ОКРЕСТНОСТИ МОГИЛЕВА. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 
Вдруг, уже начавшего свой прыжок волка сильным ударом снесло в кусты. Я автоматически повалился набок, едва до моего сознания донесся звук винтовочного залпа. Пули засвистели вокруг меня и я вжался в снег. Эхо выстрелов из множества винтовок слилось с волчьим воем, смешалось с ним и погнало его дальше в лес.
Осторожно приподняв голову, я увидел, что уцелевшие волки стремглав неслись в глубину леса подгоняемые пулями наших неожиданных спасителей. Десяток солдат вели методичный огонь по волчьей стае и тем самым, нужно признать, спасли наши жизни от страшной смерти в волчьих зубах.
Выбравшись на утоптанный тракт, переведя дух и убедившись, что непосредственная опасность миновала, я повернулся к командиру столь неожиданно появившегося отряда.
- Кто вы, наши спасители?
Офицер с погонами штабс-капитана цепко скользнул взглядом по нашей компании задержавшись на мгновение на полковничьих погонах Горшкова, и, поняв что я тут главный, вытянувшись по стойке смирно отдал честь и представился:
- Ваше превосходительство! Честь имею представиться - штабс-капитан Мостовский, сто тридцать третий Симферопольский полк. С кем имею честь?
Вот вашим превосходительством меня тут еще не называли, усмехнулся я про себя. Ну, это как раз понятно, про то что, я царских кровей он не знал, а вот погоны генерал-адъютанта он видел.
- Я, генерал-адъютант Великий Князь Михаил Александрович.
Мостовский, вытянувшись как на параде, попытался официально доложиться:
- Ваше Императорское Высочество, сводный отряд...
- Отставить, штабс-капитан. Мы не на плацу. Хочу выразить вам благодарность от своего имени и от имени моих спутников. Право, если бы не столь счастливое появление вашего отряда, то не встретить бы нам завтрашний рассвет.
Крепко жму руку Мостовского. Тот явно польщен, хотя и пытается скрыть это под маской видавшего виды служаки. После чего он обменивается рукопожатиями с Горшковым.
Беру инициативу в свои руки.
- Итак, откуда и куда вы, так удачно для нас, направлялись?
Мостовский несколько напрягся, но затем видимо на что-то решившись, ответил:
- В Могилев. В Ставку Верховного Главнокомандующего.
- Вот так презабавный случай! Мы направляемся туда же. Но, признаться, я полагал, что вы движетесь из Могилева на звуки выстрелов. Если не секрет, что вы делаете в лесу в столь поздний час?
Штабс-капитан, пока я это все говорил, цепко оглядывал окружающие кусты, словно ожидая там увидеть засаду или группу захвата.
- Мы, Ваше Императорское Высочество, пытаемся попасть в расположение Ставки, в обход возможных неприятностей. Простите, Ваше Императорское Высочество, но мы опасные спутники и я не уверен, что ваше присутствие остановит моих преследователей от атаки.
Лязг затвора винтовки в руках Георгия подсказал, что словам Мостовского поверил не только я один.
- Любопытно. Однако кто же вас пытается перехватить?
- Извините, Ваше Императорское Высочество, но я не могу ответить на этот вопрос. Это не моя тайна. Могу лишь сказать, что от этого, видимо, зависит судьба России.
Я с удивлением смотрел на Мостовского. Вот так. Судьба России. Не больше и не меньше! Хотя лицо штабс-капитана и не допускала мысли о том, что он шутит или рисуется, но вот так, два человека, у каждого из которых есть некая секретная миссия в Ставку, от которой зависит судьба России, вот так просто сталкиваются в ночном заснеженном лесу? И один из них спасает жизнь другого? Что это - каприз судьбы или ничего не значащий случай? Но события последних суток, полных жутких происшествий и чудесных спасений, жестко доказывали мне, что случайности вокруг меня в этом времени происходят крайне редко.
Тогда что это? И что делать дальше? С одной стороны опасно вверять свою жизнь неким непонятным людям с неясными намерениями. Но, с другой стороны, у нас явно безвыходное положение – лошади больше нет и идти вчетвером через ночной лес крайне опасно. Мало ли как там волки – вернутся или нет? Да и не только волки могут нам повстречаться. А у Мостовского десяток вооруженных винтовками солдат…
- Как ваше имя-отчество, господин Мостовский?
- Александр Петрович, к вашим услугам.
- Так вот, Александр Петрович, хочу предложить вам совместный вояж в Могилев.
- Но...
- Нет, нет, Александр Петрович, не возражайте. В крайнем случае, у меня появится возможность вернуть вам долг и спасти в свою очередь вашу жизнь. Не лишайте меня такой возможности, прошу вас!
Мостовский на мгновение кинул взгляд в сторону своих бойцов и кивнул.
- Хорошо, Ваше Императорское Высочество. Я согласен.

*        *        *

ОКРЕСТНОСТИ МОГИЛЕВА. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 
Пока мы беседовали, солдаты Мостовского поставили на дорогу сани. За санями билась в конвульсиях Рыжуха Тихона. Тот причитал и гладил свою лошадку, а один из солдат что-то горячо втолковывал крестьянину. В конце концов, Тихон кивнул и, погладив лошадь в последний раз, отвернулся. Раздался выстрел и все затихло.
Я повернулся к Горшкову и тихо спросил:
- Георгий Георгиевич, вы при себе имеете деньги заплатить Тихону за лошадь и сани? Я потом отдам.
Тот с удивлением посмотрел на меня и, кивнув, пошел общаться с крестьянином. Через пять минут заметно повеселевший Тихон, при помощи солдат, прятал в лесу сани.
- Вот прохиндей! - Летчик аж задохнулся. - Уверял меня, что все сломано и придется покупать новые, а вот, поди ж ты, - прячет. Явно собирается их забрать, купив лошадь в Могилеве!
Задумавшись о ситуации с Мостовским, я пробормотал:
- Да, Георгий Георгиевич, все, все, что нажито непосильным трудом - все ж погибло. Собака с милицией обещала приехать...
Снова удивленный взгляд.
- Это вы о чем, простите?
- Да так. Вспомнил одного соседа инженера Тимофеева. М-да. Так, где там Тихон?
- Здесь я, барин!
Тихон подскочил, как будто ожидал вызова. Я оглядел его с ног до головы и усмехнулся. Такой нигде не пропадет и своей выгоды не упустит. Вон, как разжился деньжатами за этот вечер. И лошадку новую купит. А может и не одну.
- Так что, Тихон, до города далеко?
Тихон помолчал, прикидывая, пару раз оглянулся, а затем изрек авторитетно так:
- Думаю я, что, значится, версты две с гаком.
- Пешком дойдем?
- Пешими-то? Почему б не дойти пешими-то? Волки не сунутся более, да и у нас прибавка-то вышла.
Горшков фыркнул. Тихон степенно повернулся к нему и глянул так... снисходительно.
Через несколько минут мы двинулись по ночному тракту в сторону Могилева. Если верить прикидкам Тихона, то я рассчитывал дойти до города где-то за час-полтора, учитывая ночь, снег и мало ли что...
- Ваше Императорское Высочество, разрешите обратиться?
Оборачиваюсь. Мостовский поравнялся со мной и козырнул. Киваю.
- Обращайтесь, штабс-капитан.
- Вы сведущи в дворцовых порядках. Подскажите - как попасть на аудиенцию к Государю в Могилеве?
С удивлением его рассматриваю.
- К Государю? Лично? Штабс-капитану? Перед самым отъездом Государя из Ставки? Право не знаю чем вам помочь! Вас не пустят даже к царскому поезду.
- Государь уезжает? - Мостовский явно растерялся.
- Да. Такие предположения есть.
- Плохо.
Мостовский долго шел молча, а затем спросил:
- А, если не секрет, вы с Государем будете встречаться сегодня?
Я хмыкнул. Сегодня положительно мне везет на наглецов! Один Тихон чего стоит. Вон идет, морда аж светится от самодовольства. Ощущение такое, что положи ему еще рубликов сто и он своей физиономией будет нам путь освещать словно прожектор локомотива.
Штабс-капитан ждал.
- А, позвольте спросить, чем вызван такой неподдельный интерес простого офицера к распорядку дня и встречам Государя Императора? Уж не шпион ли вы, дорогой Александр Петрович? Откуда я знаю ваши намерения?
Мостовский безнадежно махнул рукой.
- Могу дать слово чести, Ваше Императорское Высочество. Я не шпион. Просто мне нужно увидеть Государя и срочно передать ему кое-что.
Я не знал - смеяться мне или плакать? Слово чести, что я не шпион! Забавно. Как говорится – забавно, если не сказать больше. Хотя, что я знаю о понятиях этого времени о чести? И может ли шпион в эти годы вот так разбрасываться клятвами? Прадед, в глубине моего сознания, почему-то ему верил. Но, говорят, прадед был вообще легко внушаемым человеком...
- Хорошо, штабс-капитан, я вам, допустим, верю. Но, помилуйте, что это меняет? В Могилев вы идете и так. В город патруль вас пропустит. А вот на военную платформу, где стоит поезд Императора, вас никто не допустит все равно. С собой же вас, штабс-капитан Мостовский, я провести решительно не смогу, равно как и передавать какие-то предметы Государю я не буду. Хотя бы из соображений элементарной безопасности Государя. Тем более что вы отказываетесь сообщить мне о сути вашего дела.
Мостовский помолчал. Затем нехотя проговорил:
- Простите, Ваше Императорское Высочество, но…
Я пожал плечами.
- Дело ваше, Александр Петрович, дело ваше…

*        *        *

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 
Тракт оказался неплохо утрамбован проезжающими санями, и по колеям можно было идти довольно ходко. Ритмичное поскрипывание снега под нашими ногами и мрачный свет луны, сиявшей сквозь черные кроны деревьев, не располагали к романтическим мыслям. Чувствуя приближение решающих минут, я еще и еще раз возвращался к предстоящим встречам в Могилеве.
   Безусловно, сейчас важнейшей для меня была встреча с царем. Именно ее исхода зависело мое личное будущее, ну и, заодно, и будущее самой России. Если мне удастся уговорить Николая никуда не ехать, да еще и удастся помочь ему удержать престол под своим мягким местом, то мне гарантируется наличие моего личного будущего в ближайшие, а может и отдаленные, годы. Страна избежит лишних миллионов смертей и не будет отброшена на десятилетия в своем развитии, а я, в свою очередь, смогу пользоваться благами своего положения. Брат царя, это тебе не кум королю. Это куда перспективнее при грамотном подходе. Что конкретно я собирался делать после победы космизма-монархизма в одной отдельно взятой стране, мне было еще не совсем ясно, но то, что я не собираюсь прожигать жизнь в Ницце, а собираюсь конвертировать свои знания, опыт, хватку и доставшиеся мне от прадеда капиталы одного из богатейших людей России в развитие – это я знал точно.
Для этого сейчас я должен сделать все, для того чтобы Император остался у государственного руля и провозгласил хотя бы половинчатые реформы для успокоения брожения в стране. И я должен быть, ну ОЧЕНЬ убедительным. И вероятнее всего придется вступить в контакт с генералами типа Алексеева, стараясь их убедить в выгодности для них сохранения лояльности царю в контексте войны и победы в ней.
Но сначала разговор с Николаем. Если мне удастся уговорить Николая повременить с отъездом, остальное будет уже делом второстепенным. Даже если генералы позднее и будут продолжать заговор, то это будет уже иная история. Главное их разнести по времени с мятежом в Питере. И привлечь к наведению порядка в столице.
Однако повторюсь, навести порядок в стране, без значительных, а главное энергичных, реформ будет нереально. А значит, кроме того, чтобы уговорить Николая не ехать, мне кровь из носу нужно сейчас уговорить его на некоторые довольно радикальные реформы, которые придется проводить недрогнувшей решительной рукой. И тут пожалеешь, что на престоле у нас сидит такой человек, как Коля Второй, а не такой крутой тиран, как Ваня Четвертый или Петя Первый. Поэтому, разговор с царем нужно построить в жестком ключе, вплоть до запрещенных приемов.
Так что, будем жестко давить на психику. Мягкие и почтительные разговоры с данным конкретным монархом всея Руси, как свидетельствует история, закончились катастрофой.
Вопреки опасениям Мостовского до города мы добрались без всяких происшествий. На въезде патруль проверил наши документы, козырнул и выделил одного солдата для сопровождения к гостинице. Другого же солдата, офицер отправил бегом вперед с предупреждением о нас. Предложение вызвать автомобиль мы, по совету Горшкова, отвергли, дабы не тратить зря время на его ожидание. Могилев городишко совсем небольшой, тихий, да еще и набит войсками под завязку. Поэтому мы, ничего не опасаясь, двинулись в сторону центра города.
Итак, впереди ждет меня царь, которого я должен убедить, даже если он сам категорически не желает ни в чем убеждаться и фактически заставить самодержца сделать то, чего он делать совсем не хочет. Потому что, по-другому не получится, я в этом уверен на сто процентов и на моей стороне есть самый беспристрастный свидетель – История.
Ведь именно ради ее исправления я и преодолел ту самую пропасть шириной в триста миллионов секунд оттуда, из будущего, и расстояние в шестьсот километров уже здесь.

*        *        *