Начинаю заключительную главу (еще, правда, эпилог планирую):

Глава 39. Жизнь продолжается

39.1.

Сентябрь 1953 года ознаменовался для Нины несколькими радостными событиями. Биолого-почвенный факультет МГУ с 1 сентября приступил к занятиям в новом здании на Ленинских Горах. А вскоре из Польши приехал отец, чтобы начать обучение в Высшей военной академии им. К.Е.Ворошилова (впоследствии – Академия Генерального Штаба). Одновременно с учебой он сам прочел в Академии несколько лекций по тактике. Правда, пребывание генерала Речницкого в Москве было не постоянным. Хотя от обязанностей командующего войсками Варшавского округа его освободили, но он продолжал числиться в Войске Польском. Кроме того, у него оставались еще и общественные обязанности – в сентябре 1952 года он был избран депутатом Сейма, а затем еще и возглавил секцию гимнастики в Главном Комитете физической культуры.
Главной точкой притяжения для Нины в новом корпусе биолого-почвенного факультета стала секретная микробиологическая лаборатория, в которой ее научный руководитель вел какую-то очень многообещающую тему. Пройти в лабораторию можно было только по специальному пропуску, и каждый вечер дверь лаборатории опечатывалась, а ключи от двери и печать сдавались под роспись секретчику. По тем временам лаборатория была оснащена первоклассным оборудованием, и Нина осваивала обращение с манипуляторами, позволявшими вести работу с опасным биологическим материалом, помещенным в изолированный бокс со стеклянным окном, избегая непосредственного контакта.
Приезд отца совпал для девушки с неприятностями, пришедшими с неожиданной стороны. Веселые молодежные компании, собиравшиеся у Нины, пришлись не по нраву некоторым ее соседкам, и две из них настрочили на нее донос, в котором выставляли девушку особой легкого поведения, превратившей свою квартиру в притон разврата. После вызова в милицию Нина рассказала об этом деле отцу. Генерал раздумывал недолго:
– Скажи откровенно – ты все еще девица?
– Да, – просто ответила Нина, с мимолетным холодком вспомнив о своей неудачной попытке выйти замуж.
– Тогда мы сделаем вот что…
На следующий день был подан встречный иск о защите чести и достоинства, подкрепленный справкой от гинеколога. В результате доносчицы были присуждены к компенсации морального ущерба, которую Яков Францевич с дочкой прогулял в ресторане гостиницы «Советская»:
– Гуляем за счет твоей невинности, – смеялся он, поднимая бокал с коньяком.
Впрочем, не все приключения с отцом были такими веселыми. Как-то раз Яков с Ниной отправились посмотреть какой-то фильм в кинотеатр «Таганский». Во время сеанса девушка обратила внимание, как с сидевшей неподалеку женщины некий тип срезает сумочку, висевшую у той на плече. Нина подняла крик, сеанс прервался, в зале включили свет.
Пойманный на месте преступления грабитель, ухмыляясь, развязно процедил:
– В чем дело, граждане? Что, кто-то что-то видел?
– Я видела! Ты вот с этой женщины сумочку срезал! – твердо заявила Нина.
– Видела? – все так же развязно переспросил блатной. – Так больше не увидишь! – и он молниеносным движением полоснул перед собой бритвой, пытаясь попасть девушке по глазам. Местная шпана нередко таким приемом пыталась избавиться от свидетелей. Спасла Нину отточенная реакция. Она успела вскинуть перед собой руку, и бритва прошлась по пальцам, а не по лицу. А в следующее мгновение удар генерала Речницкого сбил преступника с ног. От души добавив ему еще несколько раз, Яков скрутил его и в сопровождении дочери оттащил в милицию.
С гораздо более серьезными проблемами им пришлось столкнуться, когда из Польши вернулся лучший друг отца, Владислав Андруевич. Сразу по приезде, в Москве, не успев даже доехать до своего дома под Ленинградом, он был арестован. Вероятно, это было связано с арестом его бывшего начальника, обвинявшегося в злоупотреблении служебными полномочиями и нарушениях законности. Хотя взяли Владислава, что называется, «за компанию», следователи быстренько нашли, к чему прицепиться.
– Вот тут у вас в личном деле значится, что вы трижды бежали из немецкого концлагеря, и дважды вас ловили, – тыкал следователь пальцем в раскрытую на столе папку. – И как же это они вас в живых оставили?
– Чисто случайно так получилось… – начал объяснять Андруевич, но следователь прервал его:
– А вот в немецких документах значится, что вы за побег были приговорены к расстрелу, и приговор был приведен в исполнение. И при этом сидите передо мной живой и здоровый, – голос следователя, исполненный ехидства, взорвался криком:
– А ну, выкладывай, как и когда тебя завербовали!
Объяснения, что ему, тяжело раненому, удалось, очнувшись, выбраться из-под груды расстрелянных, никого не трогали. Документ о расстреле есть? Есть. А он жив. Подозрительно? Подозрительно. Да еще и жена полька. Вполне достаточно! На гораздо более шатких основаниях дела лепили, и приговоры вешали.
Генералу Речницкому с дочкой пришлось оббить немало порогов служебных кабинетов, чтобы вызволить своего друга. Советов не встревать в это дело, чтобы самим не попасть под подозрение, они наслушались предостаточно. Нине эти разговоры давались особенно тяжело, потому что некоторые из облеченных властью чинуш не преминули начать интересоваться:
– И чем же он вам так дорог, что вы за него хлопочете? Или он в постели настолько хорош?
А один из обитателей высоких кабинетов пошел еще дальше, с наглой прямотой заявив:
– Что, неужто у него больше, чем у меня? Ни в жисть не поверю! Гляди-ка, верно, мой не хуже! – и с этими словами, расстегнув брюки, вывалил на письменный стол свое хозяйство.
Девушке огромных трудов стоило сдержаться, чтобы не испортить все дело. В конце концов, оно того стоило – Андруевич был выпущен на свободу и отправлен в госпиталь – залечивать результаты проведенного следствия. Страшно похудевший, едва держащийся на ногах, он первым делом поинтересовался судьбой своей жены, которая должна была приехать в СССР сразу вслед за ним, по его ленинградскому адресу. Зная, что Ванда была на сносях, Нина немедленно рванула в Ленинград.
К сожалению, она опоздала. Ванда, оказавшись в предместьях Ленинграда почти без денег, без крыши над головой, с польским паспортом, не знала, куда ткнуться и как узнать о местонахождении мужа, да вообще – где и на что жить. Над ней сжалился сторож местного парка, позволив ночевать под дощатым основанием парковой карусели. Там, холодным, дождливым осенним днем, она и родила, одна, без всякой помощи, и новорожденный ребенок вскоре скончался от простуды. Сама Ванда, еще не оправившаяся после родов, также была серьезно простужена, и ее срочно пришлось устраивать в больницу.