Это моя беда. Но я стараюсь... По сравнению с первой частью их количество сократилось раза в два. У меня хороший учитель - Cobra, но видно я не самый толковый ученик...

Время вдруг скачком пошло нормально. Все действо заняло от силы десяток ударов сердца.

Дым забил всю комнатушку, не продохнуть, но все равно света от пролитого горящего масла достаточно, чтобы заметить любое шевеление. Еще и шашлыком тянет. Видно, масло на руку покойничка попало. Или на лицо… Ничего. Ему уже не больно.
Пожар грозит? Да вроде пока нет.
Дерево в постройке в основном дуб. На совесть строили. Так легко не загорится. И ладно.
Если кто еще и есть, то в комнату не рвется. Понимаю его, или их. Вполне… Нашумели мы неслабо, сейчас здесь патруль будет. Им бы ноги унести.
Если еще есть кому.
Пуля в шестнадцать с половиной миллиметра  - это сильно. Особенно с такой дистанции. Всех, кого глазом зацепил, угостил свинцом от души. Но кого-то мог и не увидеть.
Если террорист или террористы и сбегают в эти секунды по лестнице вниз, то я после такой звуковой атаки на собственные уши все равно ничего не услышу.
Сажусь обратно на стул и начинаю ждать кавалерию из-за холмов. Как в вестерне. Они всегда прибывают, когда все закончилось. С трубой и звездно-полосатым флажком.
Бабах! – ушки, выходит, слегка «отложило». Выстрел слышу.
Вот это на первом этаже. Ружьишко. Кто-то воюет. Пойти глянуть?
Не-а…
Ищите дураков. Я и так тут навалил покойничков. Пусть уже другие подсуетятся.
А мы пока правый близнец  перезарядим. На ощупь, естественно, чтобы и на долю секунды не терять дверь из поля зрения. Вот так, шпагу - под правую руку наподхват, пистолет с одним зарядом  и взведенным курком - под левую. И займемся нужным делом.

Бах!
А это с улицы. И что-то несерьезное. Пистолет. А вот звона стали не слыхать. А что слыхать? Патруль топочет, гремит амуницией. Но в дом их не пускают. Кто-то орет начальственно.
Ура! Слышу нормально. Наконец-то. И дымок в комнате тоже стал рассеиваться. Вот теперь и левый близнец дозарядить можно.
А то, кто его знает, что день грядущий нам готовит?

- Горский! Вы живы? – Голос с первого этажа. - Это майор Лешковский! – Ага. Старый знакомый. Как же, как же…
- Поднимайтесь,  майор! Прикажите там захватить мокрый мешок, что ли. Или ушат с водой. Тут огонь разгорается. В дверях у меня три покойничка, не споткнитесь. Сейчас свечи запалю.

Майор торопливо стучит сапогами по ступеням. Не сам, с ним, похоже, еще люди. У двоих шаг тяжелый, это сам майор и кто-то из полицейских или вояк, и… каблучки стучат. Женские. Хорошо, что я еще в сапогах. Встречать даму в сорочке еще туда-сюда, но  босым – перебор.

Пока заливают огонь и оттаскивают покойников, зажигаю свечи в канделябре. Свет заливает комнату, высветив моего знакомца-конвоира майора Лешковского, какого-то усатого дядьку в мундире унтера внутренней стражи и милое личико пани Златы. Пани слегка растрепана, а под глазом наливается хороший фонарь. В руке полька нервно сжимает младшего брата моих близнецов. Потайной пистолет.  Малыш-то малыш, но калибр солидный, не меньше четырнадцати миллиметров. Эксклюзивная вещица. Это видно та хлопушка, что бамкнула на улице последней. Так мы, пани, еще и воевать умеем? И кто, скажите, порвал ваше платье, слегка, хм…, ну, не совсем слегка, открыв нашим взорам ваши прелести, что вас саму нимало не смущает. И что это вы, девушка, так на меня глядите виновато…?
Да понял я, понял. В таком месте и таким составом за поручиками не ходят. А вот за генералами – могут. Опять Сережа башку за кого-то подставлял? За де Сангленом, небось, пришли? Тебе рот зажали и велели указать  -  «…а где тут ночует генерал от полиции»? Ты и указала мою комнатенку. Подстава, конечно… Но и единственный шанс, если вдуматься.
Ты ведь, солнце, знала, что я до полночи пишу? А иначе, какая ты агентша? А пока тебя спрашивали и лапали, де Санглен как-то улизнул и прислал подмогу. Или его и не было? Или…? Тогда - кто?
- Он успел уйти? – Я резко повернулся к хозяйке пансиона, загородив спиной майора. Требовательно гляжу ей в глаза.
Пани Злата непроизвольно кивнула головой. И мелко, по католически перекрестилась.
- Слава Иисусу… Их высочество…
Вышло интересно. Только сейчас женщина заметила, что крепко сжимает в руке разряженный пистолетик и крестится оружием.

Чего??!! Высочество?! Константин? Был здесь? Ах, тудыть его в качель… Говорила мне мама, «много знаешь – скоро состаришься». Тут с такими поворотами можно не состариться вовсе.
Пани, поняв, что проговорилась, прикрыла рот ладошкой, наконец, бросив железку на пол. А я на всякий случай отступил за стол, на поверхности которого лежали уже готовая к бою моя пара пистолетов и обнаженный клинок.

Если бы взглядом можно было убить, то я бы от взгляда майора помер на месте. Надо разряжать обстановку, а то усач уже на свое ружьецо косится. Он по выправке и ухваткам такой же унтер, как я балерина. Гвардеец или телохранитель. Но майор – опаснее.

- Ваш руководитель, который только по недоразумению не стал и моим начальником, действительный статский советник де Санглен, в этой самой комнате сказал очень правильные слова, майор. «Одно дело делаем…».
Я того, что говорила пани - не слышал. Слово Горского! А оно много для меня значит.  – Я старался говорить убедительно и твердо. Подействует?
Не похоже.
Вон, как напрягся. Сейчас что-то будет. Нигде не любят нежелательных свидетелей. Только я вам не барашек на алтаре. Придется вас валить, ребята. Всех. Простите пани, не женская у вас профессия…

- Прекратить! – Голос да Санглена мог заморозить Терек летом.
Майор моментально расслабился,  пренебрежительно глянув в мою сторону, усач остался неподвижен, но лоб его вдруг покрылся крупными каплями пота. Чего-то, видно, этот волчара разглядел во мне больше майора. Разглядел. Но, не отступил бы от приказа. Хоть ему в случае заварушки со мной не выжить. Ближе всех стоит. Ружье в стороне, да и разряжено оно, скорее всего, а к ножу за голенищем или тесаку у бока я бы прикоснуться не дал.
Уважаю…
Яков Иванович явился вовремя. Как всегда элегантный, словно на улице не два часа ночи, а ясный полдень.

- Итак, Горский, чего вы не слышали? И не коситесь на свои пистолеты, они вам не понадобятся. – Де Санглен чуть усмехнулся.
- Не знаю о чем вы, ваше превосходительство. Могу только рапортовать о налете на пансион, в коем вы мне порекомендовали остановиться каких-то воровских людей. Троих поверг я, одного, видимо, подоспевший унтер-офицер из внутренней стражи. Я тело видел из дверей и слышал, как выпалило ружье. Были ли еще - не знаю, поскольку из комнаты еще не выходил.
- А как же! – де Санглен расплылся  в улыбке. – Обязательно были. Вернее был. И сбежал бы подлец, кабы не наша очаровательная пани Злата. Она этого человека мало того, что подстрелила, так еще и умудрилась сделать это таким образом, что тот остался жив, – пани облегченно вздохнула, - и сейчас просто жаждет встретиться с вами, майор Лешковский. Чтобы облегчить душу исповедью, по всей вероятности. Пани Злата, вам тоже следует привести себя в порядок. На ваш пансион напали обычные грабители. Не правда ли, поручик?
- Точно так, ваше превосходительство. Совсем распоясался криминальный элемент. – От этого определения де Санглен слегка приподнял удивленно брови, но я браво тараторю дальше. - Но на свою беду сей народец наткнулся не на мирного обывателя, а не русского офицера и не менее отважную, прекрасную хозяйку пансиона.  Именно так и было.
- Вот и отлично. Майор, займитесь задержанным!  А мы с вами, поручик, еще чуток побеседуем. Не против?
- Не смею перечить.
- Вином угостите? А то от всех этих переживаний голова уже кругом идет.
- Извольте, ваше превосходительство, могу предложить отличный кагор. И монаси приемлют…
- Наливайте, Горский.

Вот так мы сидели, выпивали и мило беседовали где-то час. Наш душевный разговор прерывали порой только придушенные крики с первого этажа. Там шла исповедь последнего оставшегося в живых из налетчиков. Как же он сейчас завидовал своим погибшим товарищам! Хоть и стойкий был парень, но заговорил после сорока минут мук, которые ему самому наверняка казались часами. Майор оказался спец, хоть до Гаврилы ему еще расти и расти, как юнкеру до полковника. Похоже, ему просто нравился процесс. Бывает такое…

Темой нашей с де Сангленом беседы было разъяснение мне, насколько я как поручик, герой, поэт и хороший человек, мало значу по сравнению с тайнами империи. Потом меня спросили, уразумел ли я сие? Я заверил, что уразумел, но присяги агента все равно не дам, а вот как для сохранения таких тайн Высшей воинской полиции пригодятся немногословные военные, привлекаемые изредка, но на лояльность, каковых их превосходительство может вполне рассчитывать. По крайней мере, один поручик может всегда… если армейское начальство будет не против, естественно. С коим начальством он при возможности и переговорит, но их превосходительство должны понимать, что возможности вышеуказанного поручика весьма скромны.
Превосходительство застыло в задумчивости.

В это время в комнату влетел майор.
- Яков Иванович! Беда! Опасность не только не ликвидирована, но еще и возросла. В окружении… - взгляд в мою сторону, но де Санглен лишь нетерпеливо дернул щекой, заставив продолжать, - …Великого Князя есть предатель. Он выдал не только это место и время встречи, но и возможный путь отхода Их Высочества со свитой и конвоем. Нельзя выпускать сани. Их перехватят! Там сорок сабель да местная шайка сабель с десять. Все - одвуконь.
- Поздно! Князь уже в пути! – Советник был в нешуточной тревоге. - Немедля в погоню, коней не жалеть. Останови их, майор. Сам. Никому не доверять! Спрячь до ночи.  Хутор какой, заимка… Да хоть в лесу. Ах, как все некстати.  Нет! Стой. Так… На застянок отца пани Златы никто и не подумает. А это ведь по пути? Он ведь гордец? А что, если будет письмо от дочери, где она поручится своим словом за род…
- Я понял, Яков Иванович! Но лучше пусть Злата прямо к отцу едет сама. Этот синяк на ее лице старик не простит. А я пока догоню, пока заверну…, так что она первой прибудет. А уж мы следом. Вот и все проблемы разрешим. А уж с предателем я…
- Нет! Только задержать. Я тоже подъеду. Дай вам Бог успеть! Торопитесь, остальное я сделаю сам.

Майор ломанулся в дверь, а де Санглен поднялся, намериваясь последовать за ним.
- Прошу минуту вашего внимания, ваше превосходительство.  – На мои слова советник резко повернулся, пригвоздив меня нетерпеливым взглядом к стенке.
- Только минуту… Пятьдесят сабель! Они опасны! А вдруг каким-то образом что-то разузнают? Такие фигуры нужно вовсе убрать с доски. Укажите место засады, и я их сотру в пыль. Я вот подумал, отчего бы и не провести маневры? У меня как раз сегодня ночью назначены первые маневры команды. Вот и потренируемся… Ваше превосходительство! Лучшее решение проблемы - ее искоренение. Дозвольте. Ведь сами говорили - одно дело делаем.

Де Санглен думал недолго. Потом, кивнув своим мыслям, извлек из-за голенища сапога аккуратно сложенный лист карты. Во! Так карту в сапоге, оказывается, не только летчики поющей эскадрильи таскали.  Традиция старинная, однако.
- Смотрите, Горский, - карта легла на стол, ее углы очень удачно придавили близнецы, - но учтите, эти данные о засаде вы узнали от Высшей воинской полиции. Не от меня, а, скажем, от майора Лешковского. Для всех донесений. Это, если победите… Но только данные! Остального – не было.
- Я понял, ваше превосходительство.

«Погоня! Какой детективный сюжет обходится без нее?
Один бежит.
Другой догоняет.
Таков непреложный закон жанра. Детектив без погони, это - как жизнь без любви…»

Тьфу ты, прицепилось же цитатка из старой, еще черно-белой картины!
Я же фильм «Берегись автомобиля» в последний раз смотрел еще в детстве. Или в юности? Но, до диплома – точно. А как в память врезалось. Наверное, уж больно правильно слова подобранны и по ранжиру расставлены. К нам сейчас подходит. Хотя у нас вроде и не погоня.
Нет, вру.
Погоня! Самая настоящая. За нами… Мы удираем от настигающего нас рассвета.  Ночная скачка полусотни всадников, это – нечто. Мы несемся по утоптанному зимнику по три в ряд в темноте ночи. Шире не встать – утонешь в сугробе.  А света факелов так мало, приходиться целиком полагаться на ночное  зрение своих четвероногих напарников по службе.
Как никто не гробанулся? Загадка природы, а может просто воинское везение и выучка.
Сейчас нам надо успеть занять свою позицию до того, как появятся поляки. Они еще ждут группу из города и не выдвигаются на перехват. Но скоро поймут, что попытка провалилась, и с рассветом поспешат на место, где планируют внезапно напасть на санный обоз. Надо успеть раньше и затаиться так, чтобы садящиеся в засаду  люди не почуяли, что сами попадают в смертельный капкан. И еще, умудриться и не наследить при этом на снежной целине.
Нет ничего страшней внезапной засады. И нет никого беспомощней засадников, когда их самих внезапно атакуют.  Вот сейчас мы такой фокус и попытаемся провернуть.

Господи! Убереги в этой реальности генерала Скалона от пули. Сейчас мне его сибиряки – как воздух. Без них ничего не вышло бы, но эти мужики - из таежной публики. Им зимнюю засаду сладить, что высморкаться.
Оказывается, основной состав драгун, выведенных из Сибири в 1809 году, не из подневольных рекрут-срочников набирался. Он формировался из добровольцев-контрактников, если перевести на сегодняшние  понятия. Таежные хлопцы пожелали посмотреть мир и показать себя, вот и подались в солдаты на десять лет. Сколько их выживет в будущей войне? 
Я помню, что очень мало от состава осталось, оттого и соединили остатки полка, по-моему, даже эскадрона не наскребли, всего сотня или еще меньше, с московскими гусарами-ополченцами. И стал полк гусарским, лишь имя сохранил от старого своего состава. Имя и славу. Да еще ополченческий крест на киверах, как память. В единственном гусарском полку дозволенно было.
Ладно, не отвлекаемся, скоро на месте будем.
А вот и светает. Успели…

Организацией засады занимался фельдфебель первого взвода со смешным прозвищем - Ивушка. Детина, хоть и не выдающегося роста, но кряжистый и крепкий по сложению. И к тому же умный, опытный да сметливый унтер. 
Мы заехали к месту, сделав изрядный крюк и не стронув целину перед дорогой. Мне хватило мозгов не мешать специалисту распоряжаться, и вот уже все драгуны первого взвода по двое растворились в лесу, буквально исчезнув из глаз среди елок. Все ружья с обоих взводов они взяли с собой для обеспечения большей плотности огня. Охотниками из них наверняка были не все, но проживая у тайги и Байкала, кто из них не промышлял ружьишком? Вот и сейчас они попрятались в зимнем лесу, разбившись на пары - стрелок и заряжающий. У каждого дуэта на руках четыре ствола. Пули будут лететь густо и метко. Вот такая тактика…
Второй же взвод, вместе с лошадьми первого взвода, отошел в сторонку и укрылся в балке. Лошади - существа шумные, знаете ли. А мы ждем гостей верхами. Не надо, чтобы случайное ржание кого-то из строевиков нас выдало.
Я был со вторым взводом, отдав первую часть действа на откуп сибирякам. Народ явно знал, что и как делать. Они начнут, мы довершим.

Ждали долго. Не меньше трех часов. Успели поводить и подкормить коней, даже понемногу давали им попить из полотняных ведер,  взяв воду из родника на дне балки. Но не слишком много за один раз. Зима все же, а они после скачки.
Наше ожидание оправдалось.
Вскоре мы заметили отряд, который, подобно нам, делал крюк, хотя и гораздо меньший, чтобы зайти к дороге  не потревожив чистый снег. Действительно, ровно полсотни, все одвуконь, готовые после нападения моментально уйти на сменяемых лошадях от любой погони.
Поскольку наши располагались глубже в лесу, то поляки не могли увидеть ни единого следа присутствия поблизости других людей. Нетронутый снежный покров их окончательно успокоил. Стрелки стали устраиваться с одной лесистой стороны дороги, на другую же сторону, где лежала ровная местность шириной метров триста, то ли поле, то ли луг, а может и вовсе заснеженное болото, не перебрался ни один человек. Они полагали, что будут расстреливать санный поезд из за деревьев спокойно и уверенно, тем более, что и по позиции и по численности имели фору. Верхами напасть не рискнули. Хоть и не велик конвой у санного поезда, но отбиться мог. Из укрытия пострелять и спокойней и надежней. В общем, грамотно все делали. Но не учли нас…

Мы тоже не все учли. Коноводы поляков в количестве восьми человек повели коней в направлении той же балки, где мы сами хоронились. Знали об этом укрытии наверняка, шли целенаправленно, видно, кто-то из местных вел. Ну что ж, значит, нам придется начинать чуть раньше.
Кони, если чуют приближение других лошадей, то сигнал обязательно подадут ржанием.
«Кто здесь, отзовись»?
Наверное, именно так на лошадином языке звучит это звонкое ржание. Как только оно прозвучит от дороги, наши кони ответят. Были бы солдаты не молодое пополнение из запасного эскадрона, могли своих четвероногих напарников от ответа удержать, а так - даже надеяться не стоит.
Но пока еще дойдут… До нас больше полуверсты будет. Минут десять. Значит, готовимся…
Я пока один вижу приближение табуна с коноводами, поднявшись на склон балки, драгуны все в низине и настороженно смотрят на меня.

- Шинели снять! Катать скатки! – Командую.
Все-таки выучились драгуны неплохо. Споро, в минуту, сладили «солдатский щит». А вы как думали? Шинельная скатка через левое плечо не одну тысячу жизней спасла в рукопашной, задержав, а то и остановив клинок или штык в миллиметрах от сердца. Да и пулю на излете может сдержать. Весьма нужная вещь. Этому я на Дунае у ветеранов научился. А холод? Перетерпим. В бою согреемся. И при рубке шинель мешать не будет.

- Проверить подпруги!
- В седло! Садись! – отдаю команды пока негромко,  но четко, одновременно подавая шпагой направление строя.
- В две шеренги! Стройсь! Унтера, на правый фланг. Подровняйсь! Марш! -  строй качнулся выравниваясь. Короткий строй, но для атаки хватит.

Чего ж лошади молчат, как сговорились? Уже должны учуять друг друга. Метров триста всего…
И тут захлопали ружья от дороги. Все-таки, сибиряки начали раньше. Пора и нам.

- Шагом! Строй держать, драконьи дети! Марш!
- За сигналами командира глядеть! Унтера! – Дель Рей отсемафорил  кавалерийский сигнал. «Вперед. Марш». Горна нет, значит, сигналы передает командирский клинок.
- Шагом!
- Шагом! – дублируют с обеих шеренг правофланговые.

Выехали из балки, споро, не нарушая строя, развернулись поперек дороги. Коноводы противника - все внимание на стрельбу. Нас не сразу и заметили, а дистанция уже смешная. Табун забил дорогу, не давая им вернуться. Ну, уже и не получится, панове…

- Взвод! Палаши! Вон!
- Рысью! Марш!  - Полуоборот клинка над головой. Пошел разгон…
- Рысью!
- Рысью! – унтера работают. Молодца!

- Бей!  - Шпага  рванула к небу и рухнула острием в сторону врага и синхронно за спиной горизонтально вытянулись жала палашей взвода. Первый удар драгуна – укол. Тут вам не кино с картинно вздетыми клинками, тут вам - война. А палаш, хоть и в рубке неплох тоже, именно под этот удар и создавался. Драгун сейчас укрылся, пригнувшись к лошадиной шее, лишь рука с тяжелым оружием вытянута вперед, только слегка согнут локоть для свободного маневра острой сталью. А этого удара стараются избежать все. Поскольку, почти всегда смертелен. Может сразу и не убьет, но рана от колющего удара палаша, не особо страшная на вид, в отличие от сабельной, при уровне сегодняшней медицины в подавляющем большинстве случаев дает летальный итог.

Поляки остановили табун в замешательстве, услышав стрельбу, а увидев моих драгун, попытались уйти. Но куда? Только сквозь табун. А как? Плотно сбитые тела сотни голов лошадей держали не хуже стены. Не успели…
Даже за оружие взяться не все успели. Их  перекололи ровно мишени соломенные на учениях. Только тут еще и вскрики и мольбы умирающих, да восклицания и мат подбадривающих себя драгун, ведь впервые лишают человека жизни, нелегко это даже в горячке боя.

Закрученный табун, наконец, развернулся и рванул от лязга стали и запаха пролитой крови вдоль дороги. Умные твари, им воевать охоты нет совсем. И правильно…

- Второе отделение! Гони табун в галоп! Через версту встать! Коль будут беглецы с той стороны  – ловить. Будут сопротивляться - рубить к лешему! К коням не пускать! Унтер!
- Понял! Вашблагородие! Не сумлевайсь!

Эх, как погнали. Со свистом и топотом, увеличивая разгон галопа.  Все, ребята из леса. Не светит вам на проходящий транспорт сесть. Кто будет такой смелый или дурной, что выскочит на дорогу, того стопчут в коврик. А мы следом…

- Взвод! В одну шеренгу! Рысью! За мной держать! Правофланговым равнять строй в движении! Марш! Держать строй, не вываливаться!
- Рысью! Держать строй! Осаживай по центру! Подравняйсь! – унтер и кто-то из драгун с левой стороны строя дублируют команды грамотно и громко.
Толковых я, все-таки, людей собрал.
Пошли. Не как на плацу, но ровно. И даже снег не стал помехой, а по нему атаковать не просто. Молодцы салаги. Науку крепко в вас вколотили. Для первого боя – вполне! Ну, сейчас поглядим, как вы с пешим врагом столкнетесь. Там, может быть, и посерьезнее люди будут.

Нет. Не были те, что выскочили из леса, спасаясь от пуль в спину, уже серьезным противником. Да и немного их было. Только трое попытались сопротивляться, все и полегли, а дюжина сразу сдалась. Куда от конных-то по сугробам бежать?
Итог боя выглядел совсем неплохо.
Восьмерых мы перекололи, троих сопротивляющихся - кого зарубили, кого пристрелили из седельных пистолетов. Еще троих стоптал несущийся табун. Двадцать один полег под пулями сибиряков, и одиннадцать покидали ружья еще в лесу, сдавшись первому взводу. Сколько выходит? Сорок шесть. Четверо ушли, значит. Нет, оказалось - трое. Еще одного у табуна застрелили. Но остальные, захватив лошадей, сдернули, все-таки. Не уследил унтер…
Наши потери невелики.
Один, убитый слепой пулей во втором взводе и один, раненый саблей довольно серьезно. У Ивушки во взводе трое легкораненых и один тоже довольно крепко. Тяжелые на недели три из строя выбывают, это если все с раной будет хорошо. Надеюсь на мороз. На холоде заразы в воздухе минимум.

Могло быть хуже, даже гораздо хуже, если бы не сведения выданные мне де Сангленом. Силы-то были равны. Но неожиданность и хорошая разведка принесли нам полную и почти бескровную победу. Даже не верится.
А в придачу еще и табун в сто голов отличных лошадей, да сорок пять ружей и с два десятка пистолей, полсотни сабель. Седла. Порох. Свинец. Полушубки. Сапоги. Амуницию… Все добротное и почти новое.
Ведь отберут! Армейские тыловики к халяве относятся трепетно. Как есть – отберут.
Жаба, не души меня так жестоко, ты жаба, а не удав. Мне не меньше чем тебе жалко. А что делать?
Значит так, пленных и победный рапорт – вперед, а трофеи тормознем с транспортировкой, мол, устали кони. Может, чего и вырву с помощью Закревского. Попробовать, по крайней мере, стоит.

Пока отдавал распоряжения по формированию колонны пленных для движения домой, на дороге  появились люди. Группа из девяти всадников. Едут по три. Одного я знаю. Майор Лешковский держится скромненько в замыкающем ряду. В первом ряду на двух всадниках - треуголки с султанами из перьев, одетые на пехотный манер (генералы пехоты и кавалерии одевали форменный головной убор по-разному, чем и отличались издали). Да и шинели с алыми обшлагами указывают на генеральский чин. Рядом с ними тоже кто-то из старших офицеров.

Выезжаю вперед навстречу кавалькаде. Ко мне, отделившись от группы, следует штаб-офицер из первого ряда, что ехал рядом с генералами.

- Поручик Горский! – Представляюсь как младший по чину. Да и вообще, почувствовал, что этому офицеру надо докладывать четко и по существу, потому продолжаю. - Партия охотников при Особенной канцелярии военного министра!  – Прикладываю в уставном приветствии пальцы к черной кожаной каске. – По данным, полученным от Высшей воинской полиции, вышел на подозрительных людей. Вступил в бой с вооруженным на карабинерский манер противником. Пытались устроить засаду на дороге. Отряд числом в полсотни сабель уничтожен!  Потерял одного драгуна убитым, двоих ранеными, у некоторых еще царапины.

- Полковник Кологривов!  Сопровождаю генерала Бенигсена  и иных лиц! – ответное приветствие по гвардейскому четкое, а на лице улыбка. – Горский? Помню. Так это вам в партию из моего полка егерей адъютант командующего вытребовал? Я был не в восторге, но гляжу, нужное дело делаешь, поручик. Добро! Умеешь воевать. Что будет надо - обращайся.
- Благодарю, ваше высокоблагородие! Дозвольте следовать с пленными в Вильно?
- Следуйте.

Полковник вернулся к всадникам. Обменялся парой слов, но не с генералами, а с другим человеком в этой группе, центральным второго ряда, которого со всех сторон прикрывали сопровождающие. Он внешне удивительно напоминал Великого князя Константина, хоть и скрывал нижнюю часть лица под шарфом, а на лицо низко надвигал треуголку. После этого всадники развернулись и двинулись в ту же сторону, откуда и прибыли. Лишь майор Лешковский махнул мне на прощанье рукой ободряюще.
Ясненько.
ОТК приезжало. Причем, с членом императорской фамилии в своем составе. Работу приняли. Пленные их не заинтересовали. Можно спокойно ехать домой.
Так и произошло боевое крещение моего отряда.

На следующий день в штабе у Барклая за одним столом впервые встретились полковник Закревский и действительный статский советник де Санглен. Им обоим было вынесено полное удовольствие военного министра за отличные совместные действия, а также, высказано мнение лично Барклаем - «…что и впредь…». Государю был отправлен соответствующий доклад, и это примерило давних соперников. Не знаю, какая уж кошка раньше между ними пробегала, но с этой встречи отношения между начальником Высшей воинской полиции и начальником Особой канцелярии при военном министре пошли на лад. Не сразу, конечно, но потихоньку стали даже проводить кое-какие совместные действия. Во-первых, делу на пользу, а во-вторых, прибытие в скором времени в ставку Первой армии Императора с целой толпой новых людей заставил офицеров, состоящих при армии уже некоторое время, сплотиться против давления столичной публики жаждущей чинов и наград.

Но меня, слава Богу, эта придворная заметь пока не касалась. Я жил в своей стихии и занимался тем, что у меня неплохо получалось. Борьбой с вооруженными группами, которые проникали к нам из-за кордона все большим потоком. Тактическая разведка, а соответственно и контрразведка, с обеих сторон возросла до невиданных размеров. Уже в марте-апреле это стало сильно заметно, а с наступлением первых майских дней, так и вовсе…
Еще и мужики местные добавили нам головной боли. Нападали в основном на обозы и склады. Эти редко когда действовали скоординировано – народная стихия. Грабеж армейцев становился промыслом, хоть и опасным, но прибыльным. Их ловили и наказывали, но разбой только увеличивался, как и озлобленность местной публики. Даже приговоренные к петле тати грозились скорым приходом Наполеона. Но в основном донимали небольшие конные партии из-за Немана. Эти нападали на патрули, перехватывали посыльных, убивали офицеров. Они лезли к нам, ну и мы, соответственно, отвечали визитами вежливости, не надо нас считать белыми и пушистыми. На удар отвечали адекватно. Война еще не началась, но кровь уже проливалась с обеих сторон.

Тактическую разведку на нашем участке вели непосредственно французы, правда, используя для этого в основном польско-литвинских охотников и русских ренегатов, хоть мало, но такие случались, и одновременно  сами поляки герцогства. Последние  - особо нахальны и воинственны. Отваги им не занимать, да и умения в таких вылазках тоже. Присутствовали, правда в меньшем количестве, представители прусской разведки, но те не хулиганили с сабелькой на дорогах, а вполне себе цивилизованно шпионили.
Им всем противостояли отряды внутренней стражи, силы Высшей воинской полиции и особые команды вроде моей. К апрелю де Санглену подчинили вообще всю полицию в полосе действия Западных армий.
Первый опыт был признан удачным и по образцу нашей партии стали формироваться  «отряды быстрого реагирования», которые курировал Закревский, либо непосредственно командиры корпусов. Казачки, разумеется тоже, но пока только как вспомогательные отряды. Наша деятельность не афишировалась, хоть шила в мешке не утаишь, но с каждой неделей нагрузка становилась все ощутимей.

Теперь несколько вернусь назад и расскажу о том, как проводили это время мои друзья.
Гаврила и Толик прибыли в Вильно еще раньше, с намерением выдернуть меня из узилища, если придется туго. К счастью – не пришлось. Но это не повод возвращаться домой, тем более, что тут намечались интересные события. Этим двоим гаврикам мирная жизнь, конечно, нравилась, но и повоевать уже хотелось. Маньяки адреналиновые…
Пара слов о них.

Пока я сидел на периферии в запасном эскадроне они жили полнокровной жизнью.
Поскольку Гаврила – мой глава хозяйства, то он и развернулся по полной.
Он - натура увлекающаяся, и как управляющий развил бурную деятельность и уже много успел провернуть, хотя понимал, что сильно влезать в хозяйствование до прихода французов смысла нет. Война многое могла порушить. Это чувствовали и многие иные. Наверное, по этой самой причине два соседних с Горками села, взятые в опеку после смерти владельца, не оставившего наследников, мне предложили приобрести по совсем уж смешной цене.
Одно село, вернее деревня, поскольку церкви там не было, на пятьдесят ревизских душ (т.е. пятьдесят мужчин в возрасте от семнадцати до шестидесяти лет), и второе сельцо с более чем с семью десятками мужиков с чадами и домочадцами. Все - оброчные, от худой земли, промышляющие артельными заработками в Москве на тамошних заводиках. Мастеровой люд, в общем-то, и уже не в первом поколении.
Вот так я перешел в разряд совсем не бедных (имеющих более ста ревизских душ) помещиков-крепостников. Правда, новое приобретение было скорее обузой, поскольку во время опеки и без того разоренные села поразорили в конец, даже кур почти вывели, оттого так дешево и продавали, желали поскорее сбагрить с рук. Но Гаврила уболтал, и для престижа надо, и для дела. Ну, надо так надо. По хозяйству он более головастый.

И за три месяца заработал в моем новом имении капсюльный заводик. Кадры были, технологию наладить, пусть не сразу, но удалось. Нематериалоемкое производство, но перед войной востребованное  как никогда, а оттого весьма прибыльное. Была проблема с сырьем, но и ее решили.
Потихоньку артельные мужики и за переделку замков ружей под капсюль взялись, чтобы увеличить сбыт своего товару. Под капсюль ведь стрелялка соответствующая требуется, а их пока нетути. Правда, в основном оружие было для охоты, но и вояки стали порою делать для себя заказы. Гаврила, (невиданное дело!), платил крепостным. И платил по нынешним меркам очень неплохо.
Вот так у меня добавился и еще один заводик. Вместе с карандашной фабрикой и маслодавильней. Это был далеко не первый и не самый большой заводик в Империи, Вадим по своим каналам уже раскрутил рекламную компанию «ура капсюлю» и заводы по их изготовлению стали открывать при пороховых производствах по всей России. Переделывать замки для армии под новое изобретение взялись в Туле, в Москве и в Питере, сначала на штуцера. Но с ростом моды на усовершенствованное оружие,  заказы укрупнялись с каждой седмицей.
Ха! И на это, оказывается, бывает мода? Узнаю рекламные технологии моего времени. Явно, работа еще одного попаданца. Вадиму – зачет!  Особенно за введение единого стандарта капсюлей, уж не знаю, как он этого смог добиться, но смог. По императорским стандартам сейчас и работает мой заводик, а что порой делает что-то сверх и не так, так же ж для себя родного.

Торговля, которой занялся управляющий, а вернее, перекупка в глубинке, вывоз и перепродажа по военным заказам продуктов, шерсти, леса и еще Бог знает чего, шла, само собой, тоже бойко. Поэтому своих людей катастрофически не хватало и приходилось нанимать дополнительно.
Кто оказался порукастее и посмышленей  из моих крепостных, те были заняты на заводиках, кто покрепче да непоседливей – в возчиках, перевозили по договорам закупленные товары, этакие дальнобойщики девятнадцатого века. Только малая часть занималась на земле и на конеферме. Меня же роль крепостника корежила. Не так воспитан…

Я объявил о том, что люди могут себя выкупать себя из крепости по половинной и даже четвертной цене. С такими заработками, что мы даем, крестьянин в состоянии за пару-тройку лет собрать нужную для выкупа сумму. Думаете, кинулись собирать копеечку? Щас…
Первый вопрос – «Барин, не гони! Пошто не угодили?». Вот так вот. Надо будет с другой стороны к вопросу подойти, но рабов в моем имении не будет. Это – твердо.

Гаврила же всю зиму откровенно ловил кайф от решения всяких хозяйственных головоломок. Нравилось ему. Но как только заиграли боевые трубы, ни секунды не думая все бросил и кинулся на подмогу Сереже Горскому.

С Толиком вообще засада. У меня такое впечатление, что папаша Бубнов в его лице отыскал где-то давно затерявшегося родного сына, да и вся остальная родня приняла, словно он и рос в этой просторной избе с пеленок. Бывает такое. Полное единение душ. По-моему, Толик уже и на какие-то дела клановые совместно с братами Бубновыми сходил пару раз. Да и его молодая жена, непоседливая и порой резкая  Глафира, в присутствии мужа становилась самым любящим и заботливым существом в мире. Толик отогревался в семейном тепле клана Бубновых за все свои годы одиночества. Но как только стал вопрос о помощи одному поручику, жена сама собрала ему котомку и деловито проверила заточку метательных ножей, взятых Виверрой в дорогу. В этой семье мужчины часто уходили по своим мужским делам, а женщины оставались их ждать. Они умели это делать.