Это вам не двадцатый век, когда хирурги умеют под наркозом кожу рассечь, до повреждённой «требухи» добраться, и даже иногда её «заштопать» до «совместимого с жизнью состояния»…
Рубленая – значительно менее опасна, если, конечно, какой-то из важных кровеносных сосудов не перерезан. Разрезаны мышцы? – Если нет заражения, то есть шанс. И неплохой. Долго заживать будет, болезненно, мучительно, но, в конце концов, заживёт. Может, даже и калекой останешься, но, скорее всего, просто шрамом обзаведёшься…
Цветная лавина продолжала неумолимо надвигаться на наши позиции, но неожиданно снова замерла.
Это для других неожиданно, а для меня предсказуемо: вражеские солдаты снова увидели выскочивших из укрытий, и удирающих к своим минёров. Именно это наблюдалось и раньше. Два раза. Как раз перед началом «огненно-грибного» сезона. Очень уж не хотелось нашим зарубежным «гостям» влететь с разбега в тот пылающий ад, наличие которого, они уже пару раз наблюдали.
Тормознули ребята. И ещё минуток с пять переминались с ноги на ногу в ожидании… Зря ожидали. Блеф это был. Пустышка. Именно для того, чтобы постояли под огнём Одиннадцатого и Тридцать шестого егерских, а заодно и всей артиллерии центра. А ведь дистанция хоть и не картечная, но и гранаты немало народу выкосили, да и молодцы-егеря имели уже практически убойную дистанцию, когда могли выцеливать уже конкретных людей, а не тупо палить по надвигающемуся строю.
В результате, когда французским (и прочим) офицерам, удалось-таки двинуть на рубеж перехода в атаку подчинённые им силы, те были уже если и не «огрызком» от исходного, то, во всяком случае, весьма сильно потрёпаны.