Угольная погрузка в эти и более старые времена-это нечто особенное.
Ну, вот броненосцы вроде «Потемкина» могли иметь запас угля около тысячи тонн. Бывали, конечно,  случаи приема усиленного запаса. Когда броненосец стоит в  порту, то он все равно расходует уголь. Работает дежурный котел, потому что пар нужен для работы генераторов и паровых вспомогательных механизмов.То есть динамо трудится и свет подает, а паровая лебедка поднимает  на борт катер или артиллерийские снаряды.
Если уже холодно, то есть паровое отопление, да и стиральная машина на корабле тоже есть,  и разное другое. Сколько в день сгорает угля ? Ну пусть десять тонн. Значит, спустя три месяца угольные бункера опустеют
В движении расход, естественно, больше. На экономическом ходу суток десять, на полном ходу, конечно,  меньше. В боевых условиях задействована большая часть механизмов, потому и расход еще выше.
А тогда начинается великая угольная погрузка. К борту «Потемкина» или другого корабля подходит угольная баржа  и все, идет ОНА. Уголь в трюме баржи лежит навалом, потому его насыпают вручную в мешки, корабельный кран поднимает мешки на палубу, а далее матросики вручную таскают мешки и к открытому люку  в угольную яму(так назывался тогда бункер для угля на судне). Наверное, его там в яме еще и разравнивают, но я про это ничего не знаю. Мешок, мешок, тонна, еще тонна… Работают все свободные от вахты. Ну, пусть шестьсот человек. И вот каждый должен перетаскать на спине тонну с лишком угля. Угольная пыль забивается всюду, куда только можно, потому что ее над кораблем висит целое облако. Во рту, в ушах, в складках рабочей формы. Для подбодрения корабельный оркестр играет, и из мундштуков  тоже лезет угольная пыль. Если нужно, то работают и ночью, при свете прожекторов.
      Адище погрузки по большей частью закончено, тонна с лишком угля  на матросскую душу перетащена, баржа отваливает от борта, люки в угольные ямы запираются. А теперь нужно выдраить весь корабль до блеска. И это делается. Дальше надо идти мыться, штопать пострадавшую  при погрузке  рубаху, стирать,  есть ужин.Обычно после такого действа его давали усиленный, с макаронами.  Тогда это был деликатес, любимый всеми и как раз сытный, для восстановления сил после погрузки. Однажды этот обычай нарушили -на линкоре «Гангут» в пятнадцатом году. Вместо ожидаемых макаронов на стол пошла каша. Правда, там еще и много другое присоединилось, но ощущения после угольной погрузки были вполне подходящими, чтоб  бузить, откликаясь на это «многое другое».
Постепенно корабли переходили на жидкое топливо, но полный отказ от угля случился еще очень нескоро. Тогда угольная погрузка-аврал для всего экипажа превратилась в труд только для небольшой группы людей.
      Тут мне вспомнился юмористический рассказ про студентов- заочников. В Новороссийске в 70е годы было еще много турбинных танкеров, где котельные отделения существовали. Естественно, на жидком топливе. И вот некоторые ушлые ребята из плавсостава рассказывали экзаменаторам в филиале политеха, когда знаний не хватало для хорошей оценки,  страсти про свою работу кочегаром на судне. И как они не смогли подготовиться  по сопромату после этих вот  трудовых будней.  Преподаватели вспоминали что-то из серии «Товарищ, не в силах я вахту держать» и прочих художественных моментов, размякали и ставили не совсем заслуженные оценки. Ну да, кто что может. Во времена отсутствия повсеместного центрального отопления любимой отмазкой школьников был угар от печки, отчего он  и задание не выучил, девушки и дамы могли и ввернуть насчет беременности, ну а матросы-вот так.
Как делал я ? А никак. Обошелся тем, что учился и успевал. Может, здесь после войны попаду в студенты-заочники, так  тогда и буду ссылаться на угар от печки. Ведь до центрального отопления в каждом доме еще жить и жить. Может, и никак не буду прикрывать свою безалаберность.
Причин тут будет много, от добросовестности до немецкой пули под каким-нибудь хутором или станицей.
То есть хватило меня ненадолго, надо найти еще один способ поднятия настроения.
А как спастись от горестных дум и размышлений?  Подумать о чем- то более приятном, если, конечно, это получится. О чем?  Ну пусть о женщинах, вот только не об Ирине.

Спасибо.
Это размышления ГГ о чем-то(лишь бы не думать о больном), далее развития не будет.
Глава закончилась, дальше пойдет следующая.

ГЛАВА ПЯТАЯ
   Вот, слыхивал я такое выражение, что первый бой, как и первая женщина , никогда не забываются . Помню ли я свою первую женщину- да, конечно. А помню ли свой первый бой- да, вроде как еще не забыл. С тех пор миновало немного времени, и после него я контузий не получал.
   Но вот Андрей - были ли у него женщины до того, как он пересекся с моим 'я'? Не знаю, могло и не быть. Тогда отношения между дамами и кавалерами могли и сильно отличаться от современных.
   Помню, мне соседка Клавдия Павловна говорила про популярный тогда роман 'Дети Арбата',что он не правдив, ибо тогда девушки себя так не вели, как господин Рыбаков написал. Я помню,что тогда возражал, ссылаясь на то, что во все времена случались внебрачные беременности. Но не убедил. Да и как убедить-она-то тринадцатого года рождения, поэтому про девушек в тридцать седьмом году знает побольше нежели я . Возможно, что соседка все же была права. Все зависит от круга общения . Ну , не водят в твой круг общения проститутки, так и не ориентируешься на них и их существование. Хотя да, они есть. Но не будешь же использовать их как мерило отношений мужчины с женщинами. Поэтому Рыбаков видел одних девушек, а Клавдия Павловна других. Ну, это в том случае , что он честно описывал то, что видел тогда, а не сочинял.
   Я сосредоточился на воспоминаниях о Вале, с которой мы прожили около месяца вместе когда- то давно и не здесь. Но тут и крылась засада, что, начав вспоминать о первой женщине, я вспомнил и о том, о чем совершенно не собирался: о первом бое.
   Точнее, о первом дне боев, потому что он распадался на несколько осколков, словно реальные осколки, сидящих в памяти. Утро этого дня началось на левом отроге горы Тетки в неглубокой ячейке, которую я и предыдущий матрос смогли выдолбить до размеров уставного окопа для стрельбы лежа . Дальше не пускал лопатку каменистый грунт . Впрочем, если сползти чуть пониже, имелось укрытие- что-то вроде 'лисьей норы' только, естественно, поменьше. Я имел в виду не нору обычной лисицы, а разновидность укрытия. Мы с предшественником разрыли естественную расселину, видимо,на месте засохшего родника. И даже получилось подкопаться под плиту и вырыть там пространство,чтоб скорчившись, разместиться под ней.. Так что я рассчитывал при обстрелах прятаться туда, а при атаках перебегать в ячейку. Как-то наподобие того раньше было принято в крепостях. Солдатики сидели при обстрелах в убежищах из камня или бетона, а при атаке выскакивали на стрелковую позицию на валу. Отбили атаку и айда обратно, пока артиллеристы врага не обстреляли. Думаю, что плита естественного камня прикрыла бы от минометной мины. Вот насчет снаряда я не был уверен.
   Я еще подумал, что в этих местах дольмены встречаются. Они сложены из многотонных каменных плит, но насухо. Вот интересно, выдержит ли дольмен попадание снаряда или нет. Вроде бы плиты мощные, но не завалится ли конструкция от удара? Если да, то название 'домик мертвых' для дольмена будет в самый раз. Одновременно и позиция, и мавзолей.
   Справа от меня был Пашка Рыжий, его окопчик был чуть повыше по склону . Левее и ниже был окопчик Филатова. Я вчера, как знакомились, упустил, как его зовут, а фамилия в памяти осталась. Он, кажется, был с эсминца 'Незаможник'. Отделением командовал старшина первой статьи Лещенко, он уже успел побывать под Очаковом, под Севастополем, да и под Новороссийском тоже. После ранения у него слегка дергалось левое веко,словно подмигивал собеседнику. Лещенко наскоро спросил, что я умею, хмыкнул на мои слова, что немного, и сказал, что тут все такие. Даже он, хоть и больше всех воевал, всего не превозмог, так что пока ты воюешь, то все время учишься. Следующий вопрос был про то, каким оружием я владею. Перечислил , но добавил, что вот, собирать и разбирать умею, а приличной стрелковой практики не было. Лещенко ее пообещал , и даже каждый день,если румыны не одумаются. Воспользовавшись моментом, я попросил показать, как нужно обращаться с РГД, а то не умею совсем. Отделенный обещал показать, а пока конфисковал обе моих гранаты и заменил их своими лимонками. Как он объяснил, боец не должен бояться своего оружия. Если бояться подорваться на своей гранате,то это либо произойдет , либо гранатой я не воспользуюсь. Тут согласен с начальством целиком и полностью. Дальше были другие пояснения по остальным вопросам бытия и службы. Вечером он действительно показал, как с РГД обращаться.
  День склонялся к концу,солнышко уже было низко.Может, в Абинской еще дольше светить будет, там место ровное, а здесь уйдет солнышко за гору -и привет, ночь, привет,темнота. День был еще теплый, как в горку пойдешь,так и жарко станет. Лес стоял по большей части еще зеленый-октябрь еще, октябрь, заморозков не было, потому и листья не спешат падать. Хотя под срубленными снарядами деревьями желтого листа много. К вечеру даже туман в долине стал собираться и стало ощутимо холоднее. Так что до утра зубами постучу.
  Я занимался хозяйственными вопросами, оборудуя свою жизнь на новом месте. Было пока тихо,чем я и пользовался,но старательно сгибался ,там где подозревал,что меня увидят румыны. Хотя и Лещенко говорил,что здесь румынских снайперов нет. У немцев они бывают, но далеко не повсеместно. Но немецкие пулеметчики работают куда интенсивнее румынских, Если им не портить жизнь, то они могут высунуться из окопов не давать. Высунешься-режет очередь, не высовываешься-все равно по брустверу бьют пули. Установит пулеметчик приклад на колышек и получает возможность точно стрелять по брустверу хоть во тьме, хоть на свету.
  Пока я лопаткой обрубил нижние ветки и сучки на деревьях на высоту своего роста-чтоб если бежать куда-то нужно или ночью по нужде прогуляться, то не встретиться глазом с сучком, да еще на скорости. А дальше стал усиливать бруствер 'ячейки' подобранными крупными камнями.
  Возился, возился, а в голове все билась мысль: 'Смогу ли я ?' И еще- 'Не струшу ли я?' И руки подрагивали-вытянешь руку и видишь это. И почки работали на зависть-я прямо ощущал как у меня вся эта система работает. Такое бывало во времена, когда мне приходилось разное переживать, вроде пристального внимания правоохранителей к моей фирме,а мне делиться не хотелось.Но что там было- так,пара суток отсидки и задушевные разговоры на эту тему по несколько часов подряд и разные обещания,что не расскажешь начистоту,то будет много чего,вот,у нас все материалы есть, так что давай...Но все это детский лепет был,а здесь война. И столько всего может приключиться. Но в Брянске я мог и сдаться и на все согласиться, а здесь?
  Стыдно трусить. И не спасает-в немецком плену куда страшнее все будет.
  Как говорил покойный генерал Денис Давыдов: 'Стоило прятаться и хорониться?' по отношению к прятавшимся от войны и все равно умершим в норе, в которую забились. Это да,спасибо, гусару прошлого века, только пальцы все равно дрожат и дрожат...
  Но теперь, ходя в 'отхожее место' часто и много, как и полагается волнующемуся перед первым боем, без глаза не останусь. Правда,можно и поскользнуться и упасть туда,куда и сделал,а схватиться не за что-посрубал.
  'Горе тому, кто заплатит, и горе тому, кто не заплатит'. Но лучше быть с глазом, но с чем-то на сапоге, чем без глаза, но с чистым сапогом.
  Под вечер нас румыны порадовали артналетом. Минут десять-пятнадцать.
  Чем нас долбили-не знаю, но снаряды ложились либо на передних скатах Тетки, либо куда-то перелетали. Но дальше доблестные потомки Децебала схитрили. Только затих огонь орудий и миновало минут пять, как заработали румынские минометы-хотели нас подловить,когда выберемся и начнем поправлять маскировку и прочее.. А я как раз вернулся в ячейку, потому что после налета можно было ждать атаки. Из укрытия моего ничего не видно,поэтому и надо было возвращаться. Обратно в свое укрытие я не побежал, а распластался в окопчике и тщетно пытался стать плоским, как блин. Ух, я и натерпелся, ожидая, что вот-вот и мина свалится прямо в ячейку. Мины вообще падают почти вертикально, потому веер осколков стрижет все вокруг, идя почти параллельно земле. Если в ячейку- привет обоим Андреям. Вот, цепочка взрывов идет по склону вниз, все ближе ко мне, вот, эти разрывы уже недалеко, вот еще ближе, совсем рядом, завоняло от него какой-то гадостью, не тротилом, а какой- то другой взрывчаткой, отвратительно визжат надо мной осколки(ни разу ничего столь отвратительного не слышал), ну же, ну, и следующие разрывы идут уже ниже по склону, и назад не возвращаются. С души сваливается камень. Я уже не втискиваюсь в землю, а дышу свободно. Опять мне вспомнился один старый солдат, который говорил, что под огнем он так к земле притискивался, как ни к одной девке или бабе, прямо врасти в нее хотел. Тут я его понимаю, я б даже корнем древесным в нее врос.Ой,надо сбегать за склон, а то совсем...