Считается, что длинные хопеши занесли в Египет как раз гиксосы. Это их изобретение.

------------

   – Смотри, кто это?
   Фракиец, увязывавший в заплечный мешок броню, снятую с мертвого египтянина, поднял голову и взглянул в направлении, куда указывал его товарищ.
   Прямо на них мчался всадник. Один.
   – Вроде наш. На этих не похож.
   – Наш – не наш. Сейчас разберемся.
   Первый фракиец перехватил поудобнее ромфайю, двухлоктевой узкий слабо искривленный меч с длинной рукоятью, почти соразмерной клинку, и заступил путь всаднику.
   – А ну стой! Кто таков?
   Всадник осадил коня, поднял на дыбы.
   – Свой! Аристомен я, из команды Никанора!
   Фракиец почесал затылок. Прямо через выцветшую на солнце и полинявшую островерхую лисью шапку.
   – Из команды Никанора? Что-то я про такого впервые слышу.
   – Разведчики это, – встрял еще один фракиец, пытавшийся освободить от постромок лошадь, лежавшую на боку возле перевернутой колесницы и дергавшую головой и ногами в попытках подняться.
   Лошадь не была ранена, но самостоятельно встать на ноги не могла, мешал труп товарки.
   – Лазутчик, значит? Ну, сказывай, где лазил и куда это ты так поспешаешь, пока мы тут кровь проливаем? – фракиец, изобразив недоверие, похлопывал клинком по ладони, – от драки деру дал, гнида?
   – Заткнись, Скориб, – раздался чей-то властный голос.
   К фракийцам подошел человек, одетый в такую же, как у них, рубаху с коротким рукавом, шапку и пестрый, расшитый треугольниками плащ, под которым белел льняной панцирь – единственное отличие этого воина от остальных. Видать, начальник. И верно – названный Скорибом, послушно замолчал.
   – Откуда ты? – спросил старший.
   – Из дозора я. Как рассвело, и село иудеев потерялось, царь велел Никанору окрестности обшарить. Меня с товарищем послали к заброшенному городу, который царь вчера смотреть ездил. Глянуть, чего да как. Для спокойствия.
   – Ну и как? Где товарищ-то твой?
   – Через речку плывет, – огрызнулся Аристомен, – с Хароном байки травит. При жизни любил это дело, так, поди, и в Аиде не заткнется.
   – Что случилось? – нахмурился фракиец.
   – Случилось вот… Этот город заброшенный… Не заброшен он вовсе. И даже больше за ночь стал. И стены целые, никакие не развалины. А под стенами – войско и палисад осадный.
   – Ты чего несешь? – протянул агрианин, снимавший доспехи, – в уме повредился?
   – Не вру я! – заорал Аристомен, – войско там. Сюда идет! Те, с которыми вы бодались – передовой отряд.
   Начальник подошел к Аристомену, поманил ладонью, дабы тот нагнулся.
   – Ну-ка, дыхни.
   Разведчик выругался. В его говоре эллин без труда опознал бы грубоватую дорийскую речь. Фракийцы большими языковыми познаниями не отличались. Меж собой они болтали на своем варварском наречии, а с македонянами общались на жуткой смеси македонского и того диалекта эллинского, что в ходу у фессалийцев.
   – Дыхни, говорю!
   Аристомен дыхнул.
   – Да не пьяный я! Не вру! Правда, там войско! Большое! Сюда идет! За нами колесничие гнались, моего товарища стрелой сняли. Время дорого! Мне к царю надо!
   – А ведь не врет, – сказал еще один агрианин, – смотрите!
   Аристомен повернулся. Из левого бедра его лошади торчало древко стрелы. Она вошла неглубоко, в ране виднелся бронзовый наконечник.
   – Дай-ка, выну. Сошел бы ты, парень, на землю. Умучишь кобылку…
   – Мне к царю надо, – набычившись, повторил разведчик, – спешить надо.
   – Не знай, не знай, как ты теперь царя найдешь… – покачал головой начальник, – видал, что тут творится? Царь в битве сейчас.
   – Где еще наши?
   – Вон там фалангу давят, – указал начальник, – нас «друзья» поддержали. Вперед ушли с частью щитоносцев. Там, позади обозные и две-три сотни наших. Царь видать, на правом крыле.
   – Фалангу давят?! А вы здесь прохлаждаетесь? – возмутился Аристомен.
   – Ты за языком-то следи! Прохлаждаетесь… Мы свое уж отмахали! – с вызовом бросил фракиец с мешком, – эти псячьи дети наших положили без счета, так мы за кровушку пролитую себе сверх платы возьмем!
   Он встряхнул увесистый мешок.
   – Дурни! – возмутился Аристомен, махнул рукой себе за спину, – там силы свежие стоят, пока вы тут трупы обираете! И еще по вашу душу вороватую идут!
   – Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнул фракиец с ромфайей.
   Аристомен застонал и выразился семиэтажно, помянув чью-то мать, прелести блудливых лесных девок и охочий до них сатиров приап. Закончил невнятно про Тартар и тамошних сидельцев.
   – Ладно, отпусти его, – распорядился начальник, – а ты, парень, лошадку-то поберег бы. Гнать будешь, царя точно не догонишь.
   Аристомен его уже не слушал.
   – Хей! Пошла, родимая!
   Фракийцы смотрели ему вслед.
   – А вы ноги уносите! – донесся до них крик удаляющегося разведчика.
   
   – Проведать решил? – презрительно усмехнулся Аттал, поглядев снизу вверх на Лисимаха, – неужто царь так за меня переживает?
   Сын князя Лангара сидел на земле. Рядом лежало обугленное бревно, но Аттал побрезговал пачкать об него свой дорогой нарядный плащ.
   Подле стояли четыре невозмутимых щитоносца, а чуть в стороне толпились десятка два агриан, поглядывавших на своего бывшего предводителя, но не решающихся ослушаться царского приказа и освободить его.
   Конь Лисимаха затанцевал возле вытянутых ног агрианина, но тот даже не подумал отодвинуться. Так и сидел, опершись на руки, жуя травину. Запрокинув голову, рассматривал проплывающие редкие облака и щурился от солнечных лучей.
   – Хорошо здесь. Не то, что вчерашние пустыни. Лес, полянка. Птички поют. Железки звенят… Прямо как у нас. А, Лисимах?
   Гетайр скривился.
   – Железки тебе слух ласкают? Волчья душа…
   – Не, – возразил Аттал, – не волчья. Волчья – у гетов. Они вот совсем дикие. Мы, агриане – нет.
   – Ишь ты, – усмехнулся Лисимах, – думаешь, раз царь к твоему отцу благоволит, то ты и варваром перестал быть?
   – А ты? – парировал Аттал, – перестал быть варваром? Я по-эллински почище тебя говорю, македонянин. Ты может софистов слушал? А в театре хоть раз бывал? Так кто из нас варвар?
   – Ну, хватит, – отрезал царский телохранитель, – Александр велел освободить тебя и вернуть оружие.
   Он бросил к ногам князя агриан маленький круглый щит-лазейон, прямой меч, шлем с высокой тульей и личиной, изображающей Ареса. А может фракийского бога войны Кандаона, поди, разбери, что на уме у чеканщика было.
   – Да ты что! – в притворном изумлении прикрыл рот Аттал, – простил меня царь?
   – Не знаю! – рявкнул Лисимах, – хватит тебе тут прохлаждаться! Бери своих головорезов, строй обозных и вперед! Фаланга тебе путь откроет. Убираться надо с этого поля. Эти египтяне покруче персов оказались. Как спарты[56] дерутся и такие же неуязвимые, даймоны чернозадые!

*****[56] Спарт – «посеянный» (греч). Спарты – неистовые в бою воины (не путать со спартанцами), выросшие из зубов дракона, посеянных героем Кадмом, легендарным основателем Семивратных Фив. Согласно Павсанию, из рода спартов числил себя знаменитый фиванский полководец Эпаминонд.

   – А, напинали вам, македоняне? – усмехнулся Аттал, – сбили спесь?
   – Выполняй приказ! – раздраженный Лисимах стегнул коня, – щитоносцы, за мной!
   Четверо гипаспистов бросились бегом за царским телохранителем.
   – И на кого ж вы нас покинули! – всплеснул руками Аттал, поднимаясь с земли.
   Он сбросил с лица маску зубоскала, разом посерьезнел. Окинул взглядом воинов. Подобрал оружие.
   – Ну что? Придумает судить меня сынок змеюки, найдется, что ответить. Уж войску-то точно найдется. А сдохнуть здесь всяко не лучше. Стройся!
   Протяжно заревел навьюченный осел, перекрывая шум битвы, гремящей всего в пятистах шагах к северу.
   
   Все-таки до царя Аристомен не доехал. Лошадь споткнулась и криптий, перелетев через ее голову, пропахал носом землю. Хорошо хоть не сломал себе ничего.
   Он поднялся. Прихрамывая, подошел к кобыле. Та косила на него глазом, возле рта пузырилась пена. Бедро в крови.
   Аристомен потянул за узду.
   – Ну, ласковая, вставай. Еще немного. Там отдохнешь.
   Лошадь дернулась, заржала, но не поднялась.
   За кустами явственно различалось движение, топот ног, фырканье лошадей и мулов, окрики обозных. Воняло свежим конским навозом. Роились тучи слепней.
   Ветки качнулись и оттуда показались двое фракийцев.
   – Гонец к царю! – крикнул им Аристомен, – лошадь есть?
   Агриане подошли, не говоря ни слова.
   – Лошадь есть? – повторил разведчик.
   – Ты кто такой борзый? – пролаял один из фракийцев.
   Аристомен скрипнул зубами.
   «Ну, сколько можно…»
   – Гонец к царю со срочными вестями.
   Эти агриане оказались не такими тугодумами, как предыдущие.
   – Пошли.
   За кустами двигалась колонна. Она уже почти вся миновала это место, Аристомен наткнулся на ее хвост.
   Царь Филипп отучил македонян пользоваться обозом. Воины в походах всю поклажу тащили на себе в плетеных из лозы заплечных корзинах или кожаных ранцах. Каждой декаде полагался слуга и мул для перевозки палаток и тяжестей, вроде жерновов для ручных мельниц, котлов, кирок и лопат. Каждого гетайра так же сопровождал слуга-оруженосец, ходивший за лошадью. Все эти люди, рабы, отпущенники и свободные из бедняков, в бою шли позади войска, выносили раненых, а иногда сами вступали в сражении, прикрывая крылья фаланги, для чего им давалась праща и короткий меч.
   Обоз македонян, по мере их продвижения вглубь Азии, постепенно увеличивался. Особенно он разросся после Исса, где была захвачена богатая добыча. Теперь войско сопровождали сотни телег. Впрочем, в набег на варваров, живущих в отрогах Антиливана, Александр взял только легкие части, способные передвигаться быстро. Телег в отряде насчитывалось не больше десятка. А мулов, заводных и вьючных лошадей сотни четыре.
   После того, как лохаг Менесфей, принявший фалангу, разделил ее на две колонны, обоз с охранением из агриан двинулся через поле смерти.
   Две трети обоза уже находились внутри коридора, образованного колоннами щитоносцев. Аттал, шедший во главе последней трети, отставал. Именно на него наткнулся Аристомен.
   Князь агриан, не задавал много вопросов. Он не стал интересоваться, кто перед ним, ибо, вхожий в свиту царя, каждого криптия из команды Никанора знал в лицо.
   – Войско, значит, подходит? Опоздал ты, парень. Нам и так здесь уже хорошо врезали. Видишь, какая тут заруба?
   Аристомен видел. Они подходили к месту, где на фалангу обрушился первый залп египтян. Последствия впечатляли…
   Раненых, кто мог идти, взяли с собой. Некоторых положили на телеги и волокуши, посадили на мулов, с которых без жалости скинули все лишнее. Ночь-другую можно и без палатки скоротать, а в главном лагере под стенами Тира новых нашьют. Тяжелых, безнадежных, милосердно прикончили. Все равно им бы никто не смог помочь. Македоняне прекрасно понимали, что это поле за ними не останется…
   – Лошадь тебе? А раненых я куда дену?
   – Приказ, – процедил Аристомен.
   – Да срать я хотел на его приказы! – вскипел Аттал.
   Аристомен опешил.
   – Ты чего, фракиец? Кругом народу тьма. Донесут, голову царь снимет.
   – А он и так мне ее снимет! Бабу трахнули, видите ли… Сам вдову Мемнона приневолил, на ложе себе кинул! Галикарнас со Старым Тиром по кирпичику разнес! «Друзья» в золото оделись, Птолемей себе вон, целый гарем уже набрал на манер персидских! А тут бабу одну огуляли… Может она сама хотела… Воинов обуздай… Своих пусть обуздает, змееныш!
   Аттал совсем разошелся и не замечал, что движение колонны замедлилось и на него недоуменно смотрит сотня глаз.
   Аристомен стоял спиной к сражению. Сзади нарастал шум, топот копыт, скрип боевых повозок. Агриане закричали все разом, заржали лошади, заревели мулы.
   Лазутчик обернулся. Сплюнул.
   – Ты чего на меня-то орешь, придурок? Накопилось, так вон на них выплесни!
   Аттал выглянул из-за его плеча, охнул.
   – Рассредоточиться!
   Да уже некуда. Отряд «Сехмет» врезался в толпу агриан и обозных. Топча конями и пронзая копьями, египтяне почти мгновенно прекратили существование обозного охранение, как боеспособной единицы.
   – Не стой! – Аристомен в прыжке сбил Аттала с ног.
   По тому месту, где только что стоял князь, промчался всадник на вороном коне. Лазутчик отскочил в сторону, потеряв шляпу. Выхватил из-за спины меч (всегда в разведке его там крепил, так сподручнее, иной раз ведь и по земле проползти надо). Вскочил.
   Вокруг творился хаос. Египтяне, закованные в бронзу, на столь же надежно защищенных колесницах, копьями гоняли агриан, которые пытались огрызаться дротиками. Кто-то раскручивал пращи, и от них в этой свалке оказалось больше пользы: метко пущенные увесистые снаряды сбили нескольких «Хранителей» на землю. Кому попали в голову, тот не встал. Одному из упавших Аристомен помог отбыть в Аид (или куда там попадают души этих варваров).
   Избиваемые фракийцы жутко вопили, разбегались, но кое-кто еще сопротивлялся. Аттал, придя в себя, кинулся к одной из остановившихся колесниц. Князь ловко увернулся от копья и ударил мечом воина, стоявшего на площадке. Бронзовая чешуя выдержала, но тот все равно упал: клинок, не добравшись до плоти, сломал ему ключицу.
   – Фракиец! – заорал лазутчик, – да хрен с ним, с царем, о наших товарищах подумай! Там войско на подходе! Похоронят здесь всех!
   Прямо перед разведчиком египтянин, спрыгнувший на землю, надел на копье агрианина, вооруженного ромфайей. Падая, тот выронил оружие, а Аристомен немедленно его подхватил, отбросив свой меч. Увернулся от следующего удара, перекатился по земле, и в выпаде снизу вверх поддел длинным узким клинком чешую египтянина, пронзив его насквозь.
   К Атталу подлетел конный фракиец.
   – Князь, руку давай!
   Тот послушался и фракиец рывком забросил его себе за спину.
   – Аттал! – кричал Аристомен, – забудь обиду, предупреди царя!
   – Амадок, гони к Александру!
   – Ты что?! Он же…
   – Гони!
   Воин повиновался. Аристомен бросился за ними по направлению к укрытому кустами неглубокому оврагу (он еще не знал, что там овраг, но знал фракиец, подобравший Аттала). Ему тоже не улыбалось погибать в этой бойне.
   Мимо свистнула стрела. Потом еще одна. Прямо на них, вдоль зарослей неслось несколько четырехконных колесниц.
   Ра-Нефер и Анх-Насир, выбравшиеся из пекла на простор, били из луков. Одна из стрел поразила коня с двумя седоками. Те полетели на землю, но поднялся только один.
   – Амадок?!
   Фракиец не отозвался. Он лежал лицом вниз, на спине под рубахой что-то подозрительно топорщилось. Вокруг расплывалось темное пятно.
   – Бежим! – закричал Аристомен и они с Атталом нырнули в заросли.
   
   Аннуи, мчавшийся на выручку Ра-Нефера, видел, как щитоносцы врага, всем своим видом выказывая презрение к смерти, деловито шли к северной дороге. Он не пытался атаковать их. Дорогу чужакам еще преградят «Хранители» и «Нейти-Иуни». Да и хабиру встретят. Хотя насчет боеспособности последних он сильно сомневался. Но должна же быть хоть какая-то польза от этих аму, возлюбивших овец больше жены[57]! Себя Аннуи, обласканный при дворе, к презренным скотоложцам причислять не желал.

*****[57] Аму – овцевод. Собирательное древнеегипетское название кочевников. Еще во времена XII династии приобрело инвективное значение – «зоофил».

   Нет, нечего ему связываться с этими копейщиками, надо найти Ра-Нефера.
   Первую группу легковооруженных акайвашта, грабивших убитых, «Сехмет» разметали в клочья. Никто живым не ушел. Воины Аннуи заплатили за удачу немногими.
   Чуть поодаль виднелись еще люди. Аннуи повел отряд прямо на них. Он издали разглядел (а с возрастом зрение вдаль стало у него острее, чем ближнее), что это обозные. Здесь заросли становились гуще, поэтому он до сих пор не видел колесницы Ипи.
   «Ладно, разберемся сначала с обозом. И как бы не завязнуть в кустах».
   Удар вышел предсказуемо сокрушительным. Акайвашта в панике разбегались, сопротивлялись немногие. В круговерти драки Аннуи заметил, наконец, приближающиеся хевити и сердце его преисполнилось радостью.
   «Вырвались! Только бы он был жив!»
   Однако прежде встречи с Верховным Хранителем предводитель «Сехмет» увидел несущегося коня с двумя всадниками. Один одет богато. Командир? Командира надо бы пленить. Аннуи поворотил коня и поскакал следом.
   Догнать беглецов не успел, чья-то стрела поразила их коня. И, верно, одного из седоков. Второй бросился в заросли. За ним нырнул еще один воин. Куда они побегут? Могут, конечно, на все четыре стороны, но скорее всего к северной дороге, туда же, куда рвутся все акайвашта.
   Скача по кустам, Аннуи никогда бы не догнал беглецов. Но овраг извилист, можно срезать путь, пока они пробираются по его дну. Военачальник натянул поводья. Его захватил азарт охоты.
   
   Аттал и Аристомен продирались через кусты. Лазутчик не бросил длинный клинок и рубил им заросли.
   – Слышь, князь, тут дело серьезное. Там не просто войско египтян. Куда хуже дело.
   – Что может быть хуже, – буркнул Аттал, – я такого разгрома не помню. Еще не известно, жив ли царь.
   – Царь-то? Жив, я уверен. Небось, еще и наподдал варварам. Они всего лишь обоз разметали, да и то не весь, а ты уже обосрался.
   – Пасть захлопни.
   – Ладно-ладно. Слушай, если меня убьют, а ты уцелеешь, царю расскажи…
   – Чего рассказать-то?
   – Тот заброшенный город, он вовсе не заброшен. Большой, крепкостенный. Не мертвый вовсе. Эти египтяне его осаждают. У них знамена с письменами. Там названо имя – Мен-Хепер-Ра.
   – Кто это?
   – Фараон, царь египетский.
   – Ты что, по-ихнему понимаешь? Откуда?
   Аристомен усмехнулся.
   – Все тебе расскажи… Меньше знаешь – крепче спишь.
   – А царю есть дело, как зовут этого фара…она?
   – Царю до всего дело есть. А особенно ему до того дело будет, что фараон этот помер тыщу лет назад.
   – Чего-о? Тебе по голове приложили? Мы что, с мертвыми воюем? С выходцами?
   – Вроде того, – негромко сказал разведчик.
   Аттал недоверчиво покачал головой.
   – Я видел, как ты одного из них проткнул. Выходца так просто не упокоишь. Он ведь уже мертвый.
   Овраг оказался не таким уж длинным и плавно вывел беглецов наверх. Здесь снова начиналось открытое место.
   – Люди это. Из плоти и крови.
   Аттал вытянул вперед руку.
   – И этот тоже?
   – И этот, – Аристомен поудобнее перехватил ромфайю.
   Навстречу им, в полусотне шагов, не больше, двигался всадник. Египтянин многозначительно покачал копьем и указал острием на землю.
   – Предлагает бросить оружие, – догадался Аттал.
   Аристомен вытянул вперед руку с мечом, а другой похлопал по локтевому сгибу.
   Египтянин усмехнулся и взял копье наперевес.
   – Ты слева, я справа, – сказал Аристомен и вскинул ромфайю.
   В качестве цели египтянин выбрал разведчика, хотя сподручнее было бить фракийца.
   «По одежде и шлему распознал большого начальника, живым будет брать».
   Египтянин пустил коня вскачь. Аристомен изготовился и в последний момент перебежал всаднику дорогу, сбив с ног фракийца. Взмахнул длинным клинком.
   Конь Аннуи споткнулся, кубарем покатился по земле вместе с седоком, придавив его своей тушей.
   Аристомен приблизился к воину, держа меч наготове. Египтянин лежал на спине и хрипел. Изо рта толчками лилась кровь. Грудь раздавлена, легкие порваны. Может еще и хребет сломан. Не жилец.
   Воин шевельнул левой рукой. С нечеловеческим усилием, по глазам видно, дотянулся до своего горла и сдернул какую-то фигурку на золотой цепочке. Протянул Аристомену. Тот принял дар. Египтянин прохрипел что-то на своем языке, Аттал ни слова не понял, разобрал только «Ра-Нефер», но лазутчик кивнул.
   Аннуи закрыл глаза.
   Аристомен повернулся к фракийцу, опустив меч.
   – Что он сказал?
   Разведчик раскрыл ладонь. На ней лежала фигурка. Материал похож на синий нефрит.
   – Что это?
   – Это Маат.
   – Кто? – Аттал поднял статуэтку за цепочку на уровень глаз.
   – Богиня истинного миропорядка, вечности и смерти. Они странный народ – считают, что истинная жизнь наступает для чистых душ за порогом смерти. Он просил, чтобы я отдал фигурку полководцу Ра-Неферу и сказал, что воин Аннуи исполнил свой долг во славу фараона.
   Князь вернул фигурку лазутчику.
   – Нет там никакой истинной жизни. Только ожидание в чертоге Залмоксиса. Эллины и вы македоняне (на этих словах Аристомен усмехнулся) верят, что там только багровая тьма и вечное забвение, но мы, фракийцы, знаем, что после ожидания своего часа нас ждет перерождение. Истинная жизнь … – Аттал хмыкнул, – варвары…
   – Ва-а-арвары! – передразнил фракийца Аристомен, – сам Фалес Милетянин не столько удивлял египтян своим разумом, сколько учился знаниям у их жрецов Братства Тота. Это они рассказали ему, что затмения солнца происходят, когда его закрывает луна. И еще многое…
   Лазутчик перевернул фигурку, всмотрелся.
   – Имена женские, но в царских рамках. Не знаю такой царицы Египта, – Аристомен задумался.
   – Не знает он. Затмения солнца… И кто наплел-то? Бывал что ли у них? Потому и язык знаешь?
   – Бывал? – рассеяно переспросил Аристомен, поглядев куда-то за плечо Аттала, – не важно. Смотри.
   Аттал обернулся.
   К ним приближались три колесницы и несколько всадников. Пальцы Аристомена разжались и длинный клинок упал на землю. Аттал тоже все понял.
   – Сдаемся! – фракиец бросил оружие.
   С первой из колесниц соскочил воин, подошел к телу старика, склонился над ним.
   – Нефер-Неферу, ди уат хеб неджем Те-Мери Аменети таа аха Аннуи[58]!
   – Что он сказал? – прошептал Аттал.
   – Попросил богиню даровать сладкий и радостный путь на Острова Блаженных для воина Аннуи, – так же негромко ответил Аристомен.
   Египтянин подошел к ним.
   – Ди Ра-Нефер, – Аристомен протянул статуэтку на ладони.
   Тот замер на мгновение, заломив бровь, взял украшение, перевернул.
   – Ренуи Сит-Амен[59]!

*****[58] «Прекраснейшая, даруй путь радостный и сладкий на запад в Землю Возлюбленных отважному воину Аннуи». Стандартная формулировка военной древнеегипетской «отходной», варианты обнаруживались археологами вшитыми в походную одежду и подбой доспехов.
*****[59] «Имена Дочери Амена!»  Дочь Бога – один из основных титулов древнеегипетских правительниц.

   Египтянин вновь поднял глаза на пленных и жестом приказал следовать за ним.
   
   Часть хабиру, нахлестывая коней, неслась к западу. Как раз туда, куда нужно Александру, поэтому «друзья», не обращая внимания на остальных кочевников, устремились в погоню за этой горсткой беглецов.
   Неожиданно варвары резко отвернули в сторону. Навстречу скакали всадники, летели несколько колесниц, бежали пешие.
   – Наши! – вытянул руку Клит.
   – Вижу, – ответил царь, – это Птолемей! Идем к нему! Гераклид, со своей илой преследуй варваров!
   Две сотни «друзей» бросились за удирающими хабиру, а царь повернул навстречу Птолемею.
   Лагид стоял на площадке первой из колесниц. Александр осадил Букефала и вскинул лицо к небу.
   – Хвала тебе, Сотер[60]!

*****[60] Сотер – «спаситель» (греч). Эпитет Зевса.

   Колесница Лагида остановилась подле царя.
   – Ты жив!
   – А что мне сделается, – усмехнулся Птолемей.
   – Где Гелланик?
   – Не знаю. Думаю, что он мертв или попал в плен.
   – Гелланик в плен? Никогда!
   – Значит, уже ступил на ладью, – согласно кивнул Птолмей, – это не персы, Александр. Эти египтяне по-настоящему умеют воевать. Наподдали нам, будь здоров!
   Александр поджал губы, осмотрелся по сторонам. Вдалеке маячили колесницы варваров, однако они не пытались приблизиться. По дороге подходила колонна измученных бойней щитоносцев, торопливо погоняли мулов обозные.
   – Что прикажешь. Александр? – спросил Птолемей, – перегруппироваться? Они все разбились на десяток осколков. Поодиночке перебьем.
   – Смотрите! – крикнул Клит.
   Царь взглянул в указанном направлении. Ила Гераклида, только-что отправившаяся в погоню, уже возвращалась. И явно поредела.
   – Что случилось? – крикнул царь, когда «друзья» приблизились.
   – Они навели нас на засаду, – ответил Гераклид, – там свежие силы. Много лучников. Начали бить издалека. Я ни разу не слышал, что с такого расстояния можно поражать цель… Я приказал отступать.
   – Свежие силы… – процедил Александр.
   Царь выехал навстречу подходящим воинам. Гипасписты шли торопливо, но было видно, что они уже совсем выбились из сил. Лохаг Менесфей приветствовал царя, подняв щит. Подошли воины Клеарха и Бергея. Последних особенно мало.
   Из зарослей показалась вторая колонна щитоносцев. Впереди ехало несколько колесниц. Четырехконные чудовища Ра-Нефера. Передней правил могучего сложения воин, а когда она приблизилась, оказалось, что на площадке сидит еще один. Его нога и левое плечо перетянуты тряпицами, оторванными от полы хитона.
   – А, вчерашние смутьяны? – узнал воинов Александр.
   – Да, царь… – прохрипел Теримах (это он сидел на площадке).
   – Прости нас, царь, – прогудел Полидор.
   – В чем можно обвинить таких героев? – Александр обвел взглядом все прибывающих воинов, – вы все герои, каждый из вас равен богоборцу Диомеду! Никогда еще мы не встречали столь сильного и упорного противника среди варваров! Только эллины способны так драться!
   Александр взглянул на Птолемея. Тот внимательно смотрел на царя.
   – Что ты прикажешь, Александр?
   – Лагид, ты же присутствовал на встрече. Это передовой отряд. И где-то поблизости фараон Менхеперра. Они превосходят нас числом…
   – И бьются, как одержимые, – вставил Птолемей, – мы едва одолели горстку, Александр.
   Царь хищно раздул ноздри.
   – Мы еще вернемся, Лагид! Со всеми нашими силами! И вот тогда посмотрим…
   Царь приложил ладонь козырьком к шлему. Солнце, перевалившее зенит, слепило глаза.
   – Они не приближаются. Стоят вдалеке. Видать, не бессмертные, – Александр повысил голос, чтобы слышали все воины, – они не бессмертные!
   Воины закричали, ударили копьями и мечами в щиты.
   – Александр! Александр!
   Птолемей покачал головой. В отличие от царя, он только что побывал на пороге Тартара, и у него сложилось совсем иное мнение на счет смертности варваров.
   – Идем в Тир! – приказал царь.
   – А тело Гелланика? – спросил Лагид.
   Александр скрипнул зубами, но не ответил.
   
   Ипи, восстановив порядки, повел колесницы вслед акайвашта, но увидев, что их отряды соединились, приказал остановиться.
   Ра-Нефер смотрел, как Алесанрас отступает и понимал, что не имеет сил, дабы задержать его. Поле боя осталось за сынами Та-Кем, и Величайший Мен-Хепер-Ра высечет на пилоне средь побежденных племен еще одно – акайвашта, но радости Верховный Хранитель не испытывал.
   «Мы пройдем сквозь вас».
   Вождь чужаков выполнило свою угрозу.
   Воинство Маат Торжествующей, располовинившее двадцатитысячное отборное войско Нахарина, прикрытое царями фенех, смогло одолеть, но не сокрушить, не опрокинуть, не обратить в бегство, менее четырех тысяч акайвашта. Однако, вовсе не досаду, но удивление и восхищение выражало в сей момент лицо Ра-Нефера.

Отредактировано Jack (12-11-2012 12:26:58)