Я имею ввиду, что слухи о чуме охватят Петроград

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Я вытащил часы и посмотрел время. Половина двенадцатого. Нужно торопиться. Дело не в том, что я не помнил точно, когда царь уехал из Могилева и где он сейчас. Эти данные из моей  истории я знал. Но так ли это? Не изменилось ли чего? Ведь даже мои телеграммы, об эффекте которых я пока ничего не знал, могли как угодно изменить ситуацию.
Тем более, если относительно местоположения Николая Второго я мог уточнить, то вот о времени отъезда, возможно, точно не знает и он сам. И будет, мягко говоря, очень обидно и неприятно, если царь-батюшка изволит отбыть из Ставки прямо перед моим носом. Поэтому быстро застегиваю генеральскую бекешу и присоединяюсь к Горшкову, который уже ждет меня у дверей моего номера.
Внезапно в коридоре гостиницы появился офицер и направился к нам.
- Ваше Императорское Высочество! Штабс-капитан Григорьев, честь имею! Прикомандирован в ваше распоряжение вместе с авто по приказу генерала Лукомского.
Козыряю ему в ответ.
- Здравствуйте, штабс-капитан.
- Какие будут распоряжения, Ваше Императорское Высочество?
- Вы знаете, где сейчас Государь?
- Так точно! Их Императорское Величество изволят быть в своем кабинете во дворце!
Насколько я помнил из истории, царь в Могилеве располагался в губернаторском доме. Но хотите именовать дом дворцом, так ради бога. Во дворце, так во дворце. Как говорится, красиво жить не запретишь.
- Значит во дворец.
- Прошу в машину, Ваше Императорское Высочество!
 
*        *        *

ТЕЛЕГРАММА ГЕНЕРАЛА ХАБАЛОВА ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ
N615
   "Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 чел. всадников при 13 пулеметах и 12 орудиях с 80 патронами всего. Положение до чрезвычайности трудное".

*        *        *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Машина тронулась и отъехала от парадного. Мы с Горшковым расположились на заднем сидении, а Григорьев сел рядом с шофером.
Внезапно впереди послышались какие-то крики. Сидящий рядом со мной пилот, к моему немалому изумлению, быстро вытащил из кармана шинели наган и взвел курок.
Шепчу ему на ухо:
- Вы реально опасаетесь нападения?
Тот пожимает плечами и вглядывается вперед сквозь лобовое стекло.
И вот в снопах света от фар появляются запряженные тройкой сани, из которых слышатся развеселые крики, женский смех и звон стекла.
Сани свернули к гостинице. В ночной тишине веселые крики смешивались с топотом лошадиных копыт и с их тяжелым дыханием. Из темных окон на выгуливающих дам офицеров смотрели удивленные лица. Их смех казался наигранным. Я даже мог предположить, что сейчас  за темными окнами квартир многие недобро комментировали происходящее.
Между санями и автомобилем оставалось метров пятьдесят…

*        *        *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Развеселая карета приближалась.
- И часто у вас так?
Григорьев покосился на меня и хмуро бросил:
- Опять господа офицеры развлекаются. Как переехал сюда Двор, так и пошло в Могилеве расслабление. Премьеры, дамочки...
Я смотрел на приближающуюся в санях компанию, и мне подумалось, что вижу я сейчас иллюстрацию реального состояния власти в России в этот день. Пир во время чумы. «Титаник» уже получивший пробоину и стремительно набирающий тонны воды в трюмы в то самое время, когда в салоне лайнера все еще льется рекой шампанское и играет оркестр…

*        *        *

ЦАРСКОЕ СЕЛО. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Ночью граф Бенкендорф был вызван к телефону генералом Хабаловым.
- Доброй ночи вам, Сергей Семенович!
Хабалов нервно охнул.
- Шутить изволите, Павел Константинович? Какая ж она добрая? 
- Вам виднее. С какими делами ко мне, Сергей Семенович? Я так понимаю, вы вовсе не о превратностях ночи хотели поговорить в столь поздний час?
Было слышно, как на том конце провода засопел Хабалов.
- Я к вам, Павел Константинович, по делу. Очень важному. Дело в том, что под моей командой верные войска взяли под охрану Зимний дворец. У главных ворот поставили два орудия...
Бенкендорф перебил собеседника:
- Сергей Семенович, это, безусловно, очень интересно, но что вы от меня-то хотите?
- Проблема у нас, которую можете решить только вы, Павел Константинович. Но все дело в том, понимаете ли, что войска голодны, а пищу из запасов дворца нам не дают. Говорят, что нет у них такого распоряжения, и никто не хочет брать на себя ответственность за возможные убытки казне. Вы уж дайте указание, Павел Константинович, а то и эти разбегутся, понимаете? И так уж Западный Кавалерийский полк сообщил нам, что у них нет пищи и фуража, да и смерти они не хотят. Не хотят нам и не хотят себе, понимаете? Поэтому делегаты от полка к нам пришли и сообщили, что полк покидает нас и походным порядком уходит в Новгород в свои казармы. А остальные-то это видят, понимаете? И моральный дух у них, скажу я вам, такой что... Вы меня понимаете? Так что если еще и этих не накормим, то сами понимаете...
   Пораженный Бенкендорф молча слушал нелепое бормотание растерянного командующего Петроградским военным округом и понимал, что столица Государем уже потеряна.

*        *        *

ИНТЕРЛЮДИЯ II. СЛУХИ
Слухи оказывают влияние на нашу жизнь и на ход истории. Слухи рождаются сами собой и запускаются со злым умыслом. Слухи используются как средство конкурентной борьбы или как диверсионное оружие. Слухи заставляют людей совершать действия и принимать решения с учетом этих слухов.
Слух о денежной реформе рождает панику, очереди и необдуманные действия. Слух о подорожании хлеба/сахара/соли/спичек/макарон (нужное подчеркнуть) приводит к ажиотажному спросу и пустым полкам магазинов. Слух об аварии на атомной станции создает панику, вокзалы берутся штурмом, аптеки выполняют годовой план по продаже йода. Слух об аварии на магистральном водоводе приводит к спешному наполнению водой всех емкостей и к очередям за бутилированной водой. Слух об очередном конце света вызывает…
Впрочем, каждый из нас знает, что происходит в таких случаях, и к чему приводят подобные слухи, поскольку каждый из нас был свидетелем, а нередко, чего греха таить, и участником судорожных глупых действий в связи с тем или иным слухом. И пусть в разговорах с друзьями, родными и коллегами мы будем иронично посмеиваться над всеми нелепыми слухами и над дураками, которые им верят, но на всякий случай…
На всякий случай мы прикрываем форточку от возможной радиации, покупаем лишнюю пачку ожидаемого дефицита, осматриваем шкаф или кладовку с инспекцией запасов, делаем другие действия, за которые в глубине души над собой смеемся и за которые порой себя презираем. Но делаем. Так уж устроен человек.
Конечно, следует особо упомянуть о слухах во время реальных стихийных бедствий, войн, катастроф, когда происходящие вокруг катаклизмы сами подтверждают массовые опасения что все плохо, а будет все значительно хуже. В этих условиях люди охотно верят во что угодно – от исчезновения хлеба до второго пришествия.
Достаточно вспомнить о том, что революция в феврале 1917 года в Петрограде как раз и началась со слухов во время мировой войны о том, что хлеба в городе осталось на три дня. Поэтому уже взбудораженная слухами и происходящими событиями общественность была готова снова поверить во многое…
Слухи о чуме в Петрограде поползли с самого утра. Трудно сказать, кто конкретно стал первым человеком, который рассказал слух жене, мужу, соседке, молочнице, торговке или еще кому. Вполне может быть, что первым человеком стал кто-то из тех, кто принимал или доставлял телеграмму нашего героя полковнику Кутепову. Возможно, этот человек лишь пересказал текст телеграммы и посмеялся над ним. Или выразил опасение. А может просто упомянул о ее содержании мимоходом, говоря о погоде или ценах на хлеб. Все это для новой истории уже совершенно неважно.
Важным было то, что к обеду слух уже гулял по очередям, где говорили о чуме, как о реальном факте. К вечеру слух оброс новыми пугающими подробностями, в которых упоминалось множество жертв, отравленные немцами колодцы, в которых бросали крыс и погибшую скотину, и даже упоминался вскользь момент, что бунт против помазанника Божия как-то совпал с появлением чумы в столице.
Уловивший выгодный для себя слух и сделавший правильные выводы Кутепов стал активно способствовать распространению слухов, ставя перед собой цель убрать побольше людей с улиц и сократить количество участников демонстраций, а заодно и переключить общественное внимание с революции на другую тему. Полсотни посланных Кутеповым «паникеров» красочными рассказами о сотнях и тысячах погибших от чумы, о переполненных мертвецких и о том, что доктора получили распоряжение отрицать факт эпидемии, подливали масла в огонь, и слухи пошли гулять самые невероятные, вплоть до ожидаемого конца света с общим мнением, что не к добру это все. А потому нужно поберечься от греха подальше.
И тут подоспел новый страшный слух – все вокзалы Петрограда уже блокированы для недопущения расползания чумы по остальной России. Поговаривали, что вокзалы охраняют какие-то страшные карантинные войска имеющие приказ расстреливать всех, кто попытается покинуть столицу или будут собираться толпами, что карантинных войск прибыло в Петроград восемь дивизий и что у них ровно по сто пулеметов на каждом вокзале.
Невзирая на очевидные преувеличения и явные нестыковки версий, слухи обрастали новыми подробностями, бойкие тетушки смаковали их, добавляя от себя все новые и новые детали. Когда же сунувшаяся на Царскосельский вокзал толпа получила поверх голов несколько очередей из пулеметов, а посланный на вокзал парламентер принес толпе известие о том, что вокзалы и в самом деле заняты специальными карантинными войсками, которые действительно имеют приказ никого к этим вокзалам не подпускать, то тут уж начала распространяться по Петрограду форменная паника.
Во всяком случае, уже к ночи количество праздношатающихся на улицах заметно снизилось. Тема революции в разговорах и головах временно стала отходить на второй план. Главной темой стала чума. Причем, сам факт чумы уже почти не подвергался сомнению, спорили о масштабах и о том, что же лучше делать в этой ситуации – отсидеться несколько дней по домам или же попытаться все же прорваться из обреченной столицы.
Однако самым интересным феноменом в эти часы стало то, что слухи, которые так радикально повлияли на настроение толпы, практически никак не коснулись ни лидеров мятежа, ни прежних руководителей города. Во всяком случае, до самого утра ничего в их действиях особенно не изменилось, и они продолжали привычно жить в каком-то своем особом мире, который традиционно никак не пересекался с жизнью простых смертных
Итак, последняя ночь зимы, полная тревоги и дурных предчувствий, тяжелой и неповоротливой тушей переползла за свою середину. Весы истории замерли в шатком равновесии всеобщей анархии и нерешительности.