Но княжну разбудила не Люсавард. Её разбудил толчок, от которого она свалилась на дно повозки. Открыв глаза, она сразу же зажмурилась: солнце, успев сделать оборот и оказаться на западе, светило изо всех сил, хоть и слабевших с закатом. Чтобы что-то увидеть, Арпине протиснулась между настороженно смотрящими вперёд Люсавард и Петросом к вознице – старый Акоп сидел на своём месте и с интересом смотрел куда-то направо.
А там справа, прямо у дороги, стоял большой двухэтажный дом. А в окне этого дома висел огромный красный флаг. То, что это именно флаг, а не вывешенная сушиться простыня, было ясно с первого взгляда – на простынях, даже шёлковых, даже красных, никогда не бывают нашиты белые звёзды и полумесяцы. Это был именно флаг. Флаг Турецкой Империи. Княжна Галстян оглянулась – такие же красные флаги, только поменьше, висели в окошках и других домов вдоль дороги. В соседнем доме хозяин и его сыновья вешали красно-белую гирлянду на окно.
Кроме чужих флагов на улице (из уроков географии Арпине помнила, что цвета Вольного Города Трапезунда – чёрный и белый, как у старой Трапезундской Империи), всё было совсем обычно – по дороге ехала повозка, запряжённая ослом, какая-то женщина в чёрном несла кувшин с водой, какие-то рыбаки вытягивали на берег лодку. Присмотревшись, Арпине узнала в них тех самых, перед которыми она вчера задирала юбку и махала ногами. Ей стало стыдно и она отвернулась.

– Матушка! Что происходит! Где мы! – закричала княжна, оглядываясь по сторонам.

Матушка стояла вместе с Ваагном и Манучаром около повозки и тоже осматривалась.

– Добрый вечер, княжна, – мило поприветствовал её по-польски поручик городской стражи Йоргос Офиотис.

Теперь он был уже не на коне – он разговаривал с матушкой. Манучар и Ваагн стояли за спиной матушки, а за спиной Манучара стояли гайдуки. За спиной поручика Офиотиса стояли его стражники – в одинаковой униформе и шапках с летящими орлами на кокардах. У всех за плечами висели карабины.

– Что вы делаете! – испугалась Арпине, – прекратите немедленно!

– Прошу прощения? – удивлённо переспросил Йоргос Офиотис.

– Успокойся, дочь моя, - спокойным тоном сказала ей матушка.

Арпине поняла, что поторопилась с выводами. Никто не собирался ни с кем драться, все просто разговаривали, хотя временами и на повышенных тонах.

– Рад Вас видеть, княжна, – отсалютовал ей поручик Офиотис, – Имею честь приветствовать Вас, Вашу почтенную матушку и всю Вашу семью у нас в Офисе.

– Херете, архонтокори, – вежливо поклонился старик (по одежде было видно, что это не просто рыбак), – Калосорисате стин Офи.63

-----------------------
63 Приветствую, княжна. Добро пожаловать в Офис. (гр.)

– Мой отец также приветствует Вас в Офисе, княжна, – перевёл слова старика на польский поручик Офиотис, – Мой отец – димархос… начальник Офиса.

Турецкие флаги на домах поручика и его отца не волновали, как бы он их вообще не видел. Арпине показалось это странным.

– А что это такое, поручик? – показала Арпине на флаги, – Почему ЭТО здесь?

Городской стражник открыл рот для ответа, но его опередила матушка.

– Дочь моя, этот человек, – она ткнула указательным пальцем в грудь поручику Офиотису, – утверждает, что турки разбили войско гетмана и взяли Ерзнка.

Поручик городской стражи нисколько не обиделся, что его назвали «этим человеком». Арпине чувствовала к греку в шапке с орлом всё большую антипатию, несмотря на всю его обходительность.

– В этом нет сомнения, княгиня, – вежливо возразил он матушке, – Ксениос Стефанопулос ездил в Эрзинтзан, но по дороге встретил отступающий цесарский полк. От солдат он узнал о произошедших событиях и немедленно вернулся в Офис.

– Ты лжёшь! – Арпине и матушка выкрикнули это одновременно, – Это не может быть, потому что…, – княжна лихорадочно подыскивала причину, – потому что это невозможно!

– Я не верю Вам, поручик, – твёрдо произнесла матушка, – Даже, если Вы и не лжёте сами, может лгать этот Ваш Стефанопулос, даже если он и не лжёт, он мог неправильно понять слова солдат, а те сами могли неправильно понять слова своих офицеров. Я не сомневаюсь, – твёрдо произнесла княгиня Галстян, – что турки не в силах уничтожить войско гетмана Юзефа Бема!

Поручик Йоргос Офиотис закончил переводить слова княгини Галстян своему отцу и ответил исключительно миролюбиво:

– Что ж, княгиня, значит, каждый из нас останется при своём: Вы считаете, что Цесарство ещё победит, я – что оно уже проиграло. Вы рассчитываете вернуться в свою Армению, а я примирился с тем, что буду жить в Турции.

– Ден ине пиа тин Элефтеро Поли тис Трапезундас, – сказал вдруг отец поручика Йоргоса Офиотиса, – Ден ине пиа ту Мегалу Принкипату тис Армениас. Эхуме тора и Туркиа эдо, ке препи мас на эникуме стин авто то хора, – добавил он, – Эдо ке тора.64

Арпине поняла, что старик знает польский язык, хотя и старается это скрыть. А вот она не знала греческого, позор! То есть знать-то она знала – древнегреческий язык Гомера, который успешно вложили в голову княжне Галстян её учителя. «Минин аиде, теа, Пилиадео Ахилиос»65, –  как у неё болела от этого в детстве голова. Вот только древнегреческий похож на наречие современных рыбаков ещё меньше, чем древняя латынь на современный французский. К счастью, у княжны нашёлся переводчик.

-----------------------
64 Нет больше Вольного Города Трапезунда. Нет больше Великого Княжества Армянского. Теперь здесь Турция, и мы должны жить в этой стране. Здесь и сейчас. (гр.)
65 «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына» (др.гр.) – первая строка «Илиады» Гомера.

– Трапезунд пал, Эрзинтзан пал, завтра или послезавтра здесь будут турки, и нам придётся с ними жить. Поэтому мы теперь верные подданные Турецкой Империи, – он показал на красный флаг, развевающийся в окне дома напротив.

«Они предатели! Они все предатели!», – подумала Арпине. Её кольнула страшная мысль: «Они схватят нас и выдадут туркам!».

– Вам не стоит ни о чём беспокоиться! – поручик Йоргос Офиотис с вежливой обходительностью постарался развеять невысказанные страхи княжны Галстян, – Офиоты66 – мирные люди, война – не наше дело. Лично я завтра возвращаюсь в Трапезунд… то есть теперь по-турецки «Трабзон»… и снова приступаю к службе в городской страже. Турецкий генерал, скорее всего, дал своим солдатам три дня на разграбление города, как это принято, и, когда я вернусь, всё уже закончится, и туркам понадобится навести в их городе порядок.

– Предатель! – матушка была солидарна со своей дочерью.

– Кого же я мог предать, раз Вольного Города больше нет? – поручик Офиотис даже удивился.

– А цесарь! Он законный и признанный протектор Трапезунда!

– Что-то я не заметил, чтобы он особенно старался защитить своих верных вассалов, когда турки ворвались в Трапезунд, – скептически поморщился поручик городской стражи.

– Фтани, гьос му!67 – прервал городского стражника Йоргоса Офиотиса его отец.

– Не, патере68, – согласился Йоргос Офиотис и вернулся к разговору с матушкой, – Мы ничего не имеем против того, чтобы вы, армяне, переночевали здесь, в Офисе, – не сходя с дороги и не заходя в селение, – добавил он, переглянувшись со отцом, – но завтра утром вы должны покинуть Офис.

Как заметила Арпине, Манучар взялся за саблю, а гайдуки сняли с плеч карабины. Городские стражники поручика Йоргоса Офиотиса сделали то же самое. Матушка остановила Манучара жестом руки, поручик Йоргос Офиотис подал такой же сигнал стражникам.

– Мы не останемся здесь на ночь! – отрезала матушка, – Мы ещё не сошли с ума, чтобы спать в логове изменников! Манучар! Мы отправляемся немедленно! – приказала она уже по-армянски.

Прислушивавшиеся к разговору беженцы со вздохами и причитаниями пошли к своим повозкам.

– Разрешите дать Вам совет, княгиня, – поручик Офиотис был по-прежнему прямо-таки издевательски вежлив, – Выберите дорогу вдоль побережья. Там меньше вероятность встретить турок, а если и встретите, то это будут, скорее, регулярные части, а не башибузуки. Они позволят вам отплыть на ТОТ берег, – стражник Офиотис показал рукой в сторону моря.

Матушка ни секунды не колебалась с ответом.

– Чтобы я поверила изменнику! Никогда! Ваагн! Манучар! Люди! – снова перешла она на армянский, – Мы отправляемся по дороге на Баберд! Немедленно, я сказала!

– Прощайте, княгиня, – услышала Арпине, уже залезая на повозку, – Да хранит Вас Бог!

– Адио, архонтисса!69

Когда, устроившись сзади повозки на своих подушках, она оглянулась, поручик городской стражи Йоргос Офиотис всё ещё смотрел им вслед, а его отец осенял колонну армянских беженцев крестным знамением. Над греческим селением под названием Офис развевались красные флаги Турции.

-----------------------
66 т.е. жители Офиса.
67 Хватит, сын мой! (гр.)
68 Да, отец. (гр.)
69 Прощайте, княгиня! (гр.)

Отредактировано Московский гость (25-06-2012 10:48:36)

– Хо! Хо! – крикнула матушка и щёлкнула вожжами.

Арпине сидела в углу повозки и плакала. Всё пропало! Отец был мёртв, и она больше никогда его не увидит. Он никогда больше не погладит её по волосам, никогда не поцелует в лоб, она никогда больше не услышит его вечного «смею утверждать». Он лежал где-то там, под стенами бывшей столицы бывшей Армении, вместе со всеми ушедшими туда каринцами и не мог даже рассчитывать на нормальное погребение. Турки просто свалят все тела в общую яму и засыплют землёй. Без креста, без следа, без памяти.
Поначалу они ещё надеялись, что отец мог как-то выжить в проигранной битве – выжили же, в конце концов, те, кто добежал аж до этого места, почти что до моря. Но нашёлся свидетель – какой-то солдат в форме Каринского полка, которую матушка заметила среди прочих.
Арпине не слышала разговора между ними. Она старалась не отходить далеко от повозки, стесняясь своей новой одежды. Солдата допрашивали только матушка и везде её сопровождавший Манучар. Арпине только запомнила, как матушка неожиданно закричала – что именно, девушка не помнила, вцепилась солдату в ворот и начала его трясти. Солдат вырвался и убежал, а Манучар осторожно отвёл княгиню Аревик к повозке, где ждала её дочь и младший сын. Ваагн примчался на шум немедленно.

– Что же ты наделал, Левон-джан, что же ты наделал! Как ты мог им это позволить! Левон-джан! Вай, Левон-джан!

Арпине знала свою матушку спокойной и уравновешенной. Когда всё в доме летало и тряслось, княгиня Аревик Галстян оставалась центром порядка и лада. Приближаясь к ней, успокаивался даже неугомонный Петрос. Теперь же она рыдала и рвала на голове волосы – этого её дочь не могла себе даже представить.

– Что же ты наделал, Левон-джан! Как же ты мог это сделать мне, проклятый дурак!

Арпине даже не стала спрашивать, что произошло, всё и так было ясно. О, Боже праведный, как же ты мог это допустить!
Ваагн и Петрос тоже были рядом, хотя Арпине и не видела их сквозь слёзы. Как же так, как же так, ведь этого просто не могло никак произойти!

– Ваагн, сын мой, – произнесла матушка, вытерев слёзы платком, – теперь единственный князь Галстян – это ты! Будь же достоин памяти своего благородного отца, – она поцеловала Ваагна в лоб.

– Да, матушка, – ответил Ваагн, – я…

– Госпожа, – прервал его появившийся вдруг Манучар, – у нас тут есть к Вам дело.

– Что у тебя за дело? – спросил начальника гайдуков Ваагн.

Манучар удивлённо обернулся в сторону на Ваагна и продолжил, глядя на матушку.

– Я тут рассказал ребятам, что князь Левон погиб, царствие ему небесное, – гайдуки сняли шапки и перекрестились.

– Да, – ответила матушка, уже не плача, – Ваш господин князь Левон Галстян пал в битве с турками, не посрамив честь Армении. Отныне княжеский титул переходит к его старшему сыну Ваагну. Поприветствуйте князя Ваагна Галстяна, своего нового господина!

Матушка произнесла эти слова торжественно, как, наверное, древние спартанки говорили своим мужьям и сыновьям: «Со щитом или на щите». Момент испортил цесарский солдат в зелёно-жёлтом мундире.

– Zbierać się, zbierać, już wyruszamy! – здесь он заметил «благородную госпожу» и отсалютовал, – Proszę Panią, czas się ruszać w drogę, Pan generał nie będzie na Państwo czekał.74

– Zaraz!75 – ответила ему матушка.

-----------------------
74 Собираться, собираться, уже выступаем! Пожалуйста, госпожа, время отправляться в дорогу, господин генерал не будет вас ждать. (польск.)
75 Сейчас! (польск.)

Солдат отошёл подгонять остальных беженцев. Повозки и экипажи вокруг трогались с места. Гайдуки стояли полукругом. Ваагн стоял, задрав подбородок кверху. Несмотря на весь ужас, это выглядело комично. Арпине чуть было не фыркнула.

– Поприветствуйте князя Ваагна Галстяна! – повторила матушка.

Манучар покосился на Ваагна, но без какого бы то ни было почтения.

– Я как раз об этом хочу поговорить, госпожа. Наш хозяин – князь Левон. Мы ему служили, он нам платил, – гайдуки закивали головами в знак согласия, – Теперь он умер, царствие ему небесное, – Манучар перекрестился, – значит, наш договор закончен. Мы вольные люди, так что мы уходим.

– Что! – возмутилась матушка, – Никуда вы не уходите! Вы служили князю Галстяну и продолжаете служить князю Галстяну, моему сыну!

– Я наследник моего отца, так что ты слушаешься меня, Манучар! – объявил Ваагн.

Арпине стало страшно. Делалось что-то недоброе и ничем хорошим оно закончиться не могло.

– Матушка, отпустите их, и едем поскорее, – зашептала она на ухо княгине Аревик.

Мать княжны не стала слушать своей дочери.

– Послушай меня, Манучар…

– Нет, это вы меня послушайте, княгиня! – перебил матушку начальник гайдуков, – Мы честно служили Вашему покойному мужу, теперь его нет, и наша служба закончена. Ему, – он показал пальцем на Ваагна, – мы служить не будем! Расплатитесь с нами, и разойдёмся по-хорошему!

– Ах ты, мерзавец! – схватился за саблю Ваагн.

Арпине смертельно перепугалась.

– Ваагн! Нет!

Один из гайдуков, имени которого Арпине не знала, подошёл сзади и приставил лезвие кинжала к горлу её брата. Тот выпустил рукоять сабли. Манучар вытянул её из ножен.

– Плохой из тебя выйдет князь, мальчик, – сказал он, склонив голову на бок, – глупый. Твои люди тебя слушать не будут, вай, не будут.

Гайдуки захохотали. Ваагн молча сопел и глядел исподлобья. Петрос заплакал снова. Арпине не знала, что делать. Обернувшись в поисках поддержки, она заметила, что вокруг никого нет, все уже ушли вперёд. Издалека доносились звуки песни «Maszerują polskie strzelcy»76.

-----------------------
76 «Маршируют польские стрелки» (польск.) – походная песня в цесарском войске.

– Так чего же ты хочешь, Манучар-джан? – к матушке вернулось её хладнокровие.

– Как это чего? – Манучар усмехнулся во весь рот, – Платы, конечно! Рассчитайтесь с нами, княгиня, и пойдём каждый своей дорогой: Вы – к цесарю польскому, а мы – к царю имеретинскому.

– Тебе это так не пройдёт, – произнёс было Ваагн, но стоявший у него за спиной гайдук чуть надавил на свой кинжал, и брат замолчал.

– Зачем тебе к имеретинцам, Манучар-джан? – удивилась матушка, – Разве в Кутаисе так возлюбили армян, что примут вас с распростёртыми объятиями?

– Таких молодцов, как у меня, – гайдуки, как по команде, растянули рты до ушей, показав свои блестящие зубы, – в своё войско любой князь в Имеретии примет с распростёртыми объятиями, Аревик-джан. Ну а если таки не примет, то молодец с деньгами всегда сможет уехать куда-нибудь, где ему будут более рады.

– А у тебя есть деньги, Манучар-джан? – матушка даже не отчитала наглеца за то, что тот не назвал её ни «госпожой», ни «княгиней», – И, видать, много, раз ты так разошёлся?

– Ещё нет, – нагло ухмыльнулся их бывший гайдук, – но сейчас будут. Вы мне дадите… княгиня, в качестве платы за нашу верную службу.

– Не дам! Ничего вам не дам, разбойники! – возмутилась матушка, и Арпине в страхе прижалась к повозке.

– Да ну? – глаза Манучара стали злыми, – Тогда, значит, сегодня фамилия Галстян потеряет ещё одного князя, – гайдук, державший Ваагна, оскалился, – А то и не только одного, – теперь Манучар многозначительно смотрел на Петроса, даже переставшего плакать, – А чтобы восполнить эти потери, мои молодцы помогут Вашей дочери, Аревик-джан, произвести на свет нового маленького князя.

Манучар прижал Арпине своим телом к повозке и ущипнул рукой пониже спины. Его дыхание было тяжёлым и гнилым. Девушка отвернулась в сторону, чтобы не чувствовать его. На неё смотрел брат с приставленным к горлу кинжалом.

– Или он не будет иметь права на наследование титула? – Манучар вдруг отстранился от Арпине, и она смогла, наконец, вздохнуть, – Вай, не силён я в геральдике.

– Разбойники! Грабители! На помощь! – закричала в полный голос матушка.

Никто не отозвался, только река продолжала шуметь.

– Я считаю до трёх, старая шлюха! Или ты отдашь золото и драгоценности, или мы по одному перережем здесь всех, а потом найдём их сами! Выбирай! Раз!

– Не надо, – попросила матушка уставшим голосом, – не убивай их. Подожди, я сейчас принесу.

Матушка полезла в повозку. Манучар отдал саблю Ваагна одному из своих и резво вскочил вслед за ней.

– Ведь Вы же не собираетесь сделать что-то глупое, Аревик-джан, правда?

Наружу он выбрался первым: в одной руке он держал тяжёлую кожаную сумку, в другой шкатулку. Перекинул сумку через плечо, открыл шкатулку и вытащил оттуда бриллиантовое колье Арпине, которое она собиралась надеть в Морском Собрании. Боже, о чём она только мечтала ещё два дня тому назад!

– Э-э-э, Манучар-джан! Договаривались всем поровну! – напомнил гайдук своему атаману.

– А то! – ответил ему Манучар, – Разговор был, всё так и будет. Только не здесь. Ну что, Аревик-джан, – обратился он к покинувшей повозку княгине Аревик, – и нужно было так волноваться? Теперь мы с Вами в расчёте!

Шкатулку с драгоценностями он положил в одну из притороченных к седлу сумок. Из украденной сумки он взял пригоршню золотых монет, попробовал парочку из них на зуб и положил обратно. Гайдуки следили за каждым его движением.

– По коням, ребята! – потом забрал у одного из своих саблю брата и кинул на дорогу, – Князь должен быть с саблей, как-никак! – крикнул он по-прежнему глядящему исподлобья Ваагну и почти дружелюбно помахал рукой.

Гайдуки скрылись в дорожной пыли куда-то по направлению к морю, а осиротевшая семья Галстян осталась на пустой дороге рядом с тремя повозками, возницы которых куда-то пропали – наверное, их прогнали проклятые гайдуки.

– Ну что встали? Люсавард! Перетаскивай вещи из той повозки в эту! Ваагн! Распрягай лошадей, будут запасные! Арпине! Что стоишь, займись Петросом! И быстрее, ради Бога, быстрее!

Все кинулись исполнять приказания матушки, как раньше, как всегда, как привыкли. И только потом, уже в дороге, пристроившись на каком-то тюке, Арпине поняла, что случилось. Её отец мёртв, её дом захвачен врагами, её страна погибла, а их всех, к тому же ограбили предавшие их гайдуки. Бог с ними, с украденными драгоценностями, но отец! О, Боже, что с ней будет без него!
Арпине забилась в угол повозки и оставалась там всё время, пока они ехали, не обращая внимания на происходящее. Она не проронила ни слова, когда они, наконец-то, догнали ушедший вперёд полк, не повернула головы, когда впереди загремели пушки, не реагировала, когда колёса повозки переезжали через чьи-то трупы и солдаты помогали её выталкивать. Она даже и заснула так, сидя в углу повозки. Вышла она из повозки только тогда, когда у той сломалась ось и её пришлось бросить. Чтобы всем поместиться в оставшейся, пришлось выкинуть наружу тюки с одеждой.
Матушка приказала дочери таскать эти тюки вместе с Ваагном. Люсавард на этот раз досталась опека над Петросом. Арпине слышала, как братишка кричал на её горничную: «Нет! Не хочу! Хочу пить! Принеси воды!». Вода была неподалёку, в реке. Люсавард принесла воду в кувшине, но матушка, заметившая, что Петрос остался один, накричала на неё, когда та вернулась. «Я сказала тебе оставаться с моим сыном, значит ты не смеешь отойти от него ни на шаг! Ишь, разоделась тут!». Люсавард кланялась и извинялась.
Всё это хоть как-то отвлекло Арпине от мрачных безнадёжных мыслей. Правда, пока они перекладывали вещи, полк, c которым они двигались, ушёл далеко вперёд. Зато их догнали другие беженцы, идущие с востока, так что вокруг было по-прежнему многолюдно. Откуда-то спереди донеслись отдалённые выстрелы. Это окончательно пробудило сознание княжны Галстян.

– Хоп! Хоп! – закричала матушка, останавливая лошадей.

– Матушка, что происходит? – Арпине выглянула наружу.

Но княгиня Аревик не успела ответить своей дочери. Со всех сторон послышались крики:

– Турки! Турки здесь!

Отредактировано Московский гость (02-07-2012 09:47:34)

– Что ты задумала? – крикнула ей матушка.

– Сейчас увидите, госпожа, – Люсавард церемонно поклонилась, не выпуская из рук оружия.

– Бежим отсюда! Гони! – закричал кто-то из их попутчиков.

Шёлкнули вожжи. Фаэтон, запряжённый парой лошадей, сорвался с места и пронёсся мимо Люсавард, так что ей даже пришлось отскочить в сторону, чтобы не попасть под лошадь.

– Хо! Хо!

Возница даже привстал на облучке. На сиденьях прижались друг к другу перепуганные женщины, одетые по-европейски. Сзади лопнул ремень, и на дорогу выпали и раскрылись какие-то корзины и ящики, из которых вывалились разноцветные платья и шляпки. Возница продолжал нахлёстывать лошадей. Колесо фаэтона наскочило на камень, и экипаж опрокинулся. Все три женщины  с криком полетели в пыль. Мужчина, упавший с облучка, вскочил и начал распрягать лошадей.
Сзади раздался громкий звук выстрела, потом ещё одного. Теперь это стреляла уже не Люсавард. Конь, которого пытался распрячь мужчина, заржал и бросился вперёд вверх по склону, другой вместе с ним. Не отцепленный до конца облучок подсёк мужчину под ноги, и тот упал на спину. Сразу же вскочив, он, хромая, побежал вслед за лошадьми, не обращая внимания на оставшихся сзади женщин.

– Вазген! Подожди нас!

– Папенька!

Придерживая руками широкие юбки, все три женщины тоже бросились наутёк вслед за своим мужем, отцом, сыном или кем им приходился тот беглец. Но было уже поздно – на дороге появились всадники. Трое. Если бы Арпине встретила их на улице Карина, она, несомненно, приняла бы их за бродяг – в такие лохмотья были они одеты. Безрукавка из бараньей шерсти на голое тело и какие-то рваные штаны – то не у всех, у одного из них не было даже безрукавки, только какая-то рваная то ли рубаха, то ли накидка. Но вот сабли были у всех, как и пистолеты за поясом. А ещё к сёдлам были приторочены… О, Боже! …человеческие головы!
Тот из всадников, у которого было два… трофея, а не по одному, как у прочих, ударил пятками своего коня и припустил вслед за убегающим мужчиной, споткнувшимся, упавшим и ползущим на четвереньках. Арпине, как в кошмарном сне, видела, как башибузук догнал его, наклонился в седле и взмахнул саблей. Человек распластался на дороге, дёрнул ногами и затих.

– Вазген!

– Папенька!

– Сынок!

Три женщины (теперь было видно, что одна из них – старуха, а другая девушка одного возраста с Арпине) замерли. Башибузуки подъехали к ним вплотную. Снова взлетели и опустились сабли. Теперь осталась стоять только одна девушка.

– Нет! Нет!

Один из разбойников схватил её, поднял и перекинул поперёк седла. Она махала ногами и руками, но он не обращал на это внимания. Вернулся обладатель двух голов.

– Ты что, – заорал он на того, другого, в рваном чём-то на плечах с девушкой через седло, – уже вторую девку себе берёшь, да! А ну, сгружай её, а то у тебя с моей саблей любовь будет! До гроба, понял, да!

– Да ты что, Кудрявый, – опешил оборванец, – да я что, против тебя, что ли? Да вот оглянись, – примирительно показал он рукой на Арпине, – тут этого добра сколько хошь лежит, бери – не хочу.

Кудрявый хищно озирался вокруг, останавливая свои липкие глаза (почему-то Арпине, по-прежнему замершей, как статуя, его глаза казались какими-то «липкими») то на Арпине, то на Люсавард, то на женщинах из третьей повозки, пробовавших спрятаться за лошадьми. Здесь из-за повозки выскочил ещё один мужчина и припустил что был мочи куда-то через дорогу, мимо Люсавард.
Грянул выстрел. Мужчина упал, но ещё был жив и пытался ползти. Люсавард подошла к нему и сильно ударила ногой по голове. Тело перестало двигаться.

– А это что ещё за Тиринджекли Тирдже, Коралловая Дама78? – теперь на Люсавард смотрели все, включая девчонку, перекинутую через седло.

-----------------------
78 Так называла себя навозная жучиха из одноимённой сказки.

– Эй, ты! – повелительным тоном крикнула Люсавард, – Ты, я к тебе обращаюсь! – Кудрявый (чуб на его гладко выбритой голове действительно закручивался в одинокую кудрю) недоверчиво прищурил глаза, присматриваясь к странному явлению природы в воистину великолепном (несмотря на оцепенение, внутри Арпине что-то шевельнулось) антари, – Иди сюда, быстро!

– Что! – Кудрявый, похоже, разъярился от такой наглости, – Ты! Да я тебя сейчас во все дырки, поняла! А потом им всем отдам, ты, шлюха подзаборная! Мне! Быстро! Сейчас тебе будет быстро! – и рысью пустил коня в сторону служанки Арпине, явно намереваясь её схватить, как ту девушку.

Люсавард не пошевелилась, а когда конь Кудрявого почти поравнялся с ней, она просто подняла руку с пистолетом и выстрелила башибузуку прямо в голову. Тот, выпустив поводья, слетел с коня и растянулся на спине, раскинув руки крестом. Двое оставшихся башибузуков неотрывно смотрели на Люсавард, не зная, что теперь делать.

– Эй, вы, двое! – властно поманила их пальцем Люсавард, – Быстро ко мне!

Всадники на этот раз подчинились без возражений. Беспомощная девушка поперёк седла тоже перестала кричать и бить ногами.

– А теперь – галопом к Явуз-бею! Передайте вашему юзбаши, что здесь его ждёт кое-что весьма ценное. И пусть поспешит, если не хочет, чтобы оно куда-нибудь убежало!

Оба башибузука без единого слова развернули коней и ускакали вниз по дороге. Удаляющийся топот копыт перекрывали только крики несчастной пленницы:

– Пустите меня! Ну, пожалуйста!

Отредактировано Московский гость (11-07-2012 11:15:06)

– Привет, князь, – оскалился Явуз-бей, – вижу, ты сегодня неважно выглядишь. Но всё одно – лучше, чем твой папочка!

– Ха! Ха! Ха! – грянуло по сторонам.

– Видишь, как оно складывается, – говорил между тем капитан башибузуков, осторожно водя лезвием сабли по горлу Ваагна, – вчера ты князь, а сегодня уже грязь, да.

– Подожди, Явуз-бей, – вступила в разговор… Арпине по привычке называла её Люсавард, – ты получил, что хотел, теперь и я хочу получить своё.

– А действительно, розочка, что же ты хочешь взамен за нашу милую семейку? – разбойник с волосатой грудью ущипнул… Люсавард или всё-таки Айгюль? …за щёку.

– Я хочу её! – указательный палец уткнулся в грудь матушки, – Я хочу его! – рука в шёлковом рукаве с серебряными трубочками у запястья взяла за волосы Петроса (рванувшуюся было вперёд матушку остановил какой-то стоящий за её спиной оборванец), – Я хочу её! – Арпине почувствовала у себя на горле чужие пальцы, – А его я хочу больше всех прочих! – дуло пистолета с большим круглым барабаном показывало на брата Арпине.

– А не чересчур ли это, моя розочка? – удивился Явуз-бей, – Сначала ты мне даёшь подарок, а потом требуешь его обратно? «Ktury daje i odbiera ten se w pekłe ponewera»80 – так ведь говорят подданные цесаря?

-----------------------
80 «Кто даёт и отбирает, прямо в пекло попадает» – польская пословица (лом.польск.)

Только здесь Арпине заметила, что ей жарко – ведь они стояли на самом солнцепёке. «Если дойти до рощу, будет тень», – подумала она. «А если броситься в реку, станет совсем прохладно. Станет прохладно, и всё это прекратится». Вода струится по камням и журчит, холодная прозрачная вода…

– Воды, дайте мне воды, – просит Арпине, но её никто не слушает.

Все прислушиваются к словам Люсавард… Айгюль – к словам той, которая выросла в доме Галстянов. У Арпине кружится голова…

– Поднимите её! И дайте воды!

Кто-то грубо поднимает Арпине с земли. Почему с земли? Наверное, она потеряла сознание. В рот льётся холодная вода. Потом вода льётся уже ей на голову. Бр-р-р!

– Он нужен мне для того же, что и тебе, волчонок, – говорила Айгюль-Люсавард, – просто мой счёт к семье Галстян больше твоего,

О чём она говорит? Слова Арпине понимает, но не понимает их смысла.

– Сестра, что они говорят? Я не понимаю.

Брат так и не выучил турецкого языка. Он, как и матушка, считал, что это унижало бы его княжеское достоинство.

– Я перережу ему горло лучше, чем ты, волчонок. А может и не только горло. Ведь я очень хорошо знаю, где у него что, – Люсавард-Айгюль двусмысленно усмехнулась, глядя на Ваагна.

Брат неожиданно очнулся от неподвижности. Он двумя руками вцепился с руку Люсавард-Айгюль с пистолетом. Несколькими быстрыми движениями он вырвал у неё оружие. Никто из башибузуков не успел даже среагировать, как брат ткнул пистолетом в бок Явуз-бея.

– Złaź z konia, no już!81 – потребовал Ваагн.

Растерявшись от неожиданной перемены ролей, главарь разбойников подчинился приказу. Пока все смотрели на Ваагна, Арпине проскользнула за спиной бывшей её служанки за спину брата – единственное место, где не было врагов хотя бы с одной стороны. Теперь брат держал Явуз-бея за горло, а дуло пистолета – у его виска.

– Wypuśćcie nas albo zabiję waszego dowódcę!82 – Ваагн кричал изо всех сил, – Сестра, переведи это на турецкий, может они не понимают!

– Выпустите нас или мой брат убьёт Явуз-бея! – выполнила Арпине приказ своего брата, – Матушка, Петрос, скорее сюда, – она не обращала внимания, что зовёт матушку по-турецки.

Ваагн сделал шаг вперёд, толкая турка перед собой. Разбойники с обнажёнными саблями расступились. Арпине шагнула за вслед за братом.

– Вай, молодой князь, – сзади донёсся насмешливый голос, – А ещё говорят, что мужчины разбираются в оружии. А тут такая промашка!

– Naprzód! Naprzód albo Cię zabiję!83 – требовал Ваагн.

-----------------------
81 Слезай с коня, быстро! (польск.)
82 Выпустите нас или я убью вашего командира! (польск.)
83 Вперёд! Вперёд или я тебя убью! (польск.)

Теперь оставалось ещё немного. Если Ваагну удастся оседлать коня Явуз-бея, если Арпине удастся сесть на другого, а матушке с Петросом – на третьего…

– Подожди-ка, молодой князь, – настойчиво продолжала Айгюль… или всё-таки Люсавард?... говорила она на этот раз по-армянски, – Ты держишь в правой руке револьвер системы Самуэля Кольта из Северной Америки. Калибр оружия – 11 с половиной миллиметров, количество зарядов в барабане – шесть. Именно шесть, молодой князь – не семь и не восемь, а шесть! А я сделала из него ровно шесть выстрелов, так что сейчас он не заряжен.

При последних словах Явуз-бей резко повернулся и ударил Ваагна в лицо. Брат отлетел в сторону, на коня турецкого предводителя. Конь заржал и подался в сторону. Лишившись опоры, Ваагн осел на землю, но турок рывком поднял его и отдал своим людям. Арпине почувствовала, как её руки тоже заводят за спину.

– А ведь ты так и не проверил, правду ли сказала Айгюль, – произнёс Явуз-бей, поднимая из пыли выпавшее из рук Ваагна оружие, – а ну как ошиблась!

– Я не ошиблась, волчонок, – Люсавард или Айгюль – ОНА, медленным плавным движением подошла к Явуз-бею и забрала из его руки злосчастный «револьвер системы Кольта», – Молодой князь так долго рассказывал о своей новой игрушке, что его смиренной служанке приходилось выслушивать своего господина до конца. И она запомнила его слова, лучше, чем их запомнил сам молодой господин, – теперь ЕЁ лицо медленно и плавно двигалось вблизи лица Ваагна, почти касаясь его щеками.

Явуз-бей смотрел на эту сцену, недовольно наморщив лоб.

– И вы с ним говорили не только об атлантических револьверах, – это был не вопрос, а, скорее, утверждение.

– Разве может скромная служанка отказать своему князю? – спросила ОНА кого-то, – Особенно, когда князь даже не спрашивает её согласия!

Щёлкнул курок приставленного к голове Ваагна пистолета. Выстрела не было – ЕЁ слова оказались правдой. Арпине ахнула уже после того, как оружие калибра одиннадцать с половиной миллиметров, брошенное, упало в пыль.

– Ты неблагодарная тварь, – услышала Арпине голос матушки, доносившийся сзади, – мы растили тебя, кормили, а ты так нам за это платишь!

Арпине попробовала повернуться, но ей не дали.

– Прекрати немедленно, Люсавард! Я тебе приказываю! – это уже был Петрос.

Арпине испугалась, она успела начисто забыть о своём маленьком братишке.

– Замолчи, Петрос! – выкрикнула она куда-то перед собой.

– Ты мне приказываешь, малыш? – ОНА прошла мимо Арпине, и княжна больше ЕЁ не видела, – Прошло то время, когда ты мог мне приказывать!

– Стой, тварь! – закричал Ваагн и бросился было вперёд, но его удержали..

– Нет! Боже! Нет! – это была матушка.

Арпине уже поняла, что произошло, тем более, когда вернулась ОНА – в окровавленной одежде и с кинжалом, с которого капала кровь.

– Ваша семья кое-что мне должна, – сказала ОНА без тени сомнения, – и сегодня за это заплатит.

– За что ты убила ребёнка, ты, тварь! Он ничего тебе не сделал!

– Он был сыном Мясника – и этим всё сказано! – отрезала ОНА.

Арпине не понимала, что происходит, и за что ОНА так ненавидит её семью. ОНА убила маленького Петроса – ведь ОНА носила его на руках и видела, как он растёт! Это неправда! Этому нельзя верить! Нельзя верить своим глазам!
Арпине заморгала глазами: часто-часто, надеясь, что наваждение пропадёт, и она проснётся дома в своей постели. Но ничего не изменилось – ОНА по-прежнему была здесь. Господи, ты же всё видишь! Сделай хоть что-нибудь!

– Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое…, – шептала Арпине, даже не задумываясь, что что-то шепчет.

– Ты знала, что он делает со мной, – обвиняла ОНА матушку (Арпине ничего не видела сквозь слёзы), – знала, и ничего не сделала! А что ты мне ответила, когда я попросила перевести меня в ваш загородный дом? «Слушай свою хозяйки и молодого князя и не беспокой меня по пустякам» – ведь именно так ты мне ответила!

– Зачем ты убила ребёнка? Зачем ты убила ребёнка? – повторяла и повторяла матушка, похоже, просто не слыша ЕЁ слов, – О, Петрос!

– Сдохни, старая шлюха! – что-то зашуршало, зашипело, и причитания матушки превратились в хрип.

Ваагн на этот раз даже не пошевелился – один из башибузуков ударил его в лицо кулаком до того, как он смог это сделать. Брат обмяк на руках державших его разбойников. Теперь ОНА убила её матушку! Боже, за что ты посылаешь это испытание!

– Убей меня! Убей! – закричала Арпине, – Убей меня, я не хочу больше жить!

Но ОНА не убила княжну Галстян. Она даже не обратила внимания на её крики. ОНА стояла теперь перед тяжело дышащим Ваагном, стояла вплотную.

– Ну что, молодой князь, теперь видишь, к чему привела тебя страсть к твоей служанке? Страсть, между прочим, без взаимности – мне на тебя и смотреть было противно!

– Тварь! Гадина! – Арпине слышала шёпот брата.

– Ты бы меня убил, да? Или довёл бы до самоубийства, как твой отец довёл мою мать, правда?

Ваагн ничего не ответил. Он, как и Арпине, не понимал, что имеет в виду ТА, имени которой они больше не знали.

– Может быть, вы оба просто не знаете этой истории? – сказала ОНА уже совершенно спокойным голосом, – У нас много времени, так что я её расскажу. На вашем языке, чтобы вам было понятнее. Не беспокойся, волчонок, – обернулась к Явуз-бею, почёсывавшему себе живот, – если ты успел забыть армянский, я тебе потом её перескажу. Очень поучительная история, между прочим. А Вы, моя госпожа, вытрите глаза и прочистите уши – Вас очень заинтересуют старые приключения Вашего покойного батюшки, прозванного Эрзерумским Мясником.

Арпине не хотела слушать, но у не имела даже возможности заткнуть уши – её крепко держали за руки. Турки вокруг, она видела, прислушивались к ЕЁ армянской речи очень внимательно. Всего этого не могло быть никогда, просто не могло быть! Она знала своего отца, и он был не такой! НЕ ТАКОЙ! О ОНА рассказывала и рассказывала, и Арпине приходилось слушать все эти ужасные вещи о своей семье.
По ЕЁ словам, давным-давно в окрестностях города Эрзерум жил некий молодой пастух овец по имени Левон. А было это, следовало отметить, в самый разгар польского вторжения в Турцию. Стамбул пал, трусливые янычары бежали в Азию, султана убили заговорщики, за опустевший трон началась смертельная борьба между пашами, губернаторами и генералами, турки убивали турок, страна лежала беззащитная перед северными завоевателями. И вот как-то пастух Левон заметил бредущего по дороге одинокого турецкого солдата, то ли отставшего от своего полка, то ли попросту дезертировавшего.
Неважно, что это был за солдат и откуда он взялся, важно то, что пастух Левон убил его и забрал его ружьё. Христианам в то время запрещалось носить оружие (ибо старые султаны при всей их ограниченности понимали, с кем имеют дело), так что когда Левон вернулся в своё селение (а никто точно не знает, из какого именно селения в окрестностях Эрзерума происходил Левон Галстян) с турецким ружьём, это вызвало восхищение у таких же, как он, молодых армянских сорвиголов. Нападая на одиноких турецких солдат, шайка Левона (сами себя его люди называли «фидаинами» – мучениками) вооружилась и осмелела. Теперь её главной целью стали живущие в окрестностях города богатые турки.
В обычное время власти быстро расправились бы с армянскими разбойниками, но тогда, когда всё это происходило, никаких «властей» в этой части Османской Империи не было, а были только отдельные генералы и губернаторы, действовавшие в своих собственных интересах, зачастую друг против друга. С востока же двигались войска польского цесаря, так что Левон и его «фидаины» творили свои бесчинства совершенно безнаказанно.
По мере роста банды Левона (теперь называвшейся Каринским полком армянской армии Христа) и приближении польских войск масштаб её действий расширялся. Наконец в один прекрасный (или, точнее сказать, ужасный) день «Каринский полк» захватил Эрзерум. Войско цесаря было уже близко, так что губернатор, старый трус, заранее бежал, спасая свою жизнь. Теперь Эрзерум оказался в лапах головорезов Левона. Убийства турок шли в течение нескольких дней, вплоть до вступления в Эрзерум регулярных цесарских полков. Именно после этого Левон Галстян и получил среди турок прозвище «Эрзерумский Мясник», именно после этого турецкие матери стали пугать его именем своих непослушных детей.
На захваченных турецких землях, между тем, польские захватчики создали «независимую» Армению, где отныне заправляли такие же, как Левон Галстян, бандиты и разбойники. Цесарь назначил армянам князем одного из своих младших братьев, но даже и князь нуждался в поддержке своих «нахангапетов», державших свои области и не намеревавшихся отказываться от власти над ними. Но эти люди, бывшие торговцы, извозчики или даже пастухи, зачастую неграмотные, чёрной завистью завидовали всем тем, кто стоял выше них. Они на многое были готовы, чтобы стать наравне с аристократами Цесарства, со многими из которых – офицерами цесарского войска, они встречались во время войны.
Поэтому князь нашёл отличный способ купить их лояльность – по крайней мере, лояльность большинства из них. Став из собирателей овечьего дерьма (на этом месте толпа башибузуков расхохоталась – сначала те, кто хорошо знал по-армянски, а затем и остальные) полковниками, генералами и губернаторами, они (а между прочими и бывший чабан Левон Галстян) стали выдумывать себе знаменитых предков. Так Эрзерумский Мясник рассказывал всем направо и налево про своё происхождение от армянских царей Киликии, и попробовал бы кто-нибудь хоть бы улыбнуться. Рассказывали, что одного такого, из своих гайдуков, Мясник избил за это до полусмерти.
Князь достиг компромисса со своими чересчур сильными вассалами. В обмен за лояльность он признал выдуманные ими аристократические титулы – бывшие пастухи и торговцы шерстью стали графами и князьями. Разумеется, все приличия были соблюдены – Геральдическая комиссия вовсе не торопилась принять на веру фантастические рассказы «нахангапетов» о деяниях своих как бы предков. Просто они получили грамоты за подписью и печатью князя, возводящие их в княжеское достоинство – без уточнения вопросов генеалогии.
Итак, «нахангапет Карина» и новоиспечённый князь Левон Галстян выстроил себе новый дом, достойный своего высокого звания и титула. Дом был похож на те дома киевских вельмож, которые Левон Галстян, а особенно его молодая жена Аревик, видели во время своего пребывания в столице польской империи. Как эта Аревик стала его женой и перед сколькими «фидаинами» из «Каринского полка» ей пришлось раздвинуть ноги, пока она не оказалась в постели Мясника (здесь Ваагн и Арпине одновременно попробовали вырваться, но безуспешно), никто не знает.
Супруга Мясника была ревнивой и имела к этому все основания. Бывший чабан, в мгновение ока ставший князем и губернатором, был падок на женщин, особенно теперь, когда ни одна из них не осмелилась бы сказать «нет» первому человеку в «Каринском наханге». Нет никаких сомнений, что в первые годы своего губернаторства он… вступил в связь со всеми сколько-нибудь привлекательными служанками те, и армянки и турчанки, не смели, разумеется, отказать своему хозяину, а его жена при всей своей ревности не смела обвинить в этом его – как ни крути, в Эрзеруме и всей области его власть была абсолютна. Тем более, что супруга князя Левона не могла похвастаться своими успехами, как женщина – из четверых рождённых ей к тому времени детей двое оказались девочками, а два мальчика умерли сразу же после родов.
Не следует и сомневаться, князь был исключительно недоволен своей княгиней и не простил бы ей никаких претензий к его жизни «на стороне». Поэтому она срывала злость на тех любовницах мужа, о которых смогла точно узнать. Они, понятно, боялись хозяйку, как огня, поэтому не говорили о своей связи с хозяином никому, даже самым близким, предпочитая скрывать свой позор. Одной из таких «подружек» князя была служившая на кухне турчанка по имени Гюленай. К ней, говорят, князь «благоволил» больше других.
Сложность возникла из-за того, что Гюленай была замужем – её муж Арслан служил конюхом в этом же доме. Князя, естественно, ничуть не волновали чувства какого-то конюха, но они волновали Гюленай – поэтому, боясь за своего мужа, она ничего не говорила ему о случившемся с ней несчастье. Поэтому, когда он, однажды зайдя в свою комнату, нашёл там жену в объятьях своего хозяина, он, оправдывая своё имя84, как лев бросился ей на помощь. Но Мясник оказался сильнее – конюх Арслан поплатился жизнью за свою смелость.
Гибель конюха отозвалась в доме Галстянов изрядным скандалом. Разумеется, никто не посмел ничего сказать в глаза князю, но зато всё дело дошло до ушей княгини. Та, само собой, не могла спустить «какой-то паршивой турецкой девке» претензий на её законного мужа. Никого из слуг при разговоре Аревик и Гюленай не было, но они запомнили, что последняя выбежала из комнаты княгини вся в слезах и с окровавленным лицом. Все служанки знали, что в гневе жена Мясника может расцарапать лицо своей соперницы до крови и притом очень глубоко, поэтому старались не сердить её никогда.
Гюленай лишилась всего – мужа, дома и средств к существованию, потому что Аревик Галстян выгнала её из дома в том, в чём она была. Ей нечего было делать и некуда было идти, поэтому она покончила с собой – вниз головой бросилась в колодец неподалёку от губернаторского дома. Незадолго до смерти она отдала свою дочь Айгюль своей подруге Йилдыз – та по-прежнему служила в доме Мясника, так как бежать ей тоже было некуда.
Арпине не помнила, чтобы у них в доме служила какая-то Йилдыз, но ОНА снизошла до объяснений:

– Чтобы не привлекать внимания, Йилдыз назвалась армянским именем Астхик85 и повесила на шею крест. Люди пойдут на всё, чтобы только выжить.

-----------------------
84 Имя «Арслан» означает по-турецки «Лев».
85 Имена «Йилдыз» и «Астхик» означают, соответственно, по-турецки и по-армянски, «Звезда» и «Звёздочка».

Здесь ОНА словно вспомнила о чём-то. Замолчала, потом пошевелила головой и вдруг запустила руку за воротник рубашки и вытянула оттуда нательный крестик на шнурке. Скомкав в руке шнурок, она с силой бросила его на землю, в пыль, а потом старательно растоптала ногой.

– Мне больше нет нужды прятаться! Меня зовут Айгюль! Я турчанка, я мусульманка! – объявила ОНА во всеуслышание по-турецки, – Ла-иллаха ил-аллах, Мухаммад расулаллах!

– Какая девушка! – снова донеслись до Арпине голоса со всех сторон, – Какая девушка!

Явуз-бей не говорил ничего, только задумчиво глядел, точнее, приглядывался, к НЕЙ.

– Йилдыз дала Айгюль новое имя, – продолжала ОНА свой ужасный рассказ, – она переделала её старое, данное матерью, на армянский манер. Так в доме эрзерумского губернатора появилась новая служанка по имени «Люсавард», которую «Астхик» выдала за свою сироту-племянницу. Ну а остальное вы уже знаете – особенно Вы, молодой князь, – ОНА вежливо присела перед Ваагном.

ОНА – дочь служанки, с которой отец… Боже, это на самом деле её сестра! А Ваагн и она… Ко всему ещё и ЭТО! У Ваагна вид был ничуть не лучше – казалось он только что проглотил, предварительно разжевав, лимон, и то не один.

– Что же, молодой князь, – ОНА потрепала Ваагна по щеке, – ты так испугался? Действительно, какая незадача – вот так насилуешь и насилуешь девушку, за которую никто не вступится, даже её хозяйка, которая почему-то уверена, что эта девушка просто спит и видит, как стать женой её брата, этого молодого ублюдка!…, – ОНА сплюнула на землю, – Вот так насилуешь её и насилуешь, – вернулась к своей мысли, – а потом оказывается, что это твоя сестра, и становится как-то очень неприятно, правда?

Ваагн ничего не ответил, только смотрел куда-то в одну точку перед собой.

– Прекрати! Прекрати это, пожалуйста, Лю… Айгюль! Прошу тебя!

– Для тебя, Арпине Галстян, я – Айгюль-кадын86! Отныне ты будешь обращаться ко мне только так! Повтори!

– Пожалуйста, прекратите это, Айгюль-кадын, – покорно попросила Арпине свою бывшую служанку по-турецки, так же как обратилась к ней ОНА.

– Хорошо, ты послушная девочка, Арпине Галстян, – ОНА взяла Арпине за подбородок, – будь такой же и дальше, и твоя госпожа будет доброй для тебя.

-----------------------
86 Госпожа Айгюль (тур.)

ОНА вернулась к Ваагну. Тот поднял голову устало и безнадёжно.
Башибузуки заворожённо глазели на разворачивающееся перед ними представление. Явуз-бей тоже молчал и глядел.

– Не волнуйся, Ваагн Галстян, к счастью для нас обоих ты не совершал кровосмешения. Так случилось, что я – не дочь Эрзерумского Мясника, и это меня очень радует. У меня был свой собственный отец – тот самый, которого убил отец твой, и была мать – которую довела до самоубийства твоя матушка.

ОНА посмотрела на острие своего кинжала. Арпине глядела на происходящее, не отрывая глаз. О, Господи, сделай же так, чтобы всё, наконец, закончилось!

– Так что, поздравляю Вас, князь Ваагн Галстян, – ОНА снова перешла на армянский, – Вы никогда не насиловали Вашей сестры. Теперь, князь, Вы можете умереть спокойно.

Резким движением ОНА перерезала Ваагну горло. Арпине видела это со всеми подробностями: отблеск солнца на лезвии, широкую красную полосу на шее брата, кровь, брызгающую из рану маленькими фонтанчиками.

– Не-ет! Ва-а-агн! Нет! – Арпине кричала и рвалась из удерживавших её сильных рук.

– Ну вот, – ОНА повернулась к Арпине, – а ведь была такая послушная девочка. Что ж, придётся её немного подучить почтительности для своей госпожи.

Княжна Галстян никогда раньше не видела таких глаз, какими смотрела на неё ОНА: чужих, холодных, почти что рыбьих.

– Теперь твоя очередь, Арпине Галстян, – Арпине почувствовала, как горло стискивают ЕЁ цепкие пальцы, – Теперь настала твоя очередь.

Арпине отчаянно пыталась закричать, но не могла. Она ни о чём не могла думать, её просто переполнял невыносимый животный ужас. 

– Нет, ты не умрёшь, Арпине Галстян, – произнесло лицо с рыбьими глазами, – ты будешь жить и чувствовать всё, что с тобой будет. Эй, ребята! – позвала ОНА кого-то ещё, кого Арпине не видела, потому что перед глазами у неё всё плыло, – Вы хотите попробовать, какова на вкус дочка князя?

Арпине не поняла, говорила ли ОНА по-армянски или по-турецки, но окружающие разбойники её поняли. Вокруг поднялись восторженные крики, кто-то выстрелил в воздух. Где-то вдали загремела пушечная канонада.

– Скажи, Айгюль-кадын, как твоя фамилия? – спросил вдруг Явуз-бей.

Он говорил негромко, но этого оказалось достаточно для того, чтобы шум вокруг стих. Только продолжали греметь далёкие пушки.

– У меня нет фамилии, волчонок, – ОНА улыбнулась, и даже ласково, – Согласно хатти-шерифу87 императора Мухаммеда-Али от 15 мухаррема 1253 г.88, предписывающему всем туркам взять себе фамилию, незамужняя девушка носит фамилию своего отца, а замужняя женщина – своего мужа. Моего отца убили до издания императорского хатти-шерифа, и он не успел взять себе фамилию, ни официально, ни тайно. А чтобы приобрести фамилию мужа, нужно, по крайней мере, найти себе мужа. Вот сам видишь, – указала она на тело Ваагна, – княгиней Галстян мне стать не суждено.

-----------------------
87 т.е. указа
88 т.е. 21 апреля 1837 г.

– А что бы ты сказала, моя розочка, о том, чтобы взять себе фамилию Куртоглу? – при этом Явуз-бек застегнул пуговицы своей куртки на животе и подтянул ремень.

– Волчонок, ты что же, предлагаешь мне стать твоей женой? – ОНА, похоже, даже не удивилась, хотя, похоже, обрадовалась.

Арпине ни о чём не думала, просто её глаза и уши и голова работали сами по себе, видя, слыша и понимая.

– Конечно, розочка, – согласился Явуз-бей, – Айгюль-кадын, хочешь ли ты стать моей женой?

ОНА не раздумывала долго.

– Да, волчонок, – обняла ОНА турецкого разбойника, – Я стану твоей женой. С огромным удовольствием, – ОНА сняла с головы котик с покрывалом и показала всем свои длинные чёрные волосы..

Горячий поцелуй новоиспечённой супружеской пары башибузуки встретили криками восторга, потрясанием саблями и выстрелами в воздух. Пушки вдалеке дали ещё один залп.

– А вот это, ребята, мой вам подарок на нашу с волчонком свадьбу! – рука указывала прямо в лицо Арпине, – Она ваша! Только не вздумайте заездить её до смерти раньше времени! – ЕЁ лицо сияло торжеством.

Все вокруг восторженно кричали. Арпине чувствовала, как её тащат куда-то в сторону рощи. Потом она ощущала на себе чьи-то чужие руки. А что было с ней позже, она уже не помнила.
Потому что очень хотела всё забыть.

Отредактировано Московский гость (11-07-2012 11:16:50)