Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Михаила Гвора » Ландскнехты ("Дети Гамельна. Зимний Виноградник 2.0)


Ландскнехты ("Дети Гамельна. Зимний Виноградник 2.0)

Сообщений 41 страница 50 из 159

41

Luxaetema luceateis, Domine,
cum sanctis tuis in aetemam,
quia pius est.
Requiem aetemam dona eis, Domine,
et lux perpe-tua luceat eis.

Швальбе повидал многих священников, и мало кто из них был достойным сана. Так уж повелось, что служители Господа - люди, и ничто человеческое им не было чуждо, включая все традиционные грехи. Лучше всего божий человек раскрывает себя в молитве, особенно за кого-то другого. Одни бормочут скороговоркой, отрабатывая обязательное действо. Другие, наоборот, упиваются каждым словом, рисуясь перед градом и миром. Третьи ... Впрочем какая разница, если истинной веры у каждой разновидности ни на грош.
Йожин был другим. Монах читал молитву спокойно, нараспев, и становилось очевидно, что в этот момент святому отцу глубоко безразлично все происходящее вокруг и мнение слушателей. Он обращался к Богу, и только это имело значение. Гюнтер поймал себя на мысли, что когда его мирская жизнь закончится - хорошо, если в последний путь солдата отправит такой же служитель. Без ужимок и надрыва, со спокойной сдержанной скорбью и вполне искренней печалью по христианской душе, что покидает этот мир не лучшим образом.

Вечный свет даруй им, Господи,
с твоими Святыми навеки,
потому что ты милосердный.
Вечный покой даруй им, Господи,
и свет непрерывный пусть им светит.

Четыре простых креста поднимались над свежими холмиками на опушке леса. Для первого охотника, что погиб в лесной схватке. Для двух спутников Швальбе. И общая могила наемников, которые безуспешно попытали счастье прежде. Ночные твари убили всех и, расчленив тела, заполнили останками заброшенный склеп. "Про запас", как сказал Мирослав, сверившись с книгой. Там их и следовало оставить, по совести говоря, могила есть могила. Но по здравому размышлению решили, что не стоит христианам покоиться в столь скверном месте. Пусть даже покойные солдаты были столь же далеки от благочестия и праведной жизни, как северный полюс - от южного.
Мертвых упырей хоронить не стали - порубили на части и сожгли на большом костре из осины, на обочине дороги. Мирослав настоял и на том, и на другом, кратко обмолвившись, что лес поганить не нужно. Спорить с ним никто не стал.

- Аминь, - закончил Йожин и перекрестился.
Кристина и Швальбе повторили за ним. Мирослав осенил себя крестом по православному обычаю, двоеперстием.
- Покойтесь с миром, - сказал ведьмак, качая туго забинтованной головой. - Хоть и жили погано, однакож за добре дило загынулы.
- Никто не пришел, - сумрачно сказал Гюнтер. - А ведь они погибли, защищая село, в том числе.
Йожин только вздохнул, не отрывая взгляд от крестов.
- И никто не пришел... - повторил капитан. - Даже священник, а вроде приличным попом казался.
- Они никогда не приходят, - с мудрым спокойствием ответил Йожин. - Такова людская природа. Бороться с ней бесполезно, примем же людей такими, как заповедовал Господь. Мы служим не ради людской благодарности и не за похвалу.
- Они боятся, - столь же спокойно, сдержанно уточнил Мирослав. - Просто боятся. И кто их за это осудит?..
Гюнтер криво усмехнулся, не разжимая губ. И перешел к более насущному вопросу.
- Как там поживают наши денежки?
- Денежки? - вполне натурально удивился Мирослав.
- Ты это, не шути так, - подобрался Швальбе. - Уговор есть уговор. Тварь сдохла - деньги на бочку. Наличностью, на всех, доля убитых не вычитается. И надо бы добавить сверху. Договаривались на одного упыря, а порешили двоих.
Мирослав переглянулся с Йожином.
- Не поспоришь, - согласился монах. - Точно, двоих убили.
- Да, - отметил Мирослав, со значением подняв палец. - Два это больше чем один. Mathematicus!
- Да брось, - скривился Йожин. - Слово не становится латинским, если к нему присобачить "ус" или "ини".
- Как скажешь, - пожал плечами Мирослав.
- Так что там насчет нашего золота? - настойчиво напомнил Швальбе. - Мы не нищие, чтобы милостыньку с протянутой рукой выпрашивать.
- Жадный ты, - посетовал Мирослав. - Нет, точно еврей, а пейсы сбрил. Что ж, поторгуемся по дороге.
- Ты остаток нашей платы отдай сначала, - быстро ответил Гюнтер.
- Нет у нас второй половины, - сказал Йожин, все так же, не отрывая грустного взгляда от креста. - Бедные мы, поиздержались в долгой дороге.
- Чего? - начал злиться Гюнтер.
Кристина ничего не сказала и в лице не изменилась, но ее рука хорошо знакомым движением поползла к поясу с пистолетом.
- Да не кипятись, - махнул рукой Мирослав и тихо зашипел - резкое движение отдалось в голове уколом боли. - Будет золото.
- Наколдуешь? - зло уточнил Швальбе.
- Ага, - против ожиданий согласился следопыт. - Смотри.
Он поднял раскрытую ладонь, на которой лежали две игральные кости. Подбросил, поймал, снова разжал пальцы. Желтоватые костяные кубики лежали шестерками вверх. Оба.
- Ловко, - протянул Швальбе.
Мирослав повторил фокус, на этот раз выпало две пятерки. И снова - теперь кубики уставились в утреннее небо черными глазками единиц.
- Ах ты, сволочь! - только теперь до Гюнтера дошло.
- Я же тебе говорила, он чернокнижник, - заметила Кристина, впрочем без особой злобы.
- Я не чернокнижник, - сердито поправил следопыт. - Я ведьмак.
- Один хрен, хитрожопая сволочь, - в сердцах заявил Гюнтер.
- Дальше по тракту городок. В полдень отправимся, к закату доберемся, если о-двуконь. Там доберем твою плату в первом же трактире, - пообещал Мирослав.
Швальбе покачал головой в сомнении.
- Как-то не по-честному все это... Не по-людски. Значит, загнали нас в проигрыш, чтобы потом нанять как расходное мясо. Подставить под когти упыря, чтобы ваш боевой старик его потом разделал? Наверное и платить не собирались. Покойникам денежки без нужды.
- Сын мой, - с мягкой настойчивостью сказал Йожин, оторвавшись, наконец от созерцания креста. - Не разыгрывай из себя невинную девицу в картахенском борделе. Ну да, подставили мы вас. И что? Какая разница, под пули или под зубы? Ты живой, при деньгах, а к ночи будешь еще богаче. Мы расплатимся честно, а доля убитых отойдет живым. И тем, кто не сбежал. То есть, все достанется вам двоим.
Швальбе подумал, явно подыскивая словцо поострее да пообиднее. Еще подумал. Потом цыкнул зубом и махнул рукой.
- Да черт с вами, - резюмировал он. - И верно, не самые тяжкие деньги получились. А наниматель - он всегда паскуда и сволочь. К слову, кто вы хоть такие?
- А тебе есть разница?
- В общем, нет, - согласился ландскнехт. - Но есть одна мысль...
- Можем и добавить чуть-чуть сверху, - сказал Мирослав. - Когда Мартин отлежится, надо будет его везти ... домой. А дороги нынче небезопасные.
- Крепкий он у вас, - заметила Кристина.
- Крепкий, - согласился Йожин. - Скорее выберется, чем нет. Только под луну больше не выйдет...
- Под луну? - не понял Швальбе.
- У нас так говорят, - туманно отговорился монах.
- Время деньги, - закончил прения Мирослав. - Надо обернуться быстро, так что давайте-ка обратно, в эти, как их ... Челяковицы, и на лошадок.
Они зашагали к деревне. Следопыт покосился в сторону пепелища от костра, все еще струившегося черным дымком. Ночные твари и сгорели не как положено нормальным тварным скотинам - быстро, вместе с костями, до тяжелого чешуйчатого пепла. Высоко над кострищем кружила большая черная птица. Вроде ворон... А может, и нет. На мгновение следопыту показалось, что деревья в лесу шумят как-то странно, нашептывая непонятные слова на давно забытом языке. Меж стволов мелькнула странная, размытая фигура - белое с черным, окутанное изумрудно-зеленым шлейфом. Словно призрак, спутавший ночь с днем. Мелькнула - и пропала бесследно.
Мирослав моргнул, сощурился, стараясь углядеть странное создание. Он не чувствовал угрозы, даже тени опасности. Лишь присутствие чего-то иного, на самой грани осязаемого. Словно кто-то присматривался к людям, не слишком приветливо, однако с искренним любопытством.
- Так вот, к слову о годной мысли, - настойчиво припомнил Швальбе. - Эта ваша книга со страхолюдными рожами...
- И чего? - подозрительно спросил Мирослав. Ощущение чужого внимания бесследно пропало, будто ветром развеяло.
- Там было еще много разных страшных картинок.
- Было, - с некоторым интересом согласился следопыт.
- И вся эта дрянь живет на свете?
Йожин и Мирослав переглянулись. Помолчали.
- Некоторые, - осторожно заметил седоусый, между делом доставая любимую трубочку.
- Смотри, - на ходу объяснял Гюнтер. - Ваш старик, конечно, был силен. Но когда такие дедушки встают в первый ряд, это значит, что пехота закончилась, рота, считай, разбита. Монах, старый воин и ты... Тоже наемник, ведь? Маловато для того, чтобы всякую паскудность изводить. Там, откуда вы пришли, с хорошими бойцами плохо. Это сразу видно!
- Может так, а может и не так, перетакивать не будем. Не твое дело, - сумрачно бросил Мирослав, набивая трубку на ходу. - Чего сказать то хотел?
- Таких, как Мартин, наверное, годами учить надо, и жалование как жандарму при полном доспехе и коне платить. Если он даже наличность не берет, как святой подвижник какой-нибудь, содержание один хрен, недешево влетает. Мало у вас воинов. А ведь если бы мы не случились, та мерзость поскакучая дедушку уложила бы, как пить дать. Да и вас за компанию.
Гюнтер сделал паузу, оглядывая спутников, дабы удостовериться, что они уловили мысль.
- Продолжай, - с кажущимся безразличием вымолвил Йожин.
Мирослав ничего не сказал, запаливая табак. Причем как он это сделал, Швальбе не понял. Крошечный язычок огня как будто скрывался у следопыта меж пальцев.
- А обычные солдаты стоят недорого. И коли умрет, невелика печаль, за одним еще двое в очереди стоят, если есть чем платить. Я в жизни немало повоевал, бывал и в битвах, и в осадах. Дрался и за католиков, и за протестантов. Я знаю почем нынче наемники, знаю где нанимать бойцов получше да не переплачивая. С вас - деньги и страшилища. А с меня - рота, которая готова хоть с самим дьяволом драться, платили бы вовремя. И хорошим довоенным золотом, а не нынешней "пустой" чеканкой.
Воцарилась длинная, тяжелая пауза.
- Что-то ты не был похож на матерого кондотьера, когда мы повстречались, - фыркнул Йожин. - Ганза махонькая, в карманах пусто.
- Ну что поделать, - развел руками Швальбе. - У каждого темная полоса случается. Зато я предлагаю верное дело.
- И мы ведь все-таки пристрелили нахцереров, - мягко заметила Кристина. – Обоих.
- Пристрелили, - согласился Йожин. - Не поспоришь ipso facto. Что ж...
Монах помолчал, глянул на следопыта. Тот тоже молча пожал плечами. Йожин поджал губы, показывая, что отвертеться от однозначного выражения своего мнения - не удастся. Следопыт вздохнул еще горше, выпустил клуб дыма из трубочки и полез за пазуху свободной рукой. На свет божий явился кожаный шнурок с чем-то большим, длинным и желтоватым. Больше всего это походило на медвежий клык. Причем, медведь был такого размера, что и королю не стыдно на рогатину взять.
- Помнится, махал некто чудо-шкурой, которую нельзя прострелить, если стрелок дурак и порох отсырел от пролитого пива... Я видел, ты ее с покойника таки прибрал. Выкинь, это просто облезлая шкура, силы в ней никакой. А вот этот зубик жил в пасти не линялого августовского волка.
Гюнтер, не чинясь, принял дар, с должным почтением.
- От яда защищает? - деловито уточнил он. - Пулю отклоняет? Руку укрепляет? Или ... не руку?
Кристина фыркнула, улыбнулась краешками губ, чуть заалела легким румянцем. Девушку нельзя было назвать красивой в обычном понимании, да еще и мужской костюм - срамота, да и только! Но в лучах утреннего солнца она была дивно красива и очаровательна. Прямо настоящая валькирия, такую и языческий бог Один не счел бы зазорным пригласить в свою свиту небесных воительниц.
- Нет, - добродушно усмехнулся Мирослав. - Он просто красивый и памятный.
- Это да... - согласился капитан, еще раз внимательно оглядывая подарок.
- Отдариваться не надо, чай не магометане, - закончил следопыт. - А прежде чем дальше разговоры разговаривать, посмотри на зубик еще раз и подумай, оно тебе точно надо? Не на пару баталий с еретиками подписываешься.
Клык внушал уважение размерами. Представив пасть, в которой могло разместиться должное число таких зубиков, Швальбе малость сбледнул с лица. И все же кивнул, молча, без слов.
- Быть по сему, - сказал Йожин. - Подумаем. Обсудим. Такие вещи быстро не решаются.
- Вот это славно! - порадовался Гюнтер. - Ну, раз уж дело тронулось, все-таки ... как же вас называть?
- Вот ведь настырный паразит, никак не отвяжешься, - вздохнул святой отец. - Что ж... зови нас - Deus Venántium, Божьими охотниками. Или можно проще - Дети Гамельна.

+4

42

Чекист написал(а):

Впрочем[зпт] какая разница, если

пропущена запятая

Чекист написал(а):

однакож за добреэ дило

"добрЭ" ну невозможно сказать даже на суржике Е - язык сломаешь

Чекист написал(а):

фигура - белое с черным, окутанноеая

"закутанная" т.к. фигура

+1

43

Глава 2

Тени в тумане

Бывалые каторжники знают - главное для арестанта не одежка, не обувь и даже не добрый глоток водки. Первое и наиважнейшее дело - пара тряпок, и чтобы ткань попрочнее да помягче, хотя на самый худой конец любая рогожка сойдет. Впрочем, эту нехитрую истину очень быстро осознают и каторжники не-бывалые, и простые люди, на которых впервые в жизни нацепили кандалы. Вот как руки железом собьет до крови - так сразу и понимают.
Первый рукав куртки - короткий, до локтя всего лишь - оторвался легко, благо пленители хорошо постарались, и держался он после драки на честном слове и паре ниток. А вот со вторым пришлось повозиться - сопротивлялся тот куда настойчивее, и цепь на ручных кандалах короткая, всего на пять звеньев.
- Гля, негра как пыжится, - с идиотской ухмылкой указал один из конвоиров.
- Ниче, пусть обвыкается, - гыгыкнул второй.
- Заткнитесь, уроды болтливые, - гавкнул кто-то с головы короткой колонны телег. Гаркнул вроде и негромко, но как-то по-особому внушительно, так что болтуны онемели оба-вдруг.
Гадючий тракт петлял между деревьями, обходя вековые стволы и мощные корни, что то и дело вылезали из земли, как застывшие волны и крепостью не уступали камню.
Дорога получила свое зловещее имя вовсе не из-за обилия змей, а за причудливую извилистость. Когда-то сей путь был не широк, однако накатан, несмотря на кривоколенность. Больно уж коротким путем он вел через Черный Лес. Но после того, как война за веру разгорелась как следует, даже главные дороги, что после римлян остались, стали небезопасны.
Католики с протестантами друг друга режут, торговли нет, разбойники лютуют. А уж лесные дорожки теперь вели прямиком к грабежу и смерти. В последние годы среди грабителей стало хорошим тоном вырезать обозы до последнего человека. Нет свидетелей - считай, что и злодейства не было. Потому Гадючий тракт (или просто "Гадючка") пришел в упадок и зарос травой едва ли не до колена (ну может самую малость пониже). Однако в полное забытье не канул. Временами прокатывались тяжело груженые обозы при сильной охране. Только возили на тех обозах уже не честные товары, и охраняли их не простые солдаты да честная наемная стража. Темные были караваны и, прямо скажем, поганые...
Тележные оси тихо поскрипывали - дегтя для смазки не жалели. Возница пришлепывал губами, не выпуская вожжи. Мавр на телеге, наконец, оторвал второй рукав и теперь старательно оборачивал руки под железными кольцами кандалов. Узы были новыми, с острыми краями в еще не обтершихся заусенцах, так что хотя чернокожего заковали меньше суток назад, руки уже кровили и покрылись черно-синими пятнами. Телегу тряхнуло - колесо попало в глубокую промоину, скрытую в траве. Возница цокнул языком, подогнал лошадок. Мавр ниже склонил голову, делая вид, что не следит за дорогой и лесом.
Кандальник глянул вверх, прищурился. Сквозь тяжелые кроны виднелся краешек серого неба и тяжелые облака, ползущие низко-низко. Они словно спустились с небес, чтобы получше рассмотреть тех, кто нарушил тишину чащи конским ржанием, скрипом телег и редкими человеческими голосами.
Тракт и прежде был не широк - едва-едва двум возам разойтись, и то не везде. А теперь еще и зарос - ветви сплелись над головами, заключая дорогу в темно-зеленый тоннель с редкими прорехами. Здесь и в полдень царила полутьма, а сейчас день клонился к закату, и с минуты на минуту придется зажечь потаенные фонари - даже луна светом не поможет. Мавр поежился. Хотя лето выдалось жарким и душным, но к вечеру похолодало, особенно здесь, под темным пологом леса. Обезрукавленная куртка на голом теле - сволочи забрали дорогую шелковую рубаху - не грела, да и туман похоже собирался.
Нахальная ветка хлестнула по и так распухшему от побоев лицу. Конвоир, что ехал справа, ухмыльнулся, заметив. Зло ухмыльнулся - у него самого нос заплыл сизой сливой. Кулаки у мавра были крепкие и сразу он людоловам не дался. Бандит был молод, лет семнадцати, а то и моложе, совсем недавно бриться начал. Потому особливо дерганый и злющий.
- Эй, начальник, - воззвал он куда-то вперед. - А может ну его к псам, черного нехристя ?
Везти, смотреть за ним, харч еще тратить... Дать по башке, да и прикопать в сторонке. А можно и не прикапывать, лес большой, волчки ночью придут, мясцо обгрызут, косточки растащат.
- Я тебе дам... - донеслось от головы обоза. - По башке. Самому. Это не просто мавр, а ценный товар. Господин Макензен за него хорошую цену даст. Больше, чем за тебя.
Охранник замолчал, натужно переваривая сообщение. То ли понял, то ли нет, но замолчал и больше замечаний не делал, даже не смотрел на пленного. А тот как раз наоборот, в который раз потихоньку озирался, высматривая путь для побега.
Побег не высматривался, хотя зеленая чаща соблазнительно близка. Ноги пленника вязать не стали, но через ручные кандалы была пропущена цепь, что проходила сквозь массивное железное кольцо, надежно забитое в телегу. Положим, с талантами, которые так ценятся среди разбойных людей, открыть замок можно, и даже быстро, однако сделать незаметно вряд ли получится. А коли и выйдет - охрана бдит неусыпно. То ли опасалась внезапного нападения, то ли ей было хорошо заплачено за повышенную бдительность. У каждого из десятка конных стражей поперек седла лежала аркебуза или пистолет, готовый в выстрелу. И, судя по рожам, битым жизнью и войной, стрелять умели. Всадниками охрана не ограничивалась. В придачу к возницам, на каждой телеге сидело еще по два-три человека. И рожи у них были не менее заслуженные. Так что - догонят и не запыхаются.
- А глазки то у негры так и скачут, так и юлят по сторонам, - сизоносый все-таки не утерпел. - Ну, дай я ему хотя бы ногу сломаю! Чтобы не зыркал!
Чернокожий еще больше сгорбился, сжался на телеге, скрещивая руки, склонил голову так, что подбородок уперся в грудь.
- Дернется, сломаем обе, - милостиво разрешил начальственный голос спереди. - А без повода нечего тут ломать. Подпорченный товар дешевле.
Юный разбойник с подбитым носом тихонько выругался, но спорить не стал, видимо решив, что лучше еще немного подождать.
Меж тем, всадники вернулись к прерванному, было, разговору. Один из них негромко - чтобы не сердить начальство - рассказывал какую-то историю, а прочие навострили уши, благо сказявка вышла занятная, про времена стародавние и удивительные. Пожалуй, даже чудесатее нынешних.
Мавр тоже прислушался - хоть какое-то разнообразие.
- ... Ну и когда тот парень с дудочкой вернулся, да и заявил отцам города, мол, уважаемые, я все понимаю, но был уговор. И вы, значит, его нарушили, а значит, я свободен от контракта. Вот как.
- И...?
Рассказчик воздел палец к небу, чуть не уронив бандолет, у которого и без того изначально короткий ствол был отпилен едва ли не пистолетной длины. Понизив голос, и для пущего страху оглянувшись, продолжил:
- Он тогда подул в свою дудочку. Ну, в ту самую, которой собрал крыс. И сей же час, значит, со всего города, к нему сбежались дети...
- И дудочник их тоже утопил?! - не выдержал один из возниц.
Старший отмахнулся:
- Кровожадный ты какой, Эмиль! Нет, он их просто куда-то увел. И с тех пор никто тех детишек не видел. Разное про них сказывают... Кто-то говорит, что может быть и по сию пору бродят неприкаянно по свету. А кто бает, что спустились они все прямо в геенну адскую и вышли обратно как люди, только демоны. Ну, в людском обличье, вот.
- А город чего? Жлобы контрактные? С ними что?
- Да кто ж их знает. Жили да и померли, должно быть. О том нигде не сказано.
Слушатели помолчали, обдумывая назидательный финал сказки.
- Бр-р-р, - наконец передернулся один. - Умеешь же всякой дрянности на ночь глядя порассказать.
- Это ж разве дрянность, - ухмыльнулся сказитель. - Вот как девка-катарка в красной шапке бабушку на мясо посекла и кровь слила , вот это ужасть, как раз для привала у огонька.
- Ага, расскажешь. Ты глянь, как черномазого-то зацепило, аж взмок с перепугу!
Лицо уроженца далеких земель, перечеркнутое двумя тонкими шрамами, и в самом деле усеивали мелкие бисеринки пота. Человек, чье имя звучало как “Абрафо”, боялся.
И было отчего.
Бандиты и живорезы, что вели заброшенным трактом караван, были привычны к полю, городам и ночным засадам. Леса они по-настоящему не слышали и не чуяли. А вот чернокожий родился и вырос в дальних жарких краях, где смерть таится под каждым кустом, вползает ночью в обувь ядовитой змеей, скрывается в незаметном укусе мелкой букашки. Для бандитской стражи ветки просто шуршали, деревья просто шумели. И опасаться стоило разве что засады таких же бесславных ублюдков.
Абрафо видел и слышал гораздо больше.
Вот колыхнулась ветвь, едва заметно, только лишь кончики листьев дрогнули. Но дрогнули они в направлении противоположном слабенькому ветерку, что забрался под зеленый полог сросшихся крон. Вот что-то странное прищелкнуло в стороне - вроде птица какая. Но чуткое ухо слышит чуждые лесу нотки. Может и в самом деле неуклюжая птица, а может сигнал, непонятный постороннему. А вот шелохнулась высокая трава на обочине. Там низко даже малорослому человеку, разве что карлику балаганному в самый раз. Но для лесного зверя все равно слишком высоко...
И туман поднимался. Не бывает в сухом лесу таких туманов - низких, плотно стелющихся. Как будто из-под земли нечестивое дыхание потустороннего зверя исходит. Рука сама дернулась в охранительном жест. Мизинец с указательным отставить рогами, остальные сложить щепотью...
- Что, дружок, страшно? - рассмеялся подбитый нос. Ржал погано, всхрапывая и запрокинув голову. Задралась спутанная и немытая пару месяцев шевелюра, обнажилось бледное горло, поцарапанное неумелой тупой бритвой. Эх, сейчас бы перехватить хорошим ножом эту шейку, чуть сбоку, чтобы жилу наверняка зацепить. Однако не было ножа в руке, только крепкие цепи...
- И зубами тут мне не клацай, мигом вышибу! - зло бросил старший из всадников, для убедительности положив ладонь на рукоять сабли. - Здесь тебе не твои мавританские пустыни!
Абрафо поспешно отвел глаза. Глупо нарываться на неприятности со скованными руками. А сабля-то у бандитской морды паршивая. Похоже, вышла из какой-то сельской кузницы, где сталь закаляют навозом. За такую работу в Джебхане головой окунули бы ту самую закаливательную субстанцию. Скверная сабля.
Краем глаза мавр заметил, как снова дернулись ветви - будто кто-то невысокий и на легкой ноге пробежал за кустами. Но Абрафо лишь склонился еще больше, пытаясь унять дрожь в руках. Неужели Она?.. Больше некому. И что же делать?! Крикнуть? Предупредить? От волнения заныли шрамы на лице.
Для охранников он - груз, по странной прихоти судьбы умеющий говорить. Его услышат лишь в двух случаях - если начнет оскорблять или же соврет о драгоценном кладе, зарытом где-нибудь поблизости. Да и то, вряд ли поверят. Абрафо прожил на свете долгих тридцать лет и хорошо научился разбираться в людях. Не поверят, наверняка решат, что пленный оружейник намеревается особо хитрым способом сбежать, и на всякий случай изувечат. Для его службы ноги не нужны, были бы целы руки да глаза.
А значит...
Со стороны скованный мавр совсем пал духом - скрутился едва ли не в узел, пряча лицо, плечи дрожат, не иначе от сдерживаемых слез. Сломался черный нелюдь, наконец-то осознал, что деваться некуда, не в те руки попал. Бандитская охрана понимающе переглядывалась и усмехалась. Абрафо напружинился, незаметно подбирая ноги и зло щурясь. Ему было безумно страшно, но сдаваться без боя мавр не собирался. Пусть и нет ни капли надежды победить или хотя бы унести ноги.
Она здесь. И да поможет Единый и Единственный Бог, Творец мира и Господин Судного дня тем, кто сейчас с ней встретится.

Не забудем, что знакомые всем сказки в первоначальном виде рассказывались отнюдь не для детей и сильно отличались от современных облагороженных версий.

Отредактировано Чекист (08-04-2016 18:49:28)

+3

44

Авангардный дозор из двух всадников проехал весьма приметное дерево. Когда-то, очень давно, молния ударила в старый дуб, развалив его на две половины громадным небесным топором. Однако могучий старик не умер. Наоборот, обе половины зеленели листвой. Раньше по Двум Братьям отмечали половину пройденного пути и устраивали привал. Впрочем, в этот раз никто отдыхать не собирался, обоз намеревался идти всю ночь.
- Соком древесным тянет, как на лесопилке... - пробормотал кто-то из обозных, шмыгнув носом.
-- Можа кто втихушку лесопильню и заделал? - подумал вслух один всадник, что неспешно трюхал впереди-слева от Абрафо. - Без пошлин и податей таскает себе деревяшку...
- Да не, рубанину то вывозить надо как-то, а как ты из леса вытащишь? И речки под боком нету А хорошо тянет, богато здесь деревьев порубили! Гляньте ка, что там впереди.
Сразу за приметным деревом, дорога делала очередной крутой поворот. Как только дозорные скрылись из виду, на телеге, что двигалась второй от начала, переглянулись два пеших охранника.
- Ну что, брат Курт, по-моему, самое время...
- Не вижу препятствиев, а равно и супротив показатиев, брат Мессер. 
Курт кивнул и полез под тент, закрывающий груз. На свет появилось два тромблона. Возница, увидев оружие, округлил глаза, но и слова произнести не сумел - в шею ему воткнулся стилет из переточенного корабельного гвоздя. А мучительный стон заглушила грубая ладонь, заткнувшая рот.
Неожиданно над обозом пронесся топот и крики - возвращался передовой дозор, нещадно нахлестывая лошадей, словно сам дьявол за ними гнался. Но рассказать, что именно случилось впереди, они уже не успели.
Началось.
По ушам ударил пронзительный разбойничий свист - это сигналил Мессер. С хвоста обоза ответили не менее заливисто. И в тот же миг по всадникам, которые и понять не успели, что все это значит, ударили выстрелы. Тромблоны, коими были вооружены почти все сидящие на телегах, дальностью боя существенно проигрывали аркебузам конной части отряда. Но в упор, да еще и рубленным железом - косили конных, словно траву. Первый же залп, хоть вышел и не слаженным, выбил из седел почти всех.
Дозор, услышав выстрелы, поднял коней на дыбы, всадники закрутились на месте, как будто не могли выбрать, что страшнее - неведомое за поворотом или предательство обозных. Выбрать они не успели - из серо-сизого дыма, перемешанного с туманом, хлопнули пистолеты. Одному из всадников, что был одет побогаче, развалило череп, второму тяжелая пуля ударила в грудь...

- Извиняй, черный, больно много с тобой маеты, - возничий полез назад с ножом на изготовку. - Да ты не бойся, я тебя не больно...
Если долго расшатывать гвоздь, то он из любой доски выйдет. Именно этим Абрафо занимался последние часы. Поэтому возничий не договорил, получив цепью в висок. Будь цепь чуть длиннее, тут бы добряк и кончился, но он всего лишь свалился на дно телеги (эта, кроме пленника, везла только провиант в дорогу и потому уже наполовину опустела), изрыгая проклятия. Чернокожий  бросился пантерой вслед, накинул короткую цепь на шею врага.
Обоз спутался, пришел в хаос. Кое-кто из конной охраны остался жив и спешил выровнять счет. Сговорившиеся предатели так же не собирались отказываться от добычи, которую уже запродали оптом. Какие-то телеги встали сразу, какие-то двигались и сталкивались с первыми. Лошади тоскливо ржали, хлопали выстрелы из припасенных пистолей. Кое-где уже звякнули клинки.
Звенья цепи глубоко врезались в горло. Человек  хрипел, пучил глаза, одной рукой пытаясь отжать железную удавку, второй шарил по занозистым доскам в поисках оброненного ножа. Абрафо заорал, вжал всем весом. Хруст глотки мавр не услышал - слишком шумно было кругом. Да еще и поднимающийся туман глушил звуки, словно хлопковым пухом оборачивал.
Дрожа всем телом мавр привстал, оглянулся, прыгнул через облучок на примятую траву, щедро окропленную красным. Его шатнуло в сторону - все-таки побои не прошли даром. Устоял, чуть не наступив на лицо молодого всадника, придавленного убитой лошадью. Паренек тоже был мертв. Предательская картечь разворотила ему живот, смешав внутренности с грязью. Трясущимися руками Абрафо рванул на покойнике драный и засаленный до блеска колет, явно трофейный.
- Где, куда дел, паскудник? - лихорадочно бормотал мавр, словно мертвец мог ответить.
Время поджимало, судя по всему, изменившая часть охраны таки добивала прочих. Сейчас обратят внимание и на него... Теперь мавр не товар, но свидетель измены, за которую снимают шкуру, а после топят вопящий и кровоточащий огрызок человека в нужнике.
Однако самая нужная вещь, которую забрали при пленении - тот самый гнусный отрок и забрал - та, что дороже всего на свете, никак не находилась. Абрафо тихо взвыл от разочарования и злости.
А затем почувствовал легкое дуновение, как перышком по щеке махнули. Что-то едва слышно свистнуло, мелькнуло в темнеющем воздухе. И снова, чуть дальше. И снова, и снова. Затем чернокожий ощутил легкий укол в левое плечо - словно впился насекомый кровосос с родины. Вроде и не сильно, однако резко, будто раскаленным гвоздиком обожгли.
Абрафо смахнул невидимого москита, ощутив под пальцами не податливое тельце, но что-то похожее на большую занозу - твердое и тонкое. Не москит... Опять свист, в тело застреленного всадника ткнулась крохотная стрелка, затрепыхалась. Кончик стрелки был обмотан волоконцем, похожим на тончайшее лыко, намотанное будто пыж. Еще две такие же вонзились в тележный борт, чудом разминувшись с головой мавра. Абрафо в ужасе оглянулся. Но все вокруг скрывал густой туман. В непроглядной серости слышались крики, и они не сулили ничего хорошего. Мавр упал на колени, выдернул из ножен на поясе задушенного длинный боевой нож, похожий на польский корд - тоже из награбленного, видать, как и сальный колет. Слишком роскошное оружие и одежка для мелкого разбойничьего выродка. Снова огляделся.
Пока еще было светло, никто не удосужился зажечь потайные масляные лампы, что не заметны издалека. Сейчас же туман и вечерние сумерки накрыли и без того темную лесную тропу. Мелькали искаженные силуэты, похожие на рисунки грешников в аду великого пророка Исы. И слышалось ... странное. Это был не бой, но что-то иное. Скверное. Стоны умирающих, вопли ужаса. Странное шуршание, как от поступи очень легких ног в мягкой обувке средь высокой травы. Безжалостная резня слепых и беспомощных.
Не Она?.. Но кто же тогда убивал убийц?!
Что-то фыркнуло совсем рядом, как будто всхрапнул во сне обжора с пудом сала на брюхе. Нечто схожее Абрафо уже слышал на площадях Истанбула во время публичных казней - с таким звуком вырывается первая порция крови из чисто рассеченной артерии.
К воплям умирающих добавился топот бегущего человека. Трижды прокляв скованные руки, Абрафо поудобнее перехватил рукоять корда, обтянутую чем-то похожим на акулью кожу. Из тумана выбежал не враг. Не может быть опасным человек, чье лицо залито кровью, а до колен свисают петли кишок из вспоротого живота. Подранок пробежал, не разбирая дороги, мимо пленника. Запнулся о вытянувшийся на дороге труп, упал. В затылке тут же выросла уже знакомая стрелка. Раненный утробно взвыл, суча ногами.
Не став дожидаться, пока недобиток умрет, Абрафо припустил со всех ног подальше от истребляемого обоза. Деревья и кусты словно были в сговоре с  теми, кто стрелял из тумана. Но Абрафо очень хотел жить, а страх, как известно, окрыляет. Кроме того, как ни странно, сил ему придало некое извращенное, неуместное облегчение.
"Не Она, не Она..." - билось в голове в такт ударам всполошенного сердца.
Впрочем уйти незаметно не вышло. Абрафо был не то, чтобы дороден, но и далеко не худ. Даже после долгого и не всегда сытого путешествия, он весил больше десяти батманов, то есть двести пятьдесят турецких фунтов, которые не намного легче фунтов европейских... После беглеца оставалась просека, как после матерого буйвола.
В мельтешении веток, хлещущих по лицу, мавр не ощутил укола второй стрелки, клюнувшей промеж лопаток. Он бежал и бежал, даже не слыша - чувствуя позади все тот же легкий топот невесомых ног. И еще странные, жуткие звуки, походившие на торопливое бормотание. Только вот язык мавру был неизвестен, а он говорил на пяти наречиях, и понимал худо-бедно еще столько же.
Кажется, оторвался от погони, убежал обратно, петляя широкими зигзагами, раз за разом пересекая извилистую Гадючку. Никто больше не топотал за спиной, не метал жуткие стрелки, слишком похожие на отравленные жала магрибских душегубов. Только вот силы в ногах не оставалось, руки слабели. И была то совсем не обычная усталость измученного человека. Абрафо упал сначала на колено, больно ударившись о корень. затем опустился на четвереньки. Судорога свела пальцы. впившиеся в землю, отдалась в спину и ноги, сведя икры до режущей боли и каменной твердости.
- Помогите, - прошептал мавр немеющими устами, понимая, что ему конец. - Помогите, кто-нибудь...

* * *

- И все-таки не пойму, что вас связывает... - Мирослав пыхнул любимой трубочкой, сощурился на ранее солнце.
Сказано было негромко, лишь для ушей Гюнтера. Капитан ухмыльнулся.
- Надо же, оказывается и Мирослав чего-то не знает, - столь же негромко ответил ландскнехт. - Весь Дечин который год ломает голову, где ты обучался запретным наукам, а ты...
Капитан и первый сержант выехали чуть вперед, наособицу от отряда, однако не обгоняя дозорных. Так можно было общаться по делу и не без лишних ушей.
- А я не чернокнижник, я ... - Мирослав замолк на полуслове, сообразив, что это не первый и пожалуй даже не сотый повтор старого разговора, заезженного, как тракт у борделя Мамаши Кураж. И в отличие от борделя, не приведет даже к похмелью.
Гюнтер снова хмыкнул, явно наслаждаясь моментом. И в самом деле было отчего гордиться собой: мало кому удавалось поставить в тупик скользкого, как намыленный уж, следопыта. Мирослав оглянулся через плечо на Кристину, что ехала немного позади, не вмешиваясь в совещание командиров. Верный штуцер с запальным шнуром поперек седла, пистолетные кобуры расстегнуты. Волосы скрыты под платком, завязанным в узел на затылке. Казалось, три года, что минули со дня памятной встречи в Челяковицах, промелькнули тремя днями, не оставив на валькирии ни единого следа.
- Нет, в самом деле, - настойчиво, хотя и без особой надежды, вопросил сержант. - Со стороны, если смотреть зорким глазом, полюбовники - на привалах под одним плащом ложитесь. Из одной миски едите, в бою спина к спине становитесь. Она тебе доверяет безоглядно, а ты ей. Но вот...
- Чего? - Гюнтер, судя по ухмылке,  с трудом удерживался, чтобы не заржать самым непристойным образом. Поэтому выпрямился в седле и постарался принять вид самый боевитый и грозный. Чтобы никто не догадался, какие фривольные беседы ведут два главных человека Ловчего Отряда.
Мирослав украдкой оглянулся, не видит ли кто, торопливо засопел люлькой, укрываясь за густыми клубами ядреного дыма.
- Ну... это... Я-то ведь человек старых правил. Но это, ну там, в таверне, - решился сержант. - Я еще понимаю, подручный кузнеца, тот молотобоец рыжий. Хоть содомские игрища мне не с руки, не магометанин ведь, но даже я понимаю, что мальчишка дивно пригож и хорош. Понятно, что наша девчонка на него глаз положила и ... э-э-э... не только глаз. Да. Однако...
Он закашлялся, заперхал и нагнал еще больше дыма, так что даже привычный к табаку Швальбе замахал рукой, отгоняя едкие клубы.
- А что ж такое случилось? - самым невинным образом вопросил Гюнтер с постной миной, более подходящей скорее отцу Лукасу. Тот был главным экзекутором Ордена и за глаза именовался исключительно Сушеный Вобл (только шепотом и строго по ветру, дабы, упаси Господь, не долетело).
Мирослав махнул в сердцах трубкой.
- Служанка, Гюнтер, служанка! - возопил он трагическим шепотом. - Черт побери, я чувствую себя как при дворе французского короля! Не дай Бог дойдет до Вобла, он же нас скопом объявит еретиками и содомитами! Мне-то к воплям святых отцов не привыкать, но вы-то...
- Как же так, учитель? - с мягким укором вздохнул Гюнтер. - Мир, ну в самом-то деле, глянь в корень. Мы же не душегубы какие, мы слуги Господа или где? И как совершенно справедливо говорит отец Йожин, должны нести в народ не только лишь кару Божью, но и слово Его. Кристина узрела легкомысленное создание, которое в наивном распутстве своем губило бессмертную душу среди пошлого мужицкого сословия. Всенощным бдением, совместным чтением святой Книги и личным примером, Кристина наставляла заблудшую овечку на путь истинный. Так Лукасу и скажем.
- Овечка... - снова закашлялся Мирослав. - Всенощное чтение Библии, значит... Всю ночь, да. Точно, что заблудшая. Вавилонянка позавидовала бы!
- Ага, - Гюнтер уж не выдержал и заржал в голос.
- Тьфу на тебя три раза, - в сердцах ругнулся Мирослав, - но это же...
- Ну а ежели серьезно, - упредил капитан начинавшуюся бурю. - Давай баш на баш.
- Излагай.
- Ты расскажи, откуда родом и где разным своим фокусам научился. Побожишься на кресте и крови, что говоришь чистейшую правду, а не вкручиваешь нам хитрую брехню. А я расскажу, конечно, только для твоих ушей, откуда Кристина и какими вервиями нас запутало.
- Хммм... - задумался Мирослав. - Предложение интересное, врать не буду. Но прям так вот, с наскоку... Подумать надо.
- Подумай, - усмехнулся Швальбе. - Как надумаешь, скажи... А день-то какой сегодня пригожий будет!
- Это точно, - согласился Мирослав.
День и в самом деле обещал стать отменным. Солнечным, но без обжигающей жары, что нередка в июле. С легким ветерком, который приносит умеренную прохладу, однако не забирается под одежку вредоносными сквозняками.
- Еще бы этот мерзопакостный тракт за спиной оставить, - искренне пожелал сержант. - Истинно Гадючий...
- Не нравится он тебе, - уточнил Гюнтер.
- Не нравится. Слишком...
Мирослав задумался, прикрыв глаза и мерно покачиваясь в седле. Швальбе терпеливо ждал.
- Слишком здесь крови много пролилось, - глухо вымолвил ведьмак. - С перебором...
- А это что такое? - спросил в никуда Швальбе, приподнимаясь на стременах. - Кажись, дозорные что-то нашли...

Отредактировано Чекист (11-04-2016 21:36:07)

+3

45

Всё хорошо, только в первой строке странное выражение:

Чекист написал(а):

Авангардный дозор из двух всадников проехал весьма приметное дерево.

Смешение французского с нижегородским. Авангард по-французски - передовой дозор. Потому логично было бы выбрать что-то одно.

+1

46

Сразу за очередным поворотом дороги лежал человек, поджав под себя ноги, и впившись пальцами в мягкую землю обочины. Человек был бос, одет в просторные парусиновые штаны, кои часто носят выходцы из земель, окружающих Средиземное море. И в куртку без рукавов, явно с чужого плеча. Или своего, но немилосердно драную. Руки закованы в кандалы, новые, еще блестящие. А еще человек был черен как первородный грех. Ну, может самую малость светлее.
- Мавр? – изумился Швальбе.
- Чему удивляетесь, герр капитан? – буркнул Мирослав, спрыгнув с коня. – Черный лес, черный мавр. Говоря на научный манер – симметрия на лицо.
- А может, покойник... - с некоторой надеждой предположил Гюнтер.
- Не обмочился, - сказал ведьмак. - Значит не мертвый.
Мирослав подошел к телу, хмыкнул с заметным удовлетворением, махнул Гюнтеру рукой:
- Жив.
- Камараден! – приподнялся на стременах Швальбе. – Делаем привал. У вас четверть часа на оправку и прочие бесчинства!
- В кусты не заходить никому, кроме дозорных! - рявкнул  раздраженно Гавел, второй сержант отряда, а по факту первый. Ибо Мирослав занимал должность сугубо номинально - исключительно для того, чтобы как-то числиться в ведомостях. - Ссать только с дороги!
Лагерь разбивать не стали, да и негде его было устраивать - кругом тянулась колючая стена кустов, ощетинившихся ветками. Спешились, дав лошадиным спинам краткий отдых, устроили дозоры, расстегнули кобуры, у кого еще на застежках были. Беспамятного негра положили в тенек, то есть прямо на дорогу, обильно сбрызнули водой. Однако проверенное средство на сей раз не подействовало, здесь определенно требовалось что-то посильнее.
Мирослав быстро и умело осмотрел тело, пощупал пульс, поднял веко, оценивая мутный, закатившийся глаз негра. Вытащил засапожный нож, похожий на крысиный хвост, распорол куртку по спинному шву. Хмыкнул, углядев маленькое пятнышко, ближе к левой лопатке. На черной коже оно выделялось бледностью, точно мазнули слегка мелом.
- И как оно? - спросил Гюнтер, сумрачно наблюдая сверху вниз.
- Работа для Бывшего, - ответил Мирослав, не поднимая взгляда. - Наш черномазый друг одурманен, тут нужен лекарь.
- Еще что?
- Избит сильно, но аккуратно. Калечить не хотели. Старых кандальных следов и каторжных отметок не вижу. Побрит недавно и хорошей стальной бритвой. С учетом того, за кем мы гонимся, я бы сказал... - Мирослав поднялся с колен, спрятал нож и потер ладони. - Я бы сказал, что это свободный, которого поймали и хотели продать. Может, полезный мастеровой. Может, должник-беглец. Или выкупной. Ну или испанский гранд из Андалусии. Там иногда мелькают такие вот...
Швальбе кивнул, соглашаясь - выводы Мирослава в целом совпали с его собственными. Поморщился, криво и зло. Поганый Гадючий тракт ему решительно не нравился. И привал на узкой кишке, петлявшей через Черный лес, тоже не нравился, поскольку был предприятием не слишком мудрым. С другой стороны - идти дальше, не выяснив циркумстанции, сиречь обстоятельства, могло выйти еще дороже. Особенно, когда идешь по следам поганцев, что промышляют нечестивыми амулетами. Предполагалось, что обоз будет настигнут и должным образом уестествлен не ранее следующего полудня. А вот оно как обернулось...
Нет, сам по себе чернокожий найденыш, ничего сверхъестественного не представлял. Мало ли какая прихоть злокозненной судьбы может привести в самое сердце германских земель здоровенного мавра. Может, за грибами пошел, да и заблудился. Или от бродячего цирка отстал? Ну или от испанского посольства, что по большому счету, одно и тоже.
И все же...
- Товарищ, камрад, теперь отринь свое знахарство и дай дорогу науке, - высокопарно провозгласил Хьюго Мортенсен, так же известный (по крайней мере, он так хвалился) во всех крупных университетах Европы под прозвищем Бывший.
Мирослав хмыкнул и отступил. Хьюго, похожий на крысюка-переростка, сдвинул набок шляпу с вислыми полями. Поддернул шерстяные перчатки с обрезанными под корень пальцами и с крайне ученым видом поправил круглые очки на самом кончике носа. Одно стеклышко выпало, второе пересекала трещина.
- Опять начнешь по-латинскому заплетать, в лоб дам, - упреждая неизбежное, пообещал Гюнтер.
- Никто нынче не уважает благородное наречие римлян, ибо как сказал... - печально отметил Бывший, морща лоб и щурясь на бледную отметку, что пятнала спину мавра.
- В лоб, - напомнил Швальбе, оборвав на полуслове.
- Как скажешь, - с той же печалью согласился Мортенсен.
- Дай ты ему микстуру, болтун академический, - сердито приказал Мирослав. - Не видишь, в обмороке человек, et veneficii, после отравления.
- Мы пойдем другим путем, - безо всякой досады на окружение, состоящее из пошлых простецов, глухих к Высокой Науке, пожал плечами отрядный медикус, потроша одновременно две кожаных сумы и потрепанный мешок на лямках. Наконец он обнаружил искомое. Увидев бутылочку темно-красного стекла, Швальбе сплюнул и отошел подальше. Вслед за ним потянулись и прочие наблюдатели.
Хьюго кротко улыбнулся и вытащил притертую пробку. Вонь затопила узкую дорогу. Жалобно всхрапнули лошади, затейливо выругались бойцы. Даже невозмутимая Кристина фыркнула и зажала нос платком. Один только мавр остался невозмутим, будто свежий покойник.
- Надо тебя какой-нибудь ведьме в ученики отдать, - рассудил вслух Мирослав. - Алхимик недоделанный.
Лекарь почесал затылок – такого эффекта от проверенного средства он не ждал. Подумал и повторил целительное воздействие, на этот раз щедро плеснув чудо-микстуру прямо в нос мавру. На этот раз эффект не заставил себя ждать. Чернокожий немного ожил, то есть вздрогнул, громоподобно чихнул и обвел всех безумным взглядом налитых кровью глаз.
Гюнтер, которому чернокожие были не в диковинку, отметил еще для себя, что нежданный гость широк костью, однако не жирен. Шапка коротко стриженных волос завивается мелкими кольцами, как и положено, но не жесткой проволокой, как у исконно африканского племени. Нос тоже широко размахнулся крыльями, но опять же не слишком, и к тому же с четко выраженной горбинкой. Мавр, с севера черного континента или действительно, с юга Испании. Тем временем Хьюго, пользуясь слабостью хворого, еще раз, для гарантии, повторил целительную процедуру, вызвав на темном лице гримасу неподдельного ужаса.
- Ты кто? - капитан не стал тратить время на лишние слова. - Как зовут?
Немецкую речь мавр явно понимал. Он моргнул, попытался стереть плечом остатки вонючей микстуры, засопел и ответил довольно складно, хоть и сильно заплетающимся от слабости языком.
- Абрафо.
- Чем зарабатываешь?
Чернокожий быстро приходил в себя, поглядывал по сторонам вполне осмысленно. И похоже не очень боялся отряда. Это уже было интересно, ведь без малого два десятка солдатских рож вгонят в страх кого угодно.
- Оружие делаю, чиню, - ответил Абрафо быстро и четко. Видно, хоть и не боялся, а понимал, что жизнь его сейчас стоит медный грош.
Швальбе извлек из ножен длинную кавалерийскую шпагу с мощным кольцом под большой палец, ткнул под нос негру. Тот уважительно глянул на острие, пересеченное темной нитью трещины.
- Пятого дня рубанул одну ... тварину, - пояснил Швальбе. - Сможешь исправить?
- Нет, это только укоротить и переточить, металл расслоился до стержня клинка, - со знанием дела отозвался мавр, почти без паузы. - Укоротится не больше чем на три пальца, но это надо в хорошей кузне. И я больше по огненному бою.
- О как, - Гюнтер явно заинтересовался еще больше. - И что умеешь?
- Порох мешаю, зерню, для ружей и пушек. Замки чиню, с кремнем и фитилем. Колесцовые тоже могу, но с ним мороки много. Делаю ложи под любую руку, но только делаю, украшать не умею.
- Кристина, дай-ка свой штуцер, - не оборачиваясь протянул руку Швальбе. - А ну глянь, вот мушка стеклянная, клей от старости рассохся, выпадает все время. Укрепить сможешь?
Мавр снова ответил быстро, после очень короткого раздумья:
- На еловую смолу сажать надо, со щепоткой квасцов и подогреть осторожно. Тогда будет как в камне держаться.
- Бодро по-людски говоришь, - вступил в импровизированный допрос Мирослав. - С чего бы?
- Много странствовал. - не оборачиваясь ответил мавр.
- И болтаешь много, - подначил Швальбе. - Прям все как на духу, даже без лучинок в срамных местах.
- Я хочу жить, - вполне откровенно сообщил Абрафо. - Для этого надо быть полезным. Я - полезный.
- А коли мы тебя продадим как знатного оружейника? - прищурился капитан.
- Но продадите-то живого, - слабо усмехнулся мавр.
- Ну ладно, - Гюнтер вмиг согнал с лица кривую усмешку. - А теперь рассказывай с начала, быстро и по делу.

- Господи, Твоя воля... - изумленно проговорил Адам, как обычно слегка отворачиваясь. Бывалый мушкетер, который был родом из крохотного польского местечка Скорупы, привычно оберегал левую, сильно обожженную порохом часть лица. Все остальные промолчали. Только Гюнтер негромко уточнил, склоняясь к самому уху Мирослава:
- Ты такое видел когда-нибудь?
- Такого - нет, - признался ведьмак, потрясенный не менее остальных спутников.
Гадючка тянулась до разбитого дуба, как ей и положено, в тени густых крон, а вот дальше... Вечером, в сумерках и тумане этого видно не было, но сейчас сторонний взор отчетливо наблюдал - сразу за первым же поворотом в лесу открывалась здоровенная плешь.  По обе стороны от заброшенного тракта на пару десятков саженей деревьев просто не было. Не спилены, не срублены, а как будто сбриты вровень с редкой и низкой травой, ну может на ладонь повыше. Да и самой травы почти что не было видно - вся она скрывалась под толстым слоем свежих, одуряюще пахучих опилок. Вернее - маленьких щепок.
- Следы обоза, пять телег, десяток конных, - первым опомнился, как обычно, следопыт. - Но здесь они обрываются. И ни обоза, ни тел, ничего. А еще здесь нарубили немало леса, хватит на хороший речной кораблик или средненький флейт. Но волочения тоже не вижу. А ведь стволы куда-то делись. Не растаяли же они в воздухе. Хоть какие-то борозды должны остаться.
- Паволока, выволока... Только одна лишь кровь, - мрачно отметил сержант Гавел. - Много пролилось.
- Крови много, больше чем, от просто покойников, - согласился Мирослав, вертя головой. - Дерн прорезан, часто и много, трава подрезана тоже, ее кромсали ножами как раз там, где все кровью уляпано.
- Тела разделали на части, - догадался Гавел и сплюнул, осеняя себя крестным знамением.
- И утащили... людей и лошадей, а вместе с ними и весь обоз.
- Его что, на части разобрали? - недоуменно спросил Швальбе. - По доскам да гвоздям?
- А похоже на то. Но вот... - Мирослав растерянно почесал лоб, дернул длинный седоватый ус.
Гюнтер тронул поводья, заставил коня отступить на пару шагов, мягко топоча подковами по траве.
- Отойдем-ка назад на милю-другую, там лагерем станем, - приказал он. - Не хочу я здесь к вечеру оказаться, ох, как не хочу... Сдается мне, на сей раз в Дечине ошиблись. И задачка посложнее будет, чем скучная и банальная контрабанда оккультной хрени.
- Или нам очень не повезло, оказаться в пакостном месте в пакостное время.

+4

47

Чекист написал(а):

тварину

"тварыну" никто не говорит через "и"

+1

48

Алксей написал(а):

"тварыну" никто не говорит через "и"

Ты слишком хорошо думаешь о людях)
Слышал такую форму у русскоязычных

0

49

Мирослав сел, привалился спиной к молодому дубку. Подумалось вдруг - пройдет лет триста, и деревце станет громадным лесным великаном. Раскидает желуди, даст жизнь многим и многим потомкам. А может и нет. Все в этом суетном мире схоже - и людская жизнь, и древесная. Как люди гибнут во множестве, так и зеленые дети Леса. Может вырастет дуб-великан, а может сгинет в лесопилке, обернется кучей опилок и стопкой досок на верфях Франции. Или в поисках желудей, подроют вечно голодные кабаны...
Кому ведомо будущее? Никому оно не ведомо. Разве что Богу, но тот никому не рассказывает. Уж Мирослав то хорошо знал, чего стоят все похвальбы астрологов и колдунов насчет прорицания грядущего. А уж про ворлоков, сиречь, чернокнижников, и вовсе говорить скучно. Наглотаются книжной пыли и несут высокопарную чепуху, которую и сами не понимают.
Было тепло, следопыта потянуло в дрему. Это было самое сложное - придти в нужное состояние духа - спокойное, безмятежное, сугубо созерцательное, не свалившись в сон. Ну и нашептать верные слова без зевотного выворачивания челюстей.
Лагерь остался в стороне. Хоть и недалеко, но подлесок надежно глушил звуки. Впрочем и звуков тех было всего ничего. Банда остановилась как на обеденный передых, то есть даже без костерка. Вода из фляги, кусок солонины и сухарь, а для сна войлочная скатка под спину да плащом укрыться. И обнаженный клинок под рукой. Но до вечера было еще далеко, и пока Швальбе с Гавелом судили да рядили насчет улик, Мирослав по давней привычке отправился слушать лес.
Тихо. Спокойно. Хорошо...
Следопыт родился в далеких краях и долгое время думал, что нет ничего прекраснее Степи. Рассеченной зеркальными клинками рек и причудливой резьбой оврагов. Но пришло время, и Степь предала, изгнала, вынудила искать приюта в иных землях. А потом Лес спас ему жизнь, вернее подарил новую - жизнь ведьмака. Того, кто слушает пение ветра, биение жил в земле, течение соков древесных, шелест листвы. Того, кто не берет, подобно колдунам, Силу, яростно выжимая ее досуха из окружающего мира, но просит поделиться, отделяя себе лишь малую толику.
Давно это было...
Сержант завис на самом краю сна. Похоже, не выйдет ничего в этот раз. Да и ладно, пара часов сна - тоже доброе дело. За себя следопыт не боялся - балансирующий на грани двух сфер ведьмак был беспомощен, однако при том, почти неуязвим. Вернее - практически незаметен. Сейчас самый злющий и умный оборотень-ursus мог пройти в двух шагах - и не заметил бы человека.
Мирослав глубоко вдохнул чистый свежий воздух и смежил веки, готовясь провалиться в дрему...
Земля расступилась, обваливаясь в бездонную пропасть. Он падал как во сне - стремительно, и замедленно, в патоке остановившегося времени. Тьма вокруг и тьма в душе... Тягучая и опасная
тяжкая болотная жижа.
Падение и удар. Следопыт улыбнулся - он опять в лесу, однако это уже совсем другой лес. Деревья иные, все больше хвойные, обметанные коричневым цветом поздней осени. Толстая подушка опавшей хвои на земле - она впитывает кровь без остатка, словно ад - людские грехи. Обоз разгромлен, но это совершенно другие телеги, с другими товарами. Честный порох и селитра. Засадники остановили его, но и сами полегли. Выжил один. Но это не надолго. С пулей в животе живут коротко и плохо.
Мирослав смотрел на все происходящее со стороны, причем странной стороны. Он был одновременно и сверху, и с боков жуткой картины. И чувствовал ее, чувствовал, как тогда...
Серо, тихо. Страшно. Даже вороны не каркают - птицы распуганы короткой, но свирепой схваткой. И над всем тяжкой пеленой повис ужас. Запредельное отчаяние умирающего, который знает, что обречен.
Все вокруг - с осколок зеркала, сохранивший давнее отражение. Все это давно прошло, развеяно временем. Истлела хвоя, истлели кости погибших. И все равно - здесь, вокруг все было как тогда. Прошлое вернулось. Мирослав закричал. За себя нынешнего - и того, прошлого. Тогда он кричать не мог. Да и говорить тоже. Самое легкое напряжение отзывалось огненной болью в подвздохе. Не то, что говорить - дышать больно...
Иногда смерть приходит в молчании.
Осколок былого подернулся рябью, разбился на мириады капель битого зеркала, и в каждом отражался умирающий боец. Снова тьма, и снова рывок из времени во время.
И снова лес.
Не зелень теплого лета, не печальное увядание осени. Холод и мягкая белизна зимы. Черное и серое - промерзшая земля и низкое темное небо. Снег опускается медленными хлопьями. Пушистые, мягкие и одновременно игольчато-колкие снежинки танцуют, устилая высохшую траву. Тишина смерти, тишина забвения.
Здесь тоже случился бой, но бились не люди с людьми. Разряженный мушкет, сломанный клинок. Пистолет, которым проломили чей-то череп - удар был силен - треснула тяжелая рукоять увенчанная медным яблоком. А рядом - сжатая в предсмертной судороге медвежья когтистая лапа. Оскаленная пасть, на клыках застыла черными льдинками кровь.
Снег укрывает мягким пологом, скрывает в подступающей тьме. В смерти и во тьме все едины.
Но кто это сидит, опираясь плечом в холодную осину? Верная сабля-баторувка переломлена, но и оставшегося на три ладони клинка хватит, чтобы загнать врагу по самую рукоять в лохматое горло. И кажется, человек еще жив... Кто же это?
На этот раз видение не рассыпалось, а начало медленно таять, блекнуть, словно многокрасочная роспись на штукатурке, которую выставили под палящее солнце. Мирослав снова закричал, вцепился в расплывающийся морок бесплотными пальцами, но тем лишь ускорил его кончину. Все кануло в ничто, растворилось небытием.
Осталось лишь сияние меча. Тяжелого двуручного орудия непривычной формы - клинок широкий, без дол. И острия нет, стальная полоса обрезана под прямым углом. Темная гравировка на стали клинка. Буквы складываются в короткую фразу. Одна и та же надпись с обеих сторон.
Iudicium et Retributio.
"Правосудие и Воздаяние" - голос знаком, хотя ведьмак никогда его не слышал. Но в потустороннем мире нет прошлого и будущего. То, чего еще не случилось, уже произошло давным-давно, потому что нет той ленты, на которой знаки времени сменяют другу друга в строгой последовательности.
"Правосудие и Воздаяние. Сегодня я отмерю тебе и то, и другое. Пусть моя душа будет проклята, это справедливая цена."
Взмах двуручника рассек последние нити, что связывали спящего Мирослава с ужасающими видениями. Ведьмак не проснулся - вырвался из пут морока, встрепенулся. И почти сразу на виски ему легли холодные гладкие пальцы.
- Здравствуй, следопыт, - прошелестел над ухом тихий голос, лишенный пола и возраста.

+5

50

2

Чекист написал(а):

Впрочем для смерти здесь оставалось мало поживы - пред огнем здесь вдоволь насытилась сталь.

Даже не знаю, что предложить. Возможно вместо первого - "сейчас"? Ну или вместо второго "в городке".

Чекист написал(а):

Монах Альберт опасливо покосился на черного рыцаря. Затем оглянулся, как будто первый раз увидел все окружающее. Монах уже перешел грань обычного людского страха.

Вместо второго предлагаю "он". Или первое "Монах" убрать?

Чекист написал(а):

- Ты знаешь, где располагаются клятвопреступники? - спросил рыцарь глядя сверху вниз.

Чекист написал(а):

- Нет, - монах сдал простой деревянный крест на витом шнурке с такой силой

Наверное "сдавил".

8

Чекист написал(а):

Посему три совершенно непримечательных человека о-двуконь вершили свой путь незаметно для мира. Хотя непримечательными эти люди казались только на первый взгляд. Да и на второй тоже. А вот на третий... Впрочем, обо всем по порядку.
Итак, по скучной пыльной дороге неспешно двигались три человека, каждый при двух конях - один под седлом, другой с поклажей.

Прошу прощения, но старый термин "о-двуконь"предполагает нечто другое. Всадник имеет два коня под седлом и, периодически, пересаживается с одного на другого для увеличения пробега. "Один под седлом, другой с поклажей (вьючный)" - это ни разу не "о-двуконь".

Чекист написал(а):

Первый, ехавший в некотором отдалении, будто авангард при армии,

Не лучше "немного впереди"?

Чекист написал(а):

Скромная ряса казалась очень простой и подпоясанной обычной веревкой.

"была подпоясана на первый взгляд...", "казалась... подпоясанной" немного неправильно, нет? Даже если учесть нижеследующее.

Отредактировано Костян (13-04-2016 19:31:05)

+1


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Михаила Гвора » Ландскнехты ("Дети Гамельна. Зимний Виноградник 2.0)