…Тряхнуло, зашумели колеса, и самолет покатился, подпрыгивая на неровностях аэродрома и все сильнее замедляясь. Грузно запрыгнул на крыло Палыч, показывая куда рулить. Наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась неподалеку от палаток. Виктор принялся отстегивать ремни.
- Ну как? – Палыч требовательно заглянул в кабину.
- Машина зверь! Рация чего-то барахлит. Механика пни, пусть посмотрит...
Оставив враз ставшего озабоченным техника у самолета, Саблин дождался ведомого и неторопливо пошел в штабную палатку. Докладывать о вылете было некому и незачем, на аэродроме старшим был он. Благоприобретенное начальство случилось неожиданно: он едва успел залечить голову и приступить к исполнению обязанностей, как грозным рыком из дивизии Виктор, со всей своей эскадрильей, оказался у черта на куличках.
«На куличках» было неимоверно скучно. Убранное колхозное поле и четыре палатки: в одной была рация, и размещался импровизированный штаб, а остальные использовались как спальни и склад. Крытый камышом навес вместо столовой, четыре истребителя, бочки с ГСМ и пшеничная стерня под ногами. Тишина и скука. Хорошо еще, что расположенные неподалеку мелкие пруды худо-бедно обеспечивали дичью и свежей рыбой, иначе жить тут, на одном сухом пайке, стало бы совсем уныло.
Сидели они здесь в засаде. На самом деле, конечно, самолеты смирно стояли на земле, укрытые маскировочными сетями, заправленные и готовые к вылету, но это была именно засада. Рядом частенько пролетали немецкие разведчики и чтобы пресечь подобное безобразие сюда, решили посадить эскадрилью. Выбор пал на Шубинский полк, а тот в свою очередь поручил подобное занятие комэску-три. В итоге на небольшом аэродроме подскока обосновались четыре «Лавочки» - все что еще летало в эскадрилье, семь летчиков и могучая кучка технического персонала, разбавленная десятком всякого неликвида из БАО. 
Работа оказалась не пыльной. Полк летал, по мере сил принимая участие в наступлении армии, а командированные на «точку» скучали, предоставленные сами себе. Сидели, маясь ничегонеделанием – за три дня, проведенных на этом пятачке, истребители поднимались в небо один единственный раз, на перехват высотного разведчика. Разведчика тогда не догнали, и тот полет вновь сменился длинным ничегонеделанием. Виктор уже успел узнать, что на перехват их наводили с помощью недавно появившейся на фронте РЛС. Как показала практика, хорошим качеством наведения станция похвастаться не могла – в завершившемся только что вылете, их снова пытались навести на немецкий самолет, но и эта попытка потерпела фиаско. Вскоре после взлета связь со станцией пропала, а найти в небе вражескую машину визуально не получилось. Та же участь постигла и взлетевших минут на пять позже  Ларина и Комашней. Как Саблину стало понятно из радиопереговоров, они тоже не смогли выйти на цель и теперь возвращались обратно.
В штабной палатке тихо попискивала радиостанция, радистка из дивизии нахохлилась на своем стуле, прикрыв глаза, слушала эфир. Кроме нее там еще находилась Таня, сидела у телефона, заполняла какую-то справку. Он плюхнулся на ящик, служивший стулом, кинул на стол шлемофон.
В  палатке было душно,  солнце хорошо пропекло выгоревший брезент, а в открытые окна и распахнутый полог проникало слишком мало свежего  воздуха. Монотонный писк и душный спертый воздух убаюкивали, тянули в сон. Виктор расстегнул пуговицы гимнастерки и потея стал ждать возвращения пары Ларина. В продуваемой степным ветром тени столовой было бы не так жарко. Там можно вдоволь наслушаться баек про все случаи жизни, до отвала напиться кислого, вяжущего рот тернового компота. Но идти туда почему-то перехотелось. Наверное, потому что Тани замечательно красивые зеленые глаза, а когда она выпрямляется и гимнастерка обтягивает грудь, такую маленькую и аккуратную…
Девушка перехватила его взгляд, и сразу отвернулась густо покраснев. Он поздно понял, что смотрел на нее очень уж пристально, смутился сам. Попробовал было отвлечься, и сразу же начал задремывать…
Как рассказал всезнающий Соломин, с Марковым, новым начштаба, Таня не сработалась. Случилось ли это после истории с капитаном Антиповым или еще из-за чего Виктор не знал. Зато знал, что ролью машинистки девушка откровенно тяготилась и одно время даже пыталась перевестись в школу снайперов, но ее не отпустили. Потом, прошел слух, что она выучилась на оружейника и сумела сдать экзамен на должность. Слух этот слухом и остался – Таня, как работала, так и продолжала работать в штабе. Только вот частенько стала пропадать то в караулах, то в нарядах, а за машинкой теперь частенько видели Зину Осипову - парашютоукладчицу. Видимо по этой причине Таня и оказалась в этой Тмутаракани, вместе с третьей эскадрильей.  Впрочем, девушка не унывала и  с радостью хваталась за любую работу и помогая и в штабе и на кухне и на стоянках.
  Послышался далекий гул авиамоторов и сонное наваждение сгинуло. Все словно очнулись, выскочили на улицу, завертели головами, таращась в небо, выискивая источник звука. Гул накатывал все сильнее, басовитый, чужой, немецкий. Виктор бросил быстрый взгляд на стоянку – можно было даже не дергаться. Самолеты еще не начали заправлять, успели лишь подкатить бочки с бензином и вокруг машины Рябченко суетились люди со шлангами и ручным насосом. Саблинский истребитель был раскапотирован и на стремянке, с отверткой в руках соляным столбом застыл Палыч, видимо решивший что-то проверить. В штабе все затихли. Связистка и Таня замерли с испуганными лицами, видимо им уже доводилось бывать под бомбежкой.
- Какого хрена зависла? – рявкнул он на связистку, - Ларина вызывай…
Та вздрогнула, взгляд у девушки стал осмысленным, и она забубнила в микрофон позывные Вячеслава. Таня тоже быстро пришла в себя и теперь бросала на Виктора испуганные взгляды.
- Двадцать второй ответил, - связистка подняла голову и ожидающе замерла. Виктор вырвал у нее микрофон.
- Славка, Славка, - закричал он, - над аэродромом немцы. Немцы…
- Да вижу я, - из тарелки репродуктора, сквозь хрип и потрескивание, донесся бодрый Славкин голос, - над облаками чешут, сволочи. Пятерка…
Радио замолчало, и присутствующие вновь принялись обшаривать глазами небо, пытаясь увидеть хоть что-нибудь. Увы, сильная облачность этого не позволяла. Гул моторов стал громче, казалось, что он звучит прямо над головой.
- Атакую, - прохрипел репродуктор и сразу же, откуда-то издалека послышался слабенький треск.
На земле забыли как дышать. Все кто сейчас были возле палатки, все, и летчики, и техники и механики и красноармейцы БАО, все сейчас с тревогой всматривались в небо и ждали развязки. Она не заставила себя долго ждать.
Сперва радио торжествующе прохрипело что-то неразборчивое, потом, спустя минуту, из облаков вывалился горящий Юнкерс Ю-88. У бомбардировщика пылало левое крыло и за ним, словно шлейф подвенечного платья, тянулся черный дым. На земле все замерли, завороженно рассматривая редкую и красивую картину. Первым помнился Палыч.
- Ура-а-а! – заорал он, стоя на своей стремянке и размахивая над головой отверткой. Капоты истребителя чудесным образом уже вернулись на место.– Ура-а-а. –
- Ура-а-а, - закричали все вокруг, по стоянке словно разлилась волна щенячьего восторга. Виктор услышал, как в крики вплелся счастливый девичий визг, увидел, как техник Ларина исполняет какой-то безумный, африканский танец радости. Самолет коснулся земли и в этом месте расцвел огромный оранжево черный цветок и спустя несколько секунд донесся приглушенный расстоянием взрыв. Потом из-под облаков показался маленький лоскуток парашюта, и сразу же наступила тишина – все вновь замерли, всматриваясь в крошечную точку, повисшую под белой тряпочкой.
- Чего уставились, - Виктор услышал свой голос словно со стороны, и он показался ему очень уж равнодушным, - сбитых не видели? -  Сержант! – окликнул он, командира отделения охраны, -  возьми своих бойцов, сходи за этими. Винтовки только не забудьте. С вами пойдет воентехник Малышев, он будет старший.  Палыч, смотри, если немчики вдруг надумают отстреливаться или тебе покажется, что они руки поднимают без должного энтузиазма, то кончайте их сразу. Нам тут языки не нужны, главное чтобы у вас дырок не было.
Немцев привели через два часа. Уже давным-давно сели довольные Ларин с Комашней, остыла радость поздравлений, самолеты успели заправить топливом и боеприпасами, и лишь тогда показались ведущие пленных техники. Немцев было двое, оба были одеты в комбинезоны,  невысокие, крепкие. Один, который потемнее, прихрамывал и прижимал к рассеченному лбу окровавленный платок. Второй, был чуть повыше: белобрысый, коренастый. Он отделался лишь оцарапанной скулой.
- Вот, - Палыч бросил под ноги парашют, по его знаку ходивший с ним сержант бросил второй, – трофеи. Один пистолет взяли, второго не нашли.  Выбросил гад. А может в прыжке оторвался.
- Вы что, - Виктор легонько пнул парашют ногой, - ты эту срань сами перли? Смотрю я на вас мужики и удивляюсь. Жизнь прожили, а тупите. У вас же двое носильщиков было, причем совершенно бесплатных.
Палыч покраснел.
- Ладно, - буркнул Виктор, - Значит так! Сержант, организуешь этим охрану. И не церемонься, лучше отпишемся за труп, чем за побег. Радиограмму в полк я сейчас отравлю, возможно, за ними уже сегодня приедут. Так… потом вместе с товарищем воентехником напишете рапорта о поимке вражеских летчиков и поощрении личного состава в этом участвующего. Сержант Соболева вам поможет, - он подмигнул Тане. – Ну это я потом проверю, подскажу чего как…
Саблин стянул у немца с головы шлемофон, подкинув руке, усмехнулся:
– Слав, а это кстати, неплохой трофей. Я с таким же летаю, удобная штука, лучше наших. Голова не так потеет, да и в наушниках звук чище. Если хочешь, скажешь Гольдштейну, чтобы подключение переделал и летай…
…Тихо плескалась вода, шумел свою бесконечную песню раскачиваемый ветром камыш, чирикали какие-то мелкие пташки. У самого берега серыми молниями мелькнула стая мелких рыбешек, почти на середине пруда хлюпнуло, замаячила черная голова лысухи. Прямо таки охотничья идиллия, вот только дичи как не было так и нет.  Не считать же за дичь лысуху – на нее и патрон переводить жалко. Утка почему-то не спешила возвращаться с вечерней кормежки, поэтому оставалось ждать. Шлепнув ладонью, Виктор размазал по шее еще одного комара и тихонько матернулся. Увы, это не помогло – дичь и не думала налетать, предпочитая держаться подальше от рева моторов и назойливого охотника. А ведь вчера он тут неплохо настрелял… Улыбнувшись при воспоминании о трофеях, Саблин глянул на часы и сразу же расстроился - время отведенное любимой забаве оканчивалось. Нужно было собираться обратно: провести вечернюю поверку, проверить охрану, проследить чтобы никто не сорвался в самоход… Неподалеку, километрах в десяти, было село и Саблин небезосновательно полагал что бойцы из БАО скоро проложат туда тропу «Хо-Ши-Мина», обменивая бензин на самогонку. Впрочем, иные орлы из его, третьей эскадрильи, в этом вопросе могли дать фору любому БАО. Значит, как учила «Система менеджмента» из XXI века, в этом вопросе нужно действовать на опережение и заранее пресекать… 
Солнце уже заметно склонилось к западу, когда Виктор  наскоро искупавшись, отправился к аэродрому. По пути он решил заглянуть на соседний пруд, благо крюк получался небольшой. Прудик этот был маленький, мелкий и сильно заросший камышом, дичь здесь ни разу не встречалась, но вдруг повезет. Битая им утка была существенным приварком в эскадрильном котелке, так что ради этого стоило постараться …
Найти чистую воду в этом пруду было проблемой. Камыш разросся сплошным зеленым забором и Саблин шел вдоль него, добираясь к виденному накануне участку с чистым берегом.  Рядом с водой густо разрослась облепиха, и он подумал, что тут просто обязан быть фазан, его не могло не быть при такой кормовой базе...
Резкий треск ломающихся стеблей едва не заставил его подпрыгнуть. Впереди, метрах в десяти впереди закачались метелки камыша, захлюпало. Кабан на водопое? Охваченный азартом, стараясь не дышать, он медленно крадучись пошел на шум. Увидев в зеленой стене широкую просеку, свернул туда, выставив на всякий случай ружье стволами вперед. Под ногами тихонько похрустывали раздавливаемые стебли, но и плеск был совсем-совсем рядом...
Это оказался никакой не кабан. В каких-то трех метрах от Виктора, забравшись по колено в воду, стояла Таня. Она мылась, пофыркивая от холода, наклонившись вперед, и предоставив на обозрение белую, никогда не видевшую солнца попу, длинные стройные ноги, острые лопатки, проступающие сквозь тонкую кожу и хвост рыжих волос. Саблин замер, поедая взглядом открывшуюся картину.
Она резко обернулась, ойкнула и, попытавшись прикрыться руками, плюхнулась в воду. Глубины, разумеется, не хватило, и он успел кое-что разглядеть.
- Ви-итька-а, - испуганно завизжала девушка, - Отверни-ись!
Он отвернулся, ругая себя, что шел слишком уж шумно и что вообще влип в эту глупую ситуацию.
- Ты зачем подсматривал?
- Я не подсматривал, - огрызнулся Виктор, - я за кабаном гонялся, а тут ты.
- Каким еще кабаном? Ну что ты врешь?
- Я не вру, давай не будем, а? Извини что помешал. Я не хотел...–  услышав, что она набирает воздух для нового возмущения, добавил командным тоном, -...Ты тут не рассиживайся, темнеет. Смотри, скоро поверка...
Сказав это, он пошел обратно, зло хрустя растаптываемым камышом. Добравшись до берега услышал в спину испуганное:
- Ви-ить, а ты правда кабана видел?
- Правда! – он не стал уточнять, что видел лишь старые следы
- Ви-ить, подожди меня…
Таня одевалась долго и когда они, наконец, пошли к лагерю, солнце успело зайти, и землю окутали сумерки. Шли молча, Она обиженно дулась, воротила нос и одновременно боязливо поглядывала в сторону посадки, вдоль которой пролегал их путь. Эта жиденькая посадка, днем просматриваемая насквозь, видимо казалась ей мрачным черным лесом, полным ужасов и чудовищ.
- Уезжаем отсюда завтра? – нарушила тишину Таня.
- Да. Когда немцев забирали, передали приказ. Утром машины прибудут.
- Жалко, - вздохнула она. – Мне здесь нравится. Спокойно так, хорошо…
- Да, - усмехнулся Виктор, - вот уж не думал, что когда-нибудь снова доведется с тобой  прогуливаться…
Таня закусила губу, замедлила шаг. Вдруг, среди черных кустов вдруг что-то зашуршало, пронзительно крикнула ночная птица, и девушка, ойкнув, моментально подскочила к нему, ухватив за локоть.
Она быстро отпустила его руку и Виктору показалось будто девушка покраснела. Было темно и он не смог бы утверждать это наверняка. Сухо прокомментировал:
- Я не кусаюсь.
Теперь румянец ее щек  стал заметен даже несмотря ночь. Таня вновь закусила и губу осторожно, словно боясь обжечься, взяла его под руку. 
Дальше идти оказалось гораздо приятней. Девушка шла рядом, периодически касаясь упругим бедром, ее пальцы жгли даже сквозь ткань гимнастерки, а от ее волос исходил уже позабытый им аромат прохладной чистоты. В треске сверчков, в шуме листвы ему почудилась знакомая печальная мелодия и в душе у него словно открылась какая-то дверца, из которой хлынула свежесть, смывающая тревоги и печали. Виктор шел, глупо улыбаясь, не думая ни о чем и казалось, что он может идти так вечно. Они по-прежнему молчали, но теперь это молчание не вызывало дискомфорта, а было красноречивее многих слов.
Показался лагерь – серые тени палаток, страшные, бесформенные чудища затянутых маскировочной сетью самолетов и они, не сговариваясь, остановились. Виктор приобнял девушку, прижал к себе. Ее глаза блестели в лунном свете, он чувствовал, как она дрожит, ощущал тепло ее дыхания на щеке. Губы Тани показались самым вкусным, что он пробовал в этой жизни…
Сколько длился поцелуй, Виктор не помнил: может вечность, а может всего несколько секунд, но она вдруг отстранилась, упершись руками ему в грудь.
- Витя, не надо, - жарко зашептала она, сверкая шальными глазами. – Витенька… - давай… давай не будем торопиться… - она выскользнула из его объятий и легко побежала к лагерю. Он смотрел ей в след и  криво улыбался. Случившееся казалось сном…