Вот, похоже и всё, теперь ждём. Потапов пытался поближе к тропе срулить, посмотреть, но я не пустил – толку от того что мы узнаем кто идёт и с чем, ну просто никакого. Притом ходят слухи, что человек может почувствовать направленный на него взгляд, , особенно враждебный. Брехня небось, но оно мне нужно, проверять? Пролежали так часа два, за которые ничего не произошло – либо мы глухие, либо немцы мягколапые, либо я ничего не понимаю в антипартизанской деятельности, но отсиживаться смысла больше не имело. Естественно вся работа по передислокации свалилась на Потапова.
- Григорий, сначала тягаешь Зинчука, с ним тяжелее всего будет, не факт что он в ближайшее время вообще в сознание придёт, - о более ожидаемой перспективе не стал даже упоминать, хотя сквозное ранение грудной клетки, с нашими лечебными возможностями, почти не оставляло ему шансов. – Затем Фролова. Как Миша, допрыгаешь?
- У меня есть другие варианты?
- Видишь, говорит допрыгает. Ну, а последним меня потащишь. Иди место сперва подбери где нибудь в полукилометре, хоть костёрчик какой сможем развести, ну а если ручей рядом будет, то вообще…
Перетранспортировка нас калеченных закончилась только к вечеру. Маленький костёр чуть потрескивал, нагревая сразу четыре котелка воды.
- Товарищ командир, вроде закипает. Суп варить будем?
- Хуже Миша. Рану твою чистить. Зинчуку, акромя как повязки менять, помочь нечем, благо хоть что стрептоцид есть, а вот над тобой я поиздеваюсь.
- Нафига командир? У меня же сквозняк, заживёт.
- Что сквозняк это хорошо, но в этом сквозняке у тебя как минимум кучка нестерильных ниток от штанов. Если бы тебя куда в голень ранили, то мы с Потаповым на крайний случай ампутировали бы её. А как проводить ампутацию при ранении в бедро, даже не представляю, ведь что-нибудь ценное  могу оттяпать, что рядом висит.
- Шуточки у вас…
- Григорий, шомпол прокалил? Да не боись, Миша, подождём пока остынет, не собираюсь я тебя раскалёнными железками пытать. Котелки тоже снимаем.
Через десять минут пыточный, чего уж скрывать, инструмент был готов. Представлял он из себя шомпол, обёрнутый бинтом, коий в свою очередь был пропитан раствором стрептоцида. В котелке с остаткам раствора лежал ещё кусок бинта. Понимаю что варварство и чистый садизм, а что делать – нет у меня операционной и бригады хирургов. Лучше сделать что-то, а потом жалеть, чем не сделать и всё равно жалеть. Фролов от выпитой половины фляги коньяка конкретно поплыл, но смотрел на мои приготовления с ужасом. Ну, начали.
- Миша, держи веточку, зубами сожми и терпи. Гриша, поле готово?
Потапов отдёрнул руку с бинтом, смоченным в том же коньяке, от раны, которую только что обтёр с обеих сторон.
- Да.
Ну, начали. Раневой канал за прошедшее время забился сгустками запекшейся крови и сжался, под действием воспалившихся тканей. С первого раза шомпол удалось ввести не более чем на сантиметр, после чего раненый замычал, вцепившиеся в положенные вдоль тела слеги, кисти рук побелели, а глаза начали вылезать из орбит. Блин, и это только начало.
- Терпи, Миша, терпи. Извини, но дальше будет хуже.
Мучил я его минут двадцать, думал сознание потеряет, или сердце не выдержит болевого шока, но ничего, справились. Вероятно, слишком рано начали, так что коньяк не успел подействовать, а может человек способен привыкнуть даже к мукам. В конце, когда уже удалось окончательно запихнуть в канал пропитанный антисептиком бинт, Фролов выплюнул почти перегрызенную на три части ветку и разразился таким матом, что осталось порадоваться отсутствию у нас икон, потому как выносить их было некуда - лес кругом
- … твою ж мать! – Михаил закончил и откинулся на сложенный под спиной лапник. – Это всё!
- Ну как тебе сказать, пока да.
- Что значит пока?
- Ты думаешь оставленный в ране бинт это нормально? Придётся вынимать. Позже.
- … мать твою!
- Потапов, перевязывай, я всё, выдохся.
Это были последние слова, после которых наступила долгожданная темнота.

Еды нам оставили с запасом, что понятно – и забота о товарищах, которым не известно сколько куковать, и тащить на себе меньше. Двойная польза.
- Нога как?
- Нормально нога, - Фролов с опаской посмотрел на меня.
- Только не врать.
- Да не вру я, правда нормально. Ну, дёргает иногда, ещё чешется.
- Ну, если чешется, то и правда нормально. Хотя… Ладно, после завтрака глянем. Да не боись, тампон сегодня трогать не будем, только попробуем смочить раствором, а вот завтра скорее всего сменим.
- А может не надо.
- Посмотрим.
Зинчука похоронили уже ближе к полудню. Салют был тихий – клацнули затворами, да ударили бойки в пустые патронники, вот и вся пиротехника. Нет, речь я конечно толкнул, но только показалась она мне пустой и напичканной штампами. А что мог ещё сказать? Что сказать о человеке, которого почти не знаешь? Не знаешь кем он был и кем хотел стать, о чём мечтал, кого любил. Да, очень многие не получили даже этого – короткой безликой эпитафии, но может так даже честнее. Впрочем, речи над могилами нужны не мёртвым, а тем, кто ещё не мёртв. Как бы так намекнуть окружающим, что над моей могилой не надо бы напыщенных славословий распылять. Намекнуть конечно можно, но не поймут – чаще мёртвые лучшее знамя чем живые. К сожалению.
Рана Фролова оказалась и правда в неплохом состоянии. На мой дилетантский взгляд конечно. Выглядело всё хуже чем вчера, но вероятно лучше, чем должно было бы, в смысле - чем я готовился увидеть. Края покраснели и опухли, но гноя и тяжёлого запаха почти не было. Будем надеяться пронесёт, и не так, как после огурцов с молоком и селёдкой.
- Лады, Михаил, одевай штаны, на сегодня экзекуция отменяется.
С моей рано всё было проще и понятнее – она уже рубцевалась.
- Товарищ командир, как же так? – Потапов удивлённо смотрел на мой размотанный бок.
- Нормально всё. Я думал уже весь отряд знает, что на мне как на собаке?
- Я слышал, даже видел, как у вас на лице шрамы заживают, но чтобы вот так…
- Я тебе как-нибудь анекдот расскажу. Слышал про феномен?
- Нет.
- Вот будет настроение и расскажу. Может быть. А теперь с тебя шалаш, что-то ночью я слегка продрог. Не май, не лето…
Шалаш получился хороший. Большой и толстый – накатов этак в пять, аж слеги прогнулись. Если бы не это Потапов целую берлогу сварганил. Мишка так его и подкалывал – типа не согласен он пока на зиму укладываться, лапа мол грязная и тощая. На что Григорий пообещал, что найдёт ему неплохой заменитель, от чего обоим будет всю зиму хорошо. Насмешник сразу надулся как мышь на крупу, а нефиг подставляться.
Эта ночь прошла в относительном комфорте, но не в покое. У Мишки начался жар, слава немецкой медицине аспирин был в достатке, и несколько дней удалось держать температуру на уровне тридцати восьми-тридцати девяти градусов. На глазок. Рану чистил ещё дважды, после чего просто меняли повязки.
Так прошла неделя, а как-то на утро наш болезный проснулся в преотличном расположении духа и потребовал еды. Это мы так подумали, а на самом деле требовал он жратвы, в самом полном и объёмном смысле этого слова. Короче мы с Григорием остались без завтрака, чем ничуть не огорчились. Огорчились когда из второго завтрака, сготовленного сразу после гибели первого, удалось урвать меньше половины.
- Деточка, тебе же плохо будет, - увещевал нашего обжору Потапов. Но тот не отвечал, по причине занятости отвечательного отверстия.
- Ну что же, бойцы, раз всё пошло на лад, то придётся мне вас покинуть.
- Товарищ командир, вам нельзя. Как же после ранения? Я пойду.
- Боец Потапов, отставить. Мы уже обговаривали этот вопрос – иду я. Пойду не спеша. С чувством, с толком…
Уже три дня как, я делал утром зарядку и ходил в разведку. Недалеко, это так Потапову говорил, но на самом деле осмотрел три ближайших деревни. Вокруг было относительно тихо. В одной из деревень, а именно в Васьково, засёк трёх полицаев на телеге - вот и весь противник. Короче, полное благолепие и благорастворение воздухов. Продуктов, если учесть умение Григория использовать силки, а зайца и пару птичек он умудрился добыть, ребятам на неделю хватит. А за это время, даже если на базе никого нет, смогу назад вернуться.