Летчики устроились у окраины стоянки, на большом пустыре, отделявшем подсолнечное поле от собственно аэродрома. Пара телеграфных столбов невесть как здесь оказавшихся и чудом не пошедших на дрова превратились в низенькие и невысокие лавки, поставленная на попа и наполовину врытая в землю бочка превратилась в стол, из другой светящейся насквозь от старости соорудили что-то вроде печки. Это место превратилось в своеобразный летный штаб. На печке кипятили чай, жарили  незрелые еще семена подсолнечника, на столе резали переспелые, сахарные арбузы, желтые пахучие дыни. Тут постоянно царило оживление – народу было едва ли не больше чем на КП, и уж точно было куда как веселей: толпа собравшихся то взрывалась громом хохота, то тонула в яростной склоке спора. Сейчас очередной спор затих, Рябченко водрузил на импровизированную печку черный от копоти чайник, и народ расползся по лавкам в ожидании кипятка. Наступила редкая пауза тишины и словно по заказу, тут же послышался далекий рев авиационных моторов. Показалась россыпь возвращающихся истребителей, коротко рявкнула авиапушка. 
- Видать Иванов завалил? – Лешка Соломин сдвинул на глаз пилотку. – Смотри Витька, как шпарит. Хрен ты его догонишь…
- Повезло ребятам, - Ларин ревниво наблюдал за чужой посадкой. – Завалили поганца!
- А мне не везет все! – Соломин сокрушенно сплюнул на землю. – Тогда, в бою, вот так мессер был, - он показал рукой, где, по его мнению, был вражеский самолет, - камнем добросишь. И в прицеле почти… чуть-чуть довести и рвать можно. Тяну за ним, тяну, а он так же уходит, не дается сволота. Потом глянул, а сзади уже пара…
- Каши надо больше есть, - усмехнулся Ларин, - тогда бы перетянул немца… глядишь и не пришлось бы прыгать…
Остальные летчики принялись косить взгляд на Саблина. В отсутствие Шубина и Иванова, тот признавался негласным лидером. Командиры первой и второй эскадрилий, котировались куда ниже.
- В бою трудно сбить, - резюмировал Виктор. – Если противник тебя видит, он крутить будет, пока силы есть. А ты Леха, увлекся, гоняясь. Хреновое это дело…
По полосе промчалась пара Иванова, и разговор затих сам собой. Летчики замолчали, рассматривая приземлившиеся машины. Они были красивы в своем хищном совершенстве форм, покрыты новым серо-голубым камуфляжем. Истребитель Ивановы выделялся нарисованной звездой Героя на капоте. Через несколько минут приземлившиеся летчики веселой гурьбой подходили к остальным. Они были еще в небе, в бою, отчаянно жестикулировали показывая детали схватки, говорили коротко, резко.
- Ванька завалил, - возбужденный Ильин, плюхнулся рядышком и сразу полез за портсигаром. – Над Мариуполем, прямо над портом. Там наши пешки работали, их кобры прикрывали. Мы к самому разгару подошли, так он месса сходу расстрелял…
- А на обратном пути, - он в несколько затяжек докурил папиросу, - эти асы чертовы, пристали. Одна пара. Идут за нами вдалеке пара, идут, потом раз… Мамедова подбили, разворотили ему все крыло, еле сел.
- Это сволочи те еще, - поддержал Соломин. - Если зазевался – пиши пропало. А чего им? Они свободные охотники. Сектор им нарезали и ходят, высматривают. Захотел ударил, захотел удрал. Красота…
- А почему мы такую охоту раньше не применяли? – спросил вдруг Ларин, - классная штука.
- Всему свое время, - влез в дискуссию Виктор, - Охота это вообще-то комплекс мер. Связь нужна хорошая, летчики опытные, и все это должно делаться систематически и на широком участке фронта. А подранка добить или какого-нибудь оленя задремавшего срезать – это не охота, а баловство. От самолета много зависит. Вот, к примеру, когда еще летом с командиром летали, я все переживал - а ну как один осколочек радиатор пробьет и привет - сколько на том Яке мотор протянет? Или перехватит твою пару четверка Мессеров и что тогда? Худой побыстрее Яка будет – ни догнать, ни убежать. Сейчас, на Лавочках получше стало: и машины скоростные и мотор-звезда. Опять же радиосвязь стабильная появилась, ею пользоваться научились, в сорок первом ничего такого не было. Ну и, наверное, главное  это то, что понадежней самолеты стали. Раньше как было? День летаешь, день  в машине техник копается, прикручивает то, что отвалилось. Сейчас вроде лучше…
- Это надо у товарища капитана спрашивать, - засмеялся Ильин, - расскажите, как для фронта Яки принимались? Помню, в апреле партию из Саратова, перегнали, так с них техсостав потом неделю не слазил. Дефектов тьма была.
- Да нормально принимались, - грустно улыбнулся Щеглов.  Понимаете, - он замолчал, словно подбирая слова и, через несколько секунд, продолжил.  - Понимаете, никто ведь брак специально не гонит. Тут сложнее все. И рабочих опытных мало, и в цехах женщины с детьми работают и другое… Много другого. Ведь там, в тылу, тоже не сахар. Вот, к примеру, этим летом случаи были, когда Яки целыми полками на ремонт вставали. Вас не коснулось? -  он как-то виновато улыбнулся. - Обшивка на крыльях стала коробиться и отставать, несколько катастроф было, аварии. Потом бригады выезжали, в войсках брак исправляли. А почему так получилось? А просто получилось, вот нет на Саратовской ТЭЦ топлива. Просто нет! Не хватает, не завезли. Ведь его обычно по Волге баржами привозили, а тут Сталинград. И в этом году, весь первый квартал перебои жуткие были и с теплом и электроэнергией. А отсюда моментально нарушение технологии сушки и окраски. Те же бензобаки пришлось протектировать холодным способом вместо вулканизации. В цехах каждый пятый больной, на аэродроме вообще больше половины механиков слегло. Вот и итог: обшивка отстает, баки текут, по заклепкам отпотевают, а военпреды сволочи продавшиеся. А мне в столовую идти стыдно, мальчишки голодными глазами провожают.
Заглушая Щеглова ревом мотора, по взлетной полосе промчалась аэрокобра. Виктор недобро посмотрел ей вслед. Расследование, которое инициировал Шубин,  после того, как такие самолеты едва не сбили Саблина и повредили машину Острякова, ни к чему не привело, но он с тех пор ко всем Аэрокобрам  относился с большим недоверием.
- Гвардейцы полетели, - прокомментировал Литвинов, - что-то рано он отрывает, не?
Обсуждаемая Аэрокобра задрала нос и принялась вдруг проседать, потом упала на крыло и через долю секунды ударилась о землю. Все оторопели, молча глядя на ширящееся облако пыли. От штаба к разбившейся машине рванула санитарная машина, спустя несколько секунд следом помчал командирский «виллис».
- Накаркал, мля, - Литвинов остервенело сплюнул под ноги. Ответом ему было угрюмое молчание.
Через полчаса обломки Аэрокобры оттащили с полосы, толпа разошлась по делам, а летчики все сидели, в ожидании. Через полчаса третью эскадрилью ожидал вылет на свободную охоту, и Виктор раздумывал, кого бы взять себе ведомым.
- Товарищ командир, а кто из наших сейчас полетит? – Рябченко завистливым взглядом поглядел на укрытый маскировочной сеткой истребитель Иванова.
- Я полечу, - Виктор понял этот интерес бывшего ведомого и мысленно усмехнулся.
- С вами я? Как раньше? – Рябченко заерзал.
- Ну уж нет, - Саблин усмехнулся уже по-настоящему. – Или это не ты позавчера «Лавку» поломал?
Рябченко поник и надулся. Тогда, в тренировочном вылете, он не удержал самолет при рулежке, и в результате вырвало дутик. Вырвало его основательно, с разрушением шпангоута и теперь истребитель ремонтировался в ПАРМе, а виновник аварии числился под домашним арестом.
- Со мной полетит, - Виктор оглядел притихших летчиков эскадрильи, - старший лейтенант Литвинов…
Сашка заулыбался…
В небе все словно вымерло. Виктор обшарил весь заданный квадрат, но вражеские самолеты так и не встретились. На земле тоже было затишье: за все время проползла только пара подвод, но тратить боезапас на такую ерунду Виктор не хотел. Минуты неумолимо утекали, топливо из бензобаков тоже… Однако удача вскоре улыбнулась – он разглядел небольшое пыльное облачко. Черный легковой автомобиль мчался посредине пустынной дороги и был единственным утешением безрезультатному вылету.
- Восемнадцатый, впереди слева автомобиль. Атакуй, я прикрою.
Истребитель Сашки, набирая скорость, вырвался вперед, чуть повел носом и пушки «Лавочки» засверкали вспышками выстрелов. Поперек дороги, прямо через мчащийся автомобиль,  пролегла длинная цепочка разрывов. Машину повело юзом, и она вдруг вылетела на обочину, и закувыркалась в кювете. Прошла какая-то секунда и серая плеть дороги с разбитым автомобилем остались позади. Степь слилась под крылом в один пестрый желто-зелено-серый ковер, замелькали редкие деревца, где-то совсем рядом мелькнул испуганный ревом моторов степной орел. Виктор довольно улыбнулся, бреющий полет доставлял почти физическое удовольствие. Он машинально, по практически вбитой в спинной мозг привычке, обернулся, осматриваясь. Догоняя их, на расстоянии какого-то километра, неслась четверка мессеров.
- Восемнадцатый, - заорал Виктор, чувствуя, как в животе снова поселяется холодный комочек страха, - форсаж. Уходим по прямой. – Гимнастерка моментально прилипла к телу, и без того горячее нутро кабины моментально превратилось в духовку.
Мессера сперва догоняли, потом, метрах на пятистах, установилось некоторое шаткое равновесие и вот, как-то медленно и неохотно, вражеские истребители начали отставать. В конце -концов они отвернули, под крылом мелькнули траншеи линии фронта и Виктор прибрал газ, остужая двигатель, медленно развернул самолет. Сердце безумно бухало, а ноги, словно после долгого и тяжелого боя, противно дрожали.
Мессера превратились в точки на горизонте и он, немного поколебавшись, полетел за ними следом. За пережитый страх следовало отплатить.
Летели долго. Брили степь на бреющем, маскируясь от глаз чужих летчиков и вражеских постов ВНОС, соблюдали радиомолчание. Наконец, когда топлива оставалось на обратную дорогу, и Виктор уже подумывал возвращаться, мессера вдруг стали снижаться. Они растянулись цепочкой в круге и стали готовиться к посадке.  Медлить было нельзя.
- Атакуем! – он толкнул ручку газа до  упора, почувствовал, как задрожал истребитель. Лишь бы получилось. Стелясь над землей пара Лавочек, принялась подбираться к ничего не подозревающим Мессерам. Когда до замыкающего немца оставалось метров триста, Виктор машинально обернулся. Увидев, что Литвинов сильно приотстал, едва сдержал ругательство. Нужно было бить сразу вдвоем, одновременно… Настигнув немца потянул ручку на себя, уходя на горку, прильнул к прицелу. Целиться было неудобно, голова упиралась в плексиглас фонаря, руки были липкими от пота, в груди жгло. От волнения он забыл дышать.
Пальцы коснулись гашетки, истребитель затрясся, завибрировал. Первый снаряд взорвался в фюзеляже вражеского самолета, у хвоста, Виктор чуть толкнул левую педаль и увидел, как разрывы переместились к кабине и мотору. Сразу же отвернул, избегая столкновения, и выругался, видя, как остальные мессера вдруг резко потянули в вираж со снижением, срывая атаку Литвинову. Атакованный им самолет пролетел в каком-то десятке метров, он шел, все сильнее кренясь на левую плоскость, за хвостом начинал расстилаться роскошный дымный шлейф. Фонарь мессера вдруг отлетел в сторону и в воздухе мелькнул темный раскоряченный силуэт летчика.
Два мессера уже почти успели развернуться на Литвинова, то ли уклоняясь от атаки, то ли наоборот, пытаясь встретить его в лобовой. Третьего Виктор не видел, он был где-то ниже, справа…
- Не ходи в лоб, - закричал он ведомому, - не ходи. Лучше летчика стрельни… - Невысоко над землей уже распустился купол парашюта.
Виктор чуть довернул в сторону, намереваясь прикрыть ведомого, увидел, как тот длинной очередью поливает парашютиста. Два мессера уже разошлись с Сашкой на встречных курсах и теперь начинали новый разворот, пытаясь зайти в хвост. Внезапно обнаружился третий, но он тоже стоял в вираже, а значит, пока что бы безопасен…
- Гоним, Сашка, гоним по прямой. Уходим, – закричал Виктор, чувствуя, как захлестывает волна радостного возбуждения. – Давай, давай, жми!
Он увидел, как внизу, на окраине рощицы мелькнул, небрежно укрытый маскировочной сеткой мессершмитт, россыпь двухсотлитровых бочек, какую-то машину с растяжкой антенны, бегущих по земле людей и рассмеялся довольный собой. Мессера остались далеко позади. Пока они разворачивались, Лавочки успели набрать фору больше километра и разрыв с каждой секундой увеличивался все больше. Они уходили домой.
После вылета Виктор долго умывался, стараясь смыть въевшийся в тело пот. Новый истребитель был хорош, но летать в нем было очень уж жарко.
Литвинов подошел неслышно.
- Ну ты прям.., - сказал он и удивленно качнул головой, - ч-чертяка. Заставил понервничать. Зачем кричал, что бы я в лоб не ходил? Я одного мог срезать.
- А мог и сам получить, - буркнул Виктор, - быстро бы ты с дырой в моторе летел? И какого хрена при атаке отстал?
- Не попали бы они, - Сашка второй вопрос проигнорировал, - он у меня вот где был, - он показал рукой направление полета мессера, - я бы попал.
- Летел бы за мной – может и сбил бы. А ты отстал и на тебя трое заходило. Шел бы на них – в лоб встретили. А там хватило бы одного разбитого цилиндра. Мы за пятьдесят километров от линии фронта были, не забыл? У нас скорость решала все. Или ты хотел от них пешком удирать, на протезе?
- Сам сбил, а мне парашютистов стрелять? – обиделся Литвинов, -  Я тоже мог сбить! И  протез мне драться не мешает!
- Это еще раз говорит, что я прав, - холодно ответил Саблин. – Ты увидел, как я месса подбил и все, загорелись в жопе отруби. Подайте мне шашку, буду махать… А нам нужно было не драться, а ноги уносить. Мы и так большое дело сделали: прямо над аэродромом мессера сожгли, пилота стрельнули и удрали, целые и невредимые. Да немцы бесятся, на заднице остатки волос выдирают. Ты представляешь, если бы у нас такое случилось? Что после бы было?
Сашка недовольно засопел.
- Ведущим тебе летать еще рано, - добил своего заместителя Виктор,- пока еще походишь со мной, ведомым. И нечего тута обижаться. – Это «тута» у него вырвалось непроизвольно, Виктор даже покраснел. Сашка хмыкнул, скривился.
- Ладно, - буркнул он, - ты командир, тебе видней…
- Видней, - поморщился Саблин, - а все потому, что при атаке отстал… Все, пойдем в штаб. Запомнил, где немецкий аэродром был? И надо еще подумать над результатами разведки. Если в наших квадратах немцев нет, то это значит, только то, что они в другом месте…