Высокий борт галеона вырастал на глазах. На флейт с вражеского корабля никто внимания не обратил - хватало своих бед. Невидимое подводное страшилище прекратило терзать искалеченное судно и уходило на дно, затягивая погонщиков с собой. Нос галеона уже погрузился в море по самый бушприт и глубже, команда заполошно рубила и отвязывала цепную сбрую. Капитана можно было определить по гордому виду, роскошной шляпе и подзорной трубе, но заправлял всем, похоже, не разодетый аристократ, а невысокий дядька в мокрой меховой шапке с круглой брошью-аграфом. В брошь было щегольски вставлено облезлое фазанье перо, от которого осталась, считай, одна лишь ость. Завидев шапку, а главное - перо с брошью, Мирослав сделал стойку, словно волкодав, учуявший серого недруга, и проверил ножны - крепко ли сидит клинок, не вылетит ли при столкновении.
- Петух пернатый - мой, - возвестил Вольфрам, примериваясь к размаху мечом, как голландец к удару битой.
- Нет, - сумрачно, сказал ведьмак. - Этот выблядок - из лисовчиков . И он мой.
Немец глянул в лицо Мирославу, намереваясь укорить камрада за недостойную жадность, и осекся. На бледном лице колдуна темнели провалы глаз. И в самой глубине расширенных зрачков светились огоньки лютой злобы и жажды убийства.
- Ты же белым оружием крутить не мастер, - сделал попытку отговорить от глупости Вольфрам.
- Я белое просто не люблю, - поправил Мирослав, глядя куда-то сквозь мечника. - Пистоль надежнее и куда убойнее. Но ради такого случая, свою нелюбовь я засуну куда-нибудь поглубже.
- Старые счеты? - уточнил меченосец.
- Очень старые, - глухо пробормотал ведьмак. - Скоро уж двадцать лет, еще с Торжка... Ко всей той подлой банде...
- Ну и ладно. Как прижмут - свистни, спасу, если успею. Хотя, постой, - сопоставил ответ с виденным Вольфрам, и спросил, не ожидая, впрочем, честного ответа. - А тебе сколько вообще лет?
- Много, - криво усмехнулся Мирослав и достал третью ветку. Последнюю.
Впрочем, она могла оказаться излишней. Мачты не выдержали и с пронзительным треском начали ломаться у оснований. Полетели щепки, засвистели лопнувшие концы, заполоскалась парусина, рвущаяся по швам. Паруса теперь походили на длинные лохматые штандарты, тянущиеся к галеону десятками рук. Или щупалец...
- Руби! - приказал то ли Швальбе, то ли Ланга, но так или иначе приказ был выполнен.
- Мадонна! Еще чуть-чуть! - хрипло воззвал испанец. - Самую малость! Тысячу свечей в Мадриде поставлю! Две!
Галеон был совсем близко, казалось, руку протяни и коснешься борта.
- Кошки готовь, - раздавал указания Гюнтер. - Кто из вражин оружие кинет - швыряй за борт труса, потом подберем, кто не бросит - рубай до жопы! Нахрен куртуазить, нас слишком мало! Мир, давай!!!
И третья веточка хрустнула в пальцах ведьмака.
Больше не было парусов, которые мог бы наполнить ветер, поэтому самый последний и самый страшный удар колдовского урагана пришелся в корму "Ангела". Флейт будто подпрыгнул, треща всеми досками, в шлейфах всклокоченной пены. От воя стихии заложило уши. Мортенсен, самый легкий из роты, потерял очки и с воплем полетел в волны, влекомый порывом. В последнее мгновение его поймал Отакар, зацепив за ворот искалеченной рукой, словно крюком. Рамона швырнуло грудью на штурвал, придавило с такой силой, что затрещали жалобно ребра, а воздух вырвался из легких, как из кузнечного меха. Флейт вломился в правый борт галеона, под углом, как огромное ядро. Куски обшивки полетели, как если бы взорвалась самая большая мина Абрафо.
- Кошки, цепляй! - надрывался Гюнтер, но ландскнехты уже забрасывали на вражеский борт трехлапые крюки.
Ланга отцепился от штурвала, перевел дух. Ребра болели и стенали, воздух еле пробивался в глотку, но это было терпимо. Испанец с некоторой грустью посмотрел на флейт, кренящийся к левому борту, измочаленный корпус и огрызки мачт. Не нужно было иметь обширные познания в мореходстве, чтобы понять - бедный корабль больше никуда не поплывет. Рамон еще раз вздохнул, выдернул из ножен короткий абордажный тесак - катласс - и присоединился к наемникам, что с жутким, леденящим кровь ревом лезли на борт галеона.
В ту ночь на море не осталась сухой ни одна крупинка пороха, и абордаж обещал стать резней по старому доброму обычаю - грудь в грудь, клинок на клинок. Вольфрам был самым сильным в роте (хотя Отакар оспорил бы это с пеной у рта), Мортенсен самым пронырливым, но первым на палубу галеона ступил Мирослав.
- Ну, литвин-падлюка, щас я тебе кишки на саблю намотаю, за Торжок, - прошипел ведьмак. И противник в драной шапке-шулике если и не узнал его, то отчетливо понял, с кем нынче придется сразиться. Махнул клинком, разбрызгивая капли дождя с изогнутой полосы стали. Качнулся на чуть согнутых ногах и ощерился, что твой волк.
- Меня там не было, - осклабился лисовчик, щегольски сбивая шапку на бок. открыв мокрый пшеничный чуб. - Я уже к Чаплинскому пристал. Но раз встретились, то тебе, холера московська, брюхо один черт вспорю!
Мирослав воздел оружие к черному небу, исполосованному молниями, и коротко рыкнул:
- Божий суд!
- В стороны, быдло непоротое! - заорал в такт ему лисовчик, по-прежнему скалясь в хищной улыбке. - В стороны! Шляхте под саблю не лезть!
Что наемники, что команда галеона обходили дуэлянтов. Божий суд, он такой, вмешательства не терпит. Тем более, что веселья хватало, и каждому нашлось чем заняться... Галеон еще на стапелях рассчитывался на внешний "движитель", парусная оснастка у него была облегчена, только чтобы в порт и обратно выйти ну или простейший маневр. Соответственно требовалась и команда куда как меньшая, чем на обычном корабле таких размеров. Кроме того, часть врагов попряталась по углам, а то и попрыгала за борт - кто плавать умел. Больно уже впечатляющим получился выход на сцену маленького кораблика, который без всяких компромиссов и прелюдий просто закидал чудовищными гранатами морского демона. Так что, силы можно было считать почти равными.
Но тем, кто доверил свои судьбы высшим силам, это было все равно.
Лисовчик был крепок и жилист, чуть ниже Мирослава, но куда шире в плечах. Брони он не носил, но, похоже, поддел под кафтан кольчугу без рукавов. В руке супостата чертил прихотливые петли широкий тесак, сродни катлассу Ланги, но гораздо длиннее, с мощной корзинчатой гардой, прикрывающей всю кисть. Оружие было короче сабли Мирослава, но даже на вид куда тяжелее. Один удар - и руку долой. Ну, или голову.
Вольфрам не забыл о своем обещании присмотреть за колдуном. На заваленной обломками палубе, среди свисающих канатов махать длинным "бастардом" как на просторах ратного поля было несподручно. Потому немец перехватил меч у основания клинка и полосовал врагов, как коротким копьем, с дивной ловкостью. Отправив в ад второго противника, фон Эшенбах снова оглянулся мельком. Лисовчик и Мирослав стояли по-прежнему, друг против друга, не двигаясь, лишь тихо позвякивали сабли в их руках, сталкиваясь самыми остриями. А затем поединщики разом, как по неслышимой команде, ринулись друг на друга, сшибаясь в бешеном лязге клинков.
Сразу было ясно, что упражнениями у фехтмейстера лисовчик себя не изнурял. Приемы его были просты и безыскусны - пять защит, простенький выпад, обычная рубка. Типичный солдат, но ловкий и быстрый, как сам дьявол и, похоже, совсем не устающий. "Петух" с пером справедливо решил, что на тесном пятачке средь обломков "фигурять" нет смысла и поставил на быструю жесткую рубку, рассчитывая быстро утомить хлипко выглядевшего соперника. Он наступал на Мирослава, осыпая того ударами, как чертова мельница.
Ведьмак ушел в глухую оборону. Сержант присел на пружинящих ногах, очень низко, почти как рапирист, только не складываясь вперед, а с ровной спиной, разворачиваясь в сторону противника крошечными семенящими шажками. Карабелу следопыт держал на среднем уровне, острием вниз - высоко беря первую и вторую защиты.
В первые мгновения лисовчик не удержался от злорадной ухмылки. Он и так намеревался рубить сверху вниз, а тут московит еще и облегчил задачу, глубоко присев, отказываясь от преимущества в росте. Тесак поднимался и опускался в бешеном ритме... но каждый раз сталкивался с карабелой, хорошо отделанной умелыми руками Абрафо. Изогнутые клинки рассыпали снопы блескучих искр, с лязгом выпевая песню стали и смерти. А затем карабела поймала исчезающе малый промежуток меж ударами и скользнула вперед со стремительной плавностью змеиного жала. Острие проскрежетало по груди лисовчика, распарывая кафтан и надсекая кольчугу под ним - таки прикрылся, не показалось. Мирослав качнулся вперед и обозначил параллельный палубе удар на уровне глаз, заставляя врага отпрыгнуть. И снова закачался в низкой "пружинящей" стойке, как бы приглашая продолжить.
- С ляхами харчился, а сабельной премудрости не набрался, - хмыкнул ведьмак, не спуская, впрочем, с врага внимательных глаз, ловя каждое движение. - Или дальше свинарника не пускали, петух драный?
- Тебе и моего умения хватит, - пообещал лисовчик, малость озадаченный, однако не смутившийся и самоуверенный. Он рассчитывал повторить прежний прием, только еще быстрее. В конце концов, не железный же этот поганец с московским говором и польской карабелой. А добрый катласс - такая вещь, что им только один удар пропустишь - и понеслась душа в рай. Но Мирослав неожиданно атаковал сам. Не насмерть, скорее на пробу, сбивая вражью атаку и перехватывая инициативу. Качнулся вперед, провел быструю серию рубящих ударов "крест-накрест", выбивая противника из ритма и равновесия: левое плечо - правое бедро, левое бедро - правое плечо. Бил без широких замахов, но так, чтобы враг был вынужден отвечать, ловя каждый проблеск ловкой быстрой карабелы. Подскочил, атаковал, отпрыгнул, точнее отшатнулся за пределы досягаемости тесака. И снова, и снова, каждый раз за мгновение до того, как лисовчик собирался напасть сам.
- Где я вас, гнид, находил, там и кончал, - выдохнул сквозь зубы Мирослав, оберегая дыхание. - Тринадцатым будешь. Хорошее число, правильное. В самый раз для тебя.
Лисовчик ринулся в атаку. Поединщики столкнулись буквально лоб в лоб, и снова загремела сталь. Шпажная схватка в исполнении мастеров - это очень красивое зрелище, аккомпанирует которому долгий, вязкий скрежет сцепленных клинков. Сабельный бой еще красивее - и намного, намного страшнее. Клинки мелькают с немыслимой скоростью, в громком лязге и стуке железа, и первый же пропущенный удар становится последним.
Каждый взмах тесаком выпивал толику сил лисовчика. Толику, конечно, малую, но ударов было много, и боец начинал уставать. А качающийся в полуприседе Мирослав лишь экономно ловил вражьи удары, принимая их близко к основанию клинка - стараниями Абрафо новая гарда надежно прикрывала пальцы. Лисовчик резко сменил рисунок боя и попытался уколоть, подхватив рукоять второй рукой, но и здесь ему не слишком свезло. Мирослав раскачивал карабелу, словно опрокинутый на бок маятник, при почти неподвижном острие, широкими размахами кисти. И перехватывал все выпады.
А затем ведьмак решил, что достаточно прощупал бойцовские навыки супротивника и неожиданных сюрпризов не будет. Тесак лисовчика снова поднялся в широком замахе и обвалился вниз со скоростью молнии. Мирослав принял удар "на крыж". Жестко сцепленные крест накрест клинки замерли на целое мгновение, взгляды смертельных врагов так же скрестились, обжигая ненавистью. И московит с плавностью и точностью истинного девенатора провел прием, который Мартин обзывал просто и безыскусно - "переход из первой защиты кругом в третье соединение". Внешне это выглядело так, словно Мирослав широким круговым движением перебросил катласс слева направо от себя и "забрал" главную, ударную руку противника.
Лисовчик не успел ни разорвать дистанцию, ни закрыться. Карабела вспорола рукав правой руки, оставив неглубокую, но длинную рану, зацепив сухожилия.
Здесь следовало бы сказать что-нибудь крылатое, историческое, но Мирослав уже порядком устал и, кроме того, слишком хорошо знал, что даже смертельно раненый враг может совершить чудеса на остатках дыхания и из последних сил. Поэтому он молча, сцепив зубы, отыграл типичный прием польско-венгерской сабли - ложная атака, разворот клинка и уже полноценный режущий выпад. Три раза подряд, пуская щедрую кровь противника. А после уже без всяких изысков, четвертым ударом рубанул по открытому горлу, точно над воротом.
Лисовчик запрокинулся, уронил катласс, потянулся к разрубленной шее. Ведьмак толкнул его левой рукой в грудь. Тело упало за борт, плеск заглох в общем шуме.
- Ну, Бог даст, тринадцатый - не последний, - напутствовал покойника Мирослав, отирая со лба пот, смешанный с морской водой. Соль больно кусала и без того воспаленные глаза...

Лангу судьба свела с капитаном галеона, лицом к лицу. Тот был красив, изящно выбрит, весь в черном и кружевах, пусть изрядно обвисших от воды. И рапиру держал. как опытный боец, стильно отставив локоть в сторону. Испанец в тонкостях рапирного боя изощрен не был, поэтому вспомнил старый прием, который часто и с успехом использовали турки с их кривыми клинками. Катласс Рамона движением слева-направо отвел в сторону первый выпад стиляги, а затем испанец скакнул вперед, так, что рапира уже не могла уколоть. Ланга продолжил прежнее движение, превращая парирующий отвод в укол по дуге. И молча, безо всяких фехтовальных изысков засадил катласс чуть ниже ключицы вражеского капитана.
- Корабль у тебя хороший, - выдохнул Рамон. - Хоть и странный. А сам ты mierda с иголкой.
Впрочем услышать его покойник уже не мог. А узрев смерть обоих предводителей, команда галеона совсем пала духом, рассудив, что жалование они отработали сполна и рисковать еще больше - увольте. Кто-то сдавался, бросая оружие. Большинство же предпочитало кидаться за борт, рассчитывая уцепиться там за какую-нибудь деревяшку и догрести до берега. Конечно мало кто из них умел плавать, зато каждый отчетливо понимал, что после поездки верхом на Кракене допросный подвал и обвинение в дьяволопоклонничестве неизбежны, как Страшный суд.
- Тонем, - мрачно констатировал испанский капитан, вытирая катласс о рукав. - Днище в щепки, течет как через решето. Четверть часа от силы, потом все.
- Что делать? - спросил Швальбе.
- А ничего, - махнул рукой Ланга. - Как эти разве что...
Он указал на бегущих с корабля еретиков, к которым один за другим уже присоединялись "сдавшиеся".
- Шлюпки посрывало, так что кидать за борт все, что может плавать, цепляться и ... молиться. За вами хоть пришлют подмогу?
- Пришлют, - уверенно заявил Гюнтер, уставившись в небо. - Наверное. Но не сразу. Пока там Йожин всех окончательно поставит раком, да наберет новую команду, да выйдут...
- Ясно. Значит не раньше полудня, и то если повезет. Тогда рубите палубу, герр капитан, - уверенно посоветовал Рамон. - Надо сколотить пару плотов. Кто нынче проболтается в воде больше получаса - не жилец.
- Съедят?
- Замерзнет.
- Ясно. Мир, а ты куда? - окликнул Гюнтер.
Мирослав, деловито выламывающий запертый люк, отмахнулся:
- Туда.
- Нахрена?!
- Нужно.
- Если нужно, то давай, - разрешил Гюнтер. - Но ждать не будем.
- Успею, - проворчал Мирослав, протискиваясь внутрь и придерживая саблю, чтобы не застряла.
Гюнтер оглянулся, перевел дух, смачно плюнул.
- Ну что, возлюбленные собратья мои во Христе, - воскликнул он, явно подражая кому-то из легендарных командиров минувшего, шестнадцатого века, славного времени, когда слово "ландскнехт" звучало гордо и дорого. - Добросовестный честный военный люд! Извольте что-нибудь сломать, нам нужны плоты. И чтобы они плавали! А то сдохнем ведь.

Молнии затихали, а вместе с ними темнели небеса. Правильная, обычная ночь вступала в свои права. Никому не хотелось гадать, как скоро придет подмога и придет ли вообще. Равно как и том, что может скрываться прямо под ногами или точнее под седалищами тесно прижавшихся друг к другу людей. Море пока что щадило роту - и этого было достаточно. Слишком много сил уходило на то, чтобы сберегать крохи тепла в мокрой, стынущей одежде, и притом не свалиться в черную волну. Пошел настоящий, хороший дождь, мелкий, но явно не на один час. Вода вокруг заплясала прыгающими каплями, как ей и было положено.
- И часто у вас так? - спросил, вернее прогавкал короткими слогами Рамон Ланга, с превеликим трудом сдерживая зубовный стук, ибо кастильскому идальго, чей род восходит к самому Сиду, не пристало выказывать телесную немощь.
- Случается... - судя по кривой физиономии Гюнтера, капитан занимался тем же самым, то есть храбрился и пускал пыль в глаза.
- А к вам записывают где-нибудь? - вся выдержка испанца оказалась вложена в эту короткую фразу, брошенную как бы нехотя, абсолютно скучающим тоном.
- Случается, - повторил Гюнтер. - Только моря у нас нет обычно нет. А злые сержанты есть.
- Понятно, - кивнул с очень умным и загадочным видом Ланга. Прямого ответа он не получил, а выспрашивать дальше было как-то невместно, раз уж вероятный наниматель темнит. Но Рамон твердо решил вернуться к этому вопросу на суше. Хотя бы потому, что по сути, обвинений с него так и не сняли. Поэтому мало ли, как оно все повернется...
- Очки потерял, - Мортенсен не пытался казаться легендарным героем со свинцовым гульфиком, поэтому и дрожал как лист, и лязгал зубами, будто натуральный хомо-люпус на охоте.
- На кой тебе очки, - пробурчал Вольфрам, обнимая и прижимая к себе меч, чтобы не дай бог не упустить в море. - Ты же все видишь.
- Привык, - жалобно проблеял Хьюго. - к тому же, с ними у меня вид солидный.
- Прохиндейский у тебя вид, - отрезал фон Эшенбах. - Хотя ты, Бывший, и так скользкий жулик по виду. Что в очках, что без.
Мортенсен обиженно замолчал, хлюпая носом..
- Куплю я тебе очки, - милостиво пообещал великан, который, несмотря на суровый вид, был в глубине души весьма незлым и даже в чем-то добрым человеком.
- Спасибо, - искренне поблагодарил Мортенсен и быстро добавил скороговоркой. - Только чтобы оправа серебряная.
- Скользкий жулик, - повторил фон Эшенбах под общий смех всех спасшихся.
И снова над двумя плотиками воцарилось молчание. Лишь гулко бухал далекий гром, да шелестел дождь вокруг.
- Мир, - позвал Гюнтер. - Ты здесь или все-таки потонул?
- Потонул, - исчерпывающе отозвался Мирослав. - Слышишь, бульбы сракой выдуваю.
- Понятно, - не стал обижаться на грубость товарища Гюнтер. - Тогда пусть твой неупокоенный дух скажет, что ты там увидел в трюмах.
Мирослав молчал необычно долго, так, что и в самом деле можно было поверить в душу, что лишь на краткий миг отозвалась с того света.
- Так что там было? - повторил вопрос Швальбе.
Ведьмак еще немного помолчал и ответил уже, когда капитан решил, что надо бы дотянуться до строптивого сержанта и стукнуть его ножнами. Желательно по башке.
- Там была смерть, - просто сказал Мирослав.

* * *

- Везучие сукины дети, - рассудил отец Лукас, и в его словах Гюнтеру почудилась тоска Антонио Флореса, солдата, которому ничто не давалось легко, по везению, - определенно, вы чертовски везучие сукины дети. Хотите сказать, что за пару часов прижали к ногтю нидерландский город?
- Он был маленький, - скромно потупился Йожин, сверкая солнечным зайчиком на лысине, уже поросшей короткой щетинкой. - Так, городишко.
- Но это был городишко Провинций, - покачал головой настоятель. - А значит, все каменное, все на запорах, на замках, по десятку ружей за каждой дверью. И даже на каналах решетки, чтобы товары без пошлин не ввозили и не вывозили. Мало мостов, стража у каждого, пролет снимается на раз-два, чтобы коварные испанцы не пробежали. Все друг за друга порукой. И вы их ...
- Мы, главным образом, размахивали не ружьями, а бумагами и печатями, благо вашими стараниями, святой отец, они оказались крайне убедительны, - тактично и к месту польстил Йожин. - Никому не хочется бодаться со статхаудером, особенно по вопросам веры.
- Осел, нагруженный золотом, открывает любые ворота... - решил блеснуть эрудицией Гюнтер. Далее он хотел провести изящную параллель между золотом и писаными предписаниями, но вместо этого чихнул, так что вся красота момента оказалась необратимо испорчена.
Купание в осеннем Северном Море не прошло даром для капитана, да и роты в целом. Простуду схватили все, кроме бравого кастильца Ланги, который будто в купели омылся, лишь набравшись силы, бодрости и желания служить со столь бравыми парнями, как наемники Швальбе. А щуплый Мортенсен вообще едва не помер от воспалившихся легких и гнойного кровохаркания. Отвары Мирослава на меду, тимьяне и еще каких-то травах, названия которых следопыт не открывал даже самым настойчивым любопытствующим, буквально выдернули за уши доходягу с того света, но к войне Хьюго оказался больше не пригоден, окончательно став ротным медикусом. Гюнтер гордо отказался от помощи колдуна и потому до сих пор щеголял теплым шерстяным платком на шее и непреходящим насморком.
За лечением и прочими надобностями отряд застрял на Рийкештадте надолго, так что личный отчет руководству Швальбе и Йожин давали по остывшим следам, когда пепел заговорщиков и прочих причастных давно уже развеяли холодные голландские ветры.
- Лукас, есть разговор, - тяжело вздохнул Йожин.
Настоятель молча приподнял бровь, ухитрившись выразить этим легким движением бездну эмоций. Внимание, недоумение и наконец, эпическое недовольство таким панибратством в присутствии капитана, который при всех своих достоинствах есть всего лишь нанятое за деньги говорящее оружие в руках Церкви и Ордена, не более того.
- Кое-что в отчете не отражено, - сказал экзекутор, и бровь настоятеля приподнялась еще выше.
- Покажи ему, - качнул головой Йожин, и Гюнтер шагнул вперед, раскрывая сжатые в кулак пальцы.
Лукас всмотрелся, и кровь отлила от широкого лица дечинского вождя.
На мозолистой ладони капитана лежала вялая, уже тронутая плесенью черная ягода. Давленая виноградина.
- Откуда? - скрипнул зубами Сушеный Вобл.
- Мирослав вытащил из трюма утопшего галеона, - сумрачно пояснил Йожин. - Он сказал, что трюмы были пусты от груза и заполнены землей. Только земля и ... вот это.
- Земля, - повторил настоятель, прижимая руку к груди так, словно у него заболело сердце. - Это невозможно... Бандиты сознались, что намеревались пиратствовать. Грабить "серебряные конвои" испанской короны!
- А ты сам в это веришь? - прямо и без сантиментов рубанул Йожин. - Мы взяли исполнителей. Они и рассказали то, что им самим говорили. Но трюм галеона был заполнен не балластом, а землей, смешанной с кровью и прахом. Антонио, сначала пещера в Шварцвальде, теперь тот дьявольский корабль. Это не случайность!
Йожин помолчал и, решившись, произнес лишь два слова:
- Он вернулся.
Лукас ничего не сказал, только крепче прижал руку к сердцу, кривя тонкие губы. Настоятель как будто разом постарел лет на десять и сутулился по-стариковски.
- Он вернулся и пытается прорастить лозу, - настойчиво повторил Йожин.
- Чего я не знаю? - спросил Гюнтер, вежливо, однако жестко и настойчиво. - Что мне нужно знать?
- Ты ничего не должен знать, - прорычал Лукас. - твое дело - выполнять приказы! И не задавать вопросы, наемник!
Кто знает, что бы еще сказал разъяренный (и определенно испуганный) настоятель, что бы ему ответил капитан, и чем все это могло закончиться. Но в то самое мгновение, когда Швальбе набрал полную грудь воздуха для достойного ответа, громко зазвенел дечинский колокол. Неурочно, странно, как будто у звонаря дрожали руки. Внизу родился крик, полный паники и неподдельного ужаса.
Лукас и Йожин обменялись быстрыми взглядами, а Швальбе положил руку на рукоять кинжала - шпагу он оставил при входе, дабы не осквернять кабинет отца-настоятеля.
- Братья! - воскликнул кто-то снизу. - Беда! Наш собрат убит!!!
- Господи, - прошептал отец Лукас. - Что еще за напасть?..

- Здравствуй. Заходи, - Мартин приветливо поднял голову, оторвавшись от заваленного бумагами пюпитра. Левую, изувеченную руку он поместил в повязку и ловко перебирал старые ломкие страницы правой. Старый воин повел плечами, крутнул шеей. Спросил добродушно:
- Что хотела моя лучшая ученица в столь поздний час? Я думал ты с ротой, празднуешь. Или снова замучили дурные сновидения?
Мартин был в курсе напасти, что постигла валькирию - страшные сны, что посещали еженощно. По мере сил старик пытался помочь, смешивая на пару с Мирославом хитрые отвары. Иногда помогало, чаще нет.
- У меня тут беда... - Кристина показала небольшой, однако мощный на вид арбалет-баллестер, деревянный, обложенный тонкими костяными пластинами, с усиливающими накладками на плечах. Оружие было заряжено и взведено.
- Это же к нашему Абраму, - улыбнулся Мартин, приглаживая ус. - Он ведь лучший оружейник в округе. Или Гюнтер и его забрал, чтобы не так страшно было предстать перед Лукасом?
- Нет, здесь неисправность особая, - Кристина шагнула к седому бойцу. - Это ведь не ружье, я подумала, тебе, с твоим-то опытом, куда виднее.
- Что ж, показывай, - Мартин удобно сел на деревянный стул.
- Вот, колесо с зацепом не проворачивается, и тетиву не сбрасывает, кажется что-то с рычагом, - склонилась перед ним рыжая валькирия.
В последнее мгновение старый охотник понял, что происходит - когда его взгляд столкнулся со взглядом Кристины. В ее глазах не было ни единой мысли, только абсолютная, всепоглощающая ненависть, прорвавшаяся через завесу тщательного самоконтроля. И яростное торжество.
Окажись она хотя бы на полшага дальше, или будь баллестер чуть туже на спуск - Мартин мог успеть. Сбить оружие в сторону, а затем справиться с убийцей - для этого ему хватило бы и одной руки. Однако девушка все рассчитала верно, и девенатор опоздал. Короткая толстая стрела ударила в упор, отбрасывая Мартина обратно на кресло, с которого он начал подниматься.
Старый воин обмяк, схватился правой рукой за подлокотник. Воздух с шипением вырвался меж его губ вместе с кровавыми пузырями. Рана была смертельна и наверняка причиняла ужасную боль, однако лицо старика словно закаменело.
- Помнишь? Вспоминаешь ее? - тихо, но жадно спросила Кристина, склоняясь к жертве так близко, что алые капельки попали ей на лицо, бледное, словно у привидения.
Мартин стиснул зубы, попытался схватить ее за горло, однако у девенатора не осталось ни капли силы. Кристина с легкостью сбросила холодную ладонь.
- Пошла пена, - отметила она с ужасающим хладнокровием, посмотрев на рану. - Наконечник был надпилен. Легкое разорвано в клочья, ты умираешь.
Она резким движением распустила короткую косу, разметала волосы по плечам.
- А сейчас? Вспоминаешь? - прошипела она, как будто сама гарпия.
Мартин вздрогнул. Теперь он узнал. В глазах умирающего бойца мелькнули, сменяя друг друга ярость, страх, а затем ... неожиданное спокойствие. Девенатор тяжело вздохнул, по его подбородку заструилась темная красная дорожка.
Кристина вытащила из-за пояса кинжал, тот самый, что подарил ей наставник. Длинный узкий клинок с рукоятью распятого Христа.
- Я вспомнила этот клинок, - вымолвила девушка. - А потом я вспомнила, в чьей руке он тогда был...
- Что ж, - прошептал Мартин, со странным умиротворением, хотя каждое слово должно было отзываться адской болью. - По крайней мере, не в постели...
- Грехи прошлого, - сказала Кристина, возвышаясь над врагом, страшная и неумолимая, как сама Немезида. - Они всегда настигают.
Мартин смотрел на нее, однако уже не видел. Несколько судорожных вздохов - и душа воина покинула тело окончательно.
- Сгори в аду, убийца, - пожелала валькирия, пристально вглядываясь в неподвижное лицо покойника. Лицо, которое она столь часто видела в страшных снах, скрытым меж теней.
Лицо Черного Человека.

________________________________________________________________________

На этом выкладка прекращается. Временно, конечно, пока пираты не выложат))

"Ландскнехты" дописаны

С чем я нас, и вас, уважаемые читатели и коллеги, поздравляю!
Теперь нас ждет вычитка, вычитка, и еще раз вычитка... Ну а в сентябре - встречайте на мониторах. А чуть позже (если выгорит, конечно), то и на книжных полках.

Небольшая просьба. Все, кто помогал с правками и вообще, с написанием - свое имя-фамилию в личку для внесения в список благодарностей. Естественно те, кого нет в этом списке (у меня голова не Дом Советов, скорее всего, кого-то забыл)

Авторы благодарят за помощь:

Юрия Валина
Сергея Павлова
Юрия Паневина
Ивана Блажевича
Наталью Курсанину
Владимира Геллера
Бориса Михайлова
Максима Дмитриева
Константина Шусткова
Василия Сухих
Михаила Лапикова
Евгения Беденко
Александра Поволоцкого
Александра Шуракова
Кривошеину Римму
Вячеслава Салина
Михаила Денисова
Павла Аврамца
Сергея Науменко
Илью Воронина
Игоря Павлика

Отредактировано Чекист (04-08-2016 11:59:42)