Решил попробовать еще одно произведение "по мотивам", в качестве тренировки и развлечения.

Произведение по мотивам, но по факту - дикая альтернатива, где герои вроде те же, да не совсем.
В виду популярности оригинала, аннотацию вижу бессмысленной, сразу текст.

Пролог

       Самое большое желание приёмных родителей, маленького десятилетнего мальчика, что жил в их семье больше девяти лет, было, чтобы этот мелкий крысёныш сбежал из дому и больше никогда не отсвечивал на горизонте. Сын ненавистной сестры и её ещё более ненавистного муженька, сдохнувших, но по какому-то недоразумению, не прихвативших с собой и своего малолетнего ублюдка.

       О какая злая ирония, ей, Прасковье Дуровой, приходится содержать племянничка, которого хочется придушить собственными руками, особенно за этот взгляд ненавистных зелёных глаз, таких же как и у сестры… вырезать бы их, да на полочку в банку с формалином, там они смотрелись бы куда лучше, но нельзя, что подумают соседи!

       С такими мыслями, сухая и тощая как вобла, женщина, привычно засадила пяткой по двери каморки под лестницей:

       - Гаврила, что б тебя собаки загрызли, вставай и прибери на кухне, и не смей приближаться к шкафу с посудой, ещё одна расколоченная тарелка и я вырву тебе обе руки!

       - Да, тётя. – хмуро буркнул, нескладный, бледный от недоедания подросток, давно уже не спавший, с тихим ожесточением ожидавший, одной и той же, изо дня в день, побудки. Чулан под лестницей не способствовал хорошему настроению, хорошо хоть лампочка тут была, не приходилось куковать в непроглядной тьме постоянно.

       Мысли подростка крутились вокруг одной мысли, которая и поддерживала в нём силы все эти годы, что, вот он вырастет и тогда… Что конкретно будет тогда, он представлял себе не вполне ясно, но что это будет миг его торжества, он ощущал с полной определённостью.

       Одев растянутую майку и шорты, доставшиеся от, жирного не по годам, двоюродного братца Данила, он тихо выполз в кухню и, достав веник с совком, прошёлся взглядом по вполне себе чистому полу. Вздохнул, никакие его слова, что тут и так уже чисто, не переубедят тётю и мести придётся все равно, только вдобавок, на его голову выльется еще один ушат грязи о его родителях-свиньях и очередная лекция о чистоте. Так что он промолчал, и вяло стал возить веником по полу.

       Из гостиной раздался визгливый голос Прасковьи:

       - Почему я не слышу звуков уборки!? - и Гаврила принялся размахивать орудием труда интенсивней, проклиная эту кухню, этот веник, и чёртову тётушку, родившуюся с, не в меру, острым слухом.

       Что-то с лёгким стуком приземлилось на пол в коридоре и по нежным ушам подростка прошёлся ещё один резкий акустический удар:

       - Почту неси, негодник, да поживее, твоему дяде Викентию нужна его утренняя газета!

       Тут же, с наслаждением швырнув опостылевший веник и подопнув ногой совок, мальчик выбежал в коридор и сгрёб кипу газет и писем, лежавших под дверью, и дальше, уже не торопясь, чтобы успеть подглядеть что-нибудь интересное в почте или газетах, побрёл в гостиную.

       «Шокирующие подробности личной жизни уже НЕ товарища Делтона Дрона», «Конец агрессии СШП в Мозамбике», «Шаурма, есть или не есть, мнение эксперта» - Гаврила читал заголовки и не находил ничего интересного для себя. Быстро перебрал небольшую стопочку писем, почти не вчитываясь в штамп, но тут вдруг остановился, резко, посреди коридора. Руки его задрожали. На необычном, жёстком, светло-коричневом конверте значилось его имя: «Гаврилу Евгеньевичу Кипяткову».
       Первое письмо, адресованное ему, сколько он себя помнил. Он попытался открыть его, но руки всё также предательски дрожали. Гаврила бы справился с ними, но всё испортил братец. Пронесясь мимо бешеным колобком-переростком, он вырвал пачку писем из рук мальчика, присвистнул увидев верхнее, и тут же рванул в гостиную, не дав возможности отнять письмо обратно, голося на весь дом:

       - Мам, пап, там братцу письмо пришло!

       В кой-то веке вскипев, как же, «моё!», Гаврила влетел в двери следом, но письмо от Данила уже перекочевало в руки Викентия, а дядя, вот новость, глядя на письмо, то краснел, то бледнел, словно держал в руках не обычный бумажный конверт, а жутко ядовитую змею или чумную крысу.

       - Чёрт, чёрт, чёрт! – как заведённый, начал повторять он, не спуская глаз с виновника переполоха, - Прасковья, иди сюда, это оно?! – и столько было в этом «оно», что Гаврил печёнкой почувствовал, что там за тонкой бумагой, внутри, кроется ответ на самую большую тайну в его жизни, тайну, о которой он даже и не знал, до этого момента.

       Подбежала тётя, взглянула, побледнела, как совсем недавно Викентий, и ни слова не говоря, рухнула в обморок, а дядя, проводив падающую жену обречённым взглядом, с тоской выдохнул: – Оно.

       - Что, оно? – влез Гаврила, но дядя, безумными глазами глядя на него, молча, просто схватил за шкирку, как котёнка и отволок в чулан, заперев снаружи. Пока он хлопотал возле жены, все приговаривая: «Прасковья, Прасковья» – подросток напряжённо думал о злосчастном конверте и о том, почему же он так напугал дядю.

       Дальше события понеслись галопом. Письма стали приходить каждый день, дядя рвал и метал, сжигал их каждый вечер в ведре, с остервенением поливая бензином, но они всё не прекращались. Он набил морду двум почтальонам, за что на пару часов загремел в обезьянник, откуда вернулся охающий и держащийся за почки.

       Завёл агрессивного бульдога в будке у двери, но злобная скотина, так и норовящая ухватить зубами за штанину, на следующее утро обнаружилась воющей от ужаса и обделавшейся под себя в глубине этой самой будки.

       Викентий начал сам, по ночам, дежурить с ружьём у двери, периодически выглядывая с ним на улицу. Но уже через два дня был этим ружьём сам и охожен, когда оно перекочевало в крепкие руки местного участкового, которого в четыре утра подняли обеспокоенные соседи, решившие что у Дурова поехала крыша. Ружьё участковый конфисковал и предупредил, что если дядя не успокоится, то это ружьё окажется у дяди в заднице по самые курки.

       И тогда, по-новому взглянувший на длину стволов и калибр берданки доставшейся ему ещё от деда, Викентий принял историческое решение, всей семьёй свалить в долгий отпуск, в какой-нибудь санаторий посреди глухой тайги, где его уж точно не найдут.

       Сказано – сделано, нашлась и тайга, нашёлся и санаторий, дышащее на ладан, ведомственно-убыточное заведение, построенное для отдыха работников предприятия «Стройлесснаб». Так как тайги этой работникам предприятия хватало и в быту, отдыхать они предпочитали преимущественно в песчано-морской, ну или на крайний случай, озёрно-степной, местности. Так что с местами проблем не было.

       Но дядя Викентий радовался рано… Ровно три дня, пока молодому Кипяткову не стукнуло одиннадцать лет.

       Ничто не предвещало, нет, ну правда, весь день, как по заказу, бушевала гроза, за окном, с неба рушилась настолько плотная стена воды, что казалось, только сунь руку – обрубит. Дуров-главный ходил довольный и умиротворённый, грохот за стенами казался ему райской музыкой, ведь день рождения мальчишки, что может быть хуже, а ну как эти… Викентий даже мысленно запретил себе называть «Их», вдруг заявятся с поздравлениями.

       Уже даже легли спать, только Гаврила, перед сном, ещё раз тихонько поздравлял себя с днюхой, как вдруг дверь чуть ли не сорвалась с петель от мощного удара. Мальчик вздрогнул, и рефлекторно забился в тёмный угол, откуда и продолжил наблюдать за событиями. Двоюродный братец завизжал спросонья, как резаный и кинулся вверх по лестнице на второй этаж, но тут же отлетел, снесённый мощным пузом главы семейства. Дуров-старший, с дедовой берданкой, приладил самодельные сошки на необхватный пивной живот и дурным голосом завопил:

       - А ну убирайтесь к чёрту, ща как пальну, всех положу!

       В дверь последовал ещё один удар и дрянная железная дверь, собранная в подвале дедушки Ляо, сложилась внутрь и выпала из проёма, а сверкнувшая следом молния, осветила, ввалившийся в домик, огромный силуэт!

       Викентий завопил еще громче:

       - А-а, не подходи! Не тронь! Ща пальну!

       Гаврила замер, он видел, как указательный палец дяди прыгает на спусковом крючке, и со страхом ждал выстрела, но тут случилось чудо, именно так Кипятков воспринял увиденное. Громадина в дверях вдруг расплылась, ружьё дёрнулось в дядиных руках, а через мгновенье Викентий уже тупо смотрел на ствол ружья, завязанный узлом, переводя взгляд с него на скалящегося в свете лампы бородатого незнакомца и обратно.

       Тут незнакомец, оглядев помещение, наткнулся взглядом на Кипяткова и хищное выражение вмиг сошло с его лица.

       - Гаврила! – широко улыбнувшись, он подошёл ближе и вполне миролюбиво, присев, протянул руку: - Вот ты какой, вылитый отец, я тебя сразу узнал, - незнакомец вдруг нахмурился. - Только ты маловат чегой-то, тебе же есть одиннадцать?

       - Да, – мальчик кивнул, пожал протянутую руку и спросил: - А вы знали моего отца?

       - Конечно, - добродушно прогудел здоровяк. - И матушку твою, оба они Академию Спецсил заканчивали, как сейчас помню, настоящие волшебники!

       - Нет! – тихо полу-всхлипнула, полу-простонала Прасковья.

       - Волшебники?! – воображение Гаврилы мигом нарисовало людей в мантиях и остроконечных шляпах расшитых звёздами, с чьих волшебных палочек срывались великие заклятья. - А вы тоже волшебник?

       Незнакомец засмущался, кашлянул негромко, но ответил:

       - Ну, был когда-то, там, в общем, история долгая, но был, да. Сейчас-то я ключник в Академии и так, по хозяйству. Да, что это я, Громыко моя фамилия, а то зашёл, сходу полез с расспросами, а представиться забыл. Старший прапорщик я… был… - тут он отвёл глаза.

       - И у вас была волшебная палочка?

       Тут здоровяк засмущался еще сильнее:

       - Ну, у нас кто как называет, кто и волшебной, кто гром палкой, кто ещё как, не при детях будет сказано. Так-то была, у меня её забрали, но я себе вернул, неофициально, - глаза Громыко заблестели, он заговорщически прошептал: - А хочешь, покажу?

       Гаврила истово закивал, увидеть волшебную палочку в живую, ему хотелось, очень.

       - Смотри, - бывший старший прапорщик, отодвинул полу плаща и достал огромный, матово блеснувший в свете лампы…

      - Пистолет! – проблеял, побледневший Викентий, как на удава, смотревший, на хищное нечто в лапе пришельца.

       - Он самый, - жизнеутверждающе подтвердил Громыко, повертел им у носа Гаврилы, с видимым удовольствием следя за загоревшимися глазами мальчишки.

       - Батина кровь, вижу! – под разочарованный вздох Кипяткова, он убрал ствол обратно в кобуру и одобряюще продолжил: - Тот тоже любил всё стреляющее, из тира и оружейки не вылазил, матушка-то, всё больше клинковым баловалась.

       - А что это за Академия Спецсил? – спросил, немного подумав, Гаврила.

       Название было незнакомое, но жутко интригующее.

       - Как, ты не знаешь? – Громыко удивился, сильно и искренне, нахмурившись, кинул острый взгляд на сжавшихся дядю с тётей, но ничего им не сказал. Ответил мальчику: - Это элитная Академия наших Вооружённых сил, куда принимают перспективных подростков с одиннадцатилетнего возраста. Попасть в неё непросто, но ты сын действительных «волшебников», да ещё и погибших при исполнении, ты в неё записан, считай с рождения.

       - При исполнении? Это как? – задал ещё один вопрос мальчик, тут же поспешно пояснив свой интерес: - Дядя с тётей, просто говорили, что они пьяные разбились в машине…

      Откуда-то со стороны раздалось тихое поскуливание, тут же, правда, затихшее от яростного взгляда Громыко.

       - Пьяные… разбились… - от этих слов, произнесённых зловещим голосом, казалось, ледяная волна прокатилась по комнате. С шумом выдохнув, старший прапорщик вновь смолчал, снова только ответив Кипяткову, но далось ему это уже не так легко: - При исполнении служебного долга, сынок. Они защищали свою страну, её жителей, её ценности, те что не купишь никогда за деньги, да и просто благодаря им, осталось жить до черта хороших парней и девчонок, так что гордись ими Гаврила, гордись и чти их светлую память.

       - Буду! – обрадовано кивнул мальчик, наконец, он услышал о своих родителях что-то хорошее, а всё, что говорили плохого, оказалось ложью, лучший день, вернее ночь, в его жизни.

       - А что там интересного в этой Академии? – задал он ещё один вопрос, резонно рассудив, что раз такой источник новых знаний здесь, то надо его растрясти по полной, пока не ушёл. Ведь ухода этого огромного, страшного, но доброго к нему человека, Гаврила сейчас боялся больше всего, ведь тогда сказка закончится, и он снова окунётся в серые беспросветные будни семьи Дуровых.

       - О, ты даже не представляешь, сколько там всего интересного! – Громыко поднял вверх указательный палец. - Начальником Академии у нас сам глава Генштаба, глава Национального Антитеррористического Комитета, дважды Герой, генерал-полковник Белобородько! Зам по учебной части полковник Макарова-Голоногова, ведёт курс выживания, классный специалист по изготовлению всевозможных мин, бомб, ловушек и кучи других средств борьбы, защиты и иного воздействия, из подручных средств. Курс боевой химии и РХБЗ ведет полковник Северный Змей, это прозвище, настоящую его фамилию знают только несколько человек, скрытный и, между нами, неприятный тип, но специалист непревзойдённый. Ещё полковник Треморова есть, странная женщина, но курс оперативного планирования дает хорошо, да и как офицер ответственный за проведение КШУ неплоха, кто ещё… - старший прапорщик на секунду задумался. - Ах, да, майор Векторова, преподаёт радиоэлектронную разведку и РЭБ, спец по спутниковой съёмке, есть ещё несколько других, но с ними ты познакомишься в ходе учёбы. Вот только кто на должность преподавателя огневой и боевой подготовки придёт, пока не знаю, она у нас вакантна и заполняется каждый год. Не держатся на ней почему-то, – Громыко развёл руками.

       - Здорово! – выдохнул Гаврила, но мигом погрустнел и тихо спросил: - Вы же сейчас уйдёте? – глядя на непонимающего мужчину, пояснил: - Просто это мой самый счастливый день рождения, ведь я узнал столько нового и интересного от вас и про моих родителей. Никто так о них не рассказывал. Просто жаль, что это закончится.

       - Ты, похоже, забыл, что я говорил про приём в Академию и твой статус, - прапорщик улыбнулся и взъерошил волосы мальчика. - Ничего не закончено, всё только начинается!

       Он встал, выпрямился, принимая гордый и грозный вид, чётким движением достал серый продолговатый конверт из внутреннего кармана плаща и сильным и чётким голосом пророкотал: - С момента получения данного письма, курсант Кипятков зачислен в учебный состав Академии Специальных Сил при Генеральном штабе, на первый курс. Ему предписывается прибыть в Лондонск для приобретения парадного обмундирования и личных вещей, необходимых в учёбе!

       Громыко подмигнул как громом поражённому Гавриле и скомандовал:

       - Курсант Кипятков, поступаете в моё распоряжение, пять минут на сборы и убываем в Лондонск!

       - Есть! – подскочил мальчишка, а тётя, опрокинув шкаф, с грохотом рухнула на пол, наконец потеряв сознание.