Человек умелый и знающий, да еще не шибко нагруженный, может идти по густому лесу со скоростью две мили в час. Обычный, да еще с поклажей - хорошо, если милю сделает, а скорее куда меньше. На взгляд Мирослава, у банды получалось около двух, и это было очень хорошо, учитывая, что кругом не парк для оленьей охоты, а Шварцвальд. И все благодаря маленькому проводнику. Куница прыгала то впереди, то сбоку, ведя ландскнехтов через чащобу, обходя завалы и неожиданные овраги, которые настолько заросли поверху всякой зеленью, что не заметишь и в упор. Если здесь когда и проходил человек, то случилось это давным-давно.
Солнце уже клонилось к вечеру, но снизу было незаметно - мешали густые кроны, которые к тому же буквально сшивали в единое полотно какие-то лианы и прочие папоротники, Мирославу незнакомые. Следопыт оценил очередной ствол в три-четыре обхвата, который пришлось обходить по широкой дуге, минуя вздыбленные из земли корни, скользкие от мха. Подумал, что когда-нибудь и сюда доберутся лесорубы. Это вам не Московское царство, где леса не кончаются, это Старый Свет, где даже дремучие чащобы год от года сужаются. Тают подобно ослиной шкуре, что зачаровал один парижский чернокнижник по прозвищу "Рафаэль".
И в этот момент куница с писком исчезла. Нырнула в зеленую стену сплошного кустарника и пропала, словно и не было ее никогда. Гюнтер вытер рукавом мокрое от пота лицо и вопросительно глянул на Мирослава. Тот молча ткнул пальцем в направлении прежнего движения и повел раскрытой ладонью сверху вниз - дескать, тише и пригнитесь. Если зверек пропал, это могло означать лишь то, что цель близка. Ну, или засада, однако об этом думать не хотелось, потому что случись она - вряд ли кто-то выберется обратно живым. Маленький проводник вел отряд причудливыми зигзагами (хотелось надеяться, что для обхода вражьих засидок), так что в какую сторону возвращаться теперь и самый лысый черт не сказал бы.
Швальбе засопел и осторожно потянул из ножен шпагу. Клинок беззвучно вышел из ножен, серой полосой раздвинул густые заросли. Так Гюнтер и шагнул вперед, с "валлонкой" в руке, готовый встретить кого угодно прямым насаживающим уколом. Остальные последовали примеру командира, отряд ощетинился холодной сталью, тихо защелкал взводимыми курками пистолетов. Один Мирослав остался с голыми руками, лишь поправил перевязь. Почему-то он был уверен, что опасность не здесь, а впереди.
Ветер скользил по верхушкам лесных титанов. Неумолчно шуршала листва, и в этом тихом шорохе тонули все сторонние звуки. Это злило, как будто в ушах по фунту ваты. Подкрадется заморский зверь слон - и не услышишь. Под тяжелыми солдатскими сапогами скрипели подгнившие, изъеденные жучками веточки валежника. Ноги по щиколотку, а то и выше уходили в плотную, упругую подушку мха, наросшего на трухе и гнилушках.
"Тихо" - подумал Мирослав.
Хотя нет, не так. Не тихо - листва над головой шебуршит, как драгоценный китайский шелк. Пусто. Не бывает в глухой чащобе такой пустоты. Даже птицы молчат.
Мирослав опустился на колено, снял перчатку и погрузил пальцы в липкий влажный мох, стараясь коснуться самой земли, почувствовать ток жизни Леса. И не смог. Не было ничего, вообще ничего. Лишь моргнула и погасла искорка на самом краю сознания - видимо куница, что спешила покинуть недоброе место.
Здесь не было жизни, ни зверя, ни птиц, даже мелких пакостников-древоточцев, и тех будто корова языком смахнула. Ничего. И даже деревья тянули соки из земли, как будто по привычке, согласно постылой обязанности. Мирослав поднял руку, потряс, как будто это могло помочь отогнать поганое чувство. Словно всей пястью влез в раскрытую рану, где поселился антонов огонь .
Ведьмак торопливо протер ладонь о штаны, его била нервная дрожь. Не страх - сержант не чувствовал кругом ни угрозы, ни вообще присутствия чего-либо живого - но ощущение страшного, разрушительного упадка, совершенно, абсолютно враждебного любой жизни.
Хотя...
Отряд замер в гробовом молчании, растянувшись подковой, прикрывая следопыта. Обычные наемники относились к Мирославу с опаской, смотрели искоса, за спиной, случалось, называли чернокнижником и колдуном. Но при этом ценили и оберегали. Солдаты вообще люди практичные. Если отрядный чудознатец чего-то там ворожит, и от этого случается польза, значит так надо. А следопыт, превозмогая отвращение, вновь коснулся земли раскрытой ладонью. И вот сейчас ему стало по-настоящему страшно.
Iudicium et Retributio.
"Правосудие и Воздаяние"
Сегодня я отмерю тебе и то, и другое - говорит человек со странным мечом. Человек, что отмечен страшным проклятием, которое невозможно ни снять, ни ослабить.
Смерть кругом, смерть везде. Снежинки падают, закрывая белым пологом поле страшного боя. Все мертвы - едкий и циничный Гюнтер, умный Йожин, сведущий в лекарстве Мортенсен, простоватый, но сметливый Гавел... Смерть забрала всех.
И его, Мирослава, тоже. Или еще только заберет.
"Это не упадок, все, что вокруг тебя" - шепнул невидимый голос.
Ледяная судорога скрутила тело, бросила оземь. Больно впилась в бок рукоять сабли, но это была сущая мелочь по сравнению с холодом, что затопил сердце ведьмака.
"Это лишь приближение к нему..."
Ведьмак пришел в себя. Он лежал на боку и не мог двинуть ни одним членом, только мелко подергивались кончики пальцев. Этими самыми пальцами ведьмак попытался перекреститься. От целительной силы крестного знамения или просто от разгона крови по жилам, но с каждым движением чуть легчало. Наконец он смог сесть и оглядеться. На мрачно-зеленом фоне листвы бледными пятнами выделялись испуганные физиономии солдат.
- Пошли, - с трудом выдавил Мирослав. Глотка пересохла и закостенела, сопротивляясь звукам.
- Куда? - спросил Гюнтер.
Следопыт молча махнул рукой в том направлении, куда все и так направлялись. и пояснил, справившись с непослушным голосом:
- Недолго осталось.
* * *
У Гюнтера было мало вещей, которые он по-настоящему ценил. Это вообще свойственно ландскнехту. Сегодня ты жив, а завтра уже нет, друзья выпьют за упокой грешной души водки, поделят имущество - и забудут. Такова жизнь и ничего здесь не поделать. Поэтому мало кто из наемников дорожит скарбом. Зачем трястись над тем, что тебе вероятно потом как-нибудь понадобится, если можно поставить все на кон сейчас, в веселой игре. Или пропить. Или ... Да мало ли найдется применения добрым вещам для хорошего человека?
Однако одну штуковину капитан ценил и берег, как зеницу ока или гвоздь от креста на коем был распят Иисус. Ну, точнее берег бы, попадись настоящий, поскольку нынче этих гвоздей развелось столько, что Ною хватило бы для его корабля и еще останется. Пригождалась эта вещь не очень часто, но каждый раз оказывалась сильно к месту.
Капитан аккуратно сложил подзорную трубу, столь же аккуратно упрятал ее в прочный футляр из навощенной испанской кожи, выложенный изнутри замшей. Футляр-тубус отправился в специально нашитый карман у левого бедра. И только убедившись, что драгоценность надежно укрыта от всех превратностей, Швальбе обратил взор свой на верную команду. Обратил и выразил отношение ко всему происходящему одним коротким словом. Сказано то слово было по-немецки и на иные языки толком никак не переводилось.
- Гаплык, - согласился Мирослав, найдя таки примерное соответствие в одном из двух родных наречий.
Некогда здесь была гора - память о тех временах, когда даже предки языческих богов мочились в пеленках. А под горой текла река, надежно скрытая в глубоком подземном русле, далеко от солнечного света. Время беспощадно обтесало камень своим безжалостным долотом, выгладило ледяным панцирем, отполировало тысячелетними ветрами. Река же нашла иной путь, уйдя еще глубже, возможно к самой геенне, потому что даже чертям нужно пить. От горы остался лишь обширный холм, затерявшийся в густой чащобе, с червоточинами опустевших пещер. А теперь у тех пещер появился хозяин... И отряду следовало решить, что делать дальше. Точнее решить предстояло командиру.
- Надо будет жандарма нанять, - наконец вздохнул Швальбе.
- Зачем нам жандарм? - спросил тихонько Гавел.
- А когда в следующий раз полезем под землю, мы его с коня ссадим и вперед загоним. Рыцарь в железе весь, такому не страшно по башке получить, если что.
Сказанное "в следующий раз" тяжко повисло в воздухе, подразумевая, что от "этого" раза никак не отвертеться.
- Рыцари в найме дорогие, - напомнил Отакар, чех из Соколовок, здоровенный как бык о двух ногах и без рогов. На левой руке у него всегда была перчатка-варежка, прикрывавшая размозженные пальцы, давнюю память об атаке рейтар. - Лучше полный доспех купить. Или собрать. Дешевле выйдет.
- Если полный доспех купим, зачем нам рыцарь? - творчески развил мысль Отакара Гавел. - А на кого надеть - найдем.
- Мало просто железок набрать, - опять вздохнул Швальбе, которому очень заметно не хотелось принимать следующее решение. - Надобен тот, кто его правильно таскать приучен. Лучше с детства.
Озвучив эту, всем известную сентенцию, капитан взглянул на Мирослава, передавая ему решающий голос.
Положение ведьмака в банде было довольно своеобразным. Формально он являлся первым сержантом, с соответствующим жалованием. Но поскольку заниматься соответствующими делами не любил и не собирался, то настоящим сержантом при Швальбе был опытный Гавел. Таким образом, следопыт никем не командовал и вообще держался несколько особняком от прочих бойцов. Однако все знали, что никто лучше него не ведает о всевозможной нечисти, и вообще полезные умения Мирослава не раз ощутимо помогали роте. Поэтому ведьмак признавал главенство и верховодство капитана, но если уж что-то говорил, то и сам Гюнтер очень внимательно к его словам прислушивался.
Мирослав молчал, запустив руку за пазуху и, судя по движениям плеча, перебирал свои многочисленные амулеты.
- Отлежимся до утра и по раннему холодку начнем? - рискнул спросить Гавел. - Или откатимся и все-таки дождемся подмоги? Маслица надо бы побольше...
- Заляжем, да, - глухо отозвался Мирослав. - Но утра ждать не будем. Как придет крепкая ночь, двинем внутрь.
- А не рехнулся ли ты, друг любезный? - не чинясь уточнил Швальбе. Положение привилегированного советника для следопыта предусматривало и оборотную сторону - возможность получить соответствующую прилюдную выволочку.
- Нет, - так же глухо ответил Мирослав, полез за трубочкой но, вспомнив где находится, с негромким чертыханием упрятал обратно. Дымить здесь категорически не следовало. Запах табака в лесу даже обычный нос чует саженей за полста, а то и дальше. - Суди сам. "Колпаки" твари подлунные. После заката самые боевитые, да и вообще все почти разойдутся по округе, жратву добывать. Разбредутся далеко, окрестности объедены хорошо и вообще опустели. Главное, чтобы тогда нас не учуяли. Отлежимся под кустом, переждем. Подземелья опустеют, вот тут самое безопасное время туда прокрадываться.
Гюнтер покрутил ус, коря себя втихомолку за то, что забыл один из парадоксов подлунной охоты - логово многих ночных скотинов после заката часто оказывалось самым безопасным местом. Главное не попасться хозяину, когда тот выходит на промысел.
- Мир, а оно нам надо? - для точности вопросил Отакар. - Там все так скверно, что нельзя обождать?
- Надо, - твердо обрезал ведьмак.
Мирослав снова посмотрел на холм, который поднимался средь леса, подобно хребту громадного подземного зверя. На глубокую ложбину, которая осталась с тех времен, когда подземный поток ненадолго - мили на полторы - выныривал из преисподней на свет божий. Отсюда, с кромки густой чащобы, разглядеть вход в пещеру можно было только в трубу Швальбе, настолько все заросло. Еще следопыт посмотрел на несколько узких тропок, что вились широкой сетью, сходясь к пещерному входу. Даже маленькие, осторожные и легкие ножки способны протоптать настоящие дорожки, если будут ходить по одним и тем же местам годами.
Годами...
Мирослав закрыл глаза и попробовал представить, что за ужас пригрели в пещерах недомерки, а также, зачем им понадобилась собственная лесопилка. Так и не смог. Лишь повторил знание, которое накрепко поселилось в его разуме вместе со странными образами будущего:
- Надо идти. Потом будет поздно.