Мэри нехотя поднялась из ложемента. В рубке уже никого не было, только Кобзарев нетерпеливо мялся в дверях. Каперанг украдкой вздохнула, провела кончиками пальцев по пульту и подголовнику ложемента, потом решительно встряхнулась и направилась к выходу.
Арсений Павлович сделал было попытку пропустить ее вперед, но искреннее недоумение на женском лице заставило его вспомнить, что помимо правил приличий существуют еще и флотские правила. Все верно, командир покидает свой пост последним.
Основная часть ходовой вахты ушла вперед, но Кобзарев пристроился рядом с медленно идущей Мэри. Откашлялся.
- Слушаю вас?
- Извините, Мария Александровна, но у меня создалось впечатление… еще раз извините… что вы… как будто прощаетесь?
Она на ходу слегка пожала плечами.
- Прощаюсь, Арсений Павлович. Без всяких «как будто». Что-то подсказывает мне, что «Москва» - последний корабль, которым мне довелось именно командовать. Не исключено, что в почетные командиры какого-нибудь борта меня засунут…
Голос Мэри помимо ее воли начал сочиться ядом, и она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе подобающую невозмутимость.
- А вы не хотите быть почетным командиром? – Кобзареву действительно было интересно.
Несколько суток общения с графиней Корсаковой в ее ипостаси командира корабля породили некоторое количество вопросов, ответов на которые он пока не знал, и теперь пользовался случаем. Возможно – последним. Где он, Кобзарев, неплохой офицер, но и только – и где личный помощник великого князя?!
- Не хочу. Правда, не хочу. Я всегда хотела летать. Ну, это генетическое, наверное, плюс соответствующее воспитание. Летать и командовать – в бою. А почетный командир… глупости все это. Милостыня.
- Ну, вы как скажете… - растерялся кап-три.
- Знаете…
Мэри вдруг захотелось просто поговорить. Тем более что с общего молчаливого согласия к стыковочному шлейфу они именно шли, пренебрегая скоростью и удобством каров.
– Я ведь в имперском флоте оказалась почти случайно. После Кортеса политические соображения потребовали, чтобы корветами эскорта командовал русский офицер. Ну, мне и шлепнули приказ задним числом, сделали капитаном третьего ранга. Благо подданство к тому моменту я уже приняла, и дворянство его величество подтвердил, вместе с отцовским титулом. И вот тогда… Возможно, это прозвучит глупо, но у меня появилась мечта: дослужиться до адмирала. На Бельтайне ничего подобного мне не светило, у нас старше капитана никто не поднимается, и майор-то мой беспрецедентен. И ведь были предпосылки, были! По итогам Кортеса – «Анна» и кап-два, после Соколиного Глаза – «Владимир» и кап-раз. Всего ничего оставалось, еще бы чуть-чуть… но я вышла замуж. И стала адмиральшей. Такой вот кукиш от Судьбы: хотела – адмиралом, а стала… Самое смешное, что «превосходительство»-то из меня получалось при любом раскладе. Что так, что эдак. Как меня по первости бесило это «превосходительство», кто бы знал… потом притерпелась, конечно. Давайте-ка поспешим, совсем отстали.
Она передернула плечами и зашагала быстрее, и Кобзареву ничего другого не оставалось, как тоже прибавить шагу. Но коридора и переборок он почти не видел, занятый распределением услышанного в голове.
Вот, значит, как. Многие из его знакомых женщин десяти лет жизни не пожалели бы, чтобы стать адмиральшами. Но, как в очередной раз выяснилось, Мария Корсакова – не многие. Ей, видите ли, мало быть «превосходительством» по браку. Она по праву хочет. А ведь, кстати, не исключено, что… он торопливо прикинул варианты.
Каперанга она получила больше десяти лет назад. Факт? Факт. С действительной не увольнялась, просто ушла в отпуск по семейным обстоятельствам, а потом вернулась. Факт? Факт. Конечно, налет маловат… просто-таки никакой налет… но и обстоятельства исключительные. За такой рейд, как этот, звездопад должен быть тот еще. Неужели командира корабля обойдут? А ведь могут, не любят Марию Александровну в Адмиралтействе. Но и «рука» у нее такая, что… ага, а она опять возьмет, да и решит, что это – милостыня. Поди пойми женщин.
А предположим – не обойдут? Дадут контр-адмирала? Визгу будет – мама дорогая! Есть ведь еще одна тонкость, которую госпожа Корсакова не может не учитывать. В рубке-то ее мало кто видел. А при дворе много кто. Как пить дать решат, что новые погоны ей в постель великого князя подали, вместе с утренним кофе. И его высочеству не к лицу, и ей пощечина. О-хо-хо…

Капитан Рокотов остановился перед дверью дортуара, зачем-то оглядел пустой коридор и бесшумно проскользнул внутрь. Прикрыл створку, отсекая скудный свет. Прислушался. Прохладная темнота просторной комнаты с высоким потолком была наполнена уютным сопением десятка мальчишеских носов.
С полминуты он позволил себе просто постоять, наслаждаясь сонным покоем вокруг. Улыбнулся.
Никто не подходит ко сну так основательно, как дети и подростки. Они спят серьезно и вдумчиво, словно выполняют ответственную работу, да так оно, собственно, и есть. Где же взять силы на дневные нагрузки, как не во сне? Так что спать по ночам – прямая обязанность любого кадета.
В этом помещении, правда, кое-кто своими обязанностями откровенно манкировал. В общий фон диссонансом вплетался шелест излишне ровного, выверенного дыхания. И, пожалуй, не одного.
Рокотов уверенно двинулся на неправильный звук. Остановился в изножье двух коек. Покачал головой. Егор Корсаков и Илья Старовойтов притворялись отлично. Просто замечательно притворялись, но провести офицера-воспитателя было не так-то легко. Как-никак, не первую группу ведет, научился.
Валерий Витальевич тихонько прошел между койками к изголовьям, присел на корточки и шепотом позвал:
- Корсаков, Старовойтов! Хватит симулировать, я знаю, что вы не спите. Вставайте, одевайтесь, выходите в коридор. Только тихо.
И добавил, почувствовав, как напряглись мальчишки под его лежащими на одеялах ладонями:
- Все хорошо. Все просто отлично, правда. Давайте быстренько.
Поднялся и вышел, не оглядываясь.
Минуту спустя к нему присоединились кадеты. Как он и предполагал, сна там не было ни в одном глазу. Правда, и бодростью не пахло. Вымотаны парни были до предела. Еще бы: после происшествия с «Москвой» оба спали из рук вон плохо. Не помогали даже усиленные тренировки, к которым сначала прибегнул Егор, а потом подключился и тянущийся за признанным лидером Илья.
Рокотов предостерегающе прижал палец к губам. Мальчики истово закивали. Изобразивший всей физиономией вопрос Корсаков толкнул Старовойтова локтем в бок и вытянулся в струнку.
- Да, - по-прежнему очень тихо произнес капитан и ловко зажал два готовых завопить рта. – Просто – да. А теперь пошли ко мне.
В кабинете он уселся за стол, кивнул кадетам на стулья и, наконец, позволил себе улыбнуться:
- Вы помогли мне выиграть пари, Корсаков. Ваша матушка была твердо уверена, что вы спите сном праведника, а я возражал. Так что коробка сигар – моя! Подтвердите при случае.
- Вы… вы говорили с ней? – выдохнул Егор. – Когда?!
- С полчаса назад. Она не хотела будить вас раньше времени, но я был совершенно уверен, что будить и не понадобится. Все, повторяю, хорошо – сравнительно. «Москва» вышла из подпространства в Сигме Тариссы. «Мининская» эскадра сняла с крейсера людей и движется в сторону Зоны Тэта.
Два вопроса: «Почему не сами?» Корсакова и «А папа?» Старовойтова прозвучали одновременно.
- Корабль сильно поврежден. Говорю сразу: причины мне неизвестны. Ваш отец, Старовойтов, ранен, и ранен серьезно. В данный момент он лежит в гибернаторе. Однако Мария Александровна заверила меня, что, как только им займутся наши врачи, все будет хорошо. Во всяком случае, на доктора Тищенко, по словам графини, рассчитывать можно смело, а он в своем деле ас из асов.
Илья кивнул. Мальчишки сидели, взявшись за руки, и Рокотов с некоторой тревогой посматривал на побелевшие почти до синевы пальцы.
- Теперь так. Примерно через полтора суток экипаж и пассажиры «Москвы» будут доставлены на Кремль. До начала каникул четыре дня. Графиня предложила немедленно отправить вас по домам во избежание ненужного ажиотажа. Мне нравится это решение, отпускные свидетельства для вас я подготовил. За вами, Корсаков, уже вылетел господин Дорохов, с которым ее сиятельство связалась непосредственно перед разговором со мной. Вашу маму, Старовойтов, я предупредил, она вас ждет, я сам вас доставлю.
Валерия Витальевича немного коробил тот факт, что графиня Корсакова сначала выслала за сыном транспорт, и лишь потом поинтересовалась мнением офицера-воспитателя. Однако следовало признать, что этот вариант был наилучшим из всех возможных, а самолюбием в столь исключительном случае можно и поступиться.
- Разрешите, господин капитан? – обратился к нему Егор. Старовойтов, отпустивший руку друга, помалкивал, но даже молчание его было правильным. Хорошим было молчание, спокойным. Илья вообще никогда многословием не отличался.
- Слушаю вас, Корсаков.
- Давайте Илью забросим домой мы с Иваном Кузьмичом? И вам никуда не тащиться…
- Ну, - а почему бы и нет, собственно? – если господин Дорохов согласится…
- Согласится, - уверенно заявил Егор и оказался прав.
Два часа спустя они втроем стояли под козырьком выхода на посадочную площадку. Было промозгло, с неба сыпалась какая-то дрянь – то ли снег, то ли дождь. Сильный ветер задувал это недоразумение под козырек, но уйти с холода в помещение никому и в голову не пришло. Рокотов только обнял прижавшихся друг к другу мальчишек за плечи, обоих сразу, и вместе с ними вглядывался в темноту, прорезаемую кое-где мутными лучами прожекторов.
Наконец тишину нарушил рокот приближающегося двигателя и на площадку опустился кар, явно предназначенный для большой семьи. Выпрыгнувший из него бодрый дедуган передернул плечами под теплой курткой и уверенной рысью припустил к козырьку, рукой в перчатке придерживая на голове потрепанный десантный берет. Добежал. Еще раз передернул плечами. Отмахнул приветствие:
- Старший прапорщик Дорохов!
- Капитан Рокотов. Здравствуйте.
- Иван Кузьмич! – тут же сунулся вперед Егор. – Можно Илью домой мы завезем? А то господину капитану в ночь лететь, потом обратно…
- Не вопрос, - кивнул отставной десантник. – Марш на борт, парни. Я тут пока перекурю на холодке. И пристегнуться не забудьте!
Полюбовался стремительно удаляющимися спинами и добродушно хмыкнул:
- Оторвы!
- Других не держим, - усмехнулся в ответ Рокотов, доставая сигару. Воспоминание о выигранной коробке «Заката Тариссы» грело душу.
Некоторое время мужчины курили молча, потом капитан решил все-таки задать вопрос:
- Вы не в курсе, что там, - он кивнул на затянутое тучами небо, - произошло? Графиня Корсакова ничего толком не объяснила…
- У капитана первого ранга Корсаковой, - Дорохов подчеркнул голосом звание, подчеркнул со значением и даже некоторой укоризной, - как ей по должности и полагается, ум долгий, а язык короткий. Поэтому – нет, не в курсе. Скажу только, что ничего хорошего, видно сразу. Я ее и не узнал сперва. Как броником переехали ее высокоблагородие.
- Ну, переехали – не переехали, а про чужого пацаненка не забыла, - философски заметил Рокотов. – Мать велела успокоить, отпускное оформить, отправку домой организовать…
- Это нормально. Для Марии Александровны чужих, по ходу, и вовсе нет, - подвел черту Иван Кузьмич. – Честь имею. Как будут ребята на местах – сообщу. Доброй ночи.
Развернулся и побежал к кару, все так же прижимая берет к седой коротко стриженой макушке.
Капитан постоял еще немного, вслушиваясь в исчезающий в облаках гул, выбросил окурок в урну и, зябко поежившись, вернулся в здание школы. Эта ночь, пожалуй, и впрямь будет доброй.