Ура! Первая книга уже на сайте "Яузы", 2-го февраля релиз.
Ссылка

Отредактировано Ромей (23-02-2017 17:15:06)

С вашего позволения - использую

V
База гидропланов Кача
28 октября 1854 г.
лейтенант Реймонд Фон Эссен
Вот от моря и до моря
Нить железная скользит,
Много славы, много горя
Эта нить порой гласит.

Вот с поляны ворон черный
Прилетел и сел на ней,
Сел и каркнул и крылами
Замахал он веселей.

И кричит он, и ликует,
И кружится всё над ней:
Уж не кровь ли ворон чует
Севастопольских вестей?

- Тютчев. - пояснил Корнилович в ответ на удивленные взгляды сослуживцев. -  Помню, еще с гимназии. Представляли как-то концерт по случаю годовщины Севастопольской страды, мне выпало стихи читать. В пятьдесят пятом, кажется, сочинено.
- Ну, здесь-то стихи другие будут сочинять. -  ответил фон Эссен. - И все больше дифирамбы - вести-то из Севастополя вполне жизнеутверждающие приходят.
- Это верно, - вздохнул Энгельмейер. - Только им-то это уже не поможет...
И кивнул на деревянную пирамидку, увенчанную лаково-желтым пропеллером.  На привинченной бронзовой дощечке значилось:

Россійскія авіаторы, славно павшія за Отечество:
***
Заурядъ-прапорщикъ Бушмаринъ Владиміръ,
воздушный наблюдатель. Погибъ 30-го дня, мѣсяца августа 1854 года отъ Рождества Христова.
Мичманъ Цивинскій Николай, пилотъ.
Погибъ 8-го дня, мѣсяца сентября 1854 года отъ Рождества Христова.
Штабсъ-капитанъ Скирмунтъ Иванъ, воздушный наблюдатель.
Погибъ 8-го дня, мѣсяца сентября въ году 1854 года отъ Рождества Христова.
Флота волонтеръ  Петр О′Лири, бомбардиръ-наблюдатель.
Погибъ 8-го дня, 17-го дня мѣсяца сентября 1854 года отъ Рождества Христова.
***
- Петьке-то повезло... - сумрачно произнес Кобылин. Нашего брата, морского авиатора, нечасто вот так-то хоронят. Море - оно для всех общая могила...
Под пирамидкой лежал прах только двоих из четырех, чьи имена значились на монументе: юного ирландца и летнаба с аппарата Корниловича, погибшего в первый жень Переноса. От двух других авиаторов не осталось ровным счетом ничего - оба сгорели на шканцах британского линкора вместе со своим гидропланом. В братскую могилу положили шлем Вани Скирмунта и новенький, с золотыми мичманскими погонами, френч Коли Цивинского.
Кондуктор с "Алмаза", гравировавший по просьбе авиаторов табличку для памятника, задал Эссену вроде бы, простой вопрос:  какие ставить даты рождения?  Немного подумав, лейтенант распорядился убрать этот пункт у всех троих. Незачем озадачивать ни в чем не повинных людей эдакой непонятностью, как  люди, погибшие за четыре десятка лет до своего рождения. Кому надо - в курсе, а остальным и знать ни к чему....
***
Пилоты, наблюдатели, мотористы - весь личный состав алмазовской авиагруппы собрался здесь, на верхушке крутого обрыва, откуда к воде сбегала узкая, заросшая полынью тропка. Вдалеке виднелись ангары Качинской базы; на слипах уставшими чайками пристроились гидропланы.
Эссен опустился на колено, поправил венок.  Встал, вытянулся по стойки смирно, держа фуражку на сгибе руки.
Кобылин кивнул расчету. Трое мотористов вскинули карабины, ударили в низкое серое небо залпом. Передернули - залп. И еще.
Дождавшись, пока развеется легкий дым от выстрелов, Эссен надел фуражку и вскинул руку к козырьку; остальные авиаторы повторили его жест.
За спиной лейтенанта кто-то деликатно кашлянул. Эссен повернулся. В окружении чисто одетых хуторян - мужиков, баб, мальчишек, -  стоял сухонький сивобородый дьячок. Эссен знал его - дьячок служил в церквушке, на окраине Севастополя, а в Качу пришел по приглашению лейтенанта Марченко, занимавшегося устройством похорон.
-  Сродственники-то есть у убиенных? - поинтересовался дьячок. Голос у него был высокий, надтреснутый. - Чтобы, значит, отписать, где могилка-то? Надо же чтоб у людей было где поплакать, помянуть прилично...
- Некому их поминать, кроме нас, батюшка. -  ответил лейтенант. - Рождственники, ежели и есть, то уж больно далеко им сюда добираться. Нет, некому о могилке сообщать.
- Ну ин ладно! - легко согласился дьячок. - Вы,   господин офицер, будьте в надёже - мы за могилкой присмотрим. Все, как надо будет!
- Присмотрим! - согласился сумрачный хуторянин.  - А как война  закончится - всем миром деньги соберем и часовенку здесь, на горушке, поставим. Чтобы, значить,  память была. Чтоб и дети наши помнили, и внуки. Так что не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие, по доброму все сладим!
- Позвольте  осведомиться? - спросил помявшись, дьячок. - Товарищ ваш, который тут лежит. Петром прозывается который... Фамилие у него чудное. Он што, нерусский? И веры какой будет, православной?
Эссен поднял глаза и тяжело, в упор посмотрел на дьячка. Тот смутился, закашлялся.
- Я потому спрашиваю, чтобы знать - по какому обычаю отпевать новопредставленного раба божия?  Чтоб честь-по чести, заупокойную отслужить, и кажинный год, в этот день поминать. Нельзя без этого, не по христиански...
- Православный он. - ответил за Эссена Марченко. - Поминай, отче, как православного. Раз за русскую землю голову сложил - значит наш он, православный, и никак иначе!
- Верно, - подтвердил Эссен. - И никак иначе!
«Ну, вот и все. Теперь и здесь появилась могила русских авиаторов. И где бы мы теперь не оказались - они навсегда останутся здесь. И неважно, что Петька-Патрик родом из далекой Ирландии, раз летал и погиб на русском самолете, раз сражался плечом к плечу с нами  против врагов России - значит русский. И имя у него будет русское - Петр. Теперь и навсегда!»

Отредактировано Ромей (23-02-2017 20:46:04)