Новый Зимний дворец привлекал Екатерину. В своем времени она никогда не была в музее, а потому с интересом бродила по залам, с интересом рассматривала: портреты, скульптуры, люстры.
          «Еще одна странность супружеских отношений, требования этикетского протокола или еще чего-то? Как сблизиться, лучше узнать и подружиться с человеком, если до него «три дня лесом, а потом семь суток на оленях? Писать письма? Типа: приглашаю Вас прогуляться по саду, на бал, в кровать… Ерунда какая-то! Тоже мне – выгодный брак!»
          Исследуя дворец, Екатерина постоянно приближалась к покоям супруга все ближе и в один день перед нею раскрылись двери, из них вышла миловидная горничная, сделала реверанс и посторонилась, пропуская ее.
          Первая просторная комната, скорее гостиная: многочисленные диванчики и столики, большие напольные вазы, свежие цветы. Высокие двери с золотыми ручками были открыты во второе помещение, откуда слышались голоса. В основном говорил мужчина приятным и густым баском, изредка ему отвечал звонкий мальчишеский.
          Екатерина подошла и заглянула. Вторая комната оказалась совмещением детской и класса. Полноватый мужчина с круглым лицом проводил урок с мальчиком лет семи-восьми, щуплым, с милыми кудряшками, обрамляющими приятное, немного кукольное лицо.
          Первым заметил гостью учитель, он сложил книгу и, привлекая к Екатерине внимание мальчика, сказал:
          - Ваше Императорское Высочество, Павел Петрович, поприветствуйте Ее Императорское Высочество!
             Мальчик обернулся, сделал поклон, подбежал к изумленной и молчащей Екатерине, робко взял правую руку и приник губами.
            - Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество! Здоровы ли Вы, матушка? Я так рад Вас видеть!
           Главное - Екатерина не упала в обморок, обнаружив, что у нее есть еще один сын, нашлась, собралась, правильно поприветствовала наследника престола Российского, погладила ребенка по голове, одарила улыбкой и, на негнущихся ногах, собралась выйти, но мальчик крепко держал и не отпускал ее руку. Павел Петрович бойко докладывал, что сегодня у него уже прошли уроки:
          - По Закону Божьему отец Платон хвалил меня сегодня, сказал, что я усерден! Семен Андреевич сказал - геометрию выучил хорошо, а вот арифметику - отложил опрос. Сейчас Никита Иванович проверяет меня по остальным предметам! А потом будет еще господин Гранже и господин Меллико/1. У меня совсем нет свободного времени, матушка! Простите, Ваше Императорское Высочество!
         - Нужно много знать, Павел Петрович, - непроизвольно Екатерина присела перед мальчиком. Внимательно рассматривая его, удивляясь, насколько этот ребенок чертами лица похож на нее, - Вы же наш наследник! – и не сдержалась, поцеловала, новообретенного сына в лоб, - Не буду Вам мешать, занимайтесь!
         Царственный кивок головой.
         «Скорее вон! Вон из комнаты. Сил нет от сюрпризов!»
         - Ваше Императорское Высочество, простите, дозвольте поинтересоваться, я подавал Вам документы по преобразованию государства, какова их судьба? – остановил ее Панин.
          «Документы? Преобразование государства? Только не сейчас!»
          - Простите… - Екатерина попыталась вспомнить имя и отчество учителя.
           - Граф Никита Иванович Панин, - с низким поклоном, чтобы скрыть удивление и презрительно скривленные губы, подсказал наставник.
          - Ваше Сиятельство, я пока ничего не могу ответить, не решила.
          Сдерживая шаг, Екатерина удалилась. Едва она осталась одна, тут же опустилась на скамью в коридоре.
         «У меня двое детей! Два сына, один от мужа – наследник, второй от Орлова! Потрясающий набор мне оставила предшественница. И что мне делать с этой инфой? Малышом меня будут вечно шантажировать, но не могу его бросить и забыть. А наследник – что ж, он такой же ребенок, как и все в его возрасте, нужно только заходить к нему и интересоваться успехами…»

***
1/ Никита Панин - главный наставник наследника престола с 1760 года, он разработал основные параметры его обучения и назначил «учителей-предметников»: митрополит Платон (Закон Божий), С. А. Порошин (естественная история), Гранже (танцы), Дж. Миллико (музыка) и др.

В зале стало невыносимо душно, объявили перерыв, распахнули окна, от жары тонкая нательная рубашка под плотным платьем была уже мокрой, и Екатерина отправилась сменить платье. Пришлось снять и бриллиантовое ожерелье, подарок Петра, оно смотрелось блекло на фоне бледно-розового наряда, Катя заменила его рубиновыми бусами с подвеской из алмаза, величиной с голубиное яйцо.
          - Мушки будете переклеивать? – подала малахитовую коробочку Шаргородская. Екатерина задумалась. Потом махнула рукой:
          - Давай! Итак, «люблю тебя» мы оставим, еще можно две, что же я хочу сообщить? Знаю. Вторую вот сюда, - Екатерина прикрепила мушку в середину левой щеки.
         -  Радость, - прокомментировала горничная.
         Екатерина вздохнула и перенесла мушку, поместив  над правым глазом.
         - Радость от свидания, ой-ля-ля!
         Третью мушку Екатерина разместила на виске у левого глаза, и тут же горничная прошептала, делая большие глаза:
         - Страстность.
         - Вот так! – сказала Екатерина, довольная результатом, и упорхнула на бал.
          «Ну и пусть не было свидания, но все посчитают, что было, к тому же и платье поменяла! Буду куролесить и получать удовольствие!»
          По танцевальному залу разносилась мелодия гавота. Екатерина свернула от входа вправо и поняла, что нужно возвращаться: пространство между колоннами занимали две дамы настолько почтенного возраста, что дата их рождения путалась в дымке времен и, если произносилась, то строго шепотом. Сморщенные лица, напоминающие сушеную грушу, забавно выглядывали из-под накладных локонов высоких причесок, буквально утыканных перьями. Естественно, милые создания посещали балы не для того, чтобы бить ноги, а обсудить всех и вся. От таких нужно либо держаться подальше, желательно за тем, необозримым горизонтом, либо присоединяться к их обсуждению. Екатерине повезло – ее пока не заметили, следовало уйти, но разговор велся громко, и тема была интересной с первых же услышанных слов.
         - …И ты, Дарья Никифоровна не вмешалась?  - спросила дама в розовом платье.
         - Акулина Александровна, как бы я тогда услышала спор? Ты дальше слушай! Младшая Романовна и говорит Елизавете, мол, слишком возгордилась своим положением, семью забыла, а как государь прогонит, ко мне в ноги кинешься.  А та ей отвечает, не твово мелкого ума дело! Ты сама мне завидуешь, хочешь мое место занять, только государь на тебя не смотрит!
         - Ах! Да ты что! Вот же бесстыдницы при живой жене! Вот, я всегда говорила: нельзя наших женщин по Европам возить, они там только блуда и наберутся. А дальше, что? Постой, как же Екатерина такое желать-то может, она ж крестница государя? Не путаешь ли ты чего?
          - Нет, в таких делах я путаться не посмела бы. А ты правильно говоришь – заграница только разврат!
          Екатерина тихонько скрылась за колонной и перевела дух.
          «Получается, Дашкова метит на место сестры – Елизаветы Воронцовой. Ничего себе акулье семейство. А раз, пока, не получается, то прибилась ко мне в подруги. Ладно, потом разберемся!»
           Она вышла из укрытия и остановилась, чтобы осмотреться. Тут же подскочил придворный, имени его она не помнила, а глянуть в книжицу не успела,  и пригласил, убедительно заявив, что сей танец записан за ним. Из всех изученных по книгам и с Шаргородской, гавот нравился ей подвижностью и многочисленными фигурами.
         Екатерина с удовольствием кружилась вокруг своего кавалера. Делала реверансы и подпрыгивала, а больше всего ей нравилось, как развиваются и опадают при плавном движении рук кружева платья. Необыкновенная музыка позволяла плыть лебедушкой и скакать как в детские годы в скакалку. Екатерина подалась всеобщему веселью, она перетанцевала с кучей кавалеров, смеялась и шутила, совсем забыв о времени, когда в промежутках между танцами к ней подбежал Чернышов.  Верный приятель сообщил, что скоро конец бала, Петр Федорович разыскивает жену для последнего танца вечера – контрданса, а потом следует стоять на выходе и раскланиваться с покидающими бал гостями.  Ей не оставалось ничего, как отплясать с последним кавалером и попросить провести ее к супругу.
         Петра она нашла немного грустным, хотя он и улыбался. Катерина же была полной противоположностью: синие глаза искрились радостью, румянец хорошо оттенял белую кожу, жена буквально искрилась счастьем и удовольствием.
           - Вы довольны, мадам, балом?
           - О, да! Сегодня так весело!
           - Мне, кажется, вы не пропустили ни одного танца?
           - Пришлось, Ваше Императорское Высочество, мне нужно было сменить платье.
           - И мушки?
           «Заметил! Заметил!» - ликуя, Екатерина скромно потупила глаза.
           - Да, они слетели.
           - Кроме одной.
           - Одна оказалась на месте.
           - Странно, не находите ли? Мушка, означающая такое легкомысленное, ветреное чувство - любовь, проявила завидное постоянство.
           - Возможно, настало время выбора именно этого качества, - Екатерина лукаво улыбнулась, она заметила, что за их разговором наблюдает группа фрейлин, с ними  Воронцова и не спускает глаз с Петра.
           «Точно будет с нами танцевать!»
           Первые звуки контрданса и в четверке Екатерины оказались: Петр, Воронцова и Чернышов.
           Екатерине настолько понравился бал, атмосфера веселья и собственное озорство, что не хотелось ввязываться в возможные провокации: соперница достаточно получила, Петр демонстрирует свой интерес к супруге, чего еще желать? Нужно веселиться, ведь последний танец этого вечера. И Екатерина весело, с озорным кокетством хлопала партнеров по ладошкам, кружилась, одаряя искренней улыбкой кавалеров и дам. Ей хотелось, чтобы чудесный вечер закончился благополучно, никто не испортил настроения.
          Внезапно, Петр остановил ее и предложил руку.
          «Ах, да, пора раскланиваться с гостями!» - вспомнила обязанности хозяйки дома Екатерина и позволила увести себя на парадную лестницу. Прощание затянулось на час, за это время мышцы лица болели  от улыбки, шея ныла от вежливых поклонов, да и вообще Екатерину начало морозить – распахнутые входные двери пропускали утреннюю свежесть. Петр, видимо, заметил, потому что через мгновение ее плечи укатал плащ с меховой подкладкой.
         - Благодарю Вас, - улыбнулась она мужу, он ответил легким поклоном.
         К концу Екатерина уже едва держалась на ногах, она действительно устала и не представляла, как через четыре часа встанет, чтобы провести отбывающего в деревню супруга. Это не одну чашку крепкого кофе нужно  выпить!
         «А дальше что?» - с любопытством Екатерина глянула на Петра, когда в дверях на выходе мелькнул последний гость, - «Мы раскланяемся и разойдемся по апартаментам в разные крылья дворца? Делаю реверанс поглубже! Не отдам мужа Воронцовым! Пусть я и устала, как бездомная собака, и еще даже два часа не спать для меня слишком утомительно, но из-за противности и спортивности – вытерплю!»
          - Вы позволите Вас провести?
          - Буду счастлива! – Екатерина взяла под руку супруга, вспомнив бабушкины нравоучения - девушка не должна показывать больше двух пальчиков, и не висеть (а так хотелось, нет, не висеть, а чтоб взяли на руки и понесли) и мелкими шажками поплыла, отмечая, как слуги суетятся в пустых залах и коридорах, тушат недогоревшие свечи.
          Подошли к ее покоям, остановились.
          «Глубокий реверанс, Катя! Спину держи!» - приказала, ощущая себя столетней старухой с негнущимися от подагры ногами. Кое-как, скорее рухнув, чем элегантно присела, Екатерина поняла, что сама будет долго подниматься, - «Ушел бы?! Позор-то какой! Юбки проклятые!»
          - Мадам, - Петр наклонился и бережно поднял жену под локоток.
          «Вот же несправедливость: мужчины лучше осведомлены об особенностях дамских нарядов!» - начала злиться и краснеть Екатерина, рискнув посмотреть на мужа. Тот стоял и улыбался, - «Явно не намерен уходить!»
          - Вы устали, но, может, угостите кофе?
          «Хе! Как и в моем времени, кавалер напрашивается на чашечку кофе!» - едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, Екатерина, наблюдая как монарх переминается с ноги на ногу, словно обычный парень двадцать первого века, - «Уж не с этих ли времен пошло-то?»
           - Конечно, Ваше Императорское Величество!.. Катерина, подайте кофе государю и мне, покрепче!
           Шаргородская возникла из глубин алькова, присела в реверансе, но как-то так испуганно глянула на Екатерину, что стало ясно – в опочивальню, а тем более в будуар идти нельзя, там явно кто-то поджидает.
          «Дококетничалась, авантюристка!» - обругала себя Катя, а в душе все так и похолодело – увидит Петр, и все старания пойдут насмарку, может и в монастырь запереть, и это при таких трудах! 
         «Ой, мамочка, спаси и подскажи!»
         - Проходите, Ваше Высочество к камину, ночь нынче прохладная! – оттеснила Екатерина мужа от будуара, предлагая ему расположиться в гостиной.
         У Петра брови полезли на лоб, потом сошлись на переносице; он явно намеревался провести последние часы более интимно - до спальни оставалось два шага, а он туда не попал.
          «Усмехается! Вход и выход один, дорогой. Ага! Точно догадался! Вот и сел напротив двери, чтобы не проскользнул таинственный супостат! Стоп, а кого ж мы ловим-то?! Что за злодей рискует моей репутацией?! Вот когда о модной прическе пожалею – враз бы проход прикрыла! Эх, ладно, пусть понервничает!» - и Екатерина шустро переставила легкое кресло, аккурат напротив двери в свою спальню. Разместившись напротив супруга, она одарила его лукавой улыбкой, подмечая, как Петр занервничал.
           - Ваш кофе! - горничная внесла поднос  и поставила на маленький столик.
          - Вы свободны! – отпустила ее Екатерина, наливая в чашки и подавая кофе супругу, старательно делая вид, что не замечает больших глаз и таинственных знаков. Повисло тягостное молчание. В камине потрескивали дрова, казалось, супруги прислушиваются, пытаясь уловить шорох в соседней комнате.
         - Я жду Вашего приезда в Петергоф, мадам, не позднее девятнадцатого числа. Мои актеры подготовили новую оперу, я Вас приглашаю послушать.
        «Ждет! Пусть и через неделю, но я буду рядом!»
        - Я не задержусь в Петербурге.
        - Мне доложили, что Ваш любимый Монплезир уже готов.
        «Монплезир? Меня селят еще дальше или ближе к дворцу в Ораниенбауме?!» - Екатерина не знала радоваться или огорчаться, требование быть вежливой заставило произнести дежурную фразу:
         - Я рада.
         - Вы опять займетесь Вашим садом и парком?
         - Пожалуй, да.
        «Оказывается, моя предшественница занималась садоводством. Забавно, но я ничего не смыслю в этом, хотя, я ж не должна сама бегать с тяпкой по парку?»
        - А занятия верховой ездой вы собираетесь продолжить?
        «Час от часу не легче! Лошади? С какого боку к ним подходят?»
        - Да.
        - Замечательно, я составлю Вам компанию.
        - Буду рада, - Екатерина начала нервничать – разговор не клеился, игру в соблазнение портило неизвестное присутствие, а подробности от предшественницы заставляли думать о новых планах на одинокую неделю в Петербурге: чтение книг садово-огородного содержания и занятие верховой ездой. Первое не так уж и сложно, что-нибудь придумает, а вот второе – нужно научиться не только с какой стороны к лошади подходить, но и держаться на ней.
        - Меня мучает вопрос, как и всех, Ваши мушки, мадам.
        - А что с мушками не так?
        - Весь двор бурлит, всех интересует – кто счастливец.
        - Неужто это тайна? – Екатерина опустила глаза и лукаво улыбнулась, - Я думала, Вы догадались.
          Брови Петра резко образовали над переносицей домик. Он отхлебнул кофе и отставил чашку.
        - Было названо много имен, могу перечислить.
        - Боюсь, Ваше Императорское Высочество, в Вашем списке его нет, наши сплетники обладают незаурядной фантазией, но вот со зрением у них, к сожалению, большая беда.
         Петр весело рассмеялся, старательно скрывая раздражение. Он был разочарован, огорчен, чувство досады на себя вот-вот заполонит, вытеснив начало новой влюбленности в жену. А она шутит! Опять смеется. Почти издевается.
        - Мадам, мушки так ярки на вашей белоснежной коже, их трудно не заметить, еще труднее не понять, что они значат.
        - Ваше Императорское Высочество, только то, что я грущу о нашем расставании, - Екатерина покраснела, опустила глаза.
        - А Ваш румянец и огонь в глазах лишь добавляют ценный аккорд в сию музыкальную композицию? – усмехнулся Петр, решив: с него достаточно. Ежедневный флирт дам и жены требовал от него постоянного напряжения, остроумия и мгновенной реакции на любую шутку. И последнее слово должно было оставаться за ним, что порою оказывалось не так просто сделать. Сегодня он устал. Не желает Екатерина говорить правду, скрывает, так пусть и тешится своей тайной.
        - Мадам, вижу: вы устали, спасибо за кофе и позвольте откланяться.
         Петр встал, поклонился и вышел, в очередной раз, нацепив маску надменности и скуки.             
         Екатерина с облегчением вздохнула, пусть и провальное свидание по всем статьям, но это лучше, чем опозориться – «супостат» то явно засел в ее спальне. Уж как-нибудь она в «деревне», без помех, загладит неприятное впечатление от сегодняшнего вечера. Там-то ей некому будет мешать.
         - Катя! – кликнула она горничную. Шаргородская немедленно появилась в дверях, скромно потупив глазки. 
         - Говори.
         - Григорий Григорьевич там вас дожидается, - махнула девушка рукой в сторону опочивальни, вновь продемонстрировав взгляд, сильно смахивающий на коровий, такой же грустный и безгранично влюбленный.
         - И кто ему дозволил туда войти? Почему пустила?
         - Они сами. Я не могла противиться, у него сил больше.
         - Глупости говоришь! А если бы Петр Федорович вошел и обнаружил его там? Вместе со мною в монастырь отправилась? Так учти, меня в карете б повезли, а ты босою следом бы бежала. Это так, на будущее тебе говорю, предупреждаю, поняла ли, бестолочь?
        - Но Ваше Императорское Высочество не давали никаких распоряжений, и мушки… - лепетала горничная, испугавшись угрозой монастыря.
         - И ты о мушках! Дались они тебе!
         - Катенька, душа моя! Не ругай девушку! – в дверях, закрыв собою проход в спальню, появился Орлов.
          «Вроде бы не пьян»
          - Сударь, Ваш визит угрожает моей репутации, а ваше легкомыслие…
          - Полно ругаться, Катенька!  - перебил ее Григорий, с размаху  падая на одно колено и ловя ручку, чтобы припасть поцелуем. Красивый жест вызвал восторг у горничной, выразившей его вполне привычным возгласом «ой-ля-ля», долетевшим из закрываемой двери. Екатерина же, прикинув расстояние между ними, которое не преодолеть в один шаг, восприняла как нападение, вскочила, но ускользнуть не смогла. Длинные и крепкие руки влюбленного мужчины вмиг сковали ноги в крепкие объятия.
         - Вот что, господин Орлов, прекратите немедленно!
         - Катенька, скажи, отчего ты так холодна последнее время? Я не смел пригласить тебя на танец, но прочел послание и вот – у твоих ног, а ты отталкиваешь меня!
         - Какое послание? Я ничего Вам не писала. Это ложь!
         - А мушки, - изумился Орлов, немного ослабляя крепкие узы.
         «Опять эти чертовы мушки! Кому предназначались, понял все не так, а кого и забыла – прискакал! Никогда больше не прицеплю эту гадость!»
        - Они предназначались не Вам!
        - Катенька, нет, неправда! – и Орлов принялся осыпать ее всю горячими поцелуями, - Не поверю! Царица моя! Признавайтесь, Вы знаете, как я ревнив, я убью любого!
          Ошеломленная Катя Веточкина испугалась натиска, была не рада вылетевшим в горячности словам, потому что не ведала насколько им можно верить.
         - Прекратите, Григорий! Я приказываю Вам! Иначе кликну караул! 
         Орлов поднялся с колена, стряхнул невидимую пыль и остался нависать над любимой, но теперь совершенно непонятной женщиной. Она манила, обжигала, но не подпускала. Странная игра между ними приводила мужчину в ярость.
         - Я просто пошутила. Успокойтесь. Вы сами виноваты в заблуждении. Неужели вы не понимаете, как я рискую? Что государь может войти в любую минуту, и тогда он не пощадит нас! – Екатерина вовремя спохватилась. Ей не нужна ссора с Григорием, заговор маячит, она ничего не знает, а иметь врагом Орлова может только дура.
         - Виноват, Катенька, душа моя рвется к тебе, а ты неприступна и холодна! А тут еще разговоры разные услышал, о мушках, вот и взревновал тебя.
         - Я прощаю, но накажу. Ступайте на сегодня прочь, и не смейте приходить, пока сама не позову!
        - Дозволь поцеловать тебя, раз в ссылку отсылаешь? – опустил голову Григорий. Екатерина милостиво протянула ему руку.
        - Все. Достаточно. Вы наказаны!