Выкладываю обещанное (давным-давно) продолжение. Краткая биография ближайшего соратника Рукавишникова.

Сам то я на Тереке родился. Батька мой знатный казак был – Семен Засечный. Отец его, мой дед – Панкрат, на Кавказскую линию с Дона семью привез. Батьке в ту пору десять годков всего и было. Но жизнь в приграничье быстро пацанов учит – уже с двенадцати лет батька с дедом на засеки и в набеги за Терек ходил. И к шешнадцати годкам мой батька мог на шашках против любого из станичников полчаса продержатся! А из ружья на три сотни шагов в медную копейку попадал! Хабара из набегов дед с батькой всегда знатно брали – семья процветала. Однако между ног у батьки зудело уже. И вот с одного из набегов привез он молодую черкешенку – соплячку еще совсем. Уж как у них там сладилось – силком ли, полюбовно ли - один Бог теперь ведает, но понесла черкешенка и вскоре я родился.
Мамку я свою не видал никогда и даже имени ее не знаю – умерла мамка родами. Батько то через несколько лет оженился – первую красавицу станицы взял. Хозяйство свое справил – дед ему щедрую долю на обзаведение дал, дом помог построить.
А я в дедовском доме жить остался. Поначалу то меня не тыркали особо. Братьёв у меня двоюродных, троюродных полно было. И играли вместе и скотину пасти ходили. Дразнились только – «чеченом» кликали. Волосом то я в мамку, видно, пошел – все вокруг русые, а я один черный. А как пришло время пацанят справе воинской обучать – и меня в ватагу взяли. Молодших дядька Иван учил – казак был опытный, хотя и не старый ишшо. Но в бою с чеченами руки он левой лишился, вот и поставили его на сходе пацанов учить. Ох, и гонял он нас! С первыми лучами солнца мы из станицы выходили, а возвращались только затемно. Научился я тогда и как засаду устраивать, и как лежку ночную делать и как следы, что звериные, что человеческие читать. Да и ухватки боя рукопашного Иван нам показывал. Вот только кончилось учение мое годкам к двенадцати. Как раз к тому сроку, когда молодших к огневому бою ставят, да  шашку в руку дают – до того тяжело оружие пацану.
Дед то мой на меня всегда косо поглядывал. Ублюдок, мол, в дому растет. Да еще и волос черен. Но до поры не трогал. Батька в дедов дом изредка заглядывал – так меня завсегда проведывал, по головке гладил, петушков леденцовых на палочке дарил. Но вот женка батькина меня не взлюбила. Что там у нее по женской части со здоровьем было – Бог ведает! Но родить от батьки никак не могла – каждый раз плод недонашивала. И я у нее как бельмо на глазу был. Вот и стала она деда подговаривать – мол, ублюдок этот черкесский глаз дурной имеет. Вот я понести и не могу!
Поначалу то дед ее не слушал – мало ли чего глупая баба в свое оправдание придумает. Но прошло десять лет и задумываться стал дед – а вдруг права невестка?
И вот в один прекрасный день позвал меня дед, да молвил слово веское.
Мол, всем ты хорош, Еремей. От работы не отлыниваешь, дядька Иван тебя не нахвалит. Хороший бы казак из тебя вышел! Но только не жить тебе в станице. В сотню тебя не возьмут, да и не один казак свою дочку за тебя не выдаст. Вот тебе, Ерема, три рубля серебром – собирай котомку, хлеба на три дня возьми, да и ступай подобру-поздорову!
А все-таки к деду у меня зла нет! Другой бы просто за ворота выставил, а дед мне записку дал, для друга своего старинного, что на Дону остался. А в записке той просил приветить, да к делу какому приставить.
И в скором времени я на Дону оказался. Но уж тут никто и подумать не мог, чтобы меня справе воинской учить. Пошел я в батраки. И до семнадцати годков батрачил. Но и оттуда мне уйти пришлось. Даже сбежать. Как только я в мужскую силу входить начал, потянулись ко мне бабы станичные. По молодости то я гораздо стройнее был, да в чистом поле весь день – загорелый, да волос черный, вьющийся, как у цыгана. Вот на меня бабы и бросались. Станишники то поначалу на шашни эти внимание не обращали – вдовиц в станице много было. Но когда мужние женки, да девки молодые глазками заблестели – вот тогда казаки на меня и ополчились. Для начала поймали меня за околицей, да и поучили уму-разуму. И уж тут я осерчал – горячий нрав у меня тогда только проявляться стал. Другой бы успокоился, да и жил бы себе тихонько, вдовиц тешил. Но я нарочно дочку старосты захомутал, да невинности девичьей ее лишил. У ведь билась тогда шальная мысль – а ну как не захочет староста блуд на всеобщее обозрение выставлять? Оженит меня на дочке и стану я полноправным казаком. Но не вышло! Дочку староста в монастырь отправил – до конца жизни свой грех замаливать. А на меня уже ватага была собрана – пришибли бы насмерть, да не успели – одна из вдовиц моих любезных предупредила меня о том. Сбежал я из станицы куда глаза глядят.
На Дону то мне жизни спокойной уже не было – не здесь, так там бы подстерегли. Ушел я на Волгу. И мотался я по реке этой годков десять. То бурлаком нанимался, то амбалом купеческим. Одно время даже с цирком бродячим мотался. Но долго на одном месте не засиживался. А все нрав мой буйный. Как что не по мне, так я сразу в драку! А ухватки то боя рукопашного казачьего в голове остались! Так супротив меня поодиночке уже и не выходили – в стаю собьются и ну бить! Только к ухваткам я еще и силушку свою прикладывал, да так, что пару раз насмерть мужиков забивал.
Кончились мои мытарства в Нижнем Новгороде. Подрядился я тогда амбалом на пристань знатного купца Ивана Рукавишникова. Про силу мою, да злость в бою народ быстро прознал – уже и не лез ко мне никто. Благо, до смертоубийства в этот раз не дошло. Но слухи о моем удальстве хорошую службу сослужили – подходит ко мне как-то раз старшой ватаги нашей, да говорит: собирайся, Ерема, в гости к хозяину пойдешь! Я даже оторопел малость. Но тут же выяснилось, что зовут меня не пироги с квасом трескать. Со мной еще четверых амбалов отправили. Хозяину то сила наша понадобилась. Уже по дороге старшой пояснил, что у хозяина размолвка вышла с братом, тот вроде как не в себе и буен бывает. Вот нам и предстоит его утихомирить, если что. Правда, калечить того братца старшой запретил. Ну, товарищи мои равнодушны остались – им что прикажут, хоть старушку какую прибить, хоть мальчонку – то они и сделают! А я смекнул, что дело может быть нечисто – что там господам в голову взбредет, один Бог ведает. Но завсегда так было – паны дерутся, а у холопов чубы трещат.
Вот стало быть пришли мы в контору хозяина нашего. Старшой нам велел в приемной, где приказчики ближние сидели, подождать. Простояли мы с полчаса, а тут и сам барчук молодой пожаловал. Весь в белом, на пузе цепь золотая. Увидал нас и улыбнулся! Сразу я тогда понял – знает он, кто мы такие и для чего тут собраны! И знает, что драки не избежать, но не боится нисколечки! И даже предвкушает! Глаза у него эдак озорно сверкнули, а потом он мне подмигнул и тайком кулак показал! Сразу я тогда решил – очень непростой это человек!
Вошел барчук в кабинет и почти сразу оттуда шум донесся, да хозяин завопил. Ворвались мы в двери, так амбалы, как приказывали, сразу на молодого и бросились. Как он их бил-кидал! От падения эдаких туш стены тряслись! А сам и невредим совсем! Но и мне нужно было с ним умением, да силушкой помериться! Дождался я, когда он с амбалами расправится, да нож достал. Ох, как орел этот на меня зыркнул! Понял я, что оторвет он мне руку с ножом по локоть и даже не поморщится. Ладно, думаю, сила на силу! Бросил я нож, да стал подбираться. Вправо-влево качнусь, а барчук этот не ведется! Только смотрит внимательно. Уже догадываясь, что умение его гораздо лучше, чем мое, я все-таки ударил! И ведь самую хитрую свою ухватку использовал! Не тут то было! Что он такое со мной сотворил, я так тогда и не понял, но меня спиной вперед из кабинета унесло. Приказчики в приемной с мест повскакивали, глаза круглые. Приложило меня крепко, но встать я все же попытался. Услышав шум, супротивник мой в дверях показался. И так он шел! Как тигр перед прыжком! Я то на тигров этих в цирке насмотрелся! Всё, решил я. Или я сейчас покорюсь этому зверю, или он меня убьет. А за таким Хозяином не стыдно службу править. Встал я тогда, да в ноги ему поклонился!
А он только моргнул, совсем даже и не удивленно, да за городовым меня послал.