Вентцель опомнился: – Умеете вы править рулем? – начал, было, он, но Олег Иванович схватил инженера,  за руку - и тот сразу понял, что никакие возражения не помогут.
- Держите прямо, герр Семёнофф, и, ради бога - подальше от правого берега - и выскочил из рубки. Стрела клюнула в плечо, он смахнул её рукой, как надоедливую муху, выстрелил три раза их "бульдога" в гущу кустов - оттуда раздался свирепый вой, полетели копья - и нырнул за надстройку.
Что-то снова мелькнуло,у дарило в ставень - тот покосился, повис на одной петле. Белый матрос с ружьём, стоявший за ставнем, неуверенно шагнул вперед, к фальшборту. Винтовка полетела за борт, а человек, вздохнув  прерывистым глубоким вздохом,  рухнул поперёк порожка рубки.  Олег Иванович, боясь отвести взгляд от реки, продолжал крутить штурвал,  но через пару секунд босые ноги (обувь у пленников отобрали давно, опасаясь побега)  ощутили, что-то очень тёплое и мокрое. Семёнов  взглянул вниз - лежащий перевернулся на спину и смотрел прямо на него; обеими руками он сжимал древко копья. Острие  вонзилось под ребрами до самого древка -  на боку зияла страшная рана; ступни Семёнова были все в крови, а под колонкой штурвала быстро разливалась  блестящая темно-красная лужа. Глаза умирающего светились странным лучистым светом, он пытался что-то сказать - и в этот момент по телу прошла судорога, голова дёрнулась,  дважды ударившись о рулевую колонку. Семёнов торопливо отвёл глаза, борясь с подступающей тошнотой - кончено…
Снизу доносился грохот тяжёлых башмаков по железному настилу -  на палубе появился ещё один европеец , навьюченный охапкой разнообразного оружия. Над головой у него тут же свистнула стайка стрел; пригнувшись, боком, по крабьи, европеец пробрался за рулевую будку и с грохотолм вывалил свою ношу на палубу. Забайкальцы  немедленно кинулись разбирать принесенное.
- А ну-ка, господа русские, пропустите даму!
Поручик обернулся. Ну конечно - мадемуазель Берта с великолепным презрением не обращая внимания на стрелы, шествует вдоль левого фальшборта.
- А ну-ка, позвольте…
Урядник послушно отодвинулся - он уже успел извлечь из железной охапки шашку и револьвер и теперь, зажав клинок в ножнах под мышкой, торопливо насыщал барабан нагана жёлтыми цилиндриками патронов. Берта наклонилась, вытащила из-под других винтовок Семёновский «лебель» с оптикой.  - Мсье Олег, надеюсь, вы не будете против?..
Олег Иванович хотел было ответить - и в этот момент на носу парохода протяжно грохнуло. Бак затянуло белым, остро воняющим серой, дымом; на берегу завыло, заулюлюкало. «Мортира - понял Семёнов». Интересно, попала пушка в кого-нибудь? Да нет, вряд ли, до берега с этими павианами - шагов пятнадцать не больше, не прямой наводкой же они стреляли…
Нос парохода неожиданно повело вправо. Пронзительный скрежет по другому борту  - посудина с ходу ткнулся скулой в затопленную корягу, и теперь  пароходик уводило к  правому, немирному берегу. Семёнов мотнулся, едва удержавшись на ногах, закрутил колесо штурвала.. поздно! С высоких ветвей на палубу парохода уже прыгали полуголые, цвета эбенового дерева, воины.
Садыкова снесло в  сторону.
- А сарынь на кичку!* - совершенно не по-забайкальски взревел урядник. - Пусти-кося, вашбродь, ща мы их… нехристей обезьянских!
Чернокожие воины, улюлюкая и не по людски завывая, кинулись в бой. Навстречу захлопали револьверы; трое или четверо упали, остальные в нерешительности замерли - а за спиной у них на палубу сыпались новые фигуры.
- Рубай их в пёси, станишники! - поддержал казака Антип. - Круши в хузары!**
«Взбесившийся вентилятор … ошарашенно подумал Семёнов. - Нет, какое там… механическая косилка, самолётный пропеллер… вот только диск его почему-то брызгает во все стороны красным…»

#* Древний боевой клич казаков;  принято считать его остатком «воровского» языка волжских разбойников.
#** Боевой клич в русской регулярной кавалерии. Есть весьма спорное мнение, что выражение  «крушить в хузары» (уничтожать полностью) осталось в русском языке как память о походах Святослава на хазар.

Олег Иванович не забыл своих тренировок с Корфом; уже в экспедиции пару раз видел, как упражнялись от нечего делать казачки с шашками - да и в той, прошлой жизни он немало насмотрелся на признанных мастеров исторического фехтования.  Но тут…. нет, фехтованием тут и не пахло - по сути, не было вообще никакого боя. Двое забайкальцев и Антип будто и не заметили того, что два с лишним  десятка чернокожих воинов с щитами и миндалевидными копьями пытались загородить им дорогу.Бешено крутящиеся, разбрасывающие вокруг себя россыпи алых капель шашки вмиг расчистили проход вдоль правого борта. Последние негры умерли на юте - трое или четверо их сомкнулись в отчаянной попытке остановить отставного лейб-улана, но какое там - тот даже не остановился. На палубе вдруг сделалось пусто - только нёсся с берега разочарованный вой, да продолжали густо лететь стрелы. Ими уже, как странной, мутировавшей растительностью, украсился весь подбойный борт - не менее нескольких сотен тростинок торчали из стен надстроек, трещали, ломаясь,  под ногами. То и дело стрела клевала в плечо, скользила по волосам или щеке, оставляя кровавую царапину - большинство этих «снарядов» оказалось неспособно даже пробить плотную ткань жилета…
"Зачем они стреляют?" - мелькнула мысль у Садыкова. - он так и остался стоять возле вываленного на палубу оружия, сжимая незаряженный винчестер. - "Такой былинкой ведь и кошку не убьёшь… а может, они отравлены? Не дай Бог... впрочем, это же не Амазония - ни разу не слышал, чтобы африканские аборигены мазали стрелы ядом"…
- Ну что вы встали как столб, поручик? - раздался недовольный голос Берты. Всё уже позади, давайте собирать оружие…
Садыков выдохнул и оглянулся по сторонам. Коварная отмель осталась позади, пароходик медленно выползал  из-под нависших ветвей,  выкарабкиваясь из-под опасного берега на широкий судовой ход.
Садыков посмотрел на начальника экспедиции. Тот не отрывал взгляда от реки; со стороны берега свистнула ещё одна стрела - она влетела в одно окошко рубки и вылетела в другое. Мортира на носу снова грохнула; когда дым рассеялся, Садыков увидел, что пароход уверенно уходит всё дальше от правого берега - между ним и бортом было уже не меньше ста ярдов чистой воды. Стрелы продолжали сыпаться из кустов - но ни одна из них уже не долетала до борта, бессильно плюхаясь в воду.
Семёнов протянул руку вверх, нащупал что -то, дважды потянул - и просторы реки огласили один за другим два свистка. Мгновенно смолкли злобные и воинственные крики -  из зарослей  донесся протяжный вибрирующий стон, исполненный такого ужаса, тоски и отчаяния, что казалось, последняя надежда покидала землю. В кустах поднялась суматоха, град стрел прекратился  – и спустилось молчание. Садыков опустился на палубу - ноги уже не держали его, ватная тишина навалилась, и до поручика доносились только мерные  удары колеса.
За спиной Садыкова кто-то прерывисто вздохнул. Поручик обернулся - снова Берта.
- Как глупо всё это, нелепо…. Жиль, кончено, то ещё негодяй, но чтобы вот так… голос сорвался её. - И послушайте, молодой человек… да ответьте же вы наконец! И.. вот что…. найдите-ка мне папиросу...

Отредактировано Ромей (24-12-2014 12:00:35)

..а полубак - это приподнятая слегка носовая часть палубы.
Она не обязательно носит характер обычной надстройки.
Вот, к примеру, полубак
То есть, с точки зрения корабельной архитектуры - надстройка, но выглядит как часть корпуса.

Отредактировано Ромей (23-12-2014 23:11:57)

Из путевых записок О.И. Семёнова.
Ночь мы простояли на якоре, возле судового хода реки. Впрочем, «судовой ход» - это сказано слишком громко; бакенов на фарватере Конго отродясь не было,  и  за всю дорогу до низовий реки мы видели, разве что, шесты - вехи, воткнутые кое-где для того, чтобы отмечать особо опасные отмели. Ни о каких дноуглубительных работах не слышали даже в устье реки, куда заходили порой и морские суда.
Путешествуя вниз по Уэлле, мы нередко передвигались и по ночам - оно и понятно, так как немного находилось отмелей, над которыми не могли протиснуться наши плоты. Иное дело пароход - получи он сейчас пробоину, вроде той, благодаря которой мы задержались на Центральной станции - и дальнейший путь нам пришлось бы совершать пешком. К тому же судно сидело довольно глубоко - дорогое оборудование, снятое перед побега с шахты, а так же солидный груз слонового бивня - всё это заставляло оседать так, что и грузовая марка* уходила под воду.

#* Грузовая марка — это специально наносимая на борту судна отметка, по которой  определяет уровень, до которого судно может быть безопасно нагружено, то есть грузовую ватерлинию. При загрузке судно оно садится глубже и отметка опускается ближе к поверхности воды.

При нападении на пароход погибли трое европейцев - комендант Центральной станции, убитый брошенным с берега копьём на пороге рубки, а так же судовой механик и ещё один мастер с шахт. Оба они были убиты проникшими на борт неграми - эта участь ожидала бы и нас всех, если бы не ужасная резня, устроенная Антипом и забайкальцами. Девятнадцать изрубленных трупов - до самой темноты мы очищали палубу от кровавых следов побоища; когда же мрак накрыл реку, я скомандовал отдать якоря и выставить вдоль бортов ночные вахты с факелами из пропитанной машинным маслом «обтирочных концов».
Я не оговорился - теперь именно мне пришлось взять на себя командование. Оба местных начальника - комендант и Жиль - погибли; ещё в самом начале боя выпрыгнули за борт двое их доверенных помощников из числа негров. Впрочем, полная уверенность имелась только насчёт смерти коменданта - ибо нам самим пришлось предавать его бездыханное тело волнам. Тела предателя Жиля мы не видели - лишь то, как он, вместе с незабвенным Кондрат Филимонычем, перевалился за фальшборт и скрылся в воде. Увы, наш кондуктор был мёртв - выпущенная в упор револьверная пуля разнесла ему голову. Это уже третий наш спутник, погибший во время экспедиции, и остаётся только желать, чтобы крокодилы сведи счёты с негодяем стюардом за его злодейства.
Пленение наше, таким образом, закончилось - должен отметить, что Курт был явно обрадован этим обстоятельством. Он отказался от предложения взять на себя обязанности шкипера, заверив, что судовая машина нуждается в его постоянном присмотре - иначе скоро нам придётся плыть, отталкиваясь шестами, или полагаясь на волю течения реки. Вникнув в обстоятельства,с вязанные с этим мудрёным механизмом, я охотно согласился с герром Вентцелем - старенькая машина была изношена до такой степени, что это было очевидно даже мне, убеждённому гуманитарию. Хуже всего было, впрочем, то, что погиб механик-француз - теперь при машине оставался только кочегар. И какой! Вентцелю приходилось непрерывно следить за дикарем, исполнявшим эти обязанности. Это усовершенствованный образец аборигена: он обучен растапливать котел. Я не устаю им любоваться - смотреть на него было поучительно, как на разгуливающую на задних лапах собаку в штанах и шляпе с пером. Он всё время косит глазами на манометр и водомерное стекло, стараясь изо всех сил, чтобы продемонстрировать бесстрашие - как же, он не боится таких страшных механизмов белых! Бедняга носит ожерельем из зубов; его курчавая шевелюра выбрит так так, что образует своего рода узоры, а на щеках красуется по три шрама. На запястье намотан амулет из тряпок, а нижнюю губу украшает плоский кусок отполированной кости. Это особо привилегированный дикарь - белые господа не распространили на него общий запрет отправлять языческие культы. а может быть он и сам придумал эти атрибуты своей новой веры в божество Паровой Машины?
Ему бы бить в бубен и плясать у костра, на котором поджаривается бельгийский миссионер - а он вместо этого работает – раб, покорившийся странному волшебству и набиравшийся запретных знаний. А знал он вот что: если вода в этом прозрачной трубке исчезнет, тогда злой дух, обитающий в котле, почувствует великую жажду, разгневается, и страшно отомстит всем окружающим - так что наш «машинист» старательно кидает в топку дрова и с трепетом следит за водомерным стеклом.
Что ж - судьба опять улыбается нам; осталось лишь не упустить этой её счастливой гримасы. На календаре - начало мая 1888-го года; разбитый, искалеченный, продырявленный горшок, именуемый по некоему недоразумению пароходом, неспешно ковыляет вниз по великой реке Конго, а я сижу в чулане, именуемой капитанским салоном и думаю непростую думу - как подгадать наше прибытие в устье к концу месяца? Я до сего момента скрываю от своих спутников одну из договоренностей, с которыми экспедиция отбыла из Петербурга - в конце мая-начале июня сего года нас будет ожидать в этих широтах русский военный корабль.  С самого начала мы с бароном Корфом не сомневались, что путь экспедиции будет лежать именно так - по реке, к западному побережью континента, в Бому - и пусть лучше обратно на родину нас доставят под сенью Андреевского флага. Мы - и Д.О.П. и я лично - ожидали от этого вояжа самых удивительных находок - и кто знает, кто ещё попробует польститься на нашу добычу? Ожидания эти, видит бог, оправдались во всех смыслах - в ящиках, тщательно упакованных с сухими пальмовыми листьями, плывёт самая, наверное, великая тайна современности - ну а желающие отнять её у нас уже сыскались. И хорошо, если у их некрасивого дела   не найдутся продолжатели - только мне, почему-то, кажется, что впадать в такое прекраснодушие неразумно…»

Отредактировано Ромей (24-12-2014 13:19:55)