ОРША. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
- Господа, я принял окончательное решение об отречении от Престола.
Николай сказал это сухим и бесцветным голосом. Собравшиеся в салоне Императорского вагона сидели растерянные и подавленные. Никто не смотрел на своего Государя, впрочем и он сам ни с кем не хотел встретиться глазами. Вот так, напряженно сидя в кресле и глядя прямо перед собой, продолжал говорить Николай Второй Александрович, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.
Я смотрел на происходящее, понимая, что именно сейчас, в этот самый момент и в этом самом месте меняется история Государства Российского, равно как меняется история всего мира, всей планеты Земля, а быть может (кто знает?) может и судьба в масштабах Галактики? Ведь если человечество не погибнет через сто лет, то, возможно, оно, это самое человечество, таки доберется до звезд?
Однако меня понесло куда-то совсем не туда. Вероятно, повлиял на ход мыслей, упомянутый мной перечень титулов Николая Второго. Впрочем, теперь это мой перечень и мне его нести на своих хрупких плечах.
Между тем Николай продолжал:
– Я отрекаюсь за себя и за своего сына, в пользу моего брата Великого Князя Михаила Александровича. Манифест об отречении написан и подписан мной собственноручно. С этого момента моим и вашим Государем является мой царственный брат.
Я встал и подошел к столу.
- Выполняя волю моего царственного брата вступаю на Престол Государства Российского о чем заявляю своим Манифестом.
Наклоняюсь и подписываю, мельком увидев шапку подготовленного канцелярией документа.
ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ:
БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ,
МЫ, МИХАИЛ ВТОРОЙ,
Император и Самодержец Всероссийский,
Царь Польский, Великий Князь Финляндский,
и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем верным Нашим подданным…
Фредерикс, Воейков и Нилов встали, когда в салон вошел священник и внесли Евангелие. Николай положил на Святое Писание руку и размерено произнес слова присяги:
- Я, Великий Князь… - голос его дрогнул, и он вновь начал заново. – Я, Великий Князь Николай Александрович, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Михаилу Александровичу Самодержцу Всероссийского Престола наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и вперед узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять. Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать попытки и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предоставленным надо мною начальникам во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе, или гарнизоне никогда не отлучаться; но за оным, пока жив, следовать буду, и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному воину подлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего.
Николай наклонился, поцеловал Евангелие и крест в руках священника. Затем он принес великокняжескую присягу мне, как новому Главе Дома Романовых, после чего подошел и крепко меня обнял, добавив:
- Будь хорошим царем, брат.
Я чувствовал, как дрожат у него руки. Я обнял его в ответ, и мы молча разошлись на свои места – я встал напротив приносящих присягу, а Николай ушел к окну и смотрел куда-то вдаль.
Тем временем к Евангелие подошел генерал граф Фредерикс, Министр Императорского Двора при Николае. Положив руку на Святую Книгу, он заговорил дрожащим голосом:
– Я, генерал от кавалерии граф Фредерикс Владимир Борисович, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству…
Он говорил, а по щекам его текли слезы. Я понимал его. Он был Министром Императорского Двора на протяжении всего срока царствования Николая Второго. Вся его жизнь была служением Императору, он видел в этом смысл своего бытия, оставаясь одним из немногих людей, кому Николай действительно доверял. И вот теперь целая эпоха подошла к концу. Он прекрасно понимал, что я назначу нового человека на его должность, да и как я мог оставить на такой важной должности 79 летнего старика, страдающего от склероза, и которому помощники каждый раз подробно растолковывали азбучные истины перед его докладом Императору. У сентиментального Николая не хватало духу сказать старику о том, что тому пора на покой, ведь царь понимал, что для графа Фредерикса это фактически будет означать конец его жизни.
– Я, адмирал Нилов Константин Дмитриевич, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием…
– Я, Свиты Его Императорского Величества генерал-майор Воейков Владимир Николаевич, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом …
– Я, полковник Горшков Георгий Георгиевич, обещаюсь и клянусь…
Звучали слова присяги. Все новые и новые люди подходили к Евангелию, и приносили присягу верности мне, Государю Императору Михаилу Второму, Самодержцу Всероссийскому и прочая, и прочая, прочая…
* * *