С лошадью ему повезло, оторваться от колесниц труда не составило. Топот копыт и скрип колес остались далеко позади. Аристомен перевел дух, придержал кобылу, давая ей отдохнуть. Во время бешеной скачки он почти не глядел по сторонам. Самое время сориентироваться.
Он осмотрелся. Слева чаща, справа чаща. За деревьями ничего не видать. Окромя других деревьев. Н-да. Сориентировался… И куда теперь? А чего тут думать. Позади погоня. Путь только один.
Пока скакал, весь бок отбил флягой, висевшей на ремне через плечо. Надо будет в следующий раз к поясу крепить. Аристомен откупорил ее, отхлебнул разбавленного вина. Прополоскал рот и сплюнул.
– Кислятина…
Широкополая войлочная шляпа во время погони слетела на спину и парусила, врезаясь завязками в горло. Аристомен вытер испарину со лба (вспотел, будто бежал, а не верхом несся), вновь надел шляпу, подтянул завязки под подбородком. Потрепал лошадь по шее.
– Ну что, ласковая? Отдохнула? Давай продолжим. Нам к царю надо поспешать. Предупредить царя.
Кобыла недовольно фыркнула, но, подчиняясь воле всадника, потрусила вперед.
Подозрительный шум Аристомен услышал задолго до того, как выскочил на открытое пространство. Сразу подумал, что, похоже, летит прямо из огня да в полымя. Так оно и вышло.
Перед выходом на пустошь дорога делала крутой поворот. Подлесок здесь отличался густотой и Аристомен отметил, что лес по правую руку редеет, когда крики сотен людей и конское ржание уже различались отчетливо, и нельзя было списать их на игру воображения.
«Как бы сдуру прямиком на копья не налететь. Хорошо, если там наши. А если нет? И чего бы нашим орать? Только если драка. Значит, уже наткнулись, А те, что сзади – стало быть, подкрепление. Не успел…»
Аристомен осадил кобылу, спешился и осторожно повел ее через заросли. Впереди светлело, а шум битвы (то, что там драка, он уже не сомневался) усиливался. Узкая лесная полоса быстро сошла на нет. Аристомен выбрался на пустошь. Укрываясь за кустами, выглянул. Сплюнул.
– Ах ты… Вот ведь свезло, как покойнику…
Можно пробраться зарослями. Не заметят. Но ведь это долго, он потеряет время. А время сейчас – самое главное. Нужно успеть предупредить царя. Аристомен взлетел на спину лошади, толкнул ее пятками в бока.
– А вот хрен тебе, Скотий[49]! Но, пошла!
*****[49] Скотий – «темный». Эпитет Аида, владыки царства мертвых.
Одинокий всадник выскочил из подлеска в ста шагах прямо перед строем «Хранителей» и «Нейти-Иуни», прикрывавших старую дорогу на Мегиддо. Лучники от такой неожиданности опешили. Кто-то даже рассмеялся:
– Смотри, смотри, как улепетывает, будто у него на пятках Апоп сидит!
«Хранители» по долгу службы оказались куда бдительнее. Свистнуло несколько стрел. Мимо. Всадник стремительно удалялся. Не достать.
Сотник «Хранителей» повернулся к «Нейти-Иуни».
– Это лазутчик акайвашта, Коршун, убей его!
Стоявший в первом ряду стрелков немолодой воин поднял мощный четырехлоктевой лук. Заскрипели натужно составные плечи.
– Стреляй! В лошадь бей!
Коршун выцеливал.
– Стреляй, уйдет!
Загудела тетива, и стрела унеслась прочь. Никто не смог уследить за ее стремительным полетом. Несколько сотен пар глаз впились в удаляющегося всадника. Тот не шелохнулся. Лошадь даже не споткнулась.
– Промазал… – выдохнул сотник.
– Нет, – спокойно ответил Коршун, – в окорок, на излете. Силу уже потеряла.
– Ушел… – сплюнул сотник, – с-сын шакала…
Аристомен мчался вдоль леса, огибая ревущую битву. Нужно добраться до тылов македонян, и там узнать, где царь. Он, скорее всего, на правом крыле, как всегда, но гнать напрямик – чистое самоубийство, а ему недосуг меряться доблестью со щитоносцами. Он криптий, лазутчик, в первую очередь ему нужно доставить добытые сведения. Разведчики должны всегда возвращаться.
Александр, мрачнее Посейдонова гнева, что корабли топит, исподлобья смотрел, как варвары избивали фалангу. Этого противника он недооценил. Горстка египтян (персы в таком числе уже бы разбежались) умудрилась в несколько минут причинить щитоносцам ущерб, какой вся мемнонова родня[50] смогла лишь за два года войны.
*****[50] Родня Мемнона – его племянники, Тимонд и Фарнабаз. Первый – сын старшего брата. Второй – сын сестры, вышедшей замуж за сатрапа Артабаза. Оба, так же как их дядя, причинили Александру много беспокойства.
Весы судьбы колебались. Царь словно наяву ощущал скрип их качающихся чаш. Как тогда, при Иссе, когда он заметил успех Тимонда, теснившего фалангу.
– «Бросил два жребия смерти, несущей страдания людям. Гектора жребий один, другой же – Ахилла Пелида…» – едва заметно шевельнулись губы Александра.
– А у персов-то луки явно похуже этих, – сказал Клит, – хотя похвальба до Олимпа достанет.
Александр бросил на него косой взгляд и снова вернулся к созерцанию битвы.
Память услужливо подсунула горделивые слова Дария Великого, которые он слышал от персидских послов, когда в семилетнем возрасте принимал их вместо отца (Филипп был в отъезде, город какой-то осаждал, а может чей-то талам[51]):
*****[51] Порог гинекея, женской половины дома, где находилась совместная спальня супругов.
«Как лучник, я хороший лучник, и пеший и верхом».
– Пора, Александр, – нетерпеливо бросил Клит, – чего ждем?
– Ждем, когда Гелланик выбьет колесницы.
– А если не выбьет? Если они вообще не атакуют фалангу? Дураки они, что ли, совсем?
– Может и не дураки. Но фалангу таранить будут. Для чего им еще эти четырехконные чудовища?
Царь повернулся к одному из телохранителей:
– Лисимах, скачи в тыл, проверь, как там обозные. Пусть будут готовы к прорыву. Скоро уже.
Гетайр, возрастом лет на пять постарше Александра, кивнул и собирался уже поворотить коня, когда царь добавил:
– И еще. Освободи из-под стражи Аттала. Нечего ему прохлаждаться, когда его товарищи и соплеменники умирают. Будет прикрывать тыл обоза во время прорыва. Верни ему оружие
– Слушаюсь.
Тем временем Ра-Нефер пошел в атаку. Александр обратился в подобие бронзовой статуи, что отливал с него Лисипп, единственный скульптор, которому царь дозволял ваять себя. Лицо застыло, даже желваки на скулах перестали играть. Только глаза жили, выхватывая участки поля, где египтяне добивались успеха. Костяшки пальцев, сжимающие поводья, побелели. Букефал нетерпеливо бил копытом.
– Ага! – не выдержал один из «друзей», глядя, как разваливаются колесницы Ра-Нефера, – это Ата[52] их надоумила таких телег без ума понастроить!
*****[52] Ата – богиня обмана, помрачения ума, глупости.
Царь не ответил, он был напряжен, как растянутый лук и не отрывал взгляда от битвы.
– Эх… – сжал зубы Клит, глядя, как хевити проносятся сквозь строй щитоносцев, – надо бы…
Он не договорил. Царь повернулся к Арете, своему личному конюху и оруженосцу, в чьи обязанности входил уход за Букефалом и сопровождение царя в бою, где он следовал сразу после Клита.
– Копье!
Арета подскочил и протянул Александру копье с кизиловым древком, длиной в семь локтей.
– Македоняне! – воскликнул царь, – Зевс нам поможет! Вперед!
Букефал понимал Александра с полуслова. Зачастую не требовалось и толчка пяткой. Вороной «фессалиец» ускоряющейся рысью двинулся через редкий кустарник, непроходимый для колесниц, но легко преодолеваемый конницей. Семь сотен «друзей» и триста пеших агриан, не отставая ни на шаг, словно единое многоногое существо, последовали за царем.
Хери-Хор отступал. От его сотни осталось всего пятнадцать колесниц. Остальные достались врагу. Большая часть потерянных меркобт не имела никаких повреждений, и кони не получили ран, но вести их уже некому. Воины, уцелевшие в великой битве с союзом царей, сложили головы в заурядной схватке с малым отрядом плохо вооруженных разбойников-акайвашта.
Отбиваясь хопешем от наседавших врагов, стремительно теряя силы от многочисленных ран, Хери-Хор клял себя за то, что не выполнил приказ Ра-Нефера, звучавший коротко и ясно: в ближний бой не вступать. Сотник и сам прекрасно понимал, что прямое столкновение грозит большими потерями, ибо противник превосходит числом. Он не питал иллюзий, знал, что даже голые дикари с дубинами способны уничтожить его отряд, если только их будет много и они не разбегутся под стрелами. То, что чужаки не из пугливых, он понял почти сразу, но вот ведь самонадеянность молодости – промедлил совсем немного, поддался порыву, хотел спасти гибнущих товарищей, атаковал в пешем строю и вот результат – уже не дюжина душ, а почти все, кто пошел с ним в эту атаку, отправились к Берегу Возлюбленных.
Хери-Хор в искусстве боя копьем, хопешем, да просто голыми руками – из первых. Потому все еще жив, хотя успел побывать в самом пекле, приняв удар конницы акайвашта. Жив, но вовсе не цел. Правая нога в крови: на бедре длинная резаная рана. Рассечено плечо. Левая рука онемела, а щит изрублен и исколот, пробит в двух местах копьем. Сотник потерял много крови и его, едва стоящего на ногах, «Хранители» чуть не силой втолкнули на одну из уцелевших колесниц и велели вознице гнать. Один из спасителей Хери-Хора погиб в следующее мгновение, пораженный в голову свинцовым снарядом. И шлем не уберег.
«Хранители», числом в два десятка, почти все – раненые, отступали. Акайвашта отпустили их, не преследовали. Легко вооруженные распрягали захваченных лошадей. Нескольких оставили в упряжке. На одну из них взошел воин в дорогих доспехах, потерявший своего коня. Под его началом всадники, около сотни и еще полсотни вступивших в бой верхом, но потерявших лошадей, так же, как предводитель, ринулись на прорыв, к дороге на Зефти. Щитоносцы последовали за конницей. На удалении в триста шагов от места колесничего побоища их встретили колесницы отряда «Сехмет». А впереди них верхом на вороном жеребце скакал Аннуи.
Еще Величайший Амен-Хопт[53], прадед нынешнего фараона, стал нанимать на службу кочевников. После воссоединения Священная Земля непрестанно богатела, прирастала людьми. Обелиски Неб-Пехти-Ра и его потомков передвигались все восточнее и севернее, в страну Рек-Текущих-Обратно[54]. И как не враждовали между собой царства, некогда владевшие этими землями, против Та-Кем они всегда объединялись. Иногда даже (что в голове плохо укладывалось), не прекращая приграничных стычек между собой.
*****[53] Амен-Хотп – Аменхотеп I.
*****[54] Тигр и Евфрат.
А все потому, что не давали им спать священные дары, ниспосланные Та-Кем благими Нетеру: золото, медь, да тучные урожаи, приносимые разливами Великого Хапи. Разные народы точили зуб на Священную Землю и воевали они тоже по-разному. Всадники хабиру, народ «от семи родов семи стран семи рек», обидчики землепашцев Дельты, или племена та-неху, столь же лихие наездники, иной раз умудрялись нанести пешему строю решающий удар, и даже поражали колесницы. Потому властители Священной Земли всегда стремились золотом сманить на свою сторону часть вождей, дабы было, что противопоставить остальным.
Хотя фараоны окружали всадников почетом, не меньшим, чем возниц и колесничих стрелков, сыны Та-Кем отказывались идти в конное войско. Не подобает им ехать на спине коня, словно презренным аму-овцеводам и воинам нечестивых стран. Верховая езда портила стать и натирала кожу, но, главное – самому опытному воину, чье копье упилось кровью ни одного десятка врагов, не овладеть искусством наездника так, как кочевникам, рождающимся в седле.
Аннуи, воюя в рядах своих соплеменников против Та-Кем, угодил в плен. Его, выдающегося воина, оценили по достоинству и предложили служить Священной Земле. Та-неху согласился. С тех пор он провел много больших и малых сражений под знаменем Маат. Высоко поднялся и даже удостоился встречи и похвалы от царственной супруги Величайшего. Бывший наемник ныне командовал одним из отрядов «Хранителей», идущих в бой пешими и на колесницах-хтори, однако сам он привык сражаться верхом, не переставая удивлять многих молодых воинов.
Злющий вороной жеребец предводителя «Сехмет», за масть и характер носивший кличку «Апоп», легко нес на себе совсем не тощего седока. Аннуи видел, что опоздал. Хери-Хор разбит и конные акайвашта уже неслись навстречу «Хранителям». Ах, как ладно летели! Та-неху восхитился. Такого ровного клина, что образовали чужаки, он не видел ни разу. Ни у кого из врагов Священной Земли, ушлых в верховой езде. И его соплеменники, воевавшие толпой, так не умели.
На крыльях клина виднелись бегущие пешие воины, вооруженные круглыми щитами и пять-шесть колесниц, явно захваченных у «Хранителей». Он видел на них стрелков, растягивавших луки.
«По-нашему, значит, решили воевать, дети шакала? Ну, попытайтесь».
Многое пронеслось в его голове за мгновения до столкновения. Теченье Реки замедлилось для него, Аннуи не раз замечал подобное за собою в бою. Мимо пролетели три стрелы. Вот же презренные мужеложцы, выделили старшего. С колесниц бьют. Да только учиться им и учиться. Если выживут. Стрелы акайвашта даже не летели – плыли, словно священный сом в водах Хапи. Казалось, и следы их видны. Военачальник даже уклоняться не стал, однако лошадь одной из следующих за ним колесниц споткнулась. Хтори перевернулась, воины полетели на землю, едва не угодив под колеса другим колесницам.
Чужаки заорали что-то совершенно нечленораздельное.
– Алалалай!
«Хранители» ответили своим боевым кличем.
Вновь свистнули стрелы. Натренированный слух почуял бы спущенную тетиву, верный глаз увидел лучника, а чутье опытного воина подсказало сразу три мгновенных мысли: опасность, откуда, что делать. Аннуи, рванул храпящего Апопа вправо и дернулся сам, уклоняясь от стрелы, которая безвредно скользнула по гладкой поверхности шлема.
«В глаз целил, ублюдок…»
– Поймаю – копье тебе в глаз, что землю видит! – закричал военачальник, – да чтоб из горла вышло!
«Хранителей» всегда восхищало изобретательное сквернословие их предводителя, но сейчас не до веселья.
«Сехмет» вступили в бой.
Кочевники-хабиру, наемники на службе Величайшего, спокойно ожидали приказа к атаке. Их внимание было приковано к правому крылу, где вертелся водоворот сражения, поэтому появление Александра стало для них сродни падения неба на землю.
Гетайры ударили клином, на острие которого находился сам царь. Варвары успели упредить столкновение десятком другим дротиков, только и всего, после чего «друзья» обрушились на них, словно молот на наковальню.
Македоняне неслись колено к колену, никто не вырывался вперед и не отставал более чем на локоть. Уже один только вид этого плотного строя, поражавшего выучкой даже неискушенный взгляд, заставил наемников вздрогнуть и броситься врассыпную. Каждый в мгновение ока прокрутил в голове, что будет, когда такой таран врежется в неподвижную, расслабленную толпу, и поспешил оказаться у нее где-нибудь с краю.
Не успевшие убраться, оцепенели от ужаса. Забыли про то, что в руках у них оружие, и если пустить его в ход, то можно спастись.
– Ха! – выдохнул царь, всадив копье в первого из несчастных.
Разогнавшийся Букефал широкой мощной грудью попросту сбил с ног стройного жеребчика, видать отменно резвого, но слишком уж изящно-легкого, чтобы противостоять «фессалийцу». Еще одного Быкоглавый укусил. Хабиру растекались перед гетайрами и те, не увязая, лишь незначительно снижая скорость, рассекли их надвое. Одна половина, увидев такое дело, моментально обратилась в бегство, другая (здесь, очевидно, находился начальник, пытавшийся воодушевить воинов) некоторое время сопротивлялась.
Агриане не привыкли бегать за гетайрами в бою, но, имея более легкое вооружение (у гипаспистов один только щит гоплитский чего стоил), не отстали и теперь кололи кочевников снизу дротиками, ловко вертясь под ногами лошадей.
Александр работал копьем неутомимо, как механизм, создавать которые горазды сиракузские мастера еще со времен тирана Дионисия, обязавшего их настроить себе множество хитроумных боевых машин. Одного за другим он поражал варваров. В первые секунды боя в грудь, а затем все больше в спину, отчаянно браня их за трусость. По левую руку неотступно держался Клит, копье которого уже сломалось и он дрался обломком.
– «Кто ты, откуда ты, смертный, дерзнувший навстречу мне выйти?» – пела душа сына Филиппа, – «дети несчастных одних встречаются с силой моею!»[55]
*****[55] Илиада.
Букефал, дрожавший от возбуждения, поднялся на дыбы, ударил копытами, проломив череп варвара, потерявшего свою лошадь и слепо мечущегося под ногами. Колени Александра сжимали конские бока железными тисками, но жеребцу нипочем подобные объятия. Одиннадцать лет они вместе, с тех самых пор, как наследник Филиппа, еще не достигший возраста эфеба укротил дикого «фессалийца». Удержался тогда, неужто упадет теперь, со спины друга?
– Н-на!
Копье сломалось.
– Арета! – царь нетерпеливо вытянул руку назад.
Оруженосец тут как тут, сунул в ладонь древко, а сам выхватил меч. Клит тоже уже бился мечом. Лязг, лошадиный храп, ржание, крики, визг. Это варвары визжат.
– Бегут! Они бегут, Александр!
Кочевники, нахлестывая коней, выбирались из бойни, разрывая смертельные объятия македонян.
– Преследовать?
– Нет! Пусть бегут. Это овцы. Мне нужен пастух. Ра-Нефер!
– Его точно не было здесь, – Клит, переводя дух, сдвинул на затылок беотийский шлем, вытер окровавленным рукавом пот со лба. Лучше бы не вытирал – лицо еще страшнее стало.
– Надо помочь Птолемею и Гелланику, – указал мечом Александр, – все за мной!
Птолемей стоял на площадке, захваченной у врага колесницы. Один из гетайров, так же потерявший коня, вызвался поработать возницей. Происходивший из Верхней Македонии, он имел страсть к колесничим гонкам, мечтал о победе в Олимпии, да куда там… Только царские лошади способны брать призы, вырывая их у «фессалийцев». Наследнику захудалого княжеского рода таких не купить.
Лагид совсем не жаждал нового столкновения с колесницами варваров. Видел, что они гораздо крупнее тех, с которыми он только что познакомился. И воинов там намного больше. Они явно превосходили числом ту горстку бойцов, которую ему удалось сплотить вокруг себя, идя на прорыв.
– Гелланик, я ударю им вон туда! – Птолемей указал мечом на правую, с его точки зрения, оконечность надвигающихся вражеских колесниц, – свяжу их, и ты выведешь своих!
Хилиарх, тоже захвативший одну из боевых повозок, понимающе кивнул. Лагид предлагал прорваться в коридор, что образовали два крупных отряда варваров. Там еще их пехота поспешала.
– Делаем!
«Царь уже должен пройти им в тыл», – подумал Птолемей, – «только на него вся надежда. Не ударит им в спину – конец нам».
За секунды до столкновения на македонян вновь посыпались стрелы. Били явно издалека, навесом. Щиты, которым проворно прикрылись гипасписты, на этот раз спасали: верно, на излете уже шла оперенная смерть. Гетайрам и их лошадям все же досталось.
Птолемей, поглощенный дракой, даже не подозревал о существовании «Нейти-Иуни», за которых так опасался Ра-Нефер. Стрелки все сражение простояли в стороне и только сейчас растягивали тетивы своих мощных луков. Атаковать их никто не собирался, Лагид рвался в другую сторону.
Обстрел прекратился, как только «Сехмет» достигли Птолемея. Лагид позаботился о том, чтобы избежать прямой сшибки. «Друзья» на полном скаку стали отворачивать в сторону от несущихся на них тяжеловесных хтори, а те, неповоротливые, не могли быстро маневрировать. Тогда «Хранители» начали на ходу спрыгивать на землю и то тут, то там выстраивать фрагменты стены из больших прямоугольных щитов, стараясь перегородить путь македонянам. Одни вставали на колено, полностью спрятавшись за щитами, другие выставляли над ними длинные копья, удерживая их двумя руками. Хтори, на которых остались одни возницы, отъезжали в сторону. Потеряв скорость, они уже не имели боевой ценности и не могли причинить урона рассыпному строю гипаспистов и «друзей».
Македоняне быстро осознали, что атаковать «Хранителей» бессмысленно. Несколько гипаспистов, мечами и щитами отбрасывая в стороны наконечники вражеских копий, протолкались вплотную к египтянам, но не смогли добиться успехов и сложили головы. Гетайры, пока враг еще не успел выстроить стену, пытались топтать пеших конями, но тоже не преуспели. Их копья безвредно скользили по огромных толстенным щитам варваров.
Ездящая пехота египтян весьма впечатлила Птолемея, но он заметил, что те, в отличие от фаланги, совсем не могут передвигаться. Ощетинились копьями и стоят. Оборонительный строй. Это на руку. Лагид закричал, чтобы «друзья» и гипасписты избегали «Хранителей». «Сехмет» не смогли остановить Птолемея.
А вот Гелланику без труда проскочить не удалось. На него обрушились колесницы Нахт-Ра. Сотник не рискнул приблизиться к фаланге и на некоторое время даже остановился в нерешительности. Обстреливать акайвашта невозможно, там Верховный Хранитель. Помочь ему (а Нахт-Ра прекрасно видел, к чему привела атака Ра-Нефера) тоже нельзя. У сотника совсем мало людей, чтобы остановить эту неудержимую волну акайвашта. Сзади спешили пешие «Хранители», он атакует чужаков вместе с ними.
Однако прежде, чем подкрепление подоспело, Не-Пей-Много увидел прорыв конницы и пехоты чужаков по правую руку от себя. И уже не смог устоять в бездействии. Акайвашта-щитоносцы бежали и без своего неубиваемого строя, от которого кровь в жилах леденела, уже не казались столь страшными. Сотник атаковал их. Издали, стрелами. Колесо крутить больше не стал – чувствуя за собой вину, что не помог Верховному Хранителю, он ринулся в ближний бой.
Тем временем фаланга, пробившись через потерявших колесницы «Хранителей», начала перестраиваться в две колонны, между которыми появились легковооруженные воины, мулы, слуги щитоносцев и гетайров.
Правая колонна, избегая столкновения с наступающими пешими «Хранителями», держалась ближе к зарослям (несколько тяжелых колесниц, влетевших туда, стали легкой добычей гипаспистов). Левая, более истерзанная, отклоняясь ближе к отряду Геланика, вступила в бой с колесничими Нахт-Ра.
Агриане, охранявшие обоз, очутились под стрелами «Хранителей» и бросились врассыпную. Большую часть мулов слуги погнали через кусты, но пробиться смогли не все. Ипи, который вывел несколько уцелевших хевити из драки с гипаспистами, выскочил прямиком на обозных.
Аннуи, пробившись к колесницам Нахт-Ра, громко звал сотника по имени. Тот услышал, отозвался.
– Где Ра-Нефер?! – львом рычал предводитель «Сехмет».
– Не знаю! – крикнул сотник, посылая стрелу за стрелой в пытающихся подобраться к нему македонян, – он прорвал строй акайвашта и увяз там! Больше я его не видел!
– Проклятье! Надо выручать!
– Как?!
– Свяжи этих шакалов, а я на помощь!
– Понял!
Аннуи конем стоптал некстати подвернувшегося под ноги гипасписта, еще одного ударил копьем. Наконечник скользнул по щиту, но всадник не стал задерживаться.
– Вперед, Апоп! Некогда нам тут копошиться! – его голос гремел, как грозовые раскаты над бушующим морем, – «Сехмет», за мной!
Египтяне и гетайры отхлынули друг от друга. Птолемей, потерявший уже больше половины своей илы, не жаждал бодания до победного конца и рад был расцепить объятия.
Бойцы «Сехмет», постепенно отрываясь от македонян, вновь вскакивали на площадки своих колесниц и устремлялись за своим предводителем.
Воин, ставший возницей на колеснице хилиарха, обращаться с ней совсем не умел. Он слишком круто маневрировал, пытаясь увернуться от меркобт Пьяницы и в результате перевернулся. Гелланик падения словно и не заметил. Вскочил, как кошка. Увернулся от колес и копыт, в два прыжка подскочил к «Хранителю», колесница которого остановилась, не разъехавшись с еще одной, захваченной македонянами. Обоих египтян, возницу и стрелка, хилиарх зарубил играючи.
Гелланика сейчас легко можно было спутать с Аресом. Орудуя двумя клинками, он быстро выяснил, что хопешем, тяжелым и неудобным на первый взгляд, рубить одоспешенных египтян получается гораздо сподручнее, и перекинул его в правую руку. В могучей деснице хилиарха огромный бронзовый серп порхал, как невесомая тростинка. Гелланик получил уже несколько легких ран. Он не обращал на них внимания. Варвары быстро заметили опасного бойца и навалились на него.
Хилиарх в свою очередь обратил внимание на искусного стрелка, сложением не уступавшего ему самому и явно командовавшего варварами. Расшвыривая врагов, словно те были не опытными воинами, весящими немало в своей бронзовой чешуе, а снопами пшеницы, Гелланик рвался к их предводителю. Нахт-Ра заметил его слишком поздно. Повернулся, дабы всадить стрелу в упор, но не успел спустить тетиву. Клинок разрубил лук пополам, едва не лишив сотника руки. Нахт-Ра отпрянул, сдергивая с пояса свой хопеш. Гелланик неудержимо наседал, заставляя Пьяницу пятиться, но тот, отразив несколько могучих ударов, способных, не рассекая тело, всю душу вытрясти, сумел собраться. Хопешем он владел куда виртуознее македонянина и, зацепив клювом, закрутив чужой клинок, вырвал его из руки хилиарха. Тот не стоял столбом, в пируэте ушел с линии атаки (несмотря на хаотичное скопление людей, лошадей и колесниц, здесь было, где вертеться, чай не фаланги сшиблись), обманул сотника ложным выпадом в живот и… молодецким ударом кописа перерубил хопеш Нахт-Ра в месте, где длинная двуручная рукоять переходила в обоюдоостро заточенную арку. Глаза сотника расширились от удивления. На мгновение он опешил и Гелланик, толкнув его раскрытой ладонью, сбил с ног, Взмахнул своим клинком, осилившим бронзу, собираясь добить…
– Хтору мэт! – заорал, возникший позади Нахт-Ра, египетский стрелок.
Его дугой выгнутый лук распрямился и стрела, выпущенная с пяти шагов, пронзила Гелланика насквозь, на целый локоть выскочив из спины. Хилиарх споткнулся.
– Да ты… как… – в глазах македонянина застыло удивление.
Еще одна стрела вонзилась в грудь. Гелланик покачнулся, неловко шагнул, повернулся, упал на колено. Третья стрела ударила между лопаток. Пальцы разжались, выпустив рукоять кописа. Четвертая прошила шею, войдя по самое оперение. Хилиарх рухнул на бок, как срубленный вековой кедр.
– Гелланик!
Щитоносцы бросились к мертвому командиру, пытаясь отбить тело, но не смогли. Их осталось совсем мало. Гетайры оторвались, спеша соединиться с Александром, и десятка три гипаспистов, из числа шедших за Геллаником, не смогли удержаться в хвосте колонны Птолемея. «Хранители» оттеснили македонян, окружили и уничтожили, не желающих сдаваться, всех до одного.
Лагид удалялся по направлению к устью северной дороги. С ним оставалось около двух сотен пеших и конных, четыре вражеских колесницы. Сражение на этом участке затихало.
Нахт-Ра помогли подняться. Он, не видя ничего вокруг, смотрел на тело едва не одолевшего его воина. Подобрал вражеский клинок, бликовавший на солнце. Как в зеркале на его поверхности отражалась небесная голубизна. Сотник тронул пальцем заточку. Удивленно цокнул языком. Два или три воина, отбросив врага, переводили дух, заинтересованно рассматривая меч из-за плеча командира. Один из них подобрал копис другого погибшего македонянина, принес сотнику. Тот взял в руки оба, сравнил. Меч простого воина – железный. Сделан гораздо лучше грубоватых клинков хатти, но, безусловно, это железо. А вот странное оружие предводителя… Вроде бы тоже железо. Уже с двух шагов легко спутать. Серый блеск немного тусклее серебряного. Нахт-Ра оглядел лезвия обоих клинков. Одно иззубрено. Другое… Словно им не хопеш, сокрушитель бронзы, разрубили, а сухую палку! Будто его вообще из ножен никогда не доставали! Сотник попробовал меч на изгиб. Упругий. Хатти не делают таких мечей. Их железо мягко, клинки из него гнутся даже не самыми сильными руками. Потому их делают толстыми. А этот тонок. Может это и не железо никакое?
– Благие Нетеру, что же это за металл?
Отредактировано Jack (12-11-2012 12:25:49)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
