Она уже успела стать на «Улиссе» своей. Неожиданно для Белых ей действительно отвели сразу две каюты: одну для неё и вторую, совсем клетушку - для горничной. Может быть, сыграло свою роль то, что Белых привел ее в дом Капитанаки знакомиться еще до погрузки на судно. Дядя Спиро косился вначале на незваную гостью с подозрением, но Фро и тут не растерялась - сумела обаять жену старого контрабандиста, сухопарую и весьма решительную  гречанку с неприветливым лицом, украшенным  редкими усиками над  плотно сжатыми губами.  На Греческой улице ее звали «мама Капитанаки»;  она командовала супругом и детьми ничуть не хуже, чем тот распоряжался на «Клитемнэстре».  И в отсутствие дяди Спиро заведовала другой частью «семейного бизнеса» - крошечной кафенией  на шесть столиков, где всегда сидят за чашкой крепкого густого греческого кофе, стаканом терпкого молодого красного вина или стопкой цикудьи соседские греки. Белых пару раз побывал в этом заведении и обратил внимание, как освещалось улыбкой лицо хозяйки, стоило кому-то похвалить ее закуски или поблагодарить за вино. А когда посетитель расплачивался - мама Капитанаки неизменно выставляла на стол домашние пончики в меду, сушеный инжир или рюмку цикудьи  - от заведения.
Неизвестно, как Ефросинья Георгиевна отыскала путь к сердцу мамы Капитанаки, а только эта решительная дама взялась лоббировать ее участие в каперской экспедиции. Как выяснилось, почтенная матушка супруги дяди Спиро занималась ровно тем же на Архипелаге - еще полвека назад, во время очередной русско-турецкой войны, когда Россия создала на островах "Эптанисос Политиа", свободную греческую Республику Семи островов. И даже с будущим мужем познакомилась на палубе каперского каика, и вместе с ним перебралась в Крым, когда Россия по мирному договору вынуждена была оставить острова туркам. На заявление Белых: «не бабское это дело», мама Капитанаки лишь усмехалась и отвечала: «Не знаешь ты гречанок, нэарэ! Вам, воинам, до них далеко, и коли уж женщина возьмет в руки саблю... Ласкарина Бубулина вообще русским адмиралом была.»  Робкое замечание спецназовца о том, что Ефросинья Георгиевна, строго говоря, не гречанка, было презрительно отметено; с тех пор Фро окончательно утвердилась в экипаже Улисса. Люйтоганн, во всем требующий орднунга, даже внес ее в судовую роль, как волонтера-переводчика.