Шестерка истребителей называлась шестеркой. А восьмерка, соответственно, восьмеркой.
Тут необходимо  учесть, что в РИ, в составе 8 ВА до 44 года не было полков вооруженных Ла-5,  в принципе. С учетом того, что Fw-190 после Курской битвы получил широкую известность в ВВС, спутать лавки с фоккерами было легче легкого. При том что внешне они похожи очень сильно.
По поводу пары мессеров - показана работы охотников. Они отнюдь не прикрывали свои войска.
По поводу атаки кобра - Лавочки оказались атакованы сзади сверху,  каждого атаковала пара. Ножницами сумели увернуться, при этом Острякова повредили. После Саблин дает команду на доворот и разгон со снижением. Кобры после атаки ушли  наверх и  тут появляется шанс превратить их в новую атаку в затяжной догон с последующим отрывом по скорости (Ла-5 превосходила кобру в горизонтальном полете у земли) плюс снижение к земле затрудняет обнаружение а это также дает время.
Потом, когда стало понятно, что Остряков подбит - разворот и встреча кобр в лоб. Они приняли его за фоккера и шарахнулись.

Отредактировано Semen (24-02-2014 00:16:11)

Хмурый рассвет был под стать настроению. Солнце не сумело пробиться сквозь сильнейший туман, и в летном общежитии было сыро и холодно. Летчики собирались неохотно, непрерывно ворча на начальство и погоду. Всем было понятно, что полетов не будет, и народ единодушно высказывал пожелание продолжить сон. Впрочем, их мнением никто не интересовался. Народ, наскоро собравшись, потянулся на построение и Виктору пришлось поторапливаться - Таня, с зашитой гимнастеркой так и не появилась, и пришлось доставать из загашника старую – затертую до белизны и изрядно измятую.
Это построение прошло бескровно. Шубин почему-то не стал устраивать сеанса одновременной любви начальникам служб и командирам эскадрилий, да и по поводу вчерашнего инцидента тоже не сказал ни слова. После приема коротких рапортов, комполка убыл в штаб, отправив летчиков  ожидать на эскадрильные КП. Комэсков, как это было обычно, он с собой не позвал и летчики сонной гурьбой направились по землянкам. Молодежь натаскала сухого хвороста, растопив оставшуюся тут еще с зимы буржуйку, старшие летчики позанимали самые «козырные» места, задымили папиросами. Печка нагрелась быстро, разогнав утреннюю свежесть, стало тепло, и Виктор заснул, улегшись на самой широкой и удобной лавке.
Проснулся он от весьма бесцеремонного толчка. Спросонья решил устроить нагоняй слишком уж ретивому будильщику, но осекся, увидев Шубина.
- Посыпайся. Разговор есть.
В землянке больше никого не было – видимо подполковник всех выгнал. Печка уже прогорела, но было тепло. Командир уселся напротив, достал папиросу, однако закуривать не стал и покрутив в пальцах сунул обратно в пачку. Виктора такое поведение удивило.
- Это что за херня тута? А? - Шубин видимо все-таки нашел нужные слова и кинул на стол сложенный и потертый лист бумаги.- Почему я об этом узнаю последним?
Виктор развернул лист – это оказалась справка о смерти Нины.
- А вам до этого, какое дело? – хмуро спросил он. – Вы же ее в глаза не видели.
- Ты Витя дурак, что ли, - даже оскорбился Шубин, - головой вчера ударился? Мне есть дело до всего, что происходит тута в полку. А уж такое…  У моего лучшего бойца, - он запнулся, - погибла жена, а я ни сном ни духом … Чего молчал? – он пересел на лавку к Виктору. – И вообще, обидно Вить такое отношение тута. Я тебе не чужой человек, мог бы и сказать…
- Извините. - Виктор покаянно склонил голову. – Только, что бы это изменило, ее все равно не вернуть.
Шубин обиженно посопел, потом протянул:
- Ты на войне живой из стольких передряг вылезал, а она в тылу, вот ведь как тута бывает…
- Не надо про нее больше, - тихо попросил Саблин. – Оно и так все…
- Ладно, - согласился Шубин. – Справку эту передашь в строевой отдел. Хорошо еще, что Пруткова уже нет, а то бы он из-за этого такую вонь мог раздуть. Хотя ладно, сам передам. – Шубин убрал справку в планшет, снова достал из пачки папиросу и принялся ее вертеть –  Вот ведь как бывает, -  повторил он и огорченно качнул головой, - а я с утра и не понял. Рыжая прибегает,  глазища на пол лица,  бумажку эту тычет. Я уж думал, Антипов снова отчебучил чего…
Он наконец, щелкнул своей трофейной «ЗИППО», глубоко затянулся  выпустив узкую струю пахучего дыма  жестко сказал.
- Кстати, с Антиповым у вас  ничего не было, вы даже и не виделись вчера. Ясно тута? Ты его не бил и убить не обещал, а он к Таньке не приставал. Комдив так решил. Нам тута гвардия светит, так что лишнее не к чему. Уже приказ пришел его переводят. Так для всех лучше, и тебе тута особенно. - Шубин грустно усмехнулся – По факту, кроме мордобития и не было ничего, а за то, что капитана отмудохал знаешь что светит? Смотри, Витька, допрыгаешься. Вырву тебе яйцекладку нахрен.
Они оба усмехнулись, Виктор посчитал инцидент исчерпанным, и тоже потянулся к папиросе. Тут Шубин зашел с козырей.
- А скажи-ка мне, друг мой ситный, это чего тута? – спросил он вдруг и достал из планшета, потрепанную ученическую тетрадь.
Виктор пригляделся и узнал свой конспект, по которому проводил занятия с молодняком по тактике  и который  два дня назад дал капитану Шеглову.
- Это конспект - сказал он.
- Да ты что? А я думал словарь тута французский. Почему эта срань оказалась у Щеглова, а не у меня?
- А вам-то зачем, - изумился Виктор, - тут же все что вы рассказывали и показывали. Ничего нового, я только сформулировал, скомпоновал немного и все…
- И все? – Шубин открыл тетрадку и зачитал: - «Оборонительный бой допускается только в случае прикрытия ударных самолетов либо при выходе из боя. В остальных случаях необходимо переводить бой из оборонительного в наступательный. Достигается это путем взаимодействия парами звена следующим образом: одна пара сковывает силы противника, другая в это время набирает высоту, готовясь нанести удар сверху. После удара вторая пара, используя преимущество в скорости и высоте, продолжает атаки, а первая использует это время для выхода из боя и набора высоты»… - За это вот - он ткнул пальцем в корявые строки - любой командир ВВС руку себе отрежет, а ты... - он возмущенно выплюнул папиросу. – И догадался же… Хорошо еще, что Щеглову почитать дал,  а то и сидели до сих пор тута дурни дурнями.
- А что тут такого? – ушел в оборону Виктор. – Я вам не Пушкин, чтобы красиво и грамотно писать. – И сразу же перешел в контратаку, - И вообще, тут моего и нет ничего. Этого всего от вас набрался, на каждом разборе талдычили. Если неправильно, так сами бы и написали, а ругать все мастаки.
- Так ведь правильно все, - обозлился Шубин, - коряво конечно, неразборчиво. Но многое изложено грамотно и доступно. Умные люди наверху месяцами из-под себя что-то подобное тута выдавливают, а ты Витька, мать твою, взял да и написал.
- А что, это уже преступление? - хмуро спросил Саблин. - Ну написал и что? Это Дмитрий Михалыч, в основном ваше все. Я только свечку держал.
- Свечку он держал, - фыркнул Шубин, - Дурак ты... Это тактика, это опыт переданный. Да за такое сейчас ордена дают. Я думаешь не хотел подобное написать? Хотел! А вот не получается.
- И что теперь будет? - еще более хмуро спросил Виктор.
- Будет, - командир ехидно усмехнулся, - слушай тута приказ! Берешь свою рыжую вместе с ее машинкой, берешь художницу, ну ту, что тебе сиськи рисовала, и красиво оформляешь всю свою писанину в трех экземплярах. И чтобы тута не стыдно было командарму показать, а то пишешь ты как курица лапой, да еще хрень всякую малюешь. Вот, что это?  - Шубин ткнул пальцем в тетрадку.
   Виктор глянул, куда показывал желтый от никотина командирский ноготь и похолодел - на полях тетради, схематично и кривовато был нарисован Су-7б – реактивный истребитель бомбардировщик. Такой самолет, в виде памятника стоял Таганроге, и Виктор успел облазить его еще в детстве, да и потом, частенько проезжал мимо. Как и почему он его нарисовал, Саблин уже не помнил, видать сильно задумался о чем-то своем.
- Завтра, после обеда я еду в штаб армии. - Продолжил Шубин, - и чтобы тута уже было готово. И кстати, приказ дали на новое перебазирование, так что поторапливайся тута.
…Уже потом, когда Виктор диктовал свои перлы Тане, и смотрел, какие четкие и красивые линии выходят из-под карандаша Лены Шульги, ему закралась мысль вставить туда и рисунок самолета будущего, кому надо - поймут, а не поймут и не надо, но потом все-таки решил не рисковать…
…Море монотонно шумело. Мелкие невысокие волны, накатывали к самым ногам, разбиваясь о серый глинистый берег,  оставляя на сапогах капли воды.  Они были настолько мелкие, что казалось, будто стоишь на берегу колхозного пруда, и лишь громадное, до горизонта, зеленое зеркало залива говорило, что это не так. На берегу валялся мусор, ломаные камышовые стебли, дохлые рыбки – «бычки». Воняло тиной. Толпа людей, сгрудившая у полосы прибоя, прибоя смотрела, как носятся над водой чайки, как идет к берегу рыбацкий баркас.
- Какое здесь море не такое, - сказала Таня, - вот, когда в Адлере… - она вдруг глянула на стоящего рядом Виктора и осеклась, замолчав на полуслове.
- Рассказывай, чего вы с морем сделали, – засмеялся Ларин, - ты ведь у нас из этих краев, да? У тебя тут родни не осталось? А то неплохо бы сейчас сальца копченого, да под домашнюю перцовку…
Виктор коснулся воды рукой. Море как море. Здесь оно всегда было таким. Мелким, пресным, теплым. Отличие было только в том, что еще вчера четыре дня назад здесь были немцы, а сегодня правит уже советская власть. И он никогда не думал, что военные дороги занесут его в город, в котором ему доведется жить через шестьдесят с лишним лет.
- У вас и такого нет, - огрызнулся он на Лешкину реплику, - живете там, на своем болоте, дальше соседней кочки не видите. – Вообще я Ростовский, - припомнил он натуральную Саблинскую биографию, - и детдомовский. А значит родни у меня ни кого, а значит ты не только без моря, но и без сала останешься…
Среди однополчан послышались смешки.
- Кто желает покупаться – дерзайте прямо сейчас, вода теплая.
Самойлов – самый нетерпеливый разделся быстрее всех и с веселым гиканьем бросился в воды залива. Он бежал, поднимая кучу брызг и смешно раскачиваясь, отдалился уже метров на пятьдесят, но море не поднялось даже до уровня его колен. Остальные, весело гомонящей толпой, двинулись следом. Виктор в воду не полез, остался на берегу, наблюдая за сослуживцами.
Сегодня Шубин расщедрился, дав летчикам второй эскадрильи увольнительную на день. Как-то незаметно к ним присоединились работающие оружейниками и механиками дамы сердца некоторых из пилотов, потом добавились просто знакомые – в общем, первоначальное количество уходящих в увольнительную выросло вдвое. Ну и само собой, большая часть уходящих в город почему-то примкнула к Виктору и теперь сопровождала его.
- А ты почему не купаешься? – спросила Таня. После того, как Саблин побил Антипова, да и во время перепечатывания конспектов, они немного сблизились, по крайней мере, стали нормально общаться.
- Может, потом, - он, щурясь, посмотрел на припекающее солнце, - да и купаться лучше не здесь…
- А где лучше купаться? – Таня разулась, прошлась по кромке воды, а потом плюхнулась рядом с ним. Виктор скосил глаза на ее голые колени, левую украшала подживающая ссадина. Она перехватила его взгляд и в глазах у девушки заплясали уже знакомые ему бесенята.
- Тут залив, а купаться лучше в море. – В ее глазах можно было утонуть. Он отвел взгляд, но тот нагло задержался на выглядывающих из под юбки коленях, потом словно живущий собственной жизнью, осмотрел расстегнутый ворот ее гимнастерки, снова пополз ниже… Таня почему-то покраснела. «Интересно, - подумал он, - если я сейчас возьму ее за руку, она вырвется или нет»?
- Командир, - закричал из воды Рябченко, - пойдем купаться. Водичка блеск.
От его крика Таня вздрогнула и даже немного отодвинулась. Виктор решил, что бывший ведомый замечательно умеет делать мелкие пакости…
- Пойдем? – спросил он Таню. Искупаться не мешало. В городе с водой было не очень и такой способ помыться было грех не использовать. Он думал, что она откажется, но девушка согласно кивнула и принялась раздеваться. Даже в некрасивом, явно самодельном закрытом купальнике она смотрелась великолепно. Виктор засмотрелся и едва не оконфузился. В воду пришлось нестись обгоняя Таню. 
Обсохнув и зарезав пару арбузов, компания отправилась бродить по городу. Война здесь напоминала о себе на каждом шагу: многие дома зияли выбитыми стеклами, некоторые были брошены, кое-где попадались засыпанные воронки бомбежек. Виктор не узнавал города. Нынешний Таганрог в сравнении с городом будущего больше напоминал призрака.
Призраками выглядели и местные жители. Многие из них больше походили на тени. Впрочем, в толпе мелькнуло и несколько упитанных физиономий, и Виктор почему-то решил, что они работали на немцев. Улицей они дошли до городского парка, но здесь ничего примечательного не оказалось. Бригада рабочих выковыривала из земли кресты – как оказалось здесь, практически в центре города было немецкое кладбище, равняли с землей чужие могилы. На земле валялись сорванные таблички на немецком. Таня подняла одну из них, взглянула и перевела написанное: - Сидеть на скамейках можно только немцам. – Она мрачно усмехнулась и бросила табличку под ноги.
После парка все неспешно перекочевали к рынку. Тут царило оживление: народ суетился, шумел, все что-то покупали, продавали, обсуждали новости и сплетни. Попав в эту какофонию звуков и запахов, нестройные ряды однополчан стали стремительно таять. Виктор шел рядами, разглядывая товар, по сравнению изобилием будущего, выбирать было особо нечего. Продавалось много одежды, причем одежды ношенной, мелькала немецкая форма. Торговали обувью, посудой,    керосином, солью, но больше всего конечно было овощей и фруктов. Накупили дынь и арбузов, благо полученная накануне зарплата позволяла. Рынок отвлек от фронтовых будней, отвлек от забот. Обратно в часть летчики возвращались повеселевшие, переполненные впечатлениями…