалась.
Сейчас, однако, Мария «делась» весьма основательно и во вполне конкретное место, именуемое рубкой. Изменить существующее положение было решительно невозможно. Отвлекать от маневра командира корабля и, надо полагать, лучшего пилота борта под тем предлогом, что, дескать, его высочеству занять себя нечем – это… это… да для такого даже слов не придумано!
В общем, Константин едва дождался перехода крейсера в подпространство. Теперь, когда ограничения на передвижения были сняты, он мог пойти в кают-компанию и пообщаться хоть с кем-то, кроме лейб-конвойцев. Кроме того, ему очень хотелось понаблюдать за графиней Корсаковой «в естественной среде обитания».
Давняя сентенция отца «Как бы хорошо ты ни знал свою невесту, женишься все равно на незнакомке» в последние пару суток стала для великого князя непреложной истиной. Мария часто удивляла его, но только сейчас он начал понимать, как мало, в сущности, знает о женщине, которой сделал предложение. Желания жениться на ней у Константина нисколько не убавилось, но хотелось все-таки знать, с чем, помимо уже известных фактов, придется иметь дело.
Когда великий князь появился в кают-компании, она была пуста, но долго скучать в относительном (при наличии охраны) одиночестве ему не пришлось. Каких-то пять минут спустя появились молчаливые стюарды с кофейниками и подносами закусок: диверсия – диверсией, а камбуз работал, как часы. Потом топот множества ног и возбужденные голоса за оставшейся открытой дверью возвестили о прибытии сменившейся ходовой вахты. Громче всех и, как показалось Константину, с некоторым раздражением, говорила Мария:
- …делать из меня икону! Я не буду врать… ваше высочество!
Щелчок каблуками, резкий кивок, короткое ожидание, пока остальные офицеры поприветствуют наследника престола, а он нетерпеливо отмахнется: «Без чинов!».
– Так вот, я не буду врать, что ситуация с «живым маяком» относится к разряду штатных. Тем не менее, она вполне четко прописана в Уставе ВКС Бельтайна. Том самом Уставе, который определял всю мою жизнь на протяжении первых трех ее четвертей. Пилот может уйти из военного флота, но военный флот из пилота – никогда. И вопроса «Что делать?» для меня не было, как не было его когда-то для Алтеи Гамильтон. Были только ответы, а то, что эти ответы не нравились ни мне, ни, я уверена, ей… что ж, бывает. Кстати, в имперском флотском Уставе тоже есть любопытные моменты. Но вы служите и не возмущаетесь. И я служу. Как умею, как учили. И хватит об этом.
Мария огляделась, выбрала кресло и тронула сенсор, отключающий фиксатор. Понятия пола и потолка на любом крупном военном корабле оставались неизменными только в ходовых постах, «подвешенных» внутри корпуса. Во всех остальных помещениях мебель жестко крепилась к полу, что позволяло не собирать обломки по всему кораблю после боя или жесткого маневра.
Потом она поставила кресло так, как ей нравилось, снова включила электромагнит и уселась. Причем приняла позу, в которой Константин, пожалуй, ни разу ее не видел. До сих пор он считал, что прямая спина и ноги, поджатые под себя либо скрученные в хитрую загогулину, и есть единственный способ сидеть в кресле, используемый Марией. Он даже научился по форме загогулины определять нюансы настроения своего личного помощника.
Сейчас она почти лежала, откинув голову на спинку и вытянувшись так, что скрещенные в щиколотках ноги и туловище составляли практически прямую. Руки она вольготно забросила за голову и периодически чуть заметно потягивалась. Довольно жесткая подушка под поясницей обеспечивала устойчивость всей конструкции.
Пожалуй, так она и лежит в ложементе, подумалось Константину. Разве что там Мария не отдыхает, а работает. И тогда пальцы не сцеплены на затылке, а пляшут по сенсорам и переключателям.
У левого подлокотника кресла графини Корсаковой появился маленький столик, на который услужливый стюард поставил кофейник, чашку и пепельницу. Потом выслушал отданное вполголоса распоряжение и испарился, чтобы очень быстро вернуться с тарелкой, наполненной крохотными пирожными. Которые Мария и принялась поглощать с завидной скоростью и энтузиазмом.
Константин смотрел на нее во все глаза: его опыт говорил, что к сладкому Мария почти равнодушна. И, кстати, выражение лица Терехова свидетельствовало, что он тоже видит такую картину впервые.
Должно быть, она заметила его недоумение, потому что озорно сверкнула глазами из-под полуопущенных ресниц и пояснила, что тариссит повышает потребность организма в глюкозе в постстрессовый период. Побочный эффект имплантации. Действующие бельтайнские пилоты – жуткие сладкоежки. И от этого в первые годы после выхода в отставку большинство даже смотреть не может на сладкое. Разумеется, принять соответствующий препарат быстрее и, пожалуй, надежнее. И когда нет времени на поедание сластей, приходится принимать, что ж поделаешь. Да и правила предписывают такой способ. Но пирожные же гораздо, гораздо вкуснее! А самое главное – растолстеть не получится, как ни старайся!
Дружный хохот разрядил возникшее было в кают-компании напряжение, вызванное присутствием высокопоставленного пассажира, и дальше все пошло как по маслу. Байки сменялись разбором невесть где и когда состоявшихся полетов, поэтапный расклад боев – ностальгическими воспоминаниями о курсантской юности. Константин тоже добавил свои пять копеек, рассказав пару историй, которые вполне могли произойти и в летном училище. Истории имели успех, и он ощущал, что его, пожалуй, приняли в компанию. Мария, казалось, задремала.
Великий князь ненадолго отвлекся на Кобзарева, уважительно, но без угодливости пояснявшего некоторые технические моменты, когда в ответ на чью-то реплику графиня Корсакова лениво произнесла, не открывая глаз:
- А вот у полиции Бельтайна еще такая примета есть: если «Сапсан» летит задом наперед, значит, ветер сильный!
Покатившийся со смеху капитан-лейтенант Бедретдинов еле сумел выговорить:
- Хороши же на вашей родине ветра, Мария Александровна! «Сапсан» задом наперед по определению летать не может! – и вдруг осекся.
Глаза Марии были теперь широко открыты, и в них горел хорошо знакомый Константину огонек. Кажется, сейчас парню не поздоровится.
- Не может, говорите? Ну да… ну да… вы у нас мужчина солидный, в летах…
У солидного мужчины в летах мгновенно заполыхали уши.
– Опытный пилот, на Белом Камне учились, ТТХ «Сапсана» с пеленок знаете… вот он у вас и не летает!
- А у вас летает?! – немедленно ощетинился Бедретдинов.
- А я молодая была, наглая… - в голосе капитана первого ранга появились мечтательные нотки. – Корпус с отличием, сертификаты получены, допуски открыты, всеобщая гордость… ну и своя собственная, не без того. Амбиции в полный рост, самолюбие зашкаливает, гонору – Кшись Буржек отдыхает…
В этом месте грохнули уже все, потому что вспыльчивое упрямство «вечного кавторанга» Кшиштофа Буржека давно стало притчей во языцех не только во флоте. А Мария закончила почти печально:
- …мозгов – ноль. Что мне тот «Сапсан», когда у меня корвет джигу пляшет?! Инструкцию по диагонали одним глазом посмотрела, на тренажерах помоталась – и вперед. А у всякой швали, за которой приходилось гоняться, на управлении совсем даже не дураки сидели. Да и об атмосфере я на тот момент знала только то, что она существует. В общем, пришлось научиться выжимать из птички все, на что она в принципе способна и не способна. Как частенько повторяет мой свекор: «Срать захочешь – портки снимешь!». А кстати!
Она выпрямилась в кресле и скрестила ноги; загогулина говорила опытному глазу, что в голову Марии Александровны пришла мысль, которая кажется ей весьма дельной.
- Если хотите, Ильдар Алиевич, мы с вами по завершении всей этой кутерьмы смотаемся в Балку… нам ведь положены будут отпуска, я ничего не путаю? Ну вот. Смотаемся в Балку, и я вам покажу, как «Сапсан» летает задом наперед. Там ничего сверхъестественного, на реверсе дробите тягу внахлест и на противовесе уходите в минуса.
Для Константина последняя фраза была сущей абракадаброй, но окружающие его флотские, должно быть, поняли, о чем речь. Поднялся невообразимый гвалт, были развернуты несколько дисплеев, на одном кто-то уже рисовал схему, другой Мария быстро покрывала столбцами цифр. Бедретдинов, желавший все-таки оставить последнее слово за собой, заметил, что таким макаром спалить движок проще простого. И тут же  услышал в ответ, что заменить сбитый истребитель и погибшего пилота дороже, чем отремонтировать двигатель.
Судя по возгласам и усмешкам, экипаж был явно не на стороне незадачливого капитан-лейтенанта, с чем тому и пришлось смириться. К своему поражению молодой офицер, однако, отнесся легко и тут же клятвенно пообещал и в Балку слетать, и «Сапсан» задом наперед запустить. Если, конечно, госпожа капитан первого ранга гарантирует оплату ремонта. И снова смех, и снова ехидные подначки и вполне серьезный анализ предложенных решений… приятно посмотреть!
Впрочем, продолжалась идиллия недолго. Голос из динамика прокаркал: «Подлетное – минус тридцать!», и веселье как ветром сдуло.
- Внимание, говорит командир корабля! – повелительно рыкнула Мария. – Пассажирам и не занятым в ходовых и боевых постах членам экипажа занять места в эвакоботах. Готовность – двадцать минут. Выполнять.
Возмутиться и даже просто задать вопрос Константин не успел. Оно и к лучшему: мало того, что пассажиру спорить с командиром корабля – последнее дело, так еще и дураком бы себя выставил по полной программе. Потому что Мария, безукоризненно (как всегда) поймавшая его настроение, пояснила, что опасается не столько выхода из подпространства в гуще астероидного пояса, сколько минных заграждений.
После налета Саммерса зоны перехода прикрыты весьма основательно, и Пестрое Солнце ничего не меняет. Точнее, меняет, но в худшую для «Москвы» сторону. Текущая схема ей неизвестна, а логика сестры Джеральдины никакому анализу не поддается. И даже тридцать лет назад не поддавалась, а ведь тогда означенная сестра была сравнительно молода и – сравнительно же! – в своем уме.
Так что – по ботам. А то, случись чего, и добежать не успеете. Бог не выдаст, свинья не съест, монахини подберут уцелевших, благо, монастырь сейчас совсем рядом с зоной перехода. Какой-никакой, а шанс. Выполнять!
И Константин выполнять не то чтобы побежал, но пошел очень быстро. Усложнять задачу и без того вымотавшимся людям он не собирался.