Продолжение (предыдущий фрагмент на стр.7)
На особо замысловатом пассаже Элис не выдержала, резко остановилась посреди коридора и недовольно нацелила на администратора указательный палец:
— Свободный Кук, — проговорила она тем тоном, с которого обычно начинала сражения в комитетах или комиссиях Сената, — вам не кажется, что называть парнишкой и мальчиком победителя сенатского конкурса — это проявление неуважения не только к человеку, немало сделавшему для нашего мира, но и к самому Сенату?
Свободный Кук смешался, не понимая, чем вызвана гневная отповедь сенатора. А потом на его лице медленно проступило понимание, вот только застывшая на губах усмешка заставила Элис усомниться, что администратор все понял правильно.
— Ну, что вы, сенатор, — заговорил, наконец, Кук. — Я и все сотрудники Арены… мы уважаем и почитаем Сенат. А то, что я назвал Зверя парнишкой — это просто… проявление привязанности к воспитаннику, — после паузы нашелся Кук. — Я понимаю, каждый человек может совершить ошибку, но мы занимаемся с подопечными, направляем их и воспитываем, чтобы и на новой работе они оставались полезными членами общества, — вдохновенно вещал администратор. — И, конечно, служили ему… так, как это необходимо, — многозначительно добавил Остин Кук, и Элис поняла, что выговор оказался бесполезным. — Зверь прекрасно поддается воспитанию, — продолжал администратор, — вы останетесь довольны…
Элис с минуту разглядывала работника Арены, но все же решила не тратить время на бессмысленные дискуссии. Ей необходимо было поговорить с Робертом Томпсоном, а остальные проблемы можно было решить и потом.
— Давайте поторопимся, — холодно ответила сенатор, и Кук с облегчением выдохнул.
— Мы уже почти дошли, — сообщил он и свернул в очередной коридор.
Когда Элис увидела кабинет Кука, ей не удалось сдержать удивленное восклицание. Сенатор хотела потребовать у администратора разъяснений, но Кук торопливо выскользнул за дверь, сообщив, что сейчас приведет Зверя.
Сенатор Дженкинс с недоумением разглядывала помещение и думала, что для кабинета оно выглядит излишне неформально. В этой комнате совершенно не думалось о работе, здесь стоило отдыхать, ни о чем и ни о ком не беспокоясь. Элис даже заподозрила, что Кук привел ее в собственную квартиру, и решила высказать ему все, что думает о подобной бестактности. Усердие усердием, но оно не отменяет правил приличий, элементарный здравый смысл и чувство меры, размышляла сенатор.
А еще через полчаса дверь вновь открылась, и Элис обернулась на звук шагов. Высокий мужчина вошел в комнату и остановился в нескольких метрах от нее. Элис Дженкинс с удивлением поняла, что краснеет. Это было странно и непривычно, но никогда еще взгляд другого человека не смущал ее так сильно. А потом она поняла, что ей нравится взгляд вошедшего, и это вызвало еще большее смущение. Щеки горели, и сенатор разозлилась на себя за непонятную чувствительность. С вызовом вскинула голову, спросила:
— Как тебя зовут? — и сразу же ужаснулась глупости собственного вопроса. Она ведь собиралась говорить о другом!
Должно быть, Роберт Томпсон не расслышал вопрос, потому что его взгляд стал вопросительным, а Элис, сгорая от стыда из-за странной неспособности справиться с наваждением, не нашла ничего лучшего, как повторить:
— Как тебя зовут?
— Роберт Шеннон, — ответил боец, и от звука его голоса Элис окончательно забыла, зачем пришла.
Роберт — Томпсон? Шеннон? (Элис было уже все равно) — шагнул вперед, и сенатор уставилась на него, чувствуя себя непривычно маленькой и очень юной. Ей пришлось задрать голову, да и мысли в эту голову лезли совсем не те, и потому Элис в смятении отступила на шаг, пробормотала, что еще обязательно придет, а потом выбежала из комнаты.
— Что-то случилось, сенатор? — обеспокоенный Остин Кук почти подскочил к ней. — Вы чем-то недовольны?
Элис опомнилась:
— Нет-нет, все хорошо, — проговорила она, чувствуя, что ведет себя до ужаса глупо. — Все просто замечательно…
— У вас есть какие-нибудь распоряжения? — поинтересовался Кук. — Относительно Зверя, я имею в виду…
— Нет-нет, — заторопилась сенатор. — Никаких распоряжений… зачем? Все хорошо.
Элис чувствовала, что ее речь и поведение хуже всякой критики, и даже в чем-то понимала недоумение во взгляде Кука, но ничего поделать с этим не могла. Необходимо было привести в порядок мысли и чувства и только тогда возвращаться назад. Она так и не задала свой вопрос, и эту проблему необходимо было решить как можно скорее. Сейчас она понимала это лучше чем еще час назад.
Продолжение следует...