Вот и январь. Рождество. Не самое веселое как по мне Рождество.
Начало 1812 года отметилось многими значительными событиями. Во-первых, снят со своей должности Сперанский. Со скандалом  и обыском в кабинете и доме, но арестован не был. Убыл в Нижний. Хотя и опалой это сложно назвать. Александр  просто удалил его в бессрочный отпуск «по состоянию здоровья и до окончания разбирательства». На место Государственного секретаря  был назначен, как и в моей истории, некто Шишков.
В двадцатом веке он известен как литератор и один из идеологов войны двенадцатого года. Я о нем почти ничего не знал, разве только фамилию, пришлось добирать знания об этом человека тем, что услышал о нем уже здесь. Портрет вышел такой.

Консерватор еще Екатерининской закалки. Моряк. Писатель. Не глуп, хотя и со своими мухами в голове. Дядечка возрастом уже под шестьдесят, но телом крепкий. Умеет быть преданным. Характер - психованный.  Францию ненавидит люто, яростный англофил. Вечно всклоченные волосы и такие же мысли. Скандалист. Суждения всегда безапелляционные. Точку зрения же меняет в свете желаний государя. Еще черточка, в полемике, если увлекается, то - как глухарь на току. Только себя и слышит. Острый ум тщательно скрывает под маской недалекого человека. Опасен.
Александр его назначил как компромисс, своего рода уступку консервативным силам, которые стали брать вверх в политической борьбе. Увы, но в Санкт-Петербурге все изменилось не к лучшему. Консерваторы, под знаменами патриотизма здорово потеснили сторонников прогрессивных преобразований уж слишком увлекшихся в своих теориях, объявив их едва ли не агентами французов. Многие из тех, кто начинал с Александром путь нового устройства России, стремительно теряли свое влияние, уступая давлению наиболее богатых помещиков и старых царедворцев. Это в какой-то мере касалось и моего патрона князя Кочубея. Впрочем, в политике такие галсы – дело обычное.

Прибыв в Смоленск, я понял, что моя черная полоса еще не закончена.
С чего я это взял?
А с того, что в Смоленске Васильева и его группу я не застал, они отбыли всем составом в Вильно. Меня же, персональным приказом военного коменданта по оставленному последнему распоряжению графа Васильева и его личной просьбе, сразу направили по месту основной службы. В запасной эскадрон моего полка при рекрутском депо в Ельне. Едва три дня в Смоленске выпросил для оформления личных дел да для встреч с нужными людьми. С глаз долой, короче, убрали. Отчего и почему, я примерно догадывался. Политические ветры переменчивы и в данный момент они стали для многих неблагоприятными. Вот меня и прятали до поры.

Поскольку приказ касался только поручика Горского, а фельдфебель Перебыйнис все еще числился по команде, то я и отправил его к графу с отчетом обо всем проделанном, пока не был при группе. А также, рапорт о смерти солдата из находившихся при мне подчиненных. Бюрократия в армии – штука вечная. Лучше хвостов по бумагам не оставлять.
Чтобы фельдфебелю не было скучно в дороге, отправил с ним еще и  Гаврилу. Для подстраховки.
Иван Михайлович имел при себе также письмо, которое передал мне Кутузов. Ему сподручнее, а главное незаметнее будет подойти к Васильеву и потихоньку передать конвертик, да еще и разузнать что и как. Мне же светиться рядом с графом выходит нынче не с руки.

Так и получилось.
Гаврила подкатил к дому, где жили Васильев с Черкасовым на коляске как извозчик. Мы экипаж решили все-таки не оставлять в Горках, хорошая вещь и мне и Гавриле в Смоленске сгодится, так вот…, подкатил и вызвал Алеся. А тот уже Ивана Михалыча провел к начальству незаметненько. 
Два унтера по делу идут - никто и не оглянется.
Так и прошел фельдфебель и письмецо передал.
После Гаврила привез мне устную сердечную благодарность от графа Васильева и письменный ответ от моего руководства, объясняющий все, что происходило. Барон Черкасов по поручению того же Васильева отписал самолично и рассказал о последних новостях. Письмо по прочтению следовало сжечь. 
А новости не порадовали.

Нас всех конечно наградили, похвалили и так далее, но группу Васильева решено расформировать. Уж больно мы насолили многим сильным мира сего. И еще. Создавалось у меня впечатление, что мы, в смысле наша группа, работали как испытательный полигон. Знаете, как мотор, что гоняют до момента его разрушения. А задачу выполнил – на списание. 
Впрочем, этого и следовало ожидать.  Хотя и руководящими кадрами с опытом нашей работы решили не разбрасываться. Самого барона Черкасова оставляли в Вильно в распоряжение военного министра с повышением штаб-офицером, нашего командира графа Васильева забирали обратно в родной гвардейский кавалергардский полк, тоже с повышением в должности, чин оставили тот же. Оба были награждены орденами Анны второй степени.
Какие-то политические пляски в связи с приближающейся войной. Скорее всего, Кочубей желал видеть графа поближе к себе, возможны были и другие причины. Перетасовка кадров в конце 1811 года шла по всей армии. Но эти двое в отличие от меня имели значительный вес в Свете, и их обиженные нами тронуть не смели. В отношении же геройского, но скромного поручика  – дело иное. Могут и рассчитаться со мной за всех, оттого лучше пока на глаза особо не лезть.

Фельдфебеля Ивана Михайловича Перебыйниса граф Васильев забирает с собой в виде дядьки пестуна или денщика, поскольку успел оценить исполнительного и умного фельдфебеля, а лесовик Алесь соответственно остается с Черкасовым, тоже денщиком. Это неплохо. Все мои пристроены выходит.

Последняя инструкция от Васильева, переданная Черкасовым устно через Гаврилу. Дословно.
- Операции по типографии не было. Запомни. Вообще не было…

М-дя. Мне, похоже, наград не будет…
Потому как если узнают, кто к этому ручки приложил, то нам всем просто оторвут головы. Там, оказывается, такие люди с нашей стороны завязаны были - мама не горюй. Мы знали, что те высоко сидели, но не предполагали, что настолько.
Александр им пальчиком сделал «ню-ню-ню», они пообещали, что «ни в жисть». На этом все и кончилось. Но обиду на людей, что поломали им бизнес, эти ребята затаили. Потому – молчок.
Официальная версия. Поручик Горский с бароном Черкасовым  работали в Герцогстве Варшавском по заданию графа Васильева исключительно по перехвату фельдъегерской почты французов. Вдвоем. И только! Потом барон с ранением и бумагами - в Россию, а поручик с копиями - на Дунай. Все. Больше ничего не было.  Все документы по типографскому делу уничтожены. А саму типографию если кто и рванул, так то партизаны саксонские или там скажем баварские. Немцы, короче. Мы не в курсе вовсе. Ясно?
А чего тут неясного? Жизнь – синусоида, вчера были в фаворе, сегодня в опале. Все нормально. Да мы и не за награды, вообще-то…

Три месяца служу при запасном эскадроне в Ельне. Рутина.
Крохотная комнатенка для жилья. Стужа. Писем от Анны нет. Гаврилу отослал в Смоленск, он плотно занимается маслодавильней, карандашной фабрикой, конезаводством и торговлей с уклоном в армейские поставки. Завязался с какими-то купцами и мещанами-рабочими, что-то мудрит с полотняной мануфактурой. Бизнес крутит по технологиям конца перестройки, которые постоянно из меня выуживает в просьбах рассказать, как ведут дела в заморских странах. Рассказываю, не вдаваясь в подробности. Гаврила ругает «сатанинскую землю» где такие методы используют, но потихоньку применяет их сам. О той  земле не расспрашивает, соблюдая данное когда-то слово.
Я, оказывается, все это время богател… Деньги к деньгам, не врет пословица. Поскольку Гаврила имеет со всех дел процент, он тоже при средствах. Читаю его еженедельные отчеты – душа радуется.
Во зубр! В девяностые бы раскрутился парень по полной. Природный талант администратора помноженный на мои подсказки, да еще с прибавкой скоморошьей способности к лицедейству и как довесок беспримерное нахальство, все это дает очень неплохой результат. Причем в звенящих кругляшах. Но при этом со мною исключительно честен. Ему просто интересен процесс, ну и результат как его составляющая. Трудоголик.
Что бы я делал без такого управляющего, ума не приложу.

А у меня с утра и до вечера перед глазами бестолковые рекруты и невыученные кони, из которых я пытаюсь слепить что-то годное для боя. Хреновая еда, зато обилие не самой элитной выпивки. Карты по вечерам в кругу офицеров рекрутского депо или шахматы с капитаном Арнаутовым. Мой напарник по весеннему путешествию получил повышение в чине и сейчас замещает командира эскадрона. Оказался неплохим шахматистом…
Провинциальные красотки, пытающиеся закадрить выгодного жениха в моем лице, живо отбили у меня охоту посещать сборища Ельнинского полусвета. Исключение сделал только на обязательный Георгиевский бал 26 ноября. Статус обязывает присутствовать всех кавалеров этого ордена, а их в Ельне оказалось трое, на городском бале, данном в честь ордена Святого Георгия. Причем два других кавалера находились уже в весьма почтенном возрасте, так что мне приходилось отдуваться в танцах за всех. Несколько уроков хореографии, взятые мною в прошлом году, оказались вовсе не лишними.
Существовал в России такой интересный обычай, если в населенном пункте проживает, или присутствует проездом, хоть один георгиевский кавалер – бал в его честь за счет местных властей должен быть в этот день в обязательном порядке.

Все свое время отдаю военной науке.
У меня во взводе  неплохое положение относительно прочих, именно как у георгиевского кавалера.  Белый крестик на мундире здесь уважают и весьма. Интенданты не воруют так уж безбожно и командиры дают почти полную свободу действий, потому на мой учебный взвод, который по численности сильно напоминает роту, поступает сносное вещевое снабжение, терпимый конский состав и есть возможность  вести более-менее нормальную боевую учебу.
Я привык делать работу на совесть, если уж берусь. Да и самому полезно. На маневры выезжаем минимум раз в неделю, но чаще дважды, и теперь я без проблем смогу провести конную атаку эскадроном, перестроиться, отступить, завязать фланкерную схватку, использовать застрельщиков, провести марш…
Да много еще чего можно научиться, пытаясь учить других.

Возвращаясь с очередных маневров, я встретил вестового с неофициальным сообщением от прапорщика, дежурившего сегодня по эскадрону.  Скорее даже с предупреждением. Ко мне прибыли гости и сейчас сидят у командира эскадрона и пьют чай. Гости своеобразные, в полицейском звании и они жаждут видеть меня как можно скорее.

Ха! Звоночек от паранойи. Давненько она мне не звонила.
И что у нас плохого?
Шлем разведку в расположение части. Есть у меня парочка расторопных унтеров, вот пусть все высмотрят и разузнают. Тайн для вестовых и денщиков нет. А мы сами слегка задержимся. А что? Решили вот офицер, в наказание за плохую работу на маневрах, что взвод вместо теплых казарм сегодня ввечеру будет отрабатывать постановку бивуака зимой. Вот такой я самодур…
Прибудем в эскадрон завтра к обеду.

А вот если бы вас ждал полицейский чин, что бы вы подумали?
Интересно, кто это подсуетился, Фролин или Мирский? Или же кто-то из тех, кого я за решетку упек за фальшивые деньги весточку передает?
Надеюсь, что все же кто-то из моих недоброжелателей, а не большая политика. Там вообще нет шансов. А тут еще побрыкаться можно. 
Мирский - вряд ли, еще вроде рано. По моим прикидкам, он займется мною не раньше весны, сейчас он в своем имении. Прихворнул. Все-таки возраст…
Фролин тоже не должен. Язык, которого мы захватили в Горках, перед смертью поведал, что его должны направить в Ригу с каким-то очень важным для снабжения армии поручением. Фролин был крайне зол, но ехать обязан, поскольку это было личное распоряжение Барклая. Раньше конца февраля вернуться не сможет. Кто же тогда…?

К полуночи вернулся мой первый разведчик.

Так. Что мы имеем?
Во-первых, спасибо паранойе, имеем еще целую ночь свободного времени на раздумья и подготовку к дальнейшим действиям – это плюс. А минус…
Это, во-вторых, меня завтра, сразу по возвращении заметут. По распоряжению Якова Иванович де Санглена, действительного статского советника, одного из главных полицейских чинов страны, главы Высшей воинской полиции и «… вообще хорошего человека из тайной канцелярии». 
Ха! Цитата из «Гардемаринов» что-то вспомнилась, к чему бы?
Или он еще не глава…? Вообще, когда ее создали-то ту Высшую военную полицию? Армейскую контрразведку, чтобы было яснее.
Такого себе зубастенького конкурента контрразведке, курируемой МИДом, отделу сыска полиции и Особенной канцелярии при Сенате. Организацию, заточенную на определенного врага в определенных условиях предвоенной и военной обстановки. А чтоб совсем стало ясно с аналогиями, это – СМЕРШ, в варианте начала девятнадцатого века. Зона ответственности  армия, фронт и прифронтовая полоса, с полномочиями на расширение поля деятельности хоть до Парижа и Мадрида. Но основное поле – армия и все что с ней связанно.
Вроде сейчас как раз и создавали, в январе 1812 года, а на полную стали работать к весне.  Впрочем, здесь возможен сдвиг по времени. Кто его знает, может уже и функционирует контора? Де Санглен как раз и возглавлял эту структуру при Первой армии.
Ага. Именно там, где приписан мой полк.
Начальство, однако, и для моего полкового командира. И даже для командира корпуса.

По происхождению – француз, по характеру – авантюрист, по уму – математик, при этом с отличным почерком и бойким канцелярским слогом. Молчун по делу и балагур в обществе. Литератор. Аналитик. Не чурается недозволенных методов, может быть подлым как сколопендра, но своих бережет и всегда мстит за убитых агентов. По-своему честен. Его боятся. Знает все и обо всех. Личный шпион Александра, специалист по его интимным делам.
Именно по ним, этим самым…
Поставлял баб их величеству, поскольку с супругой у Александра постоянно терки. Или потому и терки… Не суть. Короче, приближен к особе, дальше некуда.
До этого назначения  он сформировал и возглавил Особую канцелярию при министерстве полиции (не путать с Особенной канцелярией при Сенате). И неплохо справился. Ту самую Особую канцелярию, которая занималась разбойниками и зачатками организованного преступного мира вообще, в смысле шайками и бандами. Имел на этой ниве успех, сумел красиво преподнести свои достижения, был замечен и приближен, чем вызвал ревнивую зависть своего начальника, министра полиции Балашова. Вплоть до «побитых горшков» и испорченных вдрызг отношений. Все это произошло, когда Балашов еще был в силе.

В гостях у эскадронного в депо меня сейчас ждет полицейский майор Лешковский, полицмейстер Гродно, возвращающийся в Вильно из первопристольной, с бумаженцией от этого самого де Санглена, в которой командиру запасного эскадрона Иркутского драгунского полка предписывалось откомандировать поручика Горского в сопровождении вышеуказанного майора Лешковского в штаб армии в Вильно, для разбирательства…
Кого, чего, какого разбирательства? Не указанно. Вроде и не арест, но знаем мы такие приглашения в сопровождении. Но… Если начальство приказывает – будь добр, поручик… М-да…
Приказ-то писарь уже приготовил, а комэск подписал.
А мне теперь чего, смываться, или сдаваться?

Ну, я и решил.
Пойду сдаваться, но подготовлюсь к варианту смыться в любой момент. Гаврила бы такой вариант одобрил и принял активное участие в его воплощении. А Виверра, если прижмет, тоже поможет вариант реализовать. Главное, этих двоих поставить в известность о моих затруднениях.

К моей удаче казачий спецназовец все еще в Смоленске обретается.
Толик после возвращения с братьями Бубновыми и Шунгою из Герцогства Варшавского решил подзадержаться в городе. И по своим делам имел такое желание, и меня хотел дождаться. Но на глаза начальству не лез до приезда Черкасова. Тогда и он явился и доложился, что ночью отбился от группы и добирался домой самостоятельно, а поскольку дело завершено,  просил отпустить его на Дон. Начальство ничего против не имело, взяло клятву молчания наградило десятью рублями и отпустило с миром. Но Толик имел свое мнение на тему когда и как ехать. Уж не знаю, как он там это дело утряс, но на Дон его ждут только к весне. Увидев его наглую рожу во время своего трехдневного пребывания в Смоленске, я был искренне рад.
Вот в эту нашу последнюю встречу, узнав про перевод меня в запасной эскадрон, Виверра долго и жизнерадостно ржал. А че? Ничего не меняется в родных Палестинах. Как было, так и есть. Наказать отличившихся и наградить непричастных! Все как всегда…
Я на его ржание не обиделся, в чем-то он прав.
Так вот, ждет экслегионера на Дон не только служба, но и названная казачья родня для знакомства с его молодою женою, которая с недавних пор появилась у Виверры. Удивлены? А ничего удивительного.
Папе Бубнову он таки глянулся, прав был Гаврила. И не только папе, но и Глашке, бедовой младшей сестре Гавриловой тоже. Вот уж кто по характеру истинная казачка будет. И избу подожжет, и коня пришибет, хоть росточку невеликого и фигурка как у Венеры. Сильно по сердцу ей пришелся чумовой казак с усталыми глазами. Ну, и все. Пропал хлопец…
Женили парня незадолго перед началом Рождественского поста. Причем, в семейку эту скоморошью Толик вписался как в родную, и сейчас вполне счастлив. Одиночества за свою жизнь он за двоих наелся. Теперь вот - женатик.
Завидую…
Такие вот дела.
А меня, наверное, арестовывать с утра будут… Печалька…

Непривычно без Дель Рея.
Я ведь практически, сколько здесь, столько и с ним. Но и шпага и тотошка с оставшимися патронами сейчас не со мной. Поскольку судьба моя в ближайший промежуток времени неизвестно как повернется я дорогими для себя вещами рисковать не стал. Баульчик еще с ночи в Смоленск отправился по еврейской почте. Дорого берут, конечно, но зато доставят быстрее императорских фельдъегерей, и груз будет в целости и не вскрыт. Как в банке.
Что за еврейская почта? А есть такая…

Помимо станций и постоялых дворов вдоль дорог стоят еще и трактирчики, и шинки во всех мало-мальски населенных пунктах. Содержат их, как правило, евреи, а рядом с трактирчиком проживают три-четыре зажиточных семьи, у которых на подворье содержат наготове лихих лошадей и удобные легкие пролетки, а для зимника – сани. Целая система быстрой доставки небольших партий товара, одного-двух человек пассажиров, почты, причем неофициальной, проходящей мимо почтового ведомства, а также срочной информации. 
Ага, той самой, что миром правит.
Кроме того в каждой пролетке был ящик, в котором перевозили почтовых голубей. Это еще одна услуга еврейской почты. Голубиная доставка новостей конечно не телеграф, но быстро. По этим временам  - очень быстро. Для гешефта дело наинужнейшее, знаете ли.
Так вот, почта номер два функционирует лучше, чем станции на постоялых дворах, потому как кони не казенные, которые в нужный момент может не оказаться, а собственные, и возчики конкурируют промеж себя за право доставки. Триста верст в сутки – легко.
Четыреста?
Плати, будет и четыреста.

Очень часто еврейская почта совпадала с воровской тропой или с маршрутом контрабанды. Живые деньги, а не пойман – не вор.
Все всё знали, но власти их не особо трогали, поскольку сами частенько пользовались этой параллельной транспортной услугой.
А порядок там был железный, человека или посылку доставят куда надо и в срок. А нет – неустойка. Большая. Хоть и цены за доставку заоблачные.
Чартер, одним словом.
Им и воспользовался для отсылки вещей и весточки Гавриле. Что-то мне подсказывает, что в Ельню я уже не вернусь.

Мы с майором Лешковским путешествуем верхами. Я - на Вороне, он на казенной спокойной лошадке. Наездник из него так себе, оттого движение наше неторопливо.  Меня это более чем устраивает.
Едем без сопровождения, но при оружии оба. Меня не арестовали, а, как бы поточнее сказать, взяли под подписку. По прибытии в Вильно я буду препровожден в гарнизонную гауптвахту, там и сдам шпагу, а в моем случае - палаш, и буду дожидаться своей дальнейшей судьбы. Оружие позволили взять в дорогу под слово чести и личное поручительство моего зам. командира эскадрона капитана Арнаутова.  Майор попытался наехать и потребовать разоружить поручика Горского, а в депо получить конвой для сопровождения задержанного.
Щас…
Не любят военные полицейских.
Ни шагу навстречу полицмейстеру сделано не было.
В бумаге о конвое есть хоть слово? Нет? – Ничем помочь не можем.
Поручик Горский, кавалер ордена Святого Георгия и кавалер ордена Святой Анны, оставлен при эполетах? Да? - Значит и при оружии.
Отчего? Так дороги опасны. Надобно господина полицейского майора поберечь кому-то, раз конвоя нет.
Все. Честь имеем.

Лешковский в первый день дороги играет недотепу. Вечные «э-э-э» в речи, отвратительный французский, на котором пытается говорить со мной, громкий смех над собственными шутками, сморкание из-под пальца. Этакий  провинциальный недалекий служака.
Поверил бы, кабы не пистолет в рукаве мундира. Его углядел случайно, когда искал несоответствия в поведении майора, да еще благодаря тому, что его лошадка оскользнулась.  Лешковский взмахнул руками, пытаясь удержаться в седле, и мне пришлось подхватить его под локоть правой руки, выпроставшейся из-под теплого плаща. Рукав мундира подтянулся и на долю секунды открылся маленький убойный инструмент. Я такой же у Васильева видел. То-то майор в меховом плаще едет, а не в шинели. Это чтобы руки были свободны в любой момент.
Умно. Но холодно.
Просматривались еще  мелкие неточности, но уровень игры очень даже приличный. И с чего это мы взяли, что тогда свое дело лохи делали? Ни сети компьютерной не имели, ни лабораторий, ни ОМОНа. А справлялись, однако.
Да и вообще – полицейский очень отличается от образа городничего из «Ревизора». Дядька тренированный и жилистый. Умный. Взгляд цепкий и недоверчивый, это когда считает, что я его не вижу. На кого больше всего похож? Даже затрудняюсь сказать. Не было такого типажа в моей жизни.  На киношного жандарма, разве что, только не из дворян, а калибром поменьше. Волчара.
Но мне - не противник. Коварство у него для этого времени вполне коварное, но для жителя двадцатого века, прошедшего перестройку и фазу дикого капитализма – не катит. Подлости в нем маловато. Наркоту клиенту в карман совать не стал бы.
Хм… Наверное.

Я отмалчиваюсь. Только «да» и «нет» на все попытки завязать со мною общение. Не иду на контакт, тоже играю, только оскорбленного офицера.
К концу первого дня пути сложилась абсолютно идиотская ситуация. Он явно понял, что я его игру раскрыл, но то, что от меня нет никой реакции, его озадачивает.
Располагаемся на ночлег в одной комнате постоялого двора. Поднадзорного с глаз майор отпускать не хочет ни на миг.

- Не боитесь, что сбегу, пока будете спать, майор?  - Мой вопрос  после целого дня молчания не сбил с толку полицейского. Он ответил тут же.
- Знаете, Сергей Александрович, у меня такое впечатление, что если бы вы пожелали сбежать, то уже бы давно сделали попытку. Не скажу, что вам она удалось, но попытаться при соответствующем  решении должны. Точно. Но не стали…Так что опасаюсь, но умеренно. Такая уж служба.
- Господин Лешковский, давайте останемся на том же уровне наших отношений, что и прежде, то есть казенных. По имени отчеству у нас нет повода величать друг друга. – Сближаться с полицией в мои планы пока не входило. Выгодней держать дистанцию. - А насчет удалось или нет… Пять секунд требуется мне, чтобы вас нейтрализовать без вреда для вашего здоровья и три секунды, со значительным повреждением вашего организма. Уж простите. Не вижу препятствий.

- Так уж и три секунды?  - ишь ты, обиделся. - Мы в полиции тоже не лыком шиты. Можем кое-что. Армейского рубаку мне не впервой скрутить. Уж поверьте – приходилось.
- Верю.  – Я ответил абсолютно спокойно, может чуть-чуть насмешливо, и задул свечу.
Несколько фамильярное обращение, несмотря на разность в классе табеля о рангах мне позволялось в связи со статусом кавалера двух орденов и мое происхождение. Лешковские, шляхтичи-единодворцы некогда были в службе у одного из моих прямых предков, епископа Горского, и именно ему род Лешковских обязан своим нынешним возвышением. Я ненавязчиво напомнил майору об этом. Чисто из вредности.

Путь до Вильно не близкий. Шестьсот пятьдесят верст  зимней дороги. Почти две недели добирались. На предложения майора продолжить путь в санях, мол, и быстрее выйдет и комфортней, я ответил отказом. Дескать, в Вильно, где сейчас квартирует мой полк, я должен прибыть при положенном строевике. Формально я прав и майор смирился.
Мне нужно было время.

Лешковский не терял надежды наладить со мной что-то вроде приятельских отношений, ведь дорога обычно сближает людей. Но я постоянно вежливо обламывал его. Мне пока еще не понятна моя роль в какой-то игре, которая уже шла. А в таких обстоятельствах лучшая политика не делать ничего, не говорить лишнего, не сближаться ни с кем. Так и ехали, по большей части молча. В конце пути мое присутствие рядом уже откровенно тяготило майора, но как говорится, это его трудности. Мне не привыкать путешествовать, мысленно отгородившись от  незнакомых людей, с которыми делю дорогу в поездах, или в метро, а вот майору было трудновато. Не принято тут так.

Чем ближе мы подъезжаем к Вильно, тем больше я убеждаюсь. Меня «играют». Нет, вариант, что моей кровушки станут требовать кто-то из родственников обиженных, существовал, и я его пока держал как основной.  Тот же Фролин, например. Штер-кригскомиссар  - должность немаленькая. Практически – генерал от снабжения.  Не вышло грохнуть меня наемниками – решил по-другому. Может быть? Вполне…
Но все больше просматривался вариант альтернативный.
Что-то кому-то от скромного драгунского поручика Горского требуется. В узилище меня если и сунут, так только для того, чтобы обломать предварительно.
У нас так любят. Мокнуть с головой в гуано, после за шкирку вытянуть и всю жизнь попрекать – что де запах от тебя не розами. А что сами и засунули, так это за кадром.

Времени подумать за дорогу хватало.
Де Санглен ведь с полицейским министром Балашовым разругался полностью и ушел без людей и без поддержки. Новый же министр полиции Вязмитинов Сергей Кузьмич к Якову Ивановичу тоже  особого расположения не испытывает,  поскольку  тот в свое время еще будучи у Балашова в фаворе, весьма поспособствовал  к снятию нынешнего министра полиции с должности военного министра в 1808 году. А теперь, когда по слухам Вязьметинову прочат место Петербуржского коменданта и командующего всеми войсками в Петербуржском округе, а также он имеет место в Государственном совете, шансов забрать воспитанные в столице кадры у де Санглена нет. За исключением двух, может, трех человек.
Не отдаст ему людей новый министр и из вредности, и из собственных интересов, народ-то Яков Иванович натаскал грамотный. А значит что? А значит то, что ему люди нужны.
А где взять? И каких?
А таких, что себя уже проявили, но сейчас не у дел. Как, например, поручик Горский.
Ему-то надо. А вот мне? А мне-то оно на кой?
В батраки не пойду. Одно дело пригласить по человечески, дело-то нужное для России. Думаю, согласился бы, да еще и с охотой. Но тут явно планируют ломать через колено. Не люблю такого. Это – раз.
Моим патроном пока числится князь Кочубей. Он мне до теперь гадости не сделал, ну и я к нему соответственно лояльность сохраняю. Кочубей сейчас на спуске, а де Санглен, напротив, на подъеме. Какие между ними отношения? А Аллах его ведает, но не думаю, что хорошие. По-любому менять покровителя – дурной тон. Это – два.
Вывод – не пойду в Высшую военную полицию. Если будут ломать шантажом – не пойду. Свалю за кордон. С Бонопартием можно не только в России воевать.
А заставить могут в приказном порядке? Как военного?
Хм… Могут.
А если так?
- Рад стараться! Готов служить, но – зело глуп. Весь ум в стихи ушел. Могу предложить себя только в роли силовика-боевика-рубаки. Берите такового, какой имеется, но не обессудьте за мою солдафонскую тупость…
Где-то так примерно. Ну как черновой вариант – годится.