Я ведь поставил вопросительный знак, а не точку. У различных (в том числе и по возрасту) читателей естественно будет различное впечатление. Писателю виднее.

Если рыщут за твоею
Непокорной головой,
Чтоб петлей худую шею
Сделать более худой,
Нет надежнее приюта -
Скройся в лес, не пропадешь,
Если продан ты кому-то
С потрохами не за грош…

Давненько старый лес не слышат такой залихватской песенки.
Мы с Толиком поем дуэтом, так как слов никто кроме нас не знает. Виверра при этом дирижирует наполовину обглоданной костью от окорока, а Гаврила аккомпанирует вокальной самодеятельности на днище походного котла, как на барабане. Князь сейчас на посту, недавно сменил моего управляющего, а пост сооружен на высоченном дереве, которое позволяет обозревать всю окрестность. Потому от визита кого-либо постороннего мы ограждены надежно. Да и глухомань тут жуткая.
Мы расположились у корней этого гиганта, посему и наш часовой имеет возможность насладиться вокалом слегка хмельных исполнителей. А че? Имеем право…
Дневка после умопомрачительного похода, сперва пешего, а после конного, пошла на пользу всем. Народ ожил, вон даже песни распевает. Лошади тоже отдохнули и сейчас с удовольствием хрустели сочной свежей травой.

Здесь с полслова понимают,
Не боятся острых слов,
Здесь с почетом принимают
Оторви-сорви-голов.
И скрываются до срока
Даже рыцари в лесах.
Кто без страха и упрека,
Тот всегда не при деньгах…

Не при деньгах? Как же…
Вот уж чего, так этого добра у нас, как гуталину у дяди кота Матроскина с гуталиновой фабрики. Почти пуд золотых монет плюс плотные пачки билетов ассигнаций, причем разных. Тут были куранталеры Пруссии, и талеры Герцогства Варшавского и франки. Номинал небольшой, но их было много. Как подбили баланс, вышло примерно на одиннадцать тысяч франков разной бумаги. Вместе с двенадцатифунтовым мешком талеров,  где находились более двухсот тяжеленьких полноценных серебряных кружочков, эти деньги и являлись нашим расходным фондом. Золото в сумме сорок восемь с хвостиком тысяч франков – пока неприкосновенный запас.
Векселя, расписки, закладные, даже два завещания и штук шесть доносов, которые (береглись) хранились в банковском хранилище, были упакованы отдельно. Они, наверняка будут интересны полковнику Закревскому для вербовки будущей агентуры. Не выбрасывать же…

И живут и поживают
Всем запретам вопреки
И ничуть не унывают
Эти вольные стрелки.
Спят, укрывшись звездным небом,
Мох под ребра положив.
Им, какой бы холод ни был, -
Жив, и славно, если жив…

Быть живым после таких передряг, приятно… Чесслово!
Мы проскочили сквозь все преграды, и вышли к границе Герцогства Варшавского. Последняя ночевка в пределах Пруссии, а вернее княжества Познаньского, которое входило в ее состав. Вот странность… Я все время применяю привычные для меня польские названия, а здесь, ребята, в начале второго десятилетия девятнадцатого века абсолютно германская польская земля. Как это? А вот так. Все служащие, шляхетство, купцы, поляки или евреи, без разницы - говорят на немецком языке. Польский можно услышать разве  что среди мещан и крестьян. А ближе к морю, так и вовсе не различишь где пруссаки, а где поляки. Все шпрехают… А ведь всего чуть больше полутора десятка лет прошло с той поры, как Речь Посполиту в последний раз разделили страны-агрессоры. Пруссия, Австрия и Россия. Германизация шла здесь куда более активно, чем русификация на землях, присоединенных к Империи.  О прежних, старых статутах даже речи нет.

Мы отдыхали, приводили себя в порядок и готовились к следующей авантюре, которая и должна была привести нас домой. Настроение было просто отличное. Самым интересным моментом в нашем положении оказалась нестандартная ситуация, в которую мы угодили буквально несколько часов тому. Но именно эта ситуация и позволяла легко и с комфортом добраться до самой границы России.

Мы тихо - мирно, никого не трогая, сбив со следа всех преследователей, выходили к границе. И тут на лесной тропинке столкнулись с самыми натуральными охотниками на людей. Нет, не работорговцы, хотя и близко.
Армейские вербовщики.

В преддверье войны по всем европейским странам сновали эти шустрые парни от армии, имеющие в своих карманах патент вербовщика от какого-то там полка или даже корпуса. А порой и несколько подобных бумаг от различных корпусов. Поставка людей в войска была делом прибыльным, поскольку за каждого рекрута вербовщику выписывалась премия.
Для Наполеона после того, как он сделался господином всей Европы, тех контингентов, которые ему беспрерывно поставляла Франция, становится мало. От каждой из стран, присоединенных к Франции или попавших от нее в вассальную зависимость, он требует вспомогательных отрядов. Таким образом, в рядах французской армии сражаются значительные отряды швейцарцев, итальянцев, испанцев, ганноверцев, баварцев, саксонцев, поляков, кроатов и иллирийцев, да много еще кого. А поставляют это пушечное мясо такие вот красавцы-проходимцы, подобные  тем, с которыми столкнула нас судьба. Уж чего их понесло через лес, непонятно. Хотя есть предположение. Скорее всего, эти шестеро ореликов, набирающих рекрутов для пятого корпуса Понятовского, часть людей отправляли нелегально в десятый Прусский корпус Макдональда, где поляков охотно зачисляли в состав пехотных и кавалерийских полков. Ребята были активные, и помимо вербовальных или вербовочных патентов от пятого корпуса, параллельно крутили еще какие-то свои дела, скорее всего контрабанда, а может и банальный разбой. Был у них какой-то интерес в Пруссии и помимо рекрутов. Был… Какой? Теперь и не спросишь. Ну, тут уж они сами виноваты.

Конечно, эти шестеро вербовщиков могли пройти мимо потенциальных рекрутов, которых они встретили в глубине лесной чаще. Могли, но не захотели. Желание зашанхаить несколько подозрительных лиц у них было, оружие, чтобы подкрепить свое желание  - тоже. Нахальства и дурной силы хватало. Вот только нарвались не на тех. Сами. Судьба такая, стало быть.

Отредактировано Valentina13 (21-08-2013 08:45:19)

Это прилагательное - сленг духе Горского.

Изменила следующим образом:

вербовальных или вербовочных патентов

Мы сидели у этого же дерева, когда Гаврила высвестал «тревожную птичку», сигнал о приближении посторонних. Потом каркнул вороном, шесть раз. Значит шестеро… Кто бы это? Погоня, или случайность? В любом случае, непрошеный гость – хуже татарина. Вот и подготовим встречу.
Стрелялки-многостволки, и клинки удобно, хоть и незаметно устроились под рукою у меня и у Толика. Пару близнецов я перекинул князю, он неплохой стрелок, но к перечницам относится с некоторой опаской. Тонкая кость, ему тяжеловато управляться с этакой гаубицей. Подготовив оружие, мы, по-прежнему, представляем из себя группу спокойно отдыхающих у костра путников самого гражданского вида. Этакие трое мещан-браконьеров по одежке, а что расположились так, чтобы не перекрывать друг другу сектор для стельбы, так это частности. Оба карабина, которые сейчас находились на дереве на площадке, наскоро сплетенной Гаврилой  из ветвей, которую соорудили для удобства наблюдателю, тоже были приведены часовым  в боевое положение. Курки проверенны, порох на полках обновлен. Не финский снайпер-кукушка, конечно. Но прицельная поддержка из длинноствольного карабина с позиции, где все просматривается, лишней не бывает. Ждем-с.

Вскоре раздался треск веток, и на нашу полянку выехала кавалькада из шести всадников. Едут по двое. Все в форме, хоть мундиры и не однотипны. Не молодые, но еще далеко не старики. Возраст от тридцати пяти до сорока пяти. Явно – ветераны. Увидели наш лагерь. Разулыбались щербатыми ухмылками. Ну и наглые же у них рожи! Особо у левого из передней пары всадников, похоже, в этой банде старшего. Лениво направляют лошадей в нашу сторону.  А вот следующая за ними пара вояк взяла ружья, весящие вниз стволом на перевязи на изготовку, но курки не взводят. Этакая превентивная мера к гражданским шпакам, за которых они нас приняли. Зря. Уже и не успеют взвести, ежели что.

- Вербовщики. – Проговорил на немецком князь. – Замыкающие с барабанами у седла. Наверняка вербовщики, господа. И они явно желают видеть нас в своих рекрутах. Что делаем?
- А этот Гриня, аккурат с меня ростом будет. – Перефразируя цитату из старого фильма о неуловимых мстителях негромко проговорил Толик, кивнув на соседа всадника с особо противной рожей. – Как, командир? Одобряешь идею?
- Отож. – Кивнул я. - Тогда он твой. Сбереги мундир. Бей в голову. А мой соседний будет. Он мне просто не нравится.
- А я возьму на себя замыкающих. Чтобы не ушли. – Это уже Серж. Развоевался, однако, наш князь. Ну да пусть его…
- Эй! Мясо! О чем шепчитесь? – Тоже на немецком языке, хоть и с заметным польским акцентом прокричала активно не понравившаяся мне рожа, он таки тут был старшим, это уже без сомнения. – А ну, встать! Иначе пристрелим прямо здесь. Встать, я сказал! Кто такие? – И круто выругался.
Ругань, словно эстафету, подхватил и кто-то из барабанщиков, выплевывая со слюной и визгливым голосом непристойности о наших родных.
Промокашка польская, а вот это ты вовсе зря… Толик, парень детдомовский, рано потерявший родителей, и с тем, что его мама «курва» категорически был не согласен, я его мнение поддерживаю, а уж Серж тем более такой характеристики своей родительницы спустить наглецам не мог.
- Пали! – Команда вырвалась как-то сама собой.

Какая красота! Бой в Крыму, Крым в дыму. Где художник Верещагин?  Какое бы батальное полотно написать мог. Не, действительно красиво вышло…
Толик - справа с двух рук, с его железными запястьями можно, я - по центру с гладкоствольной перечницей Гаврилы заряженной картечью, Серж значительно левее, ему удобно стрелять в последних всадников и он аккуратно бьет из одного из моих близнецов, положив ствол на сгиб руки. Все трое синхронно дали залп. Пламя и дым на фоне свежей весенней зелени. Крик поражаемых людей, ржание лошадей. Яркие мундиры на зеленой траве. Алая кровь… Впечатляет!
А далее затрещали еще выстрелы. Гаврила с дерева разрядил карабины один за другим, князь, выпустив заряды из первого пистолета, схватил второго близнеца и выпалил еще раз. И еще… Хотя можно было и не стрелять. Пара последних оставшихся в живых вербовщиков получили в грудь, как минимум, по два заряда, а может и три. Палили мы все от души. Хана мундирам…
М-дя, несколько увлеклись, теперь имеем еще один минус. Допрашивать некого. Уно моменто…
И, что странно, словно и не по людям стреляли. Никаких эмоций, кроме азарта боя. Было в них, в этих вояках, что-то роднящее их с мародерами и дезертирами, что бандитствовали в смоленских лесах. Мразь человеческая, короче. Хоть эти вроде и в мундирах, но вот как солдаты не воспринимались, чувствовалось в отношении их какая-то брезгливость. На уровне подсознания. Как оказалось, не ошиблись.
Даже поверхностный обыск этой банды подтвердил, что не только рекрутов набирали сии личности. Иначе откуда бы у них взялся сверток с женскими украшениями, церковная серебряная утварь, а в дополнение - десятка полтора серебряных и золотых нательных крестов.
Мародеру, как говорится, мародерово.