18 июля 1943 г. Тегеран. Советское посольство
тов. Сталин.

Затягиваюсь вкусным ароматным дымом, особенно приятным после долгого воздержания, стараясь на время отвлечься от забот. Но долго наслаждаться не удается. Где-то неподалеку раздается странный звук, похожий на отдаленный взрыв. В комнату вбегают охранники, оттесняют меня в угол, несколько человек занимают позиции у окон. Шени деда, у нас что, война началась? Немецкие десантники высадились, что ли?
- Что случилось, товарищ Доморацкий?
- Не могу знать, товарищ Сталин. Действуем по инструкции.
- По инструкции, по инструкции. Развели, понимаешь, бюрократию и секретность, ничего не знают, - ворчу скорее из внезапного чувствства противоречия, чем от злости. Неужели не смогли полностью ликвидировать нацистскую агентуру? ТАМ - удалось, даже фильм про эти события был. Охранники молчат.  Не успеваю рассердиться как следует, в дверях появляется Власик и с ним Лаврентий. Охранники сразу покидают кабинет.
- Разрешите? – можно подумать я запрещу, формалисты хреновы. Здороваемся, и Лаврентий докладывает:
- … Перехвачена диверсионная группа противника, пытавшаяся проникнуть на территорию английского посольства через водоканал. При попытке задержания произошел взрыв имевшегося у диверсантов взрывчатого устройства. Погибло четверо диверсантов, один – тяжело ранен, захвачен. Один уцелел, легко ранен, ушел. Сейчас его ведет наружное наблюдение.
- На резидентуру выйти хотите?
- Да, товарищ Сталин. Есть надежда на «игру».
- Правильно. Что же, ваши действия одобряю, - поворачиваюсь к нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу Власику. – А что скажет товарищ Власик?
- Товарищ Сталин, начальник охраны президента требует объяснений. И англичане тоже… волнуются.
- А вы их успокойте, товарищ Власик, - отхожу к столу, набиваю трубку и обдумываю пришедшие в голову соображения. – Господину ….  Расскажите все, кроме информации об отпущенном диверсанте. Англичанам скажите лишь о предотвращении террористического акта и убитых диверсантах. С намеком, что их охрана эту группу прошляпила. Понятно? Не прямо, а намеком.
- Слушаюсь, товарищ Сталин.
- Можете быть свободны. А вас, товарищ Берия, я попрошу задержаться…
На вечернем заседании Рузвельт задумчив чуть более, чем обычно. Недавнее морское сражение с японцами, выигранное с большими потерями, если доверять данным нашей разведки, Зато Черчилль явно пытается взять реванш за утренний конфуз. Обсуждаем послевоенное положение в Европе. Раскуривая сигару, Черчилль говорит, что союзники должны нанести такой сокрушительный удар по Германии, чтобы она никогда больше не могла угрожать другим народам. Рузвельт согласен с этим. Я тоже, но добавляю, что, если не будут приняты особые меры, Германия скоро восстановит свой потенциал и будет снова представлять угрозу для мира.  Поэтому я предлагаю ввести в Германии и других странах, поддерживающих нацизм и фашизм, а также оккупированных нацистами, но поддерживающих их своим промышленным потенциалом, внешнее управление в виде Союзных Контрольных Комиссий. При этом я выдвигаю предложение о том, что держава, освободившая от фашистов более половины оккупированной территории любой страны, имела преимущественное право влияния на эту страну.
Черчилль в ответ замечает:
- Как же тогда законное польское правительство? Мы начали войну с Германией из-за того, что она напала на Польшу. В своё время меня удивило, что Чемберлен не стал вести борьбу за чехов в Мюнхене, но внезапно в апреле 1939 года дал гарантию Польше. Но одновременно я был также и обрадован этим обстоятельством. Ради Польши и во исполнение нашего обещания мы, хотя и были не подготовлены, за исключением наших военно-морских сил, объявили войну Германии и сыграли большую роль в том, чтобы побудить Францию вступить в войну. Франция потерпела крах, но мы благодаря нашему островному положению оказались активными бойцами. Мы придаём большое значение причине, по которой вступили в войну. Я понимаю историческую разницу между нашей и русской точками зрения в отношении Польши. Но у нас Польше уделяется большое внимание, так как нападение на Польшу заставило нас предпринять нынешние усилия. Я также очень хорошо понимал положение России в начале войны, и, принимая во внимание нашу слабость в начале войны и тот факт, что Франция изменила данным ею гарантиям в Мюнхене, я понимаю, что советское правительство не могло рисковать тогда своей жизнью в этой борьбе. Но теперь другое положение, и я надеюсь, что если нас спросят, почему мы вступили в войну, мы ответим, что это случилось потому, что мы дали гарантию Польше. Я хочу прибегнуть к примеру о трёх спичках, одна из которых представляет Германию, другая - Польшу, а третья - Советский Союз. Все эти три спички должны быть передвинуты на запад, чтобы разрешить одну из главных задач, стоящих перед союзниками, - обеспечение безопасности западных границ Советского Союза.
Хитро придумано. Обеспечить безопасность наших границ, а заодно усилить Польшу. Помню я, как они нас отблагодарят за это. Нет, Германия мне нужна целиком. ГДР была и будет самым верным нашим союзником. Польша же обойдется незначительными подачками. Хватит ей выхода к морю и возвращения земель в Белостокском выступе.
Отвечаю Черчиллю: - Я должен сказать, что Советский Союз не меньше других, а больше других держав заинтересована в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом СССР. Мы - за восстановление Польши. К тому же Польша действительно одна из самых пострадавших от нацистской оккупации стран. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне. Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому, что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз. Всё это было опубликовано в печати.
Показываю, доставая из портфеля, распространяемые аковцами антисоветские листовки, напоминаю о поддержке ими немецкой провокации в Катыни. Рузвельт внимательно рассматривает и передает дальше. Черчилль, чувствуя отсутствие поддержки Рузвельта, сразу же отступает, утверждая, что хотел лишь обсудить новые границы Польши. Отвечаю, что восточные границы вполне определенны и пройдут по линии Керзона. Тут же Черчилль и Иден встревают с уточнениями по поводу южных и северных участков границ.
- Львов никогда не принадлежал России, - замечает в азарте спора Черчилль.
- Зато Варшава принадлежала, - парирую, улыбаясь в усы, я.
Аргумент действует безотказно, хотя за северную границу спорим еще несколько минут. Но тут я замечаю: - Если Восточная Пруссия и принадлежала ранее Польше, то ее тогдашние правители сами отдали ее немцам. По Данцигу – я согласен, что город Гданьск должен входить в польские границы. Но Восточная Пруссия должна отойти Советскому Союзу как компенсация за потери при  отражении немецкой агрессии. Вопрос Оппельнской провинции требует тщательного изучения. Я полагаю, что может оказаться необходимым проведение плебисцита и учет предыдущего размежевания польско-германских земель.
На этом спор о Польше прекращается, это неопределенное решение устраивает всех, поэтому переключаемся на Контрольные Комиссии. Вопрос соотношения голосов обсуждаем долго, но, в конце концов, мне удается пробить мое предложение. Число голосов и председательство в комиссии будет зависеть от вклада в освобождение территории.

«Мы, Президент Соединённых Штатов, Премьер-Министр Великобритании и Премьер Советского Союза, встречались в течение последних пяти дней в столице нашего союзника - Ирана и сформулировали и подтвердили нашу общую политику.
Мы выражаем нашу решимость в том, что наши страны будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время. […]
Взаимопонимание, достигнутое нами здесь, гарантирует нам победу.
Что касается мирного времени, то мы уверены, что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир. Мы полностью признаем высокую ответственность, лежащую на нас и на всех Объединённых нациях, за осуществление такого мира, который получит одобрение подавляющей массы народов земного шара и который устранит бедствия и ужасы войны на многие поколения.
Совместно с нашими дипломатическими советниками мы рассмотрели проблемы будущего. Мы будем стремиться к сотрудничеству и активному участию всех стран, больших и малых, народы которых сердцем и разумом посвятили себя, подобно нашим народам, задаче устранения тирании, рабства, угнетения и нетерпимости. Мы будем приветствовать их вступление в мировую семью демократических стран, когда они пожелают это сделать.
Закончив наши дружественные совещания, мы уверенно ждём того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвергаясь действию тирании, и в соответствии со своими различными стремлениями и своей совестью.
Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительными друзьями по духу и цели.
РУЗВЕЛЬТ
СТАЛИН
ЧЕРЧИЛЛЬ
Подписано в Тегеране 19 июля 1943 года» .

12 января 1944 г. Второй Белорусский Фронт. Командный Пункт Пятой Общевойсковой Армии.

На командном пункте Пятой армии, на который прибыл генерал Мельниченко, обстановка была, по всем признакам, не менее напряженной, чем на фронте.  У стола в землянке сидел удрученный командарм – пять. Опытный, прошедший горнило войны генерал-полковник Крылов был почти в отчаянии. Молодой командующий фронтом генерал армии Черняховский молча ходил из угла в угол, словно меряя землянку шагами. Остальные присутствующие мрачно молчали.
Причина такого настроения, как узнал сразу после обмена приветствиями, Мельниченко была весьма веской. Наступавшие войска остановлены сильным и хорошо организованным огнем противника. Не сумев противодействовать выходу советских войск на венгерскую равнину, немцы решили отыграться, противопоставив нашему наступлению хорошо организованную оборону, усиленную истребительно-противотанковыми частями, вооруженными большим количеством восьмидесятивосьмимиллиметровых орудий. Хорошо организованный сильный огонь нанес большие потери войскам пятой армии и, особенно, частям двадцатого механизированного корпуса. Наши войска остановлены. Сроки наступления срываются, немцы получают возможность нанести фланговые удары. Черняховский, описав Мельниченко сложившуюся обстановку, сказал:
- В связи со сложившейся обстановкой я решил изменить первоначальный план и ввести ваши корпуса в бой сейчас через боевые порядки пятой армии.
- Товарищ командующий, разрешите представить свои соображения? – ответил Мельниченко. Черняховский, задумавшись на секунду, разрешил.
- По данным моего штаба, полученным от фронтовой разведки, противник начал отвод своих войск Дебреценской группировки против правого крыла девятой армии. Поэтому я считаю, что моей армии нецелесообразно наносить удар через боевые порядки пятой армии в лоб организованной противотанковой обороне. Вместо этого предлагаю с рубежа Секуени –Орадя - Леш нанести удар в северо-западном направлении к Тиссафюред Отсюда можно будет нанести удар в тыл Ньидередхазско-Мишкольцской группировке, в обход укрепленного района.
Генерал Черняховский внимательно проследил по карте предлагаемый маневр, подумал. Такие изменения планов требовали согласования и увязки с действиями остальных сил фронта и одобрения Ставкой. Поэтому, принимая предложение Мельниченко, он сказал:
- Хорошо, товарищ Мельниченко. Ваш план я одобряю. Возвращайтесь в штаб, готовьте и отдавайте предварительные распоряжения и ждите моего приказа.
Мельниченко попрощался с присутствующими, и через десяток минут небольшая колонна направилась от штаба пятой армии на восток.
Через несколько часов колонны механизированных войск, прикрытые с воздуха истребителями, потянулись по рокадным дорогам на юго-запад, в район предварительного развертывания.
В девять утра следующего дня на наблюдательном пункте девяносто первого стрелкового было людно. Кроме командования корпуса, на НП прибыли командующий механизированной армии и его люди, а также командир девятой армии Людников со свитой. В этот момент раздался звонок. К телефону вызвали командарма – семь.
- Готовы ли ваши части к наступлению? – спросил комфронта Черняховский.
- Так точно. Все готово и в десять часов мы можем начать наступление.
- Сигнал «Гроза» - ответил Черняховский.
- Есть! – Мельниченко отошел от телефона и объявил. – Наступаем!
На фронт немецких и венгерских частей, не успевших еще как следует закопаться в землю обрушился мощный огневой налет. Небольшой перерыв и повторный налет, переходящий в непосредственную поддержку атакующей пехоты.
Сразу взят стремительный темп. Минут через двадцать, обгоняя передовые части пехотинцев в оборону врезаются головные танковые бригады мехкорпусов. Не ожидавшие столь мощного танкового удара, немцы и венгры начинают поспешно отступать, бросая громоздкое вооружение и запасы. Попытавшийся удержать атаку танковый заслон – венгерская танковая бригада, вооруженная венгерскими же танками «Туран», немецкими «тройками» и «четверками» была разгромлена огнем танков, самоходных орудий и двух зенитных батарей.
На плечах бегущих передовые отряды врываются в Беретьоуйфалу и Дерече. А за ними следуют танки основных сил, вместе с  пехотой на бронетранспортерах и грузовиках, легкие и тяжелые самоходки, все это прикрывается с воздуха истребителями и зенитками разных калибров. Все эти части, словно потоп, захлестывают отдельные очаги сопротивления, устремляясь вперед к Тиссафюреду…

Каких-то самоходных? Иначе не понять, как они могли успеть...

Может, "от атаки с воздуха" (или что-то похожее)? А то, иначе, могут получится "летающие зенитки"

Может я что-то пропустила, но никак не могу понять, как 2й Белорусский в Венгрию-то занесло? Это же либо через всю Украину, либо через половину Польши и Чехословакию... А это точно не Второй Украинский?

Спасибо за разъяснения. Надо бы перечитать. Или уж дождаться, когда эта завершится, чтобы все сразу