Баллада о доблестном казаке Иванке.

- Кажись, оторвались, - сказал атаман негромко, словно сам себе, остановив взмыленного коня на вершине небольшого пригорка. Но остановившийся рядом его джура Иванко услышал, даже несмотря на тяжелое и громкое дыхание своей лошади. Он вообще научился слышать атамана практически всегда – тот частенько отдавал распоряжения вполголоса, а иногда и еще тише. Не в бою, конечно – тогда-то его голос перекрывал любую сечу, направляя казаков в лихую атаку на супостата. Ну или командуя отступление, как сегодня – слишком силы были неравны, их небольшой отряд неожиданно столкнулся с вышедшей из другой балки татарской сотней…
Впрочем, казаки показали себя вполне достойно, тут же дружной, хоть и небольшой, лавой атаковав не успевших развернуться в боевой порядок неприятелей. И хоть тех было вдвое больше, сумели их частью порубить, частью рассеять, и прорваться. Хотя и сами потеряли чуть не половину своих…
Тем временем на пригорке, вокруг атамана, останавливались все новые подьезжающие казаки, многие из которых были уже без заводных лошадей, потерянных в схватке, и почти все – ранены, некоторые довольно сильно. Но с коней никто не слезал – команды не было. Атаман по-прежнему осматривал ту часть степи, откуда они прискакали только что, и откуда можно было ожидать преследователей. Хоть солнце ощутимо клонилось к западу, видно было еще вполне отчетливо, чтобы разглядеть чужих всадников хоть у самого горизонта. Никого не разглядели, впрочем, и ватажок скомандовал привал. Казаки тут же первым делом помогли самым тяжелораненым слезть с лошадей – некоторых буквально снимали на руках – и принялись перевязывать, а скакунов отпустили пастись на противоположный склон, чтобы их не было видно издалека.
Несколько самых опытных и уважаемых казаков направились к командиру, но речей никаких не заводили - негоже вперед батьки лезть. Атаман пока тоже молчал, мозговал. Тем временем Иванко прошелся между всеми воинами, замечая состояние каждого, и тоже подошел к старшине, готовый доложить, сколько казаков ранены легко, сколько тяжело, сколько невредимы – Иванко тоже был в их числе, потому что мчался на врага чуть позади атамана, и практически только добивал успевших увернуться из-под его тяжелой руки противников - и скольких они потеряли. Погибших, впрочем, было меньше чем показалось молодому джуре сначала – всего полтора десятка, а вовсе не половина отряда. Но Иванко тоже не стал что-либо без спросу говорить атаману, почтительно остановившись неподалеку от него, за спинами старых казаков.
- На ночь встанем вон в том лесочке неподалеку, в балке, - недолгое время спустя решил атаман, показав рукой в нужную сторону. Такое распоряжение ни у кого из старшины вопросов или возражений не вызвало, все понимали необходимость отдыха, особенно для раненых. – Целые и легкораненые посменно охраняют, остальные отдыхают. Иванко, сколько казаков ранены?
- Шестеро тяжело, батьку, и еще восемь не так сильно, - тут же ответил джура, - а задеты так почитай что все…
- Задеты – то для казака не преграда ни в бою, ни в походе. Ладно, выдюжим с Божьей помощью, - он широко, размашисто перекрестился, и казаки дружно, истово повторили жест вслед за атаманом. – А тебе, Иванко, будет служба особая. Конь твой немного отдохнет, да и ты тоже – да и отправишся за подмогой. Татары нас так не оставят – искать будут, пока не найдут… Пойдешь почти точно на полночь, примерно к утру дойдешь к дубу приметному, на могиле растет там. Старый, здоровенный… От него – на восход, дня за два до наших и доберешся. А мы следом пойдем, только медленнее… Ясно?
- Ясно, батьку! А что за дуб такой?
- Да дуб как дуб. Хотя и слышал я как-то… Впрочем, ничего там нет особого – таких дубов немало я видал на веку.
- Или вот что – бери моего заводного, на нем скачи, - видно, эта мысль только что пришла атаману, и была признана здравой. – Он посвежее, да и более выносливый, быстрее доберешся. И от татар легче на нем уйти можно, если все же встречи с погаными не избежишь. Хотя ты парень везучий – из османского плена выбраться, да домой невредимым вернуться редко кому удавалось. И на это твое везение я очень надеюсь! – последнее атаман говорил уже для старшины, похоже – некоторые из казаков начали хмуриться, не очень довольные, видимо, что такое важное дело поручают молодому да зеленому. Но атаман знал, как людей к своему решению расположить – после таких слов недовольства больше не было. У старшины, но не у Иванка. Нет, ночь проскакать после дня в седле ему было не сильно в тягость – дело в другом…
- Батьку, дозволь на моем Гнедке отправиться! Он ко мне привычный, да и я его норов хорошо знаю!
- Коли так – бери его заводным, одвуконь поскачешь! – решил атаман. И просьбу уважил, и на своем настоял. – Ну, с Богом!

Отредактировано РОMAH (21-10-2012 11:08:46)

2.

…Луна то показывала свой серебристый лик между белесых туч, то проглядывала сквозь них белесым же округлым и расплывчатым пятном. И вокруг все постепенно становилось каким-то молочным, словно воздух собрался становиться киселем, но никак не решался. «Это же не тучи - туман» - подумалось Иванку как-то безразлично, усталость все же сказывалась. Но кони трусили вперед достаточно резво и бодро, не отвлекаясь на туман – видимо, им он не мешал. Впрочем, молодому казаку подремывать в седле туман тоже не мешал, даже наоборот. Только постоянно тревожащая мозг мысль «не заплутать бы, выйти к дубу!» не давала гонцу расслабиться полностью в седле да поспать.
Туман тем временем становился все гуще, и даже топот копыт снова идущего заводным Гнедка (Иванко уже дважды пересаживался с одного коня на другого , попеременно давая отдых каждому) доносился до казака еле слышно. Зато послышались непонятно откуда идущие похрустывания, посвистывания, щелчки и что-то похожее на шепот, сначала еле слышные, но затем постепенно становящиеся все громче и сильней. В белом тумане начали мелькать какие-то темные тени, сначала расплывчатые и далеко, а затем все ближе и все отчетливей. Кони уже явственно пряли ушами, иногда вздрагивая от неожиданных звуков, и начали нервничать, но шли по-прежнему ровно, и видно поэтому – а еще может от усталости тоже – Иванко их состояние не почувствовал, подолжая дремать на ходу.
А слышались уже не только шорохи и шепот – то словно достаточно громкая речь на непонятном языке пробивалась сквозь ставший словно осязаемым туман, то какие-то вскрики, то будто грозное рычание невидимого зверя раздавалось совсем рядом… И когда дикий и громкий вопль неизвестно какого существа раздался совсем рядом – атаманов Вороной рванул вперед, и понес. Чуть не вылетевший спросонок из седла от такой неожиданности казак вцепился в повод изо всех сил – но этого явно было мало, чтобы остановить мощного скакуна. Не обращая внимания на всадника, вороной летел вперед словно черная пуля сквозь белый снег, и ничто, казалось, его не могло остановить. Иванко, вцепившись в поводья и крепко обхватив ногами коня, низко пригнулся к его шее, беспокоясь только об одном – «как бы не вышибли из седла ветки дуба на такой скорости!»
Никаких веток, впрочем, не было, только трава, местами погуще – и тогда подковы стучали очень тихо, почти неслышно, а местами словно объеденная овечьей отарой начисто, и тогда стук копыт был звонким и отчетливым даже в таком густом тумане. «Откуда этот туман, ведь лето на дворе» - удивился окончательно проснувшийся Иванко, но ответа ему не было, бешеная скачка продолжалась…
Из состояния полной отрешенности атаманского джуру вывело изменение положения его тела – голова стала выше, хоть он и продолжал лежать на шее коня. «Видимо, в горку пошли…» - совершенно без эмоций подумал казак, вымотанный изнурительной скачкой. Конь тоже почувствовал подъем, похоже, и стал потихоньку замедляться. Вскоре он уже шел рысью, и похоже вообще собирался перейти на шаг. А может и вовсе остановиться. Впрочем, и то и другое всадника вполне устраивало. Распрямившись в седле, Иванко попытался оглядеться, но окрестности вокруг были неразличимы в ночной темноте – луна зашла за горизонт, видимо. На всякий случай придержав успокоившегося коня, молодой казак прислушался – спереди и вроде немного выше отчетливо различался какой-то шелест. Конь снова, без команды всадника, пошел именно туда. И через несколько минут Иванко уже спрыгнул наземь у ствола могучего, в три-четыре обхвата, дуба. «Гляди, добрались таки! Теперь стреножить лошадок - и отдыхать до утра, пока не рассветет» - мелькнули мысли. Но Гнедка сзади не оказалось – только кусок повода оставался привязанным к седлу вороного.
«Ну, может нагонит…» - последнее что подумал казак, в изнеможении засыпая привалившись спиной к дубу.

Отредактировано РОMAH (21-10-2012 11:09:51)

3.

Утро выдалось тихое и спокойное – вороной неторопливо бродил по склону чуть пониже, пощипывая травку, над небольшой речушкой у подножия холма гудели и звенели какие-то насекомые, а в лесочке на противоположном берегу негромко и беспечно пели птицы. Было довольно свежо, но не холодно. «Красота!» - воскликнул мысленно Иванко, встав на ноги и потягиваясь после сна. Да так и замер с вытянутыми вверх руками.
«Это куда же меня занесло?!! Ладно дуб – а речка, а лесок этот откуда в степи взялись? Да и трава под ногами совсем не степная – зеленая и сочная. И запахи… Нет, так не сухая степь пахнет, а сады вокруг села!»
Села, правда, никакого не было видно, или даже одинокого домика. «Что ж, придется искать хоть каких людей, только тихо и осторожно.»
Однако сделав ревизию своим припасам, казак немного погруснел – большая часть поклажи пропала вместе с потерявшимся конем, так что остался он совсем без еды. А из оружия сохранились только сабля, тонкий и изящный восточный кинжал да один пистолет, который постоянно был за поясом. Лук же остался приторочен к поклаже Гнедка, так что даже возможности подстрелить какую-то птицу на завтрак у джуры не было. Впрочем, для казака несколько дней впроголодь особой проблемой не казалось – главное, воды было вдоволь. Напившись и наскоро ополоснувшись в речушке, Иванко снова поднялся к дубу, и уселся под его кроной, задумчиво оглядывая окрестности – в какую сторону двигаться было совершенно непонятно. Солнце тем временем поднималось все выше, становилось теплее – но по-прежнему нигде в обозримом пространстве не было видно хоть какого-то движения. Если не считать иногда переходившего с места на место в поисках травы поаппетитнее вороного, конечно.
Так ничего и не решив, молодой казак снова поднялся на ноги, и неторопливо направился к речушке. Но не успел он спуститься и до середины склона, как из-за леса послышался резкий, хотя и не очень громкий, и явно призывный сигнал рога. Через несколько мгновений оборвавшись, вскоре он зазвучал снова – и успевший опять взбежать на вершину Иванко довольно точно смог определить направление, откуда раздавался призыв.
Быстро оседлав коня, казак вскочил в седло и, перебравшись через неглубокую речку с низкими, некрутыми берегами, галопом помчался к явно попавшим в беду людям. Но помчался не напрямую, через лес, где запросто можно было сломать ноги, а то и попасть в засаду – а огибая его, и притом не очень близко к опушке. За время скачки рог звучал еще раз, совсем коротко – и джура убедился, что направление держит правильное.
Но все равно он чуть не опоздал. За лесом оказалась дорога, не очень наезженная с виду, и на ней лежали пять или шесть трупов, некоторые в разноцветной одежде, а вооруженные кто чем четверо разного возраста и комплекции людей – но все довольно крепкого телосложения – теснили с трудом отбивавшегося от них каким-то огромным, по сравнению с привычной для казака саблей, и видимо тяжелым мечом… не человека даже, а какого-то железного существа. Хотя это человек, конечно – с удивлением понял Иванко, - только весь закованный в железо. Впрочем, пока он удивлялся, тело автоматически начало атаку, разгоняя коня и направляя его на сражающихся. Казаку осталось только вытащить из-за пояса пистолет и, прицелившись, выстрелить в одного из нападающих, наиболее близко подобравшемуся к одинокому воину. Но раздался только щелчок колесцового механизма… «Отсырел порох в тумане» - мелькнула у всадника мысль, пока он, отбросив бесполезный уже пистолет, выхватывал саблю. Ближайший к нему разбойник – почему-то именно так подумал о нападавших казак – уже успел развернуться к нему, и даже направить свою пику в его сторону. Но Иванко, уклонившись, рубанул его клинком, левой рукой уже направляя коня к следующем противнику. Но тот оказался проворнее, и хитрее – увидев судьбу напарника, не стал испытывать свою удачу, а воткнул копье в шею приближающемуся скакуну. Тяжело раненый вороной с отчаянным ржанием стал заваливаться в сторону, и казак с трудом успел соскочить на землю, на мгновение выпустив сражающихся из виду. Благо спрыгнул он в противоположную от противника сторону – иначе тот запросто мог успеть проделать с ним то же, что и с конем. Но время прошло – сейчас Иванко твердо стоял на ногах, и прекрасно видел все действия обоих нападавших. Обоих – потому что одного из разбойников обороняющийся тоже уже упокоил, видимо воспользовавшись некоторым переполохом во время неожиданной для тех атакой. И теперь один из оставшихся, по-видимому главарь, с мечом, уже сам с трудом отбивал атаки недавней жертвы, а второй пикой пытался поразить стремительно уклоняющегося молодого казака. Пытался, правда, не очень долго – сделав несколько обманных движений, джура подобрался к нему достаточно близко, чтобы достать его саблей. Ну и достал, не откладывая. И тут же повернулся к последней сражающейся паре – но разбойник уже падал, пронзенный насквозь мечом. Короткая для казака, но достаточно длинная для сражавшегося с разбойниками воина схватка завершилась.

Отредактировано РОMAH (21-10-2012 11:11:13)

4.

Вытерев окровавленный меч об одежду поверженного противника, тот вложил его в ножны и, сняв с головы тускло блестевший, диковинной формы котелок, подошел поближе к казаку, и сдержанно, хотя и довольно низко, поклонился, прижав руку к груди. Дождавшись ответного поклона от несколько замешкавшегося Иванка – рассматривая доспех незнакомца, он поздно спохватился спрятать саблю – воин торжественно произнес:
- Вы безмерно мне помогли, сэр рыцарь, уничтожить шайку этих подлых разбойников, и я в долгу перед вами! Не соблаговолите ли вы назвать свое имя и титул?
Сначала Иванко ничего не понял, но потом в памяти всплыли как будто давно забытые слова речи тех иноземцев, с которыми он общался будучи в турецком плену – многие из них разговаривали на довольно похожем языке. И поэтому он ответил, стараясь говорить как можно проще:
- Я Иванко, оруженосец Антона Иртышца, атамана… командира отряда казаков, - произнеся последнее слово, джура снова запнулся, но затем повторил только что услышанное от собеседника, - отряда рыцарей. Я направлялся к другому отряду, но заблудился в ночном тумане. Не будет ли любезен сэр рыцарь сообщить, где мы находимся?
- О, разумеется – Сноттинхамшир!
- Мне неизвестно это название… Это город?
- Это графство, - и видимо заметив непонимание в глазах собеседника, добавил: - местность, земля…
- И в какой она стране?
- Сэр рыцарь, невозможно до такой степени заплутать в тумане! – глаза рыцаря блеснули негодованием.
- Я не очень хорошо вас понимаю. И не очень хорошо говорю на вашем языке. Но мне действительно очень важно это знать! – стараясь говорить максимально вежливо, ответил Иванко.
- О, прошу меня простить – я несколько возбужден после боя, и совершенно упустил из виду, что вполне возможны различные… обстоятельства… Это Англия!
- Англия? Но это… невозможно… - ошарашенно сказал казак, с трудом подобрав несколько слов для ответа. – Это же… - он замолчал, пытаясь припомнить, где именно находится эта Англия. Получалось неимоверно далеко…
Видя такое состояние своего спасителя, рыцарь совершенно уверился, что его не разыгрывают, и уж совершенно точно не насмехаются над ним. Поэтому он попытался расспросить собеседника об обстоятельствах, приведших к такому положению дел. Понимали они друг друга неважно, но кое-какое представление все же рыцарь составил. И был столь поражен этим, что тоже оказался в некоторой растерянности.
- Так ваша родина находится столь далеко, что добраться туда нужны многие годы. Да и в одиночку такой путь не проделаешь… Скажите, а родственники там у вас остались?
- Нет, мать и отец погибли при набеге татар, а моих младших братьев и сестру продали отдельно от меня, и что с ними – я не знаю.
- Татары – это кто? – поинтересовался воин.
- Степные кочевники, - ответил казак, и добавил – мусульмане.
- Но вы-то христианин? – почему-то голос рыцаря стал несколько взволнованным. Вместо ответа Иванко продемонстрировал собеседнику серебряный нательный крестик. Затем все же подтвердил:
- Да, христианин.
Рыцарь, внимательно рассмотрев крестик, надолго замолчал. Молчал и Иванко, обдумывая ситуацию, в которой оказался. По всему выходило – не было в его положении ничего хорошего…
Так они и сидели некоторое время рядом, на обочине неширокой дороги, на которой там и здесь лежали трупы людей и лошадей, валялось оружие – и молчали, думая каждый о своем. Затем, словно приняв какое-то решение, рыцарь степенно встал, повернулся к молодому казаку – и тот под его взглядом тоже непроизвольно встал – и произнес:
- Вы еще очень юны, и оказались в весьма непростой ситуации, без родственников, друзей и поддержки. В то же время вы храбрый и весьма умелый воин, а учитывая как вы примчались на помощь неизвестному вам человеку – у вас доброе и отзывчивое сердце. Я же, достигнув средних лет и определенного положения в обществе, не имею детей и самое главное – наследника. Поэтому, доблестный сэр рыцарь, я предлагаю вам – будьте мне сыном, а я стану вам отцом!
И замолчал, пристально глядя на Иванка, и ожидая его ответа. А тот тоже замер, ошарашенный таким предложением, и не в силах от неожиданности и эмоций от всех перенесенных за неполные два дня событий, сообразить что ответить опытному и бывалому воину. Молчание уже переходило все границы приличия, с точки зрения англичанина, но он все же терпеливо ждал, ничем не выказывая нетерпения. Наконец молодой казак решился:
- Я согласен… быть вашим сыном! – это, похоже, был наилучший выход в его положении.
- А я очень рад, что вы приняли это мое, возможно несколько поспешное, предложение! – с явным облегчением и радостью ответил англичанин. – Иве… У вас такое сложное, непривычное имя… Напишите его – мне будет несколько легче его запомнить!
Иванко нагнулся и кончиком кинжала, с трудом вспоминая латинянские буквы, нацарапал прямо в дорожной пыли свое имя. Рыцарь его внимательноего прочел, беззвучно шевеля губами. Затем, снова выпрямившись во весь рост, громко и торжественно сказал:
- Я, Седрик Сакс, перед лицом Бога и людей провозглашаю, что принимаю в свою семью храброго и достойного юношу Айвенго, и нарекаю его своим сыном и наследником, с закреплением за ним всех прав и обязанностей, проистекающих из такового звания, сам же обязуюсь быть ему достойным отцом!
И два совершенно не подозревавших о существовании друг друга еще пару часов назад человека крепко обнялись посреди недавнего побоища.