Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Михаила Гвора » Ландскнехты ("Дети Гамельна. Зимний Виноградник 2.0)


Ландскнехты ("Дети Гамельна. Зимний Виноградник 2.0)

Сообщений 71 страница 80 из 159

71

Человек умелый и знающий, да еще не шибко нагруженный, может идти по густому лесу со скоростью две мили в час. Обычный, да еще с поклажей - хорошо, если милю сделает, а скорее куда меньше. На взгляд Мирослава, у банды получалось около двух, и это было очень хорошо, учитывая, что кругом не парк для оленьей охоты, а Шварцвальд. И все благодаря маленькому проводнику. Куница прыгала то впереди, то сбоку, ведя ландскнехтов через чащобу, обходя завалы и неожиданные овраги, которые настолько заросли поверху всякой зеленью, что не заметишь и в упор. Если здесь когда и проходил человек, то случилось это давным-давно.
Солнце уже клонилось к вечеру, но снизу было незаметно - мешали густые кроны, которые к тому же буквально сшивали в единое полотно какие-то лианы и прочие папоротники, Мирославу незнакомые. Следопыт оценил очередной ствол в три-четыре обхвата, который пришлось обходить по широкой дуге, минуя вздыбленные из земли корни, скользкие от мха. Подумал, что когда-нибудь и сюда доберутся лесорубы. Это вам не Московское царство, где леса не кончаются, это Старый Свет, где даже дремучие чащобы год от года сужаются. Тают подобно ослиной шкуре, что зачаровал один парижский чернокнижник по прозвищу "Рафаэль".
И в этот момент куница с писком исчезла. Нырнула в зеленую стену сплошного кустарника и пропала, словно и не было ее никогда. Гюнтер вытер рукавом мокрое от пота лицо и вопросительно глянул на Мирослава. Тот молча ткнул пальцем в направлении прежнего движения и повел раскрытой ладонью сверху вниз - дескать, тише и пригнитесь. Если зверек пропал, это могло означать лишь то, что цель близка. Ну, или засада, однако об этом думать не хотелось, потому что случись она - вряд ли кто-то выберется обратно живым. Маленький проводник вел отряд причудливыми зигзагами (хотелось надеяться, что для обхода вражьих засидок), так что в какую сторону возвращаться теперь и самый лысый черт не сказал бы.
Швальбе засопел и осторожно потянул из ножен шпагу. Клинок беззвучно вышел из ножен, серой полосой раздвинул густые заросли. Так Гюнтер и шагнул вперед, с "валлонкой" в руке, готовый встретить кого угодно прямым насаживающим уколом. Остальные последовали примеру командира, отряд ощетинился холодной сталью, тихо защелкал взводимыми курками пистолетов. Один Мирослав остался с голыми руками, лишь поправил перевязь. Почему-то он был уверен, что опасность не здесь, а впереди.
Ветер скользил по верхушкам лесных титанов. Неумолчно шуршала листва, и в этом тихом шорохе тонули все сторонние звуки. Это злило, как будто в ушах по фунту ваты. Подкрадется заморский зверь слон - и не услышишь. Под тяжелыми солдатскими сапогами скрипели подгнившие, изъеденные жучками веточки валежника. Ноги по щиколотку, а то и выше уходили в плотную, упругую подушку мха, наросшего на трухе и гнилушках.
"Тихо" - подумал Мирослав.
Хотя нет, не так. Не тихо - листва над головой шебуршит, как драгоценный китайский шелк. Пусто. Не бывает в глухой чащобе такой пустоты. Даже птицы молчат.
Мирослав опустился на колено, снял перчатку и погрузил пальцы в липкий влажный мох, стараясь коснуться самой земли, почувствовать ток жизни Леса. И не смог. Не было ничего, вообще ничего. Лишь моргнула и погасла искорка на самом краю сознания - видимо куница, что спешила покинуть недоброе место.
Здесь не было жизни, ни зверя, ни птиц, даже мелких пакостников-древоточцев, и тех будто корова языком смахнула. Ничего. И даже деревья тянули соки из земли, как будто по привычке, согласно постылой обязанности. Мирослав поднял руку, потряс, как будто это могло помочь отогнать поганое чувство. Словно всей пястью влез в раскрытую рану, где поселился антонов огонь .
Ведьмак торопливо протер ладонь о штаны, его била нервная дрожь. Не страх - сержант не чувствовал кругом ни угрозы, ни вообще присутствия чего-либо живого - но ощущение страшного, разрушительного упадка, совершенно, абсолютно враждебного любой жизни.
Хотя...
Отряд замер в гробовом молчании, растянувшись подковой, прикрывая следопыта. Обычные наемники относились к Мирославу с опаской, смотрели искоса, за спиной, случалось, называли чернокнижником и колдуном. Но при этом ценили и оберегали. Солдаты вообще люди практичные. Если отрядный чудознатец чего-то там ворожит, и от этого случается польза, значит так надо. А следопыт, превозмогая отвращение, вновь коснулся земли раскрытой ладонью. И вот сейчас ему стало по-настоящему страшно.

Iudicium et Retributio.
"Правосудие и Воздаяние"
Сегодня я отмерю тебе и то, и другое - говорит человек со странным мечом. Человек, что отмечен страшным проклятием, которое невозможно ни снять, ни ослабить.
Смерть кругом, смерть везде. Снежинки падают, закрывая белым пологом поле страшного боя. Все мертвы - едкий и циничный Гюнтер, умный Йожин, сведущий в лекарстве Мортенсен, простоватый, но сметливый Гавел... Смерть забрала всех.
И его, Мирослава, тоже. Или еще только заберет.
"Это не упадок, все, что вокруг тебя" - шепнул невидимый голос.
Ледяная судорога скрутила тело, бросила оземь. Больно впилась в бок рукоять сабли, но это была сущая мелочь по сравнению с холодом, что затопил сердце ведьмака.
"Это лишь приближение к нему..."

Ведьмак пришел в себя. Он лежал на боку и не мог двинуть ни одним членом, только мелко подергивались кончики пальцев. Этими самыми пальцами ведьмак попытался перекреститься. От целительной силы крестного знамения или просто от разгона крови по жилам, но с каждым движением чуть легчало. Наконец он смог сесть и оглядеться. На мрачно-зеленом фоне листвы бледными пятнами выделялись испуганные физиономии солдат.
- Пошли, - с трудом выдавил Мирослав. Глотка пересохла и закостенела, сопротивляясь звукам.
- Куда? - спросил Гюнтер.
Следопыт молча махнул рукой в том направлении, куда все и так направлялись. и пояснил, справившись с непослушным голосом:
- Недолго осталось.

* * *

У Гюнтера было мало вещей, которые он по-настоящему ценил. Это вообще свойственно ландскнехту. Сегодня ты жив, а завтра уже нет, друзья выпьют за упокой грешной души водки, поделят имущество - и забудут. Такова жизнь и ничего здесь не поделать. Поэтому мало кто из наемников дорожит скарбом. Зачем трястись над тем, что тебе вероятно потом как-нибудь понадобится, если можно поставить все на кон сейчас, в веселой игре. Или пропить. Или ... Да мало ли найдется применения добрым вещам для хорошего человека?
Однако одну штуковину капитан ценил и берег, как зеницу ока или гвоздь от креста на коем был распят Иисус. Ну, точнее берег бы, попадись настоящий, поскольку нынче этих гвоздей развелось столько, что Ною хватило бы для его корабля и еще останется. Пригождалась эта вещь не очень часто, но каждый раз оказывалась сильно к месту.
Капитан аккуратно сложил подзорную трубу, столь же аккуратно упрятал ее в прочный футляр из навощенной испанской кожи, выложенный изнутри замшей. Футляр-тубус отправился в специально нашитый карман у левого бедра. И только убедившись, что драгоценность надежно укрыта от всех превратностей, Швальбе обратил взор свой на верную команду. Обратил и выразил отношение ко всему происходящему одним коротким словом. Сказано то слово было по-немецки и на иные языки толком никак не переводилось.
- Гаплык, - согласился Мирослав, найдя таки примерное соответствие в одном из двух родных наречий.
Некогда здесь была гора - память о тех временах, когда даже предки языческих богов мочились в пеленках. А под горой текла река, надежно скрытая в глубоком подземном русле, далеко от солнечного света. Время беспощадно обтесало камень своим безжалостным долотом, выгладило ледяным панцирем, отполировало тысячелетними ветрами. Река же нашла иной путь, уйдя еще глубже, возможно к самой геенне, потому что даже чертям нужно пить. От горы остался лишь обширный холм, затерявшийся в густой чащобе, с червоточинами опустевших пещер. А теперь у тех пещер появился хозяин... И отряду следовало решить, что делать дальше. Точнее решить предстояло командиру.
- Надо будет жандарма нанять, - наконец вздохнул Швальбе.
- Зачем нам жандарм? - спросил тихонько Гавел.
- А когда в следующий раз полезем под землю, мы его с коня ссадим и вперед загоним. Рыцарь в железе весь, такому не страшно по башке получить, если что.
Сказанное "в следующий раз" тяжко повисло в воздухе, подразумевая, что от "этого" раза никак не отвертеться.
- Рыцари в найме дорогие, - напомнил Отакар, чех из Соколовок, здоровенный как бык о двух ногах и без рогов. На левой руке у него всегда была перчатка-варежка, прикрывавшая размозженные пальцы, давнюю память об атаке рейтар. - Лучше полный доспех купить. Или собрать. Дешевле выйдет.
- Если полный доспех купим, зачем нам рыцарь? - творчески развил мысль Отакара Гавел. - А на кого надеть - найдем.
- Мало просто железок набрать, - опять вздохнул Швальбе, которому очень заметно не хотелось принимать следующее решение. - Надобен тот, кто его правильно таскать приучен. Лучше с детства.
Озвучив эту, всем известную сентенцию, капитан взглянул на Мирослава, передавая ему решающий голос.
Положение ведьмака в банде было довольно своеобразным. Формально он являлся первым сержантом, с соответствующим жалованием. Но поскольку заниматься соответствующими делами не любил и не собирался, то настоящим сержантом при Швальбе был опытный Гавел. Таким образом, следопыт никем не командовал и вообще держался несколько особняком от прочих бойцов. Однако все знали, что никто лучше него не ведает о всевозможной нечисти, и вообще полезные умения Мирослава не раз ощутимо помогали роте. Поэтому ведьмак признавал главенство и верховодство капитана, но если уж что-то говорил, то и сам Гюнтер очень внимательно к его словам прислушивался.
Мирослав молчал, запустив руку за пазуху и, судя по движениям плеча, перебирал свои многочисленные амулеты.
- Отлежимся до утра и по раннему холодку начнем? - рискнул спросить Гавел. - Или откатимся и все-таки дождемся подмоги? Маслица надо бы побольше...
- Заляжем, да, - глухо отозвался Мирослав. - Но утра ждать не будем. Как придет крепкая ночь, двинем внутрь.
- А не рехнулся ли ты, друг любезный? - не чинясь уточнил Швальбе. Положение привилегированного советника для следопыта предусматривало и оборотную сторону - возможность получить соответствующую прилюдную выволочку.
- Нет, - так же глухо ответил Мирослав, полез за трубочкой но, вспомнив где находится, с негромким чертыханием упрятал обратно. Дымить здесь категорически не следовало. Запах табака в лесу даже обычный нос чует саженей за полста, а то и дальше. - Суди сам. "Колпаки" твари подлунные. После заката самые боевитые, да и вообще все почти разойдутся по округе, жратву добывать. Разбредутся далеко, окрестности объедены хорошо и вообще опустели. Главное, чтобы тогда нас не учуяли. Отлежимся под кустом, переждем. Подземелья опустеют, вот тут самое безопасное время туда прокрадываться.
Гюнтер покрутил ус, коря себя втихомолку за то, что забыл один из парадоксов подлунной охоты - логово многих ночных скотинов после заката часто оказывалось самым безопасным местом. Главное не попасться хозяину, когда тот выходит на промысел.
- Мир, а оно нам надо? - для точности вопросил Отакар. - Там все так скверно, что нельзя обождать?
- Надо, - твердо обрезал ведьмак.
Мирослав снова посмотрел на холм, который поднимался средь леса, подобно хребту громадного подземного зверя. На глубокую ложбину, которая осталась с тех времен, когда подземный поток ненадолго - мили на полторы - выныривал из преисподней на свет божий. Отсюда, с кромки густой чащобы, разглядеть вход в пещеру можно было только в трубу Швальбе, настолько все заросло. Еще следопыт посмотрел на несколько узких тропок, что вились широкой сетью, сходясь к пещерному входу. Даже маленькие, осторожные и легкие ножки способны протоптать настоящие дорожки, если будут ходить по одним и тем же местам годами.
Годами...
Мирослав закрыл глаза и попробовал представить, что за ужас пригрели в пещерах недомерки, а также, зачем им понадобилась собственная лесопилка. Так и не смог. Лишь повторил знание, которое накрепко поселилось в его разуме вместе со странными образами будущего:
- Надо идти. Потом будет поздно.

+4

72

Чекист написал(а):

Швальбе, которому очень заметно не хотелось принимать следующее решение.

не "звучит" и зачем точка?
предлагаю так:
"Швальбе, которому очень заметно не хотелось принимать следующее решение."

+1

73

71

Чекист написал(а):

У Гюнтера было мало вещей, которые он по-настоящему ценил. Это вообще свойственно ландскнехту. Сегодня ты жив, а завтра уже нет, друзья выпьют за упокой грешной души водки,

Скорее шнапса, ведь Гюнтер германец, нет? Да и понятия "водка" тогда вроде не было.

+1

74

Костян написал(а):

Скорее шнапса, ведь Гюнтер германец, нет? Да и понятия "водка" тогда вроде не было.

Лично я не француз, но коньяк люблю куда больше водки)

Как таковой, в нынешнем виде - не было. Нечто подобное имелось Но "Ландскнехты", в отличие от "Ярчуков" на историчность не претендуют, оттого здесь и мелькают порой лютейшие анахронизмы типа водки или куртки

0

75

Гюнтер закрыл глаза. Ему было хорошо и спокойно.
Люди разные, но боятся все, просто справляются с боязнью по-разному. Страх уравнивает. Швальбе не мог избавиться от страха, зато наемник умел отсекать это чувство, загонять в четко отведенный угол. Если страшиться рано, то и делать это совершенно незачем.
Все спокойно. Супостатные кордоны, если таковые имели место, пройдены стараниями чудного лесного зверька. Схватка и прочие ужасти, буде таковые случатся, воспоследуют не раньше заката. А значит - время хорониться от стороннего взгляда, отдыхать и думать о хорошем. Вот придет время - тогда можно дать волю цепкой лапе страха, что сжимает горло и перехватывает дыхание. Но тогда мысли будут заняты совсем другим, это проверено. И страху места не останется.
Гюнтер приоткрыл левый глаз, посмотрел на солнце и никакого солнца не увидел. Оно уже скатилось к самому горизонту и скрылось далеко за лесной кромкой. Небо налилось вечерним багрянцем, редкие тучи плыли как по водам Египта, что окрасились кровью. Хороший был день. Полнолуние еще не скоро, однако ночь тоже выдастся светлой.
Швальбе зажмурился, шевельнул затекшей ногой, пристраивая ее поудобнее.
Его бойцы схоронились под деревьями и кустами, прикрылись густой листвой, как будто и нет здесь никого. Впереди ожидалось жаркое и смурное дело, поэтому каждый старался с пользой употребить несколько часов нежданной передышки. Большинство избирало излюбленное занятие любого солдата - сон. Капитан в очередной раз порадовался, что послушал четкое указание Йожина - храпунов в роту не принимать. Слишком часто банде приходилось коротать время в засадном ожидании.
Гюнтер положил руку на эфес шпаги, что лежала рядом на земле, теряясь серой сталью в темной траве. Вспомнилось, что воины древности перед боем вроде как отогревали в холодные ночи клинки собственным телом. Скверная сталь, должно быть, ковалась у древних, ломкая. То ли дело теперь... Швальбе тронулся дальше по волнам зыбких дремотных мыслей, запирая панический ужас в специально отведенном чулане. Потому что если думать о грядущем, то и умом тронуться недолго.
А негр тот может пригодиться, если и в самом деле годный оружейник... И острие валлонки переточить все-таки надобно... Кремень в пистолете заменить, прежний уж поистерся... Ведомость на жалованье всем крестиками пометить... Премиальные посчитать...
Кажется, лишь моргнул, а вокруг уже сгущалась темень. И Мирослав осторожно тряс за плечо.
- Пора, капитан.
Швальбе зевнул, с душой, так, что аж челюсти затрещали, клацнул зубами, которые у него были почти все на месте - редкость для солдата, что вышел из юношества. Да и не только для солдата.
- Как оно? - тихо спросил капитан.
- Ничего, ни единой души, - доложил следопыт.
- Ого, - удивился Гюнтер и нельзя сказать, что удивился приятно. - Что, совсем?
- Тишина, - развел руками Мирослав.
Швальбе потер физиономию, надеясь, что подступающая вечерняя тьма скрыла замешательство и разочарование.
- А как такое возможно? - спросил он. - Им что, жрать не надо?
Мирослав снова развел руками. Швальбе состроил мерзкую гримасу, думая о том, что если никто из подземных недомерков не разбрелся по округе, значит все они под горой. И следовательно расчет на скрытность и тихое проникновение - не оправдался.
- Ну, пойдем, спросим, - решил капитан.
Следопыт криво ухмыльнулся. Рядом Отакар прилаживал за спину бочонок с маслом в хитрой ременной оплетке с двумя широкими ремнями. Кристина сунула за широкую крагу перчатки хитрое приспособление, что на днях вручил ей Мартин.
Гюнтер сделал движение пальцами, словно кукловод, стягивающий нити от марионетки. Повинуясь немому приказу, солдаты сдвинулись, внемля.
- Итого, тихушничество закончилось, - постановил капитан. - Теперь ступаем на чужую землю, вернее под землю. Там красться долго вряд ли получится. Посему - снимаем часовых как получится. А дальше - как пойдет.
- Аминь, - негромко сказал Гавел и добавил на родном чешском. - Bůh je s námi.
- Ну, с нами Бог или не с нами, сейчас проверим, - подытожил командир. - Тронулись.
Мирослав поднял изогнутый кинжал, глядя, как последний луч уходящего дня скользнул красным отблеском по стали. И промолчал.

* * *

Следопыт осторожно уложил обмякшее тело недомерка, не глядя сунул кинжал в ножны - обтереть от крови можно и потом, а сейчас лучше времени не терять. Мало ли, может у подземных паскудников вообще караулы попарно стоят, один за другим? Вряд ли, конечно...
Рядом засопел Гавел. У чеха не вышло сработать вражину начисто, и теперь чистюля-сержант оттирал брызнувшую кровь с куртки. Сам виноват! Не в кабаке, чтобы на публику играть и горло перехватывать. Под челюсть ударил и вся недолга. Одно слово, городские, небось и свиненка ни разу не кололи, и колбаса у них сама собой в мясницкой лавке самозарождается. Без засранного свинарника и крови.
Мирослав перевернул маленький труп лицом к верху и поневоле вздрогнул, хоть и догадывался, насколько отвратную харю увидит. Не лицо и не морда была у кобольда, а странная физиономия, будто восковая маска, поплывшая над огнем свечи. Черты людские и звериные странным, прихотливым образом мешались на маленькой сморщенной рожице. Но зубы, выдающиеся далеко вперед под короткими губами, недвусмысленно сообщали, к чему ближе их владелец. Зубы не человека и не хищника, а скорее грызуна-всеядца.
Воняло от покойника застарелой гнилью и падалью. Точнее не от самого жмурика, а от его "шапки", то есть скальпа какой-то лесной животины. За эту поганую причуду и прозвали их "красными колпаками" во время оно. А вот одежка у дохлого паскудника была хорошая - настоящий кафтанчик, ладно сшитый из лоскутков крепкой нитью. И сапожки в точности по маленьким ногам. Сержант на мгновение поддался слабости настоящего солдата, который по природе своей не может быть равнодушным к хорошей обувке, провел рукой по сапожку и отметил, что больно уж гладка и шелковиста кожа для обычной сыромятины... Сглотнул, сдерживая рвотный спазм и на всякий случае еще раз ткнул покойника широким кинжалом.
Мирослав прислушался. Нет, пока тихо. Ни визга, ни топота мелких ножек не слышно. Но мало ли... Как объяснял в свое время ученый человек Йожин, кобольды изначально были людьми, только особого племени, вроде пиктов или африканских пигмеев. Но выживаемые с родных земель всем, кому не лень, они решили вопрос разом, radicitus, так сказать. И за столетия подземной жизни далеко отошли от людского естества, взамен обретя характерные повадки норных тварей - скверное зрение при отменном слухе. И хотя ведьмак малость поколдовал на ветер, относящий шумы в сторону, да и сам лес глотал всякий звук, словно омут брошенный камень, все равно следовало держать ухо востро.
Сбоку высунулась давешняя куница, на сей раз молчаливая и текучая, как сама лесная смерть. Темной лентой скользнула в траве, указывая путь чуть в сторону от намеченного. Туда, где, казалось, кустарник особенно густ и непролазен. Гюнтер молча изобразил вопрос. Мирослав закрыл глаза и вслушался. Открыл глаза и слабо усмехнулся, так, что в полутьме почти и не видно.
- Вода, - одними губами вымолвил он и пояснил. - Капель подземная стучит. Нора совсем близко.
Гюнтер перешагнул труп, стараясь не вступить в черную лужу. И откуда столько крови в маленьком вроде бы тельце? Ведь пуда полтора весит, не больше. Заросли оказались непроходимыми только на первый взгляд. Ближе к земле ветки торчали пореже, и проползти, не рискуя оставить на колючках всю шкуру вполне можно было бы.
Следопыт взмахом руки подозвал Гавела. Чех, в последний раз скорчив брезгливую физиономию, оставил в покое запятнанную куртку. С фальшионом в правой и пистолетом, калибром более схожим с фальконетом в левой, сержант протиснулся к лазу.
“Я вперед, вы здесь” - скомандовал Мирослав на пальцах. Швальбе кивнул. Ведьмак прикрыл глаза ладонью и буквально просочился между ветками, грозно выставившими острые сучки - того и гляди глаз выколют.
Наемники собрались в плотное кольцо, свет ущербной луны вслепую скользил по тусклым клинкам. Гюнтер воткнул шпагу в землю - оружие было тяжеловато даже для его крепкой руки, чтобы ее долго держать на весу. Все-таки, "валлонка" - клинок для быстрых кавалерийских сшибок, а не долгой работы. Его можно и на седло положить, давая руке передышку.
Подумал вдруг, что когда-нибудь ученые мужи станут читать свитки девенаторских отчетов и удивляться малому числу ярких событий. Обыденно, скучно, совсем как на обычной войне, где может быть один день битвы на цельный год осадной работы по уши в грязи. Собрались, пошли, куда-то явились, потом пришлось резко менять планы, потом все совсем запуталось, вышло сумбурно, со стороны глуповато. И закончилось обыденной до тоскливости поножовщиной. Кто помер, тех закопали, как полагается, с молитвой. Кто остался жив - получил денежку и спустил ее обычным солдатским способом, то есть прогулял или отложил, чтобы в старости завести небольшое дело, кабачок там или лавку. Никаких тебе героических деяний, пафосных речей и прочих Роландов с Артурами.
Вот помрет сейчас вызвавшийся пойти первым следопыт-чернокнижник - и все. Может, его вообще уже догрызают потихоньку, подстерегши в темном углу. Грустно... А что поделать? Такая вот скучная, не романтичная жизнь.
Словно отвечая мыслям капитана, зашуршало - возвращался Мирослав. Сержант не стал протискиваться обратно, лишь раздвинул заросли кинжалом и коротко сообщил:
- Запаливайте факелы. Это надо видеть.
Куница скрипнула и порскнула в сторону, исчезая в густоте зарослей. Почему-то Гюнтер был уверен, что больше они зверька не увидят.

* * *

Пещера оказалась разветвленной и удивительно большой. Вода выточила в мягком известняке настоящее чудо нерукотворного зодчества с обширной сетью переходов, самыми настоящими залами и покатыми ступеньками на месте былых водопадиков. Дымные факелы пятнали высокие своды жирной копотью, впервые за сотни лет - карлы открытым огнем не пользовались - яркий свет очень уж резал их буркалы. Даже мясо пожирали сырым. Отряд уходил все дальше и ниже, неспешным. настороженным шагом.
- Я не понял, и где все?.. - наконец вопросил Швальбе. Вопрос остался безответным.
Здесь жили, и жили долго, может быть столетия подряд. Повсюду оставались следы налаженной, упорядоченной жизни и ... бегства. Или скорее поспешного ухода. Мелкая утварь, которую словно сделал криворукий столяр для детей. Обилие всевозможных костей, включая рыбные. Стены, разрисованные на диво яркими красками до самых сводов, поросших вывернутыми хребтами сталактитов... Драные шкуры, обрывки кустарно вязаных веревок, какие-то щепки и разная утварь, определить которую не представлялось возможным - делались вещицы не людьми и не для людей.
Было сыро, не так, чтобы совсем влажно, а скорее как при легком утреннем тумане. Время от времени звучно шлепала сорвавшаяся капля. Под ногами хлюпало. Кто бы здесь не жил, к старости ревматизм точно лизал им всем кости и суставы.
- Я не хрена не понимаю, - пробормотал Отакар. - Мелкие красноголовые ублюдки, сдрыснули, бросив насиженную нору. Что это вообще за безобразие?
Мирослав промолчал, хотя задавался тем же вопросом.
Поначалу ландскнехты опасались получить отравленную стрелку из-за угла, ступить в хитрую ловушку или просто наткнуться на ораву противников. Но ... здесь просто никого не было. "Колпаки" бросили свое жилище, чего с их народом отродясь не бывало - за свои норы недомерки дрались, как сущие черти. Оставили лесные дозоры - и растворились в никуда.
- Не знаю, - отозвался Гавел за всех, и стало слышно, как сержант едва заметно стучит зубами. От холодка, понятное дело - чем глубже, тем прохладнее становилось.
- Будет над чем мудрецам в Дечине голову поломать, - заметил в вполголоса Гюнтер.
- Впереди, кажется, проход, - предупредил Мирослав. - Воздух холоднее, сквозит.
И тут факельный огонь будто расправился, вспорхнул жар-птицею, освещая по-настоящему большую каменную залу, на чей порог ступила рота. И Мирослав не ахнул только потому, что переводил дух после короткой фразы.
- Дела-а-а, - выдохнул Гавел.
- Ну, хотя бы понятно, зачем карлы дерево натащили, - глубокомысленно вымолвил Гюнтер, хотя на самом деле ничего понятно не было.

Видимо, когда-то здесь было настоящее подземное озеро. Вода ушла, а после нее осталась огромная каменная "лохань" геометрически правильной формы. С ровным дном и очень высокими сводами, сходящимися подобно ребрам громадного скелета. Гавел поднял факел повыше, но свет все равно терялся, не позволяя оценить истинную высоту пещеры. Там, наверху, вились, сплетаясь, не то веревки, не то корни, длинные и тонкие, вызывающие неприятные ассоциации с щупальцами морских гадов. Покатые стены здесь и там темнели провалами - выходы других тоннелей, некоторые довольно высоко расположенные, куда выше, чем обычный кобольд.
Но самое удивительное здесь было сотворено не силами природы и бога, а чьими-то руками...
Больше всего это было похоже на ... Мирослав закусил губу. стараясь вспомнить, где он уже видел эти знакомые очертания. Очень знакомые и все равно загадочные. Длинные, высокие жерди, ошкуренные грубо, похоже не инструментами, а прямо зубами. Высотой в два роста - нормальных, человеческих. Заглублены прямо в скалу, в просверленные лунки. Между жердями кинуты перекладины, более тонкие, но обработанные так же старательно и грубо. Ни единого гвоздя, все на лохматых веревках и деревянных шипах-нагелях. И такой вот "забор" из деревянных рам-решеток - рядами, ровно, от края до края пещеры. Десятка два рядов, а может быть и больше. Под ними - ящики, похожие на высокие - выше колена - гробы, только очень длинные. Теперь понятно, куда подевалась вся древесина, добытая кобольдами в лесу. Пошла на чуднЫе постройки.
Мирослав склонился над одним таким "гробом", пошевелил внутри кинжалом, сплюнул.
- Земля, - коротко сказал он. - И всякая дрянь.
"Где же я это видел... Все мы это видели... такое знакомое!"
- Колодца нет, - сдавленно пробормотал Отакар. - Нет чертового Колодца, братья...
- И в самом деле, - тихонько подивился кто-то из солдат.
Гюнтер быстро вытер разом взмокшее от пота лицо и перехватил поудобнее шпагу.
- Есть Колодец, - осадил Мирослав. - Только...
Он прошел вперед, к центру зала, где угадывался деревянный короб, грубо связанный вервием, посаженный на самодельные деревянные "гвозди". Следопыт пнул доски, кривые и занозистые, расшатал пару из них кинжалом, глянул в щель.
- Так и думал, - прошептал ведьмак, но голос его гулко и громко прозвучал под высокими сводами.
- Есть Колодец. Только они его заколотили намертво. А значит - не поклонялись и жертв не приносили.
- О, Боже, - Гюнтер невольно перекрестился шпагой, как пижонистый дуэлянт перед схваткой. - А пойдем-ка мы отсюда, поскорее... Здесь пусть дечинцы дальше головы ломают, у них лбы большие, ума там много помещается...
- А поздно, - с жуткой усмешкой сообщил Мирослав, глядя на свой факел. Желто-оранжевый огонь на хорошо просмоленой палке горел, как ему и положено, только... блек с каждым мгновением. Не гас, не затихал, как ему, честному огню, и положено. Именно что блек, словно солнечный луч в пасмурный день под напором хмурых туч. Становился призрачным, тусклым.
Мертвым.
- В каре! - четко и быстро скомандовал Гюнтер по привычке опытного командира. И лязгнул металл в руках ландскнехтов, с механической точностью исполняющих приказ.
Что бы ни случилось - пехота встает в каре, пусть даже крошечное, и берет оружие на изготовку, а остальное потом. Сначала - строй и готовность принять на острие кого угодно, хоть мохнатую жопу самого Вельзевула - Повелителя Мух.
Из самого темного угла, из клубящейся тьмы пришел звук. Очень низкое, но в то же время мелодичное звучание. Как будто серебряным смычком водили по струнам виолончели, тянутым из самородного золота. И еще - звенящие нотки чистого, хрустального звона.
- Благость то какая... - пробормотал кто-то из солдат, невольно шагая вперед.
Мирослав без лишних слов стукнул его по затылку рукоятью кинжала - легко, только чтобы дурь выбить. А Гавел ухватил за ворот и втянул обратно в строй. Одурманенный боец мотнул головой, приходя в себя. Теперь и он слышал то, что сразу вычленил опытным ухом ведьмак. Тихий перестук, почти неслышимый на фоне чудесной мелодии металла и камня. Стук когтей по скале.
Некто, хорошо скрытый во тьме, обходил банду по широкой дуге, избегая малейшего света.
- Умно, - одобрила Кристина, доселе молчавшая. как отшельник под обетом. - Ушли, но стража оставили.
- Это не страж, - все так же скверно ухмыльнулся ведьмак. - Скорее живой капкан. Ловушка для тех, кто придет.
- Мир, что за тварь? - быстро спросил Гюнтер. Острие шпаги поворачивалось вслед за звенящим скрежетом как привязанное.
- Татцельвурм, - осклабился Мирослав, как будто узнал старого знакомого. До крайности неприятного знакомого. - "Каменный червь". Выпивает свет колдовским взглядом, чарует звоном чешуи, убивает, нападая со спины.
- Исправь! - скомандовал капитан. - Дай огня!
- Не могу. Нужен хотя бы один лучик, солнечный или лунный. Любой рукотворный огонек вурм погасит.
Ведьмак отбросил факел, уже почти бесполезный, встал в общий строй, достал саблю.
- Сейчас нам жопу то надерут, - лихорадочно пробормотал Отакар, скидывая с плеч масляный бочонок.
Звон приблизился, стал чище и выше тоном, а затем неожиданно оборвался. Огонь последнего факела истончился, посерел и затих.
- Кристина.
В кромешной тьме голос капитана звучал на удивление ровно, размеренно. Можно сказать - буднично.
- Кажется, время продемонстрировать твои таланты.

+3

76

- Будет исполнено, мой капитан, - голос Кристины прозвучал почти равнодушно. Как у цехового мастера, совершенно уверенного в своем мастерстве. Только очень пытливое ухо могло бы различить едва заметную дрожь. Девушка боялась, как и любой, кто оказался ныне в пещере кобольдов и не скрипел чешуей по скале.
- На колени, - отрывисто приказал Швальбе. - Все!
Шорох ткани, скрип кожи - сомкнувшаяся банда грянулась на колени, как испанские пехотинцы перед залпом протестантов. Только те падали, чтобы пропустить над головами вражьи пули, здесь же цель была совершенно обратной...
- Мир, искра схватит порох? - спросила Кристина. Зубами она стянула перчатку с левой руки, удерживая ружье одной лишь правой. Провела ладонью над замком штуцера. Судя по запаху и теплу, фитиль продолжал гореть, но в полной тьме, не давая даже алой точки.
- Должна. Вурм пьет свет, а не жар.
- Приклады вверх? - спросил Гавел.
- Нет, - отрезал Гюнтер, прислушиваясь. - Кристина, его надо подстрелить на первом же броске. Иначе развалит строй.
Никто не переспрашивал и не уточнял, всем было ясно, что подсовывать валькирии оружие для быстрой пальбы здесь бесполезно. Если тварь прорвется в ближний бой, банда рассеется, и все погибнут поодиночке. Поэтому либо рыжая мушкетерша пристрелит подгорного червя, либо...
- Завяжи глаза, - вполголоса попросила Кристина. Гюнтер на ощупь шагнул ей за спину, доставая шелковый платок.

Создание, что скользило во тьме, не было разумным, по крайней мере в том понимании, что вкладывают в это слово люди. Искра божьего благословения миновала бездушную тварь, которую обжигал даже слабый лунный свет. Однако создание было старо и опытно. И мудрость подземного хищника властно нашептывала - не торопись. Люди - легкая добыча, но они могут больно уязвить перед смертью. Их руки слабы, но они вооружены странными вещами, которые способны пробить шкуру, неуязвимую даже для когтей гарпии.
Существо втянуло влажный пещерный воздух нервными, раздутыми ноздрями. Попробовало на вкус запах сразу многих врагов, что столпились посреди загона. Покатало, смакуя, аромат страха на шершавом, как у тигра, языке, приспособленном для слизывания мяса с костей. Запах пьянил, обещал радость насыщения и долгий блаженный сон с наполненным до отказа желудком.
И все же... Тварь еще раз вдохнула, и все тот же опыт подсказал - нет, еще рано. Страх не достиг нужного уровня. Люди напуганы, но готовы драться. Они еще слишком опасны. Паника еще не пришла к ним...
Он сложил встопорщенную чешую, чтобы производить меньше шума. Длинное змеиное тело на непропорционально длинных и тонких лапах скользнуло по кругу, обходя коленопреклоненный строй слепых солдат. Татцельвурм не знал, что такое время. Зато ему было ведомо, что такое терпение.

- Не гремит больше, - прошептал кто-то.
- Зачаровать не удалось, теперь будет нападать, - негромко пояснил Мирослав, делая большие паузы между словами, вслушиваясь в шорохи. - Но не сразу...
Кристина вдохнула, выдохнула, успокаивая сердцебиение привычным усилием воли. Повязка на глазах помогала сосредоточиться. Даже в кромешной тьме человек пытается что-то рассмотреть, напрягает зрение и теряет концентрацию, уставая раньше времени. Плотный платок охватил голову, напоминая - здесь высматривать нечего, помогая сосредоточиться только на звуках.
Проклятая пещера... Слишком большое пространство, эхо искажает звук, сбивая расстояние. Постоянная тихая капель еле слышна, но действует как завеса, маскируя сторонние звуки. Верные союзники злого червяка - он достаточно шумный, не чета кикиморе или стрыге, что смертной тенью скользит под лесным пологом - но скрыт от надежного выстрела за покровом эха и воды.
Тварь движется постоянно и без видимого ритма, по кругу, беспорядочными зигзагами. Когти стучат по камню, клацают, отдаваясь замогильным отзвуком.
Стук. Стук. Стук...
Время идет.

Глаза пещерного охотника не могли бы увидеть врага и с пары шагов, ибо служили лишь напоминанием о наземных предках, но змеечервь не был слеп. Он воспринимал мир в совокупности движения. вибрации, звука, запаха. Ему не нужно было смотреть на свою добычу, чтобы видеть ее. В шуме дыхания, запахе кожи и металла, в биении горячей крови, что струится по жилам, люди представали перед ним куда полнее и отчетливее, нежели образы на лучших картинах старых мудрых фламандцев.
Одна из жертв казалась странной. Она стояла, в отличие от всех прочих, что уподобились обычной лесной скотине. И все время разворачивалась в сторону подземного владыки, словно была ровней ему и ощущала мир точно так же. Охотник прижался к скале, буквально растекся, будто черпая силу и терпение из самих недр земли. Заскреб когтями в сдерживаемом нетерпении. Люди слабы, они умирают быстро - достаточно одного касания шеи сзади, там, где звенья позвоночника касаются черепа. Позвонки маленькие и хрупкие, кожа тонка - лишь дотянись... Но спешить нельзя, пусть страх отравляет их сердца. Тем слаще эти сердца будут на вкус.

- Г-господи, Гюнтер, не могу больше, сердце заходится, - тоскливо пожаловался боец. - Страсть как ужасно.
- Сидеть! - властно приказал Швальбе, и звук его командирского голоса ненадолго вернул уверенность ландскнехтам. - Поползешь из строя, пристрелю на месте.
В душе капитана уверенности оказалось куда меньше. Татцельвурм действовал, как опытный охотник - и пока что выигрывал. Помощь придет нескоро, совсем нескоро, если вообще придет. Солдаты сломаются намного раньше, и все умрут во тьме.
- Капитан, - очень-очень тихо, одними губами вымолвила Кристина.
Она больше ничего не добавила, но Гюнтер понял и заскрипел зубами. Ружье - вещь тяжелая. Девушке приходится держать его на изготовку, ловя каждый шорох поганой тварюки. Ведь шанс на выстрел представится только один.
- Обопри, - он на ощупь поймал толстый граненый ствол и положил себе на плечо, чуть привстав. Если теперь последует выстрел, капитан оглохнет, по крайней мере, на одно ухо. Но лучше быть глухим, чем мертвым.
- Плохо, - пожаловалась Кристина, и снова не нужно было объяснять, в чем беда. Любая подпорка - меньше подвижность ствола. А вурм быстр, очень быстр.
- Капитан, скажи, а похоже это на зимний лес? - неожиданно спросил Мирослав. Голос следопыта был странный, полный ненормального, безумного веселья. Так обычно говорят люди, обожравшиеся порошка заморской лозы куки. Этим и нож в пузе - причина посмеяться. Но следопыт кукой сроду не увлекался.
Потусторонний шорох приблизился, усилился. Незримый враг осмелел и сужал петли, чуя близкую поживу.
Стук. Стук. Это солдатская смерть приближается, стучит когтями по камням, готовая напиться свежей крови...
- Заткнись, чернокнижник! - рявкнул Гюнтер с ноткой подступающего отчаяния. Он чувствовал, что монолит пехотного строя начинает потихоньку разваливаться, как замок их песка, подмываемый волной. - Тишина!
- А вот сейчас и проверим, - невпопад отозвался Мирослав и даже не огрызнулся на "чернокнижника". Судя по звяканью и шлепанью, он положил саблю прямо на камни и шагнул вперед, выходя из строя.
- Хрыстя, прицел на меня, - неожиданно четко и трезво сказал ведьмак, и Гюнтер развернулся в его сторону, чтобы подруге было удобнее ворочать стволом на живом упоре.
- Иди сюда, змеюка-подлюка, я из тебя сейчас ремень сделаю, - пообещал Мирослав, доставая из ножен кинжал, все еще липкий от порченной кобольдовой крови. - Девкам на радость, мужикам на зависть, а тебе, скотина, на поругание!

Охотник склонил голову и тихо зашипел, стуча зубами в замешательстве. Происходило нечто странное, не укладывающееся в его опыт. Добыча должна сбиваться в дрожащую кучу. Или разбегаться. Но не бывает так, чтобы все сохраняли порядок и готовность к драке, а один от них отделялся. Не бежал - это как раз нормально - но именно отходил, довольно ровным шагом, спотыкаясь не больше, чем следует ожидать от слепца.
Что это значит?.. Одиночка отошел на несколько шагов, остановился, шагнул снова. От него пахло страхом, как и от остальных, но при этом - чем-то еще. Острая, терпкая нотка решимости. Так пахнет зверь, уставший, загнанный в угол, но готовый к последнему броску. Биение крови в жилах одиночки усилилось, его сердце заколотилось быстрее. А в следующее мгновение в расширенные ноздри земляного червя ударила волна горячего, волнительного аромата.
Инстинкт охотника, убийцы не смог воспротивиться зову горячей крови. Ее было слишком много, и пролилась она слишком быстро. Чудовище поднялось на кончиках трехпалых лап, качнулось, похожее на кобру перед атакой. Хвост колотил по скале, подбрасывая каменную крошку. Татцельвурм метнулся вперед, к добыче, в оглушительном треске дерева, сокрушая постройки красноголовых гномов. Он был очень быстр, быстрее василиска, стремительнее бродячего паука-охотника.
И грянул выстрел.

Стрельба из ружья - это очень просто. Загадочная и удивительная сила, заключенная в порохе, творит чудеса. Недаром до сих пор ученые мужи так и не могут придти к выводу, что порождает ту силу - божье благословение или дьявольское проклятие. А еще стрельба - это сложно. Это искусство, которым возможно овладеть только после долгих лет тренировок. При стрельбе по движущейся мишени приходится принимать во внимание даже то, что искра не сразу воспламеняет порох на затравочной полке. Может произойти почти целое мгновение, полная секунда между поворотом рычага и выстрелом.
В этот раз - из-за близости колдовской твари - невидимому, слабому огоньку понадобилось еще больше времени, чтобы породить оглушительный, яркий сноп пламени в стволе. И эти полторы секунды Кристина вела стволом по дуге, ориентируясь по грохоту несущейся мерзости.
Выстрел ослепил и оглушил, Гюнтер непроизвольно заорал, прикрывая ухо. Девушка выпустила из пальцев уже бесполезный штуцер, и рукояти пистолетов сами собой прыгнули ей в ладони. Тонкий, страшный вой повис в воздухе, утробным скрежетом отдался под высокими сводами пещеры. Повязка на глазах не позволила Кристине увидеть в стремительной вспышке длинное тело, переливающееся металлическим блеском прижатой чешуи. Голову, похожую на крокодилью, с провалами ноздрей и бельмами глаз. Когти, похожие на костяные серпы. Все это увидел прямо перед собой упавший ничком Мирослав, но следопыт даже не успел испугаться. Расколотая выстрелом темнота вновь сомкнулась и сразу же взорвалась еще двумя яростными огнями - от пистолетов Кристины. Вой подстреленной твари выдал ее даже лучше, чем грохот сметаемых построек "красных колпаков".
Приманивая на себя татцельвурма, Мирослав не рассчитал и резанул глубже, чем следовало. Кровь уходила из тела слишком быстро. Противная слабость подкатывала к сердцу, охватывала руки. Но ведьмак все же смог перекатиться на спину и сделать резкое движение рукой от себя, шепча короткие, нужные слова. К самому своду подземной залы ударил сноп светоносного, призрачного огня. Слабый, он, после долгих минут давящего мрака казался ярче солнца. Глухо, почти жалобно заскрипел татцельвурм, подстреленный двумя пулями из трех. Тварь пыталась скрыться в спасительной темноте, переползая дергаными рывками, скрежеща чешуей по камням. За раненым чудищем оставался широкий след бледно-синей жидкости, похожей на кровь глубоководных морских тварей.
Щелкнуло огниво Кристины, с первого же раза метнув язычок настоящего пламени.
- Рубите скотину! - заорал Гюнтер. - Пока не ушел! Факелы запаливай!
- Меня перевяжите, сам себе я руду не заговорю, - прошептал Мирослав, бессильно откидываясь на твердые камни. Они казались ледяными, как будто из настоящего льда. И тем очень скверно напоминали давешние видения о конце и смерти. Но ведьмак откуда-то совершенно точно знал, что то время еще не пришло. Он слабо шевельнул рукой, стараясь нащупать выпавший кинжал. Пальцы скользнули по уже остывающей, липкой крови и наткнулись на что-то крошечное, мягкое, отвратительно-мягкое, как насосавшийся клоп.
И все стало на свои места. Мертвенный лес вокруг, отравленный зловещими миазмами. Пещера, деревянные страхолюдные постройки карлов, а еще эта мокрая склизкая гадость под рукой.
- Не может быть... - зажмурился ведьмак, уже не слыша, как хлопают один за другим выстрелы, не чувствуя, как его торопливо поднимают и тащат, на ходу дорывая и так располосованный кинжалом рукав, чтобы перевязать глубокий порез.
- Не может быть.

+3

77

Восхитительный фрагмент. Читаешь и мороз по коже, будто сам в той пещере стоишь...

Чекист написал(а):

Так обычно говорят люди, обожравшиеся порошка заморской лозы куки.

Имеется в виду кока? Так она не лоза, а кустарник и употребляют у неё листья.

Чекист написал(а):

Пальцы скользнули по уже остывающей, липкой крови и наткнулись на что-то крошечное, мягкое, отвратительно-мягкое, как насосавшийся клоп.

Близкий повтор. Может, заменить одно "мягкое" на дряблое, податливое или ещё какой синоним?

+1

78

Зануда написал(а):

Восхитительный фрагмент. Читаешь и мороз по коже, будто сам в той пещере стоишь...

Вашу оценку Игорю передам - это "его" эпизод большей частью)

Зануда написал(а):

Имеется в виду кока? Так она не лоза, а кустарник и употребляют у неё листья.

Это мы с вами знаем, а мысли от наемника 17-го века, который что-то когда-то слышал краем уха

Зануда написал(а):

Близкий повтор.

Всенепременно исправим) Спасибо!

0

79

75

Чекист написал(а):

- Итого, тихушничество закончилось

Наверное лучше будет "Итак"

Чекист написал(а):

Посему - снимаем часовых как получится. А дальше - как пойдет.

Очень близкий повтор. Предлагаю вместо "как получится" - "любыми способами"

+1

80

Любое, даже самое темное подземелье можно осветить. Просто нужно больше огня и факелов, а их-то, многоопытные дечинские следователи натащили в достатке. Суровые мордатые дядьки в кожаных фартуках и рясах, под которыми угадывались кольчуги и кирасы, описывали найденное. Раскладывали отдельные кости и собирали их заново в костяки, уточняя хотя бы примерное число жертв, что закончили путь под разделочными костяными ножами кобольдов. Жертв было не так уж и много. По совести говоря меньше, чем остается после баталии рота на роту. Но все же...
Работа ландскнехтов закончилась на убиении татцельвурма, однако Гюнтер выпросил, а точнее выбил у Йожина разрешение воспользоваться призовым правом в сухопутном переложении, то есть попросту разграбить содержимое обоза, который, в свою очередь, до того распотрошили и перетащили под землю карлы.
Нашел себе дело и мавр Абрафо. Целых тел после кобольдовых омерзительных трапез не осталось, зато одежды, скинутой в одну яму, намертво пропитанную запахом смерти и гнилья, имелось в преизобилии. Ее и обшаривал чернокожий, закрыв лицо платком и яростно ругаясь на своих языческих наречиях.
- Что ищешь? - Мирослав присел на краю ямы, держа в вытянутой руке большую масляную лампу.
- Вещь, - лаконично отозвался Абрафо, засучивая рукава и намереваясь пойти на второй круг. - Нужную.
- Может, вот эту? - ведьмак раскрыл ладонь другой руки. Мавр сощурился, пытаясь разглядеть против света. А когда узнал вещицу, невольная судорога перекосила широкое темное лицо.
- Отдай, - глухо прошептал мавр.
- Держи, - против ожидания Мирослав бросил в яму небольшую штуковину.
Абрафо ловко схватил, зажал в кулаке. Затем осторожно начал разжимать пальцы по одному, как будто поймал драгоценное насекомое и боялся, что оно улетит, лишь выпачкав разноцветной пыльцой.
На светло-коричневой ладони лежал компас, на вид работы простой, однако весьма искусной. К шестиугольному деревянному корпусу была привинчена тонкая и круглая пластинка из электрума, расчерченная указателями румбов, а посередине сверкало маленькое стеклянное окошечко. Компас был неисправен - окрашенный красным кончик магнитной стрелы замер неподвижно около SW - юго-запада - и мелко-мелко подрагивал, будто осиное жало.
- Благодарю, - пробормотал Абрафо, по восточному обычаю завязывая находку в широкий матерчатый пояс.
- Хорошая вещица, - задумчиво протянул Мирослав, не собираясь уходить. - Я слышал о таких. Твой компас показывает не направление, а дальность? Я прав, наш чернокожий друг?
Абрафо молчал долго. Мавр понимал, что обмануть этого странного человека вряд ли удастся. И придется говорить правду, если тот спросит. Но солдат, которого называли то следопытом, то чернокнижником, не задавал вопросов, и тогда Абрафо спросил сам:
- Помочь можешь?
- Нет, - покачал головой Мирослав. - К сожалению, здесь уже ничего не сделать. Соболезную.
- Благодарю, - снова буркнул мавр, выбираясь из ямы. Руки его дрожали.
Мирослав не пытался помочь, глядя на чернокожего странным, неподвижным взглядом.
Абрафо, наконец, вылез, отряхнул, насколько получилось, землю с одежды, еще раз проверил драгоценную безделушку в поясе. Собрался уходить, туда, где было больше людей и света.
- Капитан хочет, чтобы ты остался, - в спину ему сказал ведьмак. Голос Мирослава ничего не выражал и вообще казался преувеличенно ровным. - Роте пригодится хороший оружейник. Но решение за тобой, мы не работорговцы. Хотя какое-то время все равно побродишь с нами, для порядка и для дела.
- Я ... подумаю, - отозвался Абрафо, не оборачиваясь.
- Решение за тобой, - Мирослав поднялся с корточек, переложил светильник в другую руку. - Я не выдам твой секрет. Хотя бы этого можешь не бояться.
- Благодарю, - в который раз повторил Абрафо, все так же не оборачиваясь и чуть склонив голову.
- Но с одним условием...
Мимо шумно протопал Отакар, в здоровой руке он сжимал целую связку новеньких шпаг, а на шее весело три или четыре таких же новеньких мушкета. Иного человека такая ноша пригвоздила бы к месту, но чех лишь счастливо улыбался и прикидывал, сколько оружия рота оставит себе, а сколько продаст за годную цену немцам. Итог любых раскладов радовал душу. На шелковые портянки точно хватит! Возможно, даже на батистовые шоссы останется, чем солдат хуже князя?
- Что под железом на возах было, то не трогал? - строго спросил Мирослав.
- Я не дурней валаха, сержант, - пропыхтел Отакар. - Да если бы и хотел, там Йожин длань свою наклал... то есть наложил. Все нечестивые амулеты сочтены, измерены и ... это ...
- Описаны в ведомости, - подсказал Абрафо, невольно улыбнувшись.
- Точно!
Отакар зашагал дальше, гремя, как бочка с песком, в которой прокатывают кольчуги, избавляя от ржавчины. Мирослав дождался, когда он отдалится и негромко закончил начатое:
- Эти люди мне не побратимы и даже не друзья. Это наемное отребье, с какой стороны не глянь. Однако мы делаем одно дело, и дело то хорошее. Опять же, с какой стороны не глянь. Поэтому, когда стрелка коснется "норда", тебе следует быть подальше от всех нас. Как можно дальше. Понимаешь?
- Понимаю, - очень серьезно сказал мавр.
- Вот и славно, - так же серьезно кивнул Мирослав. - Значит, мы с тобою договорились, наш чернокожий друг.

* * *

Придорожная харчевня сроду не видела столько посетителей. Хотя, впрочем, наверняка видела, но было то давно, еще в довоенные времена, так что не считается. Причем люди нынче собрались все культурные, воспитанные, то есть жрали и пили без эксцессов, разве что с умеренным битьем посуды. Но посуда на то и посуда, чтобы ее побить под настроение. После хорошего дела, как не выпить кувшинчик доброго пива? А выпив, ну как не шмякнуть им от души об стол или утоптанный до каменной твердости пол? Без этого никакой радости, и даже пиво горчит.
Ну, девка рыжая с солдатами ест и пьет, с головой непокрытой и стрижена по-мужски, да еще с оружием. Однако не псоглавица же и без копыт. А что еще чудно - солдаты и монахи вперемешку, и вроде как все друг друга знают. Странные, непонятные дела ныне творятся... Но деньги честные, без обмана, в ольховые листья не превращаются, как не копти на свече под заповедный кабацкий заговор. Да и обычного солдатского погрома вроде не предвидится, так что пусть их.
Однако нашлись те, кому здоровое веселье оказалось не по нраву. В самый разгар явились чучелы дикие и скверные, настолько сумасшедшие, что даже кинули претензию ландскнехтам. Осторожно, конечно, но кинули.

- Господин Макензен желает получить свою собственность.
Высокий офицер ступил в центр кабачка, преувеличенно громко звеня шпорами и прочей амуницией. Весь какой-то парадный, франтоватый, в красных штанах с нашитыми белыми лампасами в мелких кружевах. В желтом колете поверх чего-то расшитого и кружевного, и шляпе, лихо заломленной набок. Перчатки новенькие, аж скрипят, все швы целы, что для обычной перчатки редкость, больно уж быстро расходятся, если в деле бывают. А вот шпага плохонькая - это опытный глаз видел сразу. "Валлонка", как у Гюнтера, но короче, легче и без чашки, только с кольцом под большой палец. И гарда маленькая. Плохонькая шпажка, прямо скажем ... или сделана специально под бойца и его особый "почерк". Гюнтер прикинул, как мог бы фехтовать владелец такой железки - с дальней защиты, "по-сабельному", не принимая удары на гарду. Опасный боец... Или хлыщ, который приоделся на последние грошики, так что для хорошей шпаги денег уже не осталось.
- Вот этого человека, - франтоватый офицер задрал подстриженную бородку и указал окольцованным перстом в сторону Абрафо.
Мавр, сидевший в углу за кружкой пива рядом с Кристиной, ответил злым взглядом. Валькирия как бы случайно подвинула локтем в его сторону кинжал, которым кромсала цыпленка. Мавр положил руку рядом с рукоятью. Снаружи заржали кони - разряженный офицер оставил всех своих снаружи, а было там человек десять. Недостаточно, чтобы уделать роту и святых отцов при их собственной охране, но хватит, чтобы устроить хорошее такое побоище.
- Которого? - Гюнтер поднялся с видимой ленцой, не спеша подошел к вопрошавшему. загребая ногами.
- Его, - офицер повторил жест, тыча в мавра. - Черномазого.
Гюнтер шмыгнул носом, оглядел собеседника сверху вниз, затем снизу вверх, прикидывая, откуда тот дезертировал перед службой "господину Макензену". По выговору похож на шведа, по морде на француза, оружие скорее немецкое, а по одежке - ныне так одеваются все, от северного до южного морей, только у этого побогаче.
- Черномазого? - Швальбе повернулся, не выпуская, впрочем, франта из виду. Такие вот смазливенькие обожают тыкать стилетом в печенку честному солдату. - Это вон того, что ли?
- Да. - с видом наглым и надменным ответствовал тот.
- Братишка, - Гюнтер с превеликим удовольствием вернул наглость. - Так ты, похоже, в глаза по греческому обычаю балуешься, раз так попутал! Тот парень, в коего ты столь некуртуазно пальцАми тычешь, на самом деле белее белого .
- Что?.. - от такого нахальства немудрено было удивиться.
- Это наш дружок, механикус-оружейник. Зовут Абрамом, потому что из жидовствующих. Только пейсы мы ему состригли, а то совсем перед людьми неудобно. Он нам тут малость проспорил, поэтому мы его сажей вымазали. Для смеху. Потому и черным кажется. Ну, если издалека и глаза порченные.
Несколько секунд царила мертвая тишина. Все пытались понять и переварить короткую речь капитана. А затем рота и все прочие взорвались оглушительным смехом, пожалуй что непристойным ржанием. Даже мрачный и усталый Йожин прикрылся широким рукавом, глуша ухмылку.
- Азохенвэй, - угрюмо прохрипел Абрафо, вызвав новый приступ хохота.
Глядя на новорожденного "Абрама", пришлый офицер наливался ровным свекольным цветом, дергая усами и нервно шевеля пальцами над рукоятью своей уродской шпажонки.
- Вот это напрасно... - наконец прохрипел он, давя подступившие к горлу ругательства. - Напрасно, господа хорошие...
- В любое время и в любом месте, - улыбаясь, сказал Гюнтер, подступив к собеседнику почти вплотную. Очень тихо и очень внушительно сказал, только для одного слушателя. - как пожелаешь. Только подумай, оно тебе надо? Ляжете все. И ты первым.
- Господин Макензен будет недоволен, очень недоволен...
- А означенному господину следует подумать, как бы ему не пришлось давать показаний относительно нечестивых, богопротивных и колдовских амулетов, - веско порекомендовал с места Йожин. - Тех, что везли на одном обозе с неким мавром, поисками которого так озабочен совершенно не уважаемый мною господин Макензен
Офицер выпрямился, задрал голову выше высшего, дернул щекой. Тихо пообещал, только для ушей Гюнтера:
- Сочтемся.
И вышел, все так же буравя носом низкий потолок, ни на кого не оглядываясь.
- В любое время и в любом месте, - повторил капитан, но его никто не слышал - братва шумно праздновала победу. Почему-то Швальбе казалось, что насчет места сказать нельзя, а вот время наступит довольно-таки скоро. Потому что возить по европам гнусные некромантические поделия - нехорошо и чревато. Йожин уже наверняка взял на заметку неведомого "Макензена" и не выпустит ниточку, пока не пройдет до самого конца. Без заруб и резни, тихой сапой и хитрыми расспросами. Потому и Абрафо отдавать нельзя, даже окажись он бесполезен - мавру еще предстоит вспомнить все, что он видел и слышал в плену, до последнего слова. Возможно, потому его и хотели замести себе нежданные гости - чтобы не вспомнил лишнего.
А значит, караулы сегодня надо удвоить. На всякий случай.
- Сочтемся, - пообещал Гюнтер, думая, что пора наконец переточить шпагу. На случай, когда придется пофехтовать с таким вот любителем дальних дистанций и "липких" защит.

- Почтенный отец мой, не соблаговолите ли разодолжить брата во Христе, можно даже сказать чадо Христово, беседой? - учтиво и куртуазно вопросил Мирослав, выждав момент. Рота шумно поздравляла прописавшего в личном составе мавра, так что никто не обращал внимания на следопыта и священника.
- Это Хуго. Он умный, - представлял Адлер сослуживцев. - А это Отакар. Он гр-,хр- хренодер, вот!
- Гренадер, - огрызнулся упомянутый Отакар. - А я тебе сейчас кружкой в лоб закатаю!
- Пусть и гренадер, зато лучший на сто миль вокруг! - заорал Адлер ко всеобщему веселью.
- Чего тебе, чадо непутевое, вечно пьяное и молодое? - брюзгливо спросил Йожин. Святой отец за два минувших дня вымотался как собака. Сперва бешеная скачка вслед за вестями от роты, затем утомительное следствие по делу. И по телу, вернее по телам. Опять же, дохлого татцельвурма описать и по возможности превратить в чучело. Заботы, сплошные заботы...
- На пару слов, отче, - уже более деловито и негромко попросил Мирослав. Йожин посмотрел на сержанта-ведьмака, тяжко вздохнул, понимая, что отделаться от настырной парочки не выйдет.
- Чего тебе? - снова вздохнул он.
Мирослав огляделся, увидел, что никто не смотрит в их сторону. Поднял кулак, чуть разжал пальцы. Не так, как с Абрафо и компасом, а самую малость, только чтобы Йожин увидел, да не просто так, а изогнувшись и вытянув шею.
Упитанный Йожин открыл, было, рот, чтобы напутствовать проклятого ворлока, куда ему надлежит идти со своими секретами, но тут наконец рассмотрел, что показывает Мирослав. И проклятие замерзло в глотке священника.
- Я думаю, здесь есть разговор, - тихо сказал ведьмак.
- Нет здесь разговора, - зло прошипел Йожин, с неожиданной ловкостью выхватывая из пальцев следопыта мелкую виноградину, почерневшую и давленую. - Забудь, что видел, не твое это дело, чернокнижник!
- Карлы городили виноградник, - еще тише сказал Мирослав. - Рамы для побегов в три человеческих роста. На голом камне. Земля для подкормки в ящиках. Йож, ты не припомнишь, что за странный виноградник, который растет во тьме, вдали от солнца? Сдается, слышал я что-то такое, давным-давно.
- Где слышал? От кого? - быстро спросил Йожин.
- Старики баяли разное, - ушел от прямого ответа Мирослав. - Про всяческую страхолюдность.
- Про страхолюдность, значит, баяли, - повторил Йожин, морща лоб в напряженных раздумьях. - Ладно... Гадость эту я выкину в проточную воду, подальше от людей. А ты забудь, что видел ее. Пока забудь... Слишком много здесь разных сложностей понаверчено.
- Но, Йож, я видел, другие видели, - сделал еще одну попытку Мирослав. - Вам не удастся скрывать это все время.
- Нам не нужно все время, - буркнул экзекутор. - Только его часть. Пока - рано.

Das конец

+4


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Михаила Гвора » Ландскнехты ("Дети Гамельна. Зимний Виноградник 2.0)