***
«Ижора» хлопотливо шлёпала колёсами по свинцовой водице Финского залива. Эта дорога - Морским каналом, от гранитных набережных Невы, до пристаней Военной Гавани Кронштадта, - стали для нас уже привычными. Позади остались махины фортов, одетые в гранит, клубы пушечного дыма над Меньшиковой батареей, флаги расцвечивания на мачтах балтийских броненосцев. Эскадру встречали с помпой; Георгий ещё днём отбыл в Питер на изящном, красного дерева, катере, прихватив с собой Воленьку Игнациуса. А мне почему-то захотелось спрятаться подальше ото всей этой парадной суеты, поздравлений, пафоса речей и блеска сановных аксельбантов. Николка меня понял - да и отец не стал возражать. Распрощавшись с Жорой и Воленькой, мы, вместе с несколькими офицерами, отправлявшимися по каким-то неведомым нам делам в столицу, дождались «Ижоры» - и вот теперь пароходик, как встарь, вёз нас навстречу вырастающему на горизонте силуэту главного города Российской Империи.
Отец не отрывал взгляда от тяжёлого, напитанного дождевой влагой неба, в которое уткнулись различимые и на таком расстоянии увенчанный ангелом шпиль Петропавловского собора и адмиралтейская игла. Я вдруг  - будто и не замечал этого раньше! - увидел, как изменился он ха время экспедиции. Глубокий, густой африканский загар, прорезанный резкими морщинами - не такими, что неизбежно  возникают у немолодого, под полтинник уже мужчины, а совсем другими. Такие морщины рождаются в уголках глаз, которые недобро щурятся в прицел винтовки, в уголках губ, искажённых горькой усмешкой… в глубине этих морщин, вперемешку с африканской пылью, притаились все бессонные ночи, все тяготы пути через чёрный континент, все их тревоги и разочарования.
Берта стояла рядом с отцом - руки из, будто невзначай встретились на полированном медном поручне. Признаюсь честно - во время стоянки в Бресте я всё надеялся, что эта бельгийская аристократка распрощается и отправится, наконец в свой замок, или поместье.. в-общем, по своим, аристократическим делам. Но нет - она здесь, с отцом, хотя прекрасно знает какими глазами смотрят на неё все русские, начиная с блестящего, колючего как клинок морского палаша Остелецкого, заканчивая вежливейшим Садыковым. Поручик, ксати, тоже с нами - вон он, тактично стоит в сторонке, среди кучки офицеров.
Николка тоже рядом - так что мы теперь, как встарь, втроём.  Берта, несмотря на встретившиеся на сверкающей меди ладони, не в счёт. Подумать только - два.. нет, два с с четвертью года назад мы вот так же, втроём, стояли на углу Земляного вала и улицы Казакова, возле ресторанчика «Хижина» . отец с весёлым изумлением рассматривал лопоухого, зарёванного пацана в нелепой посреди Москвы 2014 года гимназической шинели, а я…  Вот убей не помню, о чём я тогда думал - помню только, что отец отправил меня отвести потерявшегося сопляка до дома, пока он навестит редакцию «Вестника живой истории»…. как давно это было!
Я покосился на отца с его дамой. Так и есть - Берта, шестым чувством, наверное, уловив моё настроение отодвинулась, рассматривая стайку бессмысленных чаек за кормой «Ижоры»; Николка наоборот, подошёл поближе и стоял теперь, слегка касаясь меня полой бушлата. Гардемаринам в городе положены шинели - но на Корейце мы привыкли к удобным матросским суконным курткам, и теперь бессовестно нарушали форму одежды. Ну да ладно - до училищных церберов, способных долго и нудно выговаривать за криво застёгнутый воротник сейчас далеко… господи, что за чушь лезет мне в голову?
«Ижора» прошлёпала колёсами под центральным пролётом Николаевского моста - по такому случаю, кургузую мачту пароходика завалили к корме. Справа, за громоздким куполом Исаакия и навечно вставшим на дыбы императорским жеребцом, открылось Адмиралтейство, ажурной тенью повис в тумане Зимний. «Ижора прошла мимо, приняла левее - к Биржевой пристани на стрелке Васильевского острова. Тёмно-красные ростральные столбы… мачты, мачты… толкотня встречающих. Нас ждут? Полезная всё-таки штука - телеграф.
А это что? Лёгкая сиреневая пелеринка, изящная шляпка среди офицерских фуражек и дамских головных уборов - но уже других, не её… взмах рукой, тонкая, девичья кисть, улыбка… «Ижора» аккуратно подваливает к пристани и замирает; между привальным брусом и источенными, тёмными брёвнами пирса - полоса мутной невской водицы шириной футов в пять. А, чего там!
- Куды, барин! -  резанул поверх гомона встречающих испуганный крик матроса - тот собирался перекинуть на берег сходни, да так и застыл - когда я, бесцеремонно отпихнув его, одним прыжком преодолел эти пять футов. Варенькины ручки заключили мою шею в кольцо; губы, которые не успел, замешкавшись,  поцеловать, спрятались в жестяных складках  бушлата у меня на груди. Я стоял, гладил её волосы,  лепеча какие-то сентиментальные нелепости и понимал, что больше никуда - НИКУДА! - не хочу уезжать.
Я дома!
Ноябрь 2014-январь 2015

Отредактировано Ромей (20-01-2015 18:06:23)

... как и было задумано. Старался. Да и грех было не попробовать - коли речь шла о подростке.

Отредактировано Ромей (20-01-2015 18:45:10)

так за Петром, за спиной - вроде Исаакий маячит. Потом Адмиралтейство, дальше - Зимний. Разве нет?
Уж настолько я Питер помню

Конечно, про Москву мне проще писать - там и напрягаться не надо, всё само перед глазами. Или про Уганду- всё равно никто не видал и не проверит
Вот, собираюсь в мае в Питер, в Кронштадт - обновить впечатления перед 6-й книгой....

Отредактировано Ромей (20-01-2015 19:23:05)