Продолжаю выкладку. Новая глава:

Глава 29. Париж, Париж…

29.1.

Якуб Речницки и раньше выезжал из Польши по делам. Если не считать регулярных командировок в Москву, то Нина гоняла машину в Калининград, в Прагу, в Вену, в Берлин. Вот и сегодня поездка предстояла в бывшую столицу ныне поверженной и расколотой Германии. Ровное полотно немецких автобанов послушно ложилось под колеса автомобиля, и, если бы не нудный осенний дождик, который требовал от водителя повышенного внимания на дороге, то путь от Варшавы до Берлина, на который ушло полдня, мог бы пролететь почти незаметно.
Генерал, руководствуясь старой, довоенной схемой города, которую он держал на коленях, подсказывал путь среди незнакомых улиц. Впереди показался шлагбаум и солдаты в касках у КПП. Даже если девушке не довелось бы и раньше видеть форму американской армии, ошибиться в данном случае было невозможно – один из солдат был чернокожим.
«Это что же, мы выезжаем из советской зоны в американскую?» – мелькнула у Нины мысль, и тут же ушла куда-то на задворки сознания. Выезжаем и выезжаем – значит, так надо.
Но эта поездка оказалась не единственной, когда довелось покидать пределы территорий, отмеченных присутствием советских войск. Помимо неоднократных визитов в Западный Берлин, где она хотя бы исполняла роль шофера, ей запомнились и авиаперелеты, смысла участия в которых она не понимала. В самом деле, приезжаешь на аэродром, сажает тебя отец в закрепленный за ним самолет. Потом летишь неведомо куда. В иллюминатор видно сначала равнину с полями и лесами, потом горы, иногда опять появляется равнина, иногда – морской простор и снова горы… В один из таких полетов ей запомнились симпатичные беленькие домики, над самыми красными черепичными крышами которых самолет прошел на посадку.
Прилетели, и что дальше? Либо сиди, как дура, в самолете, дожидайся, когда генерал вернется после своих секретных дел. Либо, в лучшем случае, повезут куда-то в машине с занавешенными окнами, отведут в какую-нибудь комнатку, и снова сиди там одна. Хорошо, если чаю дадут и поставят печенье в вазочке.
Но были поездки, в которые Речницки вовсе не брал с собой дочку. Он стал частенько летать в Париж без ее сопровождения. Однако в этом случае у девушки оказывалась, по крайней мере, вполне понятная функция: если в доме раздастся звонок из Москвы, она должна была под любыми предлогами не звать его к телефону, в то же время создавая впечатление, что он тут, под рукой. Как бы в порядки компенсации за эти вылазки в одиночку из Парижа Якуб привозил для Нины французское белье из натурального шелка и американские нейлоновые колготки – предмет отчаянной зависти варшавских модниц.
Для прикрытия родного папочки девушка прибегала к различным уловкам. Варианты отговорок придумывались самые разнообразные, начиная с самой примитивной, первой пришедшей в голову – вышел в туалет. Когда раздался следующий звонок, Нина ляпнула:
– Генерала нельзя будить! Он только что лег спать.
– В десять утра? – не поверил властный начальственный голос на другом конце провода.
– Это у вас в Москве десять утра, а в Варшаве только восемь! – с претензией парировала девушка. – Я еще не сошла с ума – поднимать его с постели, когда он только-только уснул. Он тут с генералами до утра в преферанс резался и водку пил.
Последнюю отговорку властный собеседник почему-то воспринял с полным пониманием – видимо, звонивший хорошо себе представлял по собственному опыту, что такое утро после ночной попойки.
Нина сразу догадалась: ни в коем случае нельзя допустить создания впечатления, что генерала не зовут к телефону потому, что на самом-то деле он в отлучке. Поэтому несколько раз, когда генерал был дома, Нина также отказывалась приглашать его к телефону под разными предлогами, но после настойчивых просьб все же подзывала. Особенно эффектным был случай, когда Якуб собственноручно занимался приготовлением колбасы из только что подстреленного кабана. Подняв трубку, Нина сначала тупо отказывалась звать генерала:
– Генерал Речницки не может подойти к телефону.
– Это еще почему? –голос в трубке явно не привык получать отказы.
– Он занят! – отрезала девушка.
– Чем это он таким занят!? – возмутился голос в трубке. – Чем бы он ни был занят, пусть немедленно берет телефон – его начальство требует!
Нина начала делать завуалированные намеки, потешаясь в душе над начальственным собеседником:
– Поймите же… никак не может он подойти…
– Да какого черта?! – загрохотало в трубке, но девушка, нисколько не пугаясь перехода на повышенные тона, продолжала мямлить:
– Ну, в конце концов, он же ведь мужчина…
На другом конце провода намеки понимать категорически отказывались. Тогда Нина, наконец, поднесла трубку к генеральскому уху, поскольку у ее отца руки были полностью измазаны кровью. В результате абонент из Москвы получил из уст Якуба вместо приветствия поток отборного мата. Затем, разумеется, Речницки извинился перед собеседником, но нужное впечатление было создано: московское начальство стало приучаться к тому, что если генерала не зовут, то лучше и не настаивать, чтобы не нарваться на неприятности.
Дипломатическая миссия генерала Речницки не осталась без внимания соответствующих британских ведомств. Уже знакомый нам 2-й секретарь посольства Великобритании в Варшаве адресованные ему радиограммы из Лондона расшифровывал сам. Вот и сегодня, отложив в сторону шифровальные таблицы, и мельком глянув на серое январское небо, посыпающее столичные улицы мелкими каплями дождя, он пробежал глазами получившийся текст:
«Сведения, полученные от источника «Кассий», находят полное подтверждение. Попытки изолировать источник от контактов с конкурирующими службами вряд ли будут успешны и посему признаны нецелесообразными. В связи с открывшимися возможностями легального перемещения источника за пределами Польши принято решение использовать его в мероприятиях по международной координации сдерживания коммунизма. Соответствующие конкретные инструкции получите с очередной дипломатической почтой.
Си».

Вы правы. Это у меня аберрация исторического зрения. Первая партия нейлоновых чулок - 1939 год, выпуск нейлоновых чулок без шва - 1950, нейлоновых колготок - 1959 год. До 1959 года колготки были штучной ручной работой, употреблявшейся в основном артистками варьете (тупо сшивали чулки с трусиками).