- Как дела в столице?
- В Петрограде все спокойно, но дом ваш сгорел, и что сталось с вашим семейством, неизвестно.
(Из разговора Министра Императорского Двора графа Фредерикса с военным и морским министром Временного правительства Александром Гучковым.)

*        *        *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
- Императорский поезд ушел, господа. Ушел, оставив неразрешенными целый ворох проблем. Проблем, которые усугубляются с каждым часом. Мятеж ширится. Империя на грани гибели. Столица фактически в руках мятежников. Балтийский флот на грани измены. Войска в Петрограде в массе своей либо перешли на сторону восставших, либо заняли позицию выжидания. Растеряны или выжидают многие высшие чиновники в столице и на местах. Правительство князя Голицына преступно самоустранилось и прекратило свое существование. Военные начальники в Петрограде демонстрируют полную беспомощность, переходящую в предательство. Предательство, господа.
Ловлю усталый, но ироничный взгляд Алексеева. Ну, понятно, явился местный Иванушка-дурачок и будет их, прожженных интриганов, учить жизни, толкая разный наивный патриотический бред, в то время, когда у него на счету каждая минута. Не слушать же меня он с такой спешкой явился из Крыма всего десять дней назад, и это при том, что находился Алексеев в Крыму на лечении аж с самого октября 1916 года и, как писал потом Лукомский в мемуарах, явился, когда никто уже и не ожидал его возвращения в Могилев. Причем следует отметить, что вернулся он сильно больным, но, тем не менее, решительно перебрал на себя все дела в Ставке, распорядившись докладывать даже о незначительных событиях. Да и сейчас он, невзирая на болезнь и высокую температуру в районе 39 градусов, словно паук, крепко держит в руках все нити заговора и старается не упустить ни одной мелочи, к коим явно относит и мои нынешние бредни.
Взгляд Лукомского более оценивающ, ну да мы с ним общались сегодня, и он наверняка заметил какие-то перемены в царском брате. Возможно так же, что в нем живет еще и червь некой обиды на Алексеева за то, что тот фактически оттер его на вторые роли в предстоящем перевороте, да и к тому же отправил из Могилева назад в Особую армию генерала Гурко, исполнявшего дела наштаверха с ноября по февраль, проведшего ряд эффективных реформ в армии, разработавшего план кампании 1917 года, с которым у Лукомского отлично сложились отношения, и к которому тот явно симпатизировал. Тем более что именно генерал Гурко сосватал перед царем Лукомского на должность генерал-квартирмейстера Верховного Главнокомандующего. Быть может, мне удастся сыграть на некоторых внутренних противоречиях в руководстве заговором среди военных?
А вот "дядя" - Великий Князь Сергей Михайлович, раскурив папиросу, просто хмуро ждет продолжения, пытаясь с некоторым раздражением просто понять – к чему это все?
Продолжаю речь, внимательно изучая их лица и реакцию.
- Решения нужны и нужны немедленно. Но в ближайшие часы, а возможно дни, Государь не сможет отдать приказ о наведении порядка в стране. С момента отъезда Императорского поезда из Могилева и до прибытия Государя в Царское Село имеет место отсутствие Верховного Главнокомандующего у руля армии и страны. Законное правительство Империи пало. Государственная Дума распущена указом Императора. В настоящее время в стране возникло абсолютное безвластие, столь опасное в любое время и смертельное в период великой войны.
Воцаряется тишина. Все в шоке. Точнее в шоке не от того, что я сказал, а от того, что сказал это я. Местный Иванушка-дурачок, романтический Миша, любитель светской жизни и лошадей, объект сплетен в салонах, причина скандалов, потрясших Империю, и, как сказали бы в мое время, - известный тусовщик и мажор, вдруг заговорил о вещах, которые от него меньше всего можно было бы ожидать.  Усилим эффект разорвавшейся бомбы.
- Сегодня утром я имел беседу с председателем Госдумы Родзянко, он предлагал мне стать диктатором и возглавить революцию в России.
Три пары глаз в упор смотрят на меня. Господа-товарищи ждут продолжения. Как опытные бойцы-интриганы они вовсе не готовы обнаруживать свою позицию раньше времени, давая козыря в руки оппонента. Я же фактически иду в Ва-Банк. Мне позарез нужно установить контроль  над армией, над возможностью двигать воинские части и получить право приказывать хотя бы некоторым из них, не допустив при этом безвластия и хаоса в стране. Установить, опираясь на поддержку присутствующих в кабинете или же без их поддержки и участия вообще. Причем, мне это все нужно сделать именно сейчас, буквально до наступления утра, иначе будет поздно и можно смело паковать отсутствующие у меня чемоданы или гулять к ближайшей расстрельной стенке.
- Господа, чаши весов истории замерли в шатком равновесии. Законная власть в Петрограде бездействует. Лидеры мятежа увлеченно делят портфели, но и их реальная власть не распространяется дальше залов заседаний. Ситуация в столице и вокруг нее на данный час такова, что ни одна из сторон не имеет реальной силы. Все эти революционные толпы бродят по улицам сами по себе и заняты разгромом магазинов. Войска не подчиняются никому. Подавляющая масса солдат не готова проливать кровь за революцию. Они просто не хотят на фронт. Но, при реальном вступлении боеспособных войск в столицу, или даже при поступлении реальных известий о подходе таких войск, эти крикуны-дезертиры вероятнее всего разбегутся или примкнут к победителю. Мятеж в данный час лишь колосс на глиняных ногах. А это значит, что пожар мятежа еще можно погасить решительными действиями. Потому, в сложившейся ситуации, именно наши действия и наши решения или же наши бездействия и нерешительность, определят будущее России.
Держу паузу и смотрю в лица присутствующих. Они не торопятся реагировать и ждут завершающего предложения с моей стороны.
- Обязанность верных своему долгу военных в условиях тяжелейшей войны и революционного хаоса - взять ответственность на себя и очистить общество от безответственных политиканов, зарвавшихся хамов и пьяного отребья, которое пытается захватить власть в стране. Кто-то должен взять на себя ответственность и взвалить на себя бремя восстановления порядка в России.
Я встаю из-за стола и продолжаю уже стоя.
- Господа, на плечах каждого из присутствующих в этой комнате генеральские погоны. Наш долг помочь Государю Императору, которому мы все присягали в верности, в этот невыносимо сложный час. Помочь ему спасти Отечество в самое страшное для страны время, стать опорой его правления, а затем, как подобает верным офицерам, смиренно вручить его милости наши судьбы и саму нашу жизнь, если это потребуется. Я убежден, что только сочетание быстрых и эффективных военных мер по прекращению мятежа и немедленное объявление реформ может спасти Россию. Время решительных полумер безвозвратно ушло, господа! Времени больше нет!
Стою перед ними с горящим взглядом. Ноздри мои раздуваются, правая рука упирается кулаком в стол. Набираю в грудь воздуха и чеканю каждое слово:
- Перед лицом нависшей над Россией опасностью, я, как ближайший к Престолу взрослый член Императорской Фамилии, как брат Императора и как возможный Регент Государства, и при поддержке с вашей стороны, временно принимаю на себя диктаторские полномочия во имя спасения Отчизны и армии. Я лично готов нести всю полноту ответственности за это решение перед историей и Государем. После того, как Государь Император сможет вернуться к управлению Империей, я сложу свои временные диктаторские полномочия и преклоню колени перед Императором с мольбой утвердить наши действия и наши проекты реформ. Уверен, что Государь милостив, простит нас недостойных и поддержит наши действия. Если же нет, то я готов к любому повелению Императора относительно себя и приму такое решение спокойно. Ибо я буду знать, что я сделал для России все, что от меня зависело и Господь Бог тому свидетель. За вами слово и за вами решение, господа!
Перевожу дыхание. Жду. Решающий момент наступил, но пауза затягивалась. Лукомский пил кофе, Сергей Михайлович курил папиросу, а наштаверх задумчиво глядел куда-то в стол. Наконец Алексеев заговорил.

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Светало. В окно Адмиралтейства была видна толпа, которая скапливалась у ворот. Два орудия у входа и пулеметы в окнах еще сдерживали собравшихся от штурма, но волны гомона долетали даже сквозь закрытые по случаю зимы окна.
Бледный генерал Беляев с жаром говорил в телефонную трубку:
- Михаил Владимирович, вы должны повлиять на них! Ну, это же невозможное положение! Я знаю, что у вас есть влияние на этих...
- Что вы, Михаил Алексеевич, в самом-то деле! Вы преувеличиваете значение моей скромной персоны. Я предупреждал Императора о подобном, но он не хотел слушать меня! Теперь народ вышел на улицы и сам вершит свою судьбу.
- Но они же с минуты на минуту пойдут на штурм! Я буду вынужден отдать приказ об открытии огня!
- Не совершайте ошибку, Михаил Алексеевич! Революция уже необратима и вам припомнят все! Да и не уверен я, что ваши подчиненные выполнят этот приказ. Армия хочет быть с народом! Берите пример с Преображенского полка!
- Некоторые солдаты батальона запасного полка это еще не Преображенский полк! Не клевещите на героев, которые верны присяге на фронте! И вы предлагаете мне брать пример с изменников?! Они нарушили присягу!
- Бросьте, Михаил Алексеевич, кому присяга-то? Революция устанавливает новый порядок, и армия приносит присягу новому, революционному правительству. Только что гарнизон Петропавловской крепости подчинился командованию Временного комитета Госдумы. У вас есть только два выхода - распустить ваш отряд или признать власть нового правительства!
В кабинет вбежал адъютант. Беляев прикрыл трубку ладонью и вопросительно посмотрел на офицера.
- Ваше высокопревосходительство! Разведка полковника Фомина докладывает, что в казармах Преображенского батальона получен приказ о штурме Адмиралтейства.
На площади раздались винтовочные выстрелы, заржала раненная лошадь, а в кабинете генерала Беляева брызнуло, разлетаясь осколками оконное стекло...

Я же продолжал психическую атаку:
- Будьте любезны, штабс-капитан, ответить мне лишь на один вопрос - вы и ваши люди знаете о том, что вы участвуете в мятеже, и вас ждет трибунал за измену Государю Императору?
Добронравов промолчал, но покосился на унтера. Тот в свою очередь сморщил лоб и покосился на шофера. Я внутренне усмехнулся - все с вами ясно, ребята...
- Я - Великий Князь Михаил Александрович, родной брат нашего Государя Императора и следующий, после Цесаревича Алексея, наследник Престола российского. По повелению Государя, я его полномочный представитель в Ставке Верховного Главнокомандующего на период отсутствия Императора в Могилеве. В настоящее время группой изменников из числа генералов Генштаба организован мятеж против Его Императорского Величества Николая Александровича. Я взят под стражу, как представитель Императора, что является актом государственной измены, все виновные и исполнители преступных приказов пойдут на плаху или на каторгу. Но я все еще верю, что вы являетесь верноподданными Его Императорского Величества и исполняете преступный приказ, не зная об этом...
- Молчать! - Добронравов аж взвизгнул.
- Штабс-капитан, если вы готовы идти на плаху, как заговорщик и агент врага, который выполняет приказы иностранных разведок...
Офицер взорвался:
- Каких еще разведок?!! Что вы несете?!
- Ага! Значит, по поводу заговорщика вы не спорите?
И тут он меня ударил. Вернее попытался ударить. Унтер перехватил его руку и прижал к сидению брыкающегося Добронравова. Тот, сверкая глазами, шипел на подчиненного:
- Митрофанов... Пусти... Сгною...
Тот, продолжая жестко удерживать штабс-капитана, ласково так, словно припадочному, объяснял:
- Вы не серчайте, вашбродь, но невместно бить брата Государя то... Вам, благородным, оно што, а нас, мужиков, в Сибирю на вечные поселения или на плаху за дела господские... Не серчайте, вашбродь, не пущу... Щас приедем, охрану выставим, а там разберемся хто за кого...
Я провожу контрольный информационный удар в головы:
- Целью заговора является не только свержение Императора. Главной задаче заговорщиков из числа генералов и крупных богачей является недопущение принятия Государем ожидаемых народом великих законов, в том числе и закона о земле.
Унтер охнул и...
Тут мы приехали. Солдаты с подножек попрыгали на заснеженную мостовую, и стали озираться по сторонам водя по воздуху винтовками с примкнутыми штыками. Митрофанов отпустил "их благородие" и злой Добронравов с ненавистью поглядывал то на меня, то на унтера. Затем, видимо приняв какое-то решение, приказал:
- Выходить из машины!
Через минуту, выстроившись боевой свиньей (Добронравов впереди, я в центре, унтер слева, шофер справа и два солдата сзади) мы двинулись к моему номеру.
Подойдя к двери, мы увидели двух солдат, стоявших у входа в номер. Злой штабс-капитан не обратил на них никакого внимания и лишь рявкнул раздраженно:
- Открывай!
Солдаты распахнули дверь, и мы по одному начали заходить в номер. Сначала Добронравов, затем шофер, затем унтер, а уж потом я.
Картину, которая предстала мне внутри, можно было заказывать у лучших фламандских живописцев. Или у режиссеров блокбастеров приснопамятного Голливуда. Добронравов (уже разоруженный) стоял посреди номера и смотрел на направленный ему в лоб маузер. Солдаты шедшие сзади меня были мгновенно разоружены "часовыми" у дверей. А успевшие войти в номер, живописно стояли с поднятыми руками, косясь на винтовки в руках обступивших их солдат. Мостовский сидел в кресле у стены, однако в руках также держал маузер.
Я усмехнулся:
- Что ж, Александр Петрович, я рад вас видеть в добром здравии.
Мостовский, поглядывая на то, как его орлы связывают руки Добронравову и отводят в угол остальных, встал с кресла и спокойно ответил:
- Взаимно, Ваше Императорское Высочество. Не замерзли в авто?
- Нет. Мы долго не стояли. Грузовик - ваша работа?
- Степан постарался. - Мостовский кивнул на унтер-офицера из своих. Тот подтянулся и доложился:
- Унтер-офицер Урядный, Ваше Императорское Высочество!
- Молодец, братец!
- Рады стараться Ваше Императорское Высочество!
- И как ты умудрился?
Гигант ухмыльнулся и подкрутил свой длинный ус.
- Дык, до войны у свояка в гараже работал, усю ихнюю железную нутрость знаю. Дело не хитрое...
Я пожал руку Урядному, тот аж раскраснелся от удовольствия.
- Александр Петрович, напомните мне после о Степане. Но, господа, дело еще не не завершено! Что там с письмом?
Мостовский вытянулся:
- Письмо доставлено адресату и встретило понимание. Нас ждут!
Я кивнул и обратился к бывшим моим конвоирам.
- Что ж, господа, я обиды не держу на вас, потому как вы выполняли приказ, не зная о его преступности. Но сейчас всем, кроме штабс-капитана Добронравова, я предлагаю решить с кем вы - с Государем Императором, который готовит принятие народных законов о земле, власти народной в уездах и деревнях, об статусе ветеранов войны и наделении их особо землей и хозяйством, о многом другом для столь же важном простого народа или же вы с заговорщиками, которые хотят свергнуть Богом данную власть и всласть грабить народ русский?
Народ зашумел. Люблю задавать вопросы с очевидными ответами, типа кем хочешь быть - молодым, здоровым и богатым или старым, нищим, больным и отсидевшем на зоне лицом нетрадиционной сексуальной ориентации? Реакция меня не разочаровала - не прошло и пяти минут, как мы все грузились в автомобиль и грузовик. Тушка штабс-капитана Добронравова была заброшена в кузов и наша колонна двинулась навстречу рассвету.

*        *        *