II
Бухта Варны.
18 октября, 1854 г,
20.01
старший лейтенант Краснопольский
Краснопольский сам готовил торпеду к выстрелу. Сколько раз он уже проделывал это! Руки выполняли нужные действия, не обращаясь к памяти за указаниями: так, углубление пять футов... клапан затопления... патрон, приводящий в действие подогреватель... верхняя горловина открыта, пальцем провести по указателям - все в порядке. Теперь зарядное отделение, а от него обратно, к хвосту стальной рыбины. Предохранительная чека ударника и хвостовые стопора сняты, готово!
Сейчас торпеда лежит в рубчатой трубе, установленной на месте бушприта «Аргонавта». Трехсоттонная железная шхуна Отдельного кавказского корпуса была единственным русским винтовым военным кораблем на Черном море. Скромная скорость в 8 узлов, пара двенадцатитифунтовых карронад - вполне достаточно для лидера флотилии «минных таранов». Краснопольский поначалу хотел возглавить атаку на шестидесятитонном железном пароходике «Ростов», но так и не решился доверить драгоценную торпеду чужим рукам. Две другие «Заветный» расстрелял... не то, чтобы совсем впустую, скорее, цели не стоили таких затрат. Сначала по ошибке торпедировали парусный «Трафальгар», потом - колесный фрегат «Везувий». С этим медлить было нельзя, английские ядра уже падали вокруг приводнившегося с заглохшим мотором аппарата Марченко и Лобанова-Ростовского, и пришлось тратить на колесное корыто предпоследнюю самодвижущуюся мину.
А последняя - вот она, в аппарате импровизированного миноносца. Между прочим, первого в российском, да и в любом флоте этого мира! И ничего, что свои торпеды здесь пока не производят - если Бог даст выйти живым из этой атаки, он, старший лейтенант Краснопольский, постарается  исправить это упущение.

Вторая волна атаки - миноносец, шестнадцать «минных таранов и девять брандеров, - вошли в гавань, когда впереди уже вовсю кипел бой. Катера Красницкого добрались до английских кораблей, и в унисон взрывам шестовых мин лопались шрапнели - «Алмаз» обстреливал гавань на предельной дистанции беглым огнем. Тяжелые корабельные орудия пока молчали, англичане отвечали ружейной трескотней да редкие «бабахи» малых карронад со шканцев атакованных кораблей. Впрочем, много ли надо крошечному катерку?
Пробив редеющую полосу дымовой завесы, «Аргонавт» оказался прямо напротив желанной цели - винтового линкора «Джеймс Уатт», одного из трех кораблей этого типа, имевшихся у англичан. Пять кабельтовых, тут и слепой не промахнется! Там не менее, Краснопольский выждал еще минуту и только потом скомандовал «Пли!» Пороховой заряд вытолкнул смертоносную сигару из трубы минного аппарата, и она пошла к цели, оставляя за собой дорожку из пузырьков пара и воздуха.

Парогазовая торпеда образца 1912-го года (на флоте ее называли 45-12, по калибру в сантиметрах и году принятия на вооружения) могла доставить семипудовый груз взрывчатки на дистанцию в шестнадцать кабельтовых. Сейчас дистанция вчетверо меньше, и самодвижущаяся мина никак не может пройти мимо широченного борта линейного корабля. Она и не прошла: заряд тротила, способный проламывать броневые пояса дредноутов, в щепки разнес деревянный подводный борт, обшитый для защиты от обрастания медными листами. «Джеймс Уатт» повалился на бок, ночь огласилась воплями, сотни фигур бросались в воду с борта тонущего корабля.
Краснопольский скомандовал «Право на борт!», проводил взглядом гибнущий линкор и скомандовал выдвигать шесты с минами. сравнению с торпедой это, конечно, хлопушки, но в гавани Варны еще полно целей. Хватит на всех и еще останется.

III
Бухта Варны.
18 октября, 1854 г,
21.16
мичман Красницкий
- Атакуем с налету! - С правого борта в воду плюхнулась мина-крылатка и катер №1 дал полный ход. Это была вторая их атака. Первая увенчалась полным успехом: жертва (английский винтовой фрегат) уже легла на борт и теперь погружалась во взбаламученные воды варненской бухты. На это потрачены обе шестовые мины, хотя хватило бы и одной - Федя запоздало сообразил, что погорячился. Двойной взрыв отбросил суденышко, как удар хвоста Моби Дика отбрасывает китобойный вельбот. Все, кто был в катере, повалились с ног, нос захлестнул водяной вал, но дело было сделано. Дали задний ход, мичман, оглохший от взрывов, затряс за плечо рулевого, указывая ему на стоящий у самого входа в бухту большой колесный пароход. В темноте было видно, что обеих его труб густо валит дым, подсвеченный снопами оранжевых искр - на судне разводили пары.
- Правь на того! - крикнул Красницкий. - На отходе ударим, пока не опомнились и не снялись с мест!
Катера конструкции генерала Тизенгаузена кроме шестовых мин, несли по одной крылатке. Остальные обходились без них, зато «минные тараны» имели сразу по два таких снаряда. После утопления фрегата, на катере № 1 осталась только буксируемая мина, и мичман намеревался истратить ее наибольшей пользой.
С парохода пока не стреляли, но на палубе уже замелькали фонари, забегали люди. «Непременно надо его подорвать, - подумал Федя, - катера будут выходить из атаки по дуге, как раз мимо пушек этого англичанина. Если их не заткнуть - картечью всех перебьет...»

Катер набирал ход. Из высокой трубы сыпало искрами, одна из них попала на лацкан сюртука, и тонко зашипев, погасла - сукно было насквозь пропитано водой. Высокая корма с изогнутой тускло-золоченой надписью "Retribution" надвигалась на катер, оттуда навстречу катеру захлопали выстрелы. Пули с хрустом пробивали деревянные борта, глухо ударяли в мешки с песком, которыми был обложен паровой котел. Рулевой, нелепо взмахнув руками, повалился за борт, катер покатился влево и Федя еле успел перехватить рукоятки штурвала.
- Смотри за буксиром! - заорал он. - Не утопи мину! Не дай бог, не получится атака!..
— Не волнуйтесь, вашбродь, - отозвался Семикозов, боцман с фрегата «Коварна», один из тех, кто вызвались охотниками на минные катера. - небось не оплошаю, в Николаеве вы нас известно чему учили без устали...
Катер №1 огибал корму по широкой дуге. Мина удачно зашла под корму, осталось протащить ее подальше, под днище. Еще немного... Сверху бухнула карронада, Федя инстинктивно вжал голову в плечи - над головой провизжала картечь. Но катер уже вошел в мертвую зону, и теперь стрелкам на палубе приходилось перегибаться через планширь, чтобы достать юркую цель.
Колеса парохода провернулись, подняв вал пены, и форштевень катера врезался в нее, как в снежный сугроб, Федя инстинктивно переложил руль, уходя от столкновения, а пароход уже полз вперед. «Сейчас наведут карронаду, - обмирая, подумал Федя. Второй раз так не повезет...»
Катер рыскнул и замер. Под кормой вырос бурун, натянувшийся буксирный трос дрожал струной, не пуская вперед. Катер потащило к английскому кораблю, расцвеченному в ночи вспышками ружейных и пушечных выстрелов. Федя, обмирая от недоброго предчувствия, кинулся к рубильнику, замыкающему цепь минного запала. Ничего. Он рвал на себя деревянную ручку - еще, еще, еще! Впустую.
- А что ж это такое! - плачущим голосом выкрикнул Федя. - Семикозов, что с крылаткой?
Неожиданно трос лопнул. Мокрый конец хлестнул по людям, по борту, катер прянул вперед, зарылся носом в воду.
- Она, вашбродь, в колесе евонном запуталась, - ответил Семикозов. - Трос и оборвался! Пропало дело, уходить надоть, а то постреляют, аки селезней!
Подтверждая слова боцмана, ухнула карронада, ее поддержали ружья. Проворачивая колеса, пароход удалялся прочь. Но это ненадолго - сейчас развернется и ударит форштевнем, подомнет, утопит...
По глазам ударил ослепительный мертвенно-белый свет, и Федя повалился , на дно катера, на решетчатые пайолы, засыпанные угольной крошкой. Семикозов орал, размахивая руками, а Федя, обмерев от неожиданности, смотрел, как прожекторный луч уперся в борт парохода, пошарил туда-сюда, и вдруг погас. Секунда, две, три, и вдруг все звуки утонули в чудовищном вибрирующем вое. Над головой, прямо к борту англичанина, подобно лучу марсианского треножника, о которых Федя читал еще гимназистом, протянулся светящийся шнур. Эффект был ужасен: куски дерева, слепящие высверки рикошетов полетели выше мачт, высокая труба разлетелась лохмотьями, кожух колеса смяло, будто японского бумажного журавлика в кулаке. Шестиствольная пушка «потомков», понял Федя. Да, это не револьверный Гочкис, какие ему случалось видеть во время учебы в Морском корпусе. Те надо было приводить в действие, вращая массивную рукоятку, скорострельностью они намного уступали обычному «Максиму». Эта же...
Над нещадно избиваемым пароходом взметнулся султан пара, подсвеченный изнутри оранжевыми сполохами - взорвался паровой котел. Прожектор обежал бухту и замер, лег на воду огромным световым тоннелем.
Семикозов потряс мичмана за плечо:
- Тонем, вашбродь! Дно, аки решето, из ружей издырявили, храпоидолы!
Мичман с трудом оторвал взгляд от страшного зрелища расправы с кораблем и посмотрел под ноги. Вода уже заливала пайолы, тонкие струйки сочились из дырок в бортах. Катер медленно оседал на корму.
— Надеть спасательные пояса! Семикозов, правь к прожекторному лучу, это «Адамант» сигналит тем, кто возвращается. Будем держаться в полосе света - заметят, подберут!
Шальная пуля прилетевшая со стороны близкого берега, стукнула Федю в бедро. Юноша покачнулся; Семикозов подхватил его, не дал свалиться за борт, а из темноты приближались шлепки колесных плиц - к погибающему катеру походил пароход. Федя, кривясь от боли, потащил из кобуры наган, присмотрелся, и лицо его озарила улыбка. На полубаке размахивала непривычной формы карабином затянутая в черное фигура боевого пловца «потомков», из-за спины его высовывались головы в мохнатых казачьих папахах и матросских бескозырках.
«Свои, слава Николе-угоднику. Еще поживем...»

Отредактировано Ромей (25-02-2017 10:45:15)

IV
Пароходофрегат «Владимир»
18 октября 1854 г.
22.56
Андрей Митин
Осколочно-фугасный снаряд, выпущенный из пушки Канэ, проломил опер-дек и раскидал по батарейной палубе веер раскаленных осколков. Большая их часть пропала зря - впились в дерево бимсов, бортов, палубного настила; другие рвали живую плоть, и лишь немногие прошили деревянные ящики, полные полотняных мешочков - пороховых картузов, заранее поданных к орудиям. Но и этого вполне хватило. Батарейную палубу мгновенно заволокло удушающим огненным вихрем, чрез пушечные порты наружу выхлестнуло пламя. Рев пламени заглушил вопли заживо сгоравших моряков, уцелевшие прыгали в море, не пытаясь бороться с пожаром. Три залпа, один за другим, превратили корпус «Санс-Парейля» от гальюнной фигуры и до самой грот-мачты в гору дров. Но линкор, как ни странно, не получил ни одной подводной пробоины и держался на воде, великанским факелом озаряя гавань. А пушки Канэ продолжали крушить несчастный линкор - Зарин буквально выполнял приказ «обеспечить гарантированное уничтожение груза». Возле бортов «Алмаза» то и дело вырастали всплески: тридцатидвухфунтовки с верхних деков парусной «Аретьюзы» и колесного «Сидона» пристрелялись по крейсеру, и теперь ядра, нет-нет, да и попадали в стальной борт. Некоторые проламывали тонкий металл и влетали внутрь, не нанося серьезных повреждений, остальные отскакивали, оставляя глубокие вмятины и выбитые на стыках листов обшивки заклепки.
- Руль право! - скомандовал Бутаков. - Перенести огонь на «Аретьюзу»! Андрей Геннадьич, дайте радио на «Морской бык», пусть займутся вторым...
«А Бутаков-то, каков красавчик! - отметил про себя Андрей, вытаскивая из кармана рацию, - И когда это успел как освоился с новой терминологией? А ведь месяц назад не то, что о радиосвязи - об электрическом фонарике понятия не имел...»
- Есть, Григорий Иваныч, «Морской бык» передает: «Выполняю».
- Отлично, господа! - Бутаков потер ладони. - Сейчас Авив Михайлович им даст прикурить...

В иное время «Владимир» не смог бы на равных драться с «Аретьюзой»; полсотни пушек гарантировали парусному фрегату чистую победу в артиллерийской дуэли. Но сейчас прожектора слепили глаза британских канониров, «Максимы» стервенели, выкашивая расчеты, семидесятипятимиллиметровые снаряды, как бумагу, прошивали борта и рвались в тесном межпалубном пространстве. Бомбические орудия пароходофрегата успели сделать всего два залпа, и Бутаков, оценив нанесенные повреждения, скомандовал перенести огонь на линейный «Венженс», с которого до сих пор не выстрелила ни одна пушка. За кормой гибнущей «Аретьюзы» пытался развернуться «Сиддон», но это у него не очень-то получалось - сначала пушки Лендера, стреляя в упор, разворотили шканцы, а потом стальной форштевень бывшего турецкого угольщика сокрушил кожух правого колеса. Потерявший ход, лишившийся почти всех офицеров «Сидон» выкинул белый флаг, но и это не помогло англичанам - идущая в кильватере «Морского быка» «Одесса» безжалостно долбила по беспомощному фрегату очередями крупнокалиберного «Корда», добавляя время от времени картечь из штатных карронад.
***
Эскадра Бутакова ворвалась в гавань сразу после того, как ее покинули остатки минной дивизии. Последним в открытое море убрался «Баньши», подбиравший команды брандеров, потопленных катеров и разбитых минных таранов. В бухте к тому времени творился сущий ад - то там, то здесь пылали и тонули корабли; скопище транспортных судов возле пирсов, над которым поработали брандеры, превратилось в один гигантский костер. Паровые суда, успевшие дать ход, одно за другим, вытягивались к входу в бухту, попутно стреляя по всему, что двигалось на поверхности - по большей части, по шлюпкам с других английских судов. Ни о каком осмысленном сопротивлении речи уже не было, а потому Истомин, посоветовавшись с Бутаковым, скомандовал: «Вперед!»
Контр-адмирал держал вымпел на «Адаманте» - он по достоинству оценил возможности, предоставляемые средствами связи и наблюдения «потомков». Оттуда флотоводец видел все, что творилось в бухте, намного лучше, чем непосредственные участники событий - «Горизонт» больше часа висел над бухтой и исправно гнал картинку в оборудованный на ПСКР центр управления боем.
***
В гавань вошли двумя кильватерными колоннами. Первую вел «Владимир», вторую - «Морской бык». «Алмаз» двигался на траверзе флагмана, длинные стволы его орудий с пугающей частотой выбрасывали полотнища огня. Чуть позже к канонаде присоединились скорострельные пушки «Владимира» и «Морского быка», затем загрохотала и гладкоствольная артиллерия парходофрегатов. Прожектора нашаривали цели, ослепляя британских канониров, кое-как пытавшихся отвечать на огонь; оставшийся позади «Адамант» водил лучом по береговым батареям, готовясь, если какая-нибудь из них оживет, обработать цель из своей страшной скорострелки. Но турки-батарейцы, этой ночью, похоже, держали нейтралитет. А может просто не могли разобрать, в кого стрелять в этом хаосе.
«Алмаз» снова ударил бортовым залпом - на этот раз по неопознанному то ли турецкому, то ли египетскому двухдечному кораблю, так и не снявшемуся с бочки. После этого на крейсере переложили руль, и «Алмаз» стал описывать циркуляцию по направлению к выходу из гавани. Прожектор прочертил дугу по берегу, стенам крепости и поднялся вертикально в небо.
- Истомин передает! - крикнул Андрей, прижимая рукой наушник. - «Эскадре отходить на ост!».
- Право на борт! - тут же отреагировал Бутаков. - Сигнал по эскадре - «поворот последовательно, держать восемь узлов». И, добавил, обращаясь к Андрею:
- Что ж, голубчик, Павел Степаныч получил при Альме свой Трафальгар, а мы тут, пожалуй, устроили просвещенным мореплавателям не меньше, чем Чесму!
Андрей обвел взглядом затянутую сплошными пожарами бухту и кивнул, усмехнулся:
- Господин Айвазовский сейчас, кажется, на «Морском быке»? Будет ему сюжет для нового грандиозного полотна - а-натюрель, а не с чьих-то слов! «Чесменский бой» он, кажется, написал в сорок восьмом? Что ж, отличный повод взяться за римейк! «Вторая Чесма» - это звучит гордо, не так ли, Григорий Иваныч?

V
Гидроплан М-5
бортовой номер 37
19 сентября 1854 года
Реймонд фон Эссен
- Готово! - проорал Корнилович, запихивая за пазуху видеокамеру. - Можно возвращаться!
Мичман напросился лететь Эссеном в наблюдатели - уж очень хотелось ему своими глазами посмотреть с воздуха на последствия «Второй Чесмы», как с легкой руки Бутакова, стали называть вчерашнюю баталию.
А посмотреть было на что. С момента, когда прозвучал завершающий выстрел вчерашней баталии, прошло более полусуток, поднявшийся с утра зюйд-ост гнал на крепость и ее окрестности сплошную черную пелену дыма. В бухте догорали корабли; то тут, то там из воды торчали покосившиеся мачты, некоторые суда, затонули на мелководье, и над водой кое-где виднелись обугленные палубы. Огонь, охвативший транспорта у пирсов, перекинулся на пирсы и пошел дальше, волнами, пожирая склады воинского имущества. Там горело и сейчас: в дыму мелькали люди с баграми, ведрами, телеги-водовозки, распоряжающиеся офицеры. За одну ночь из оживленного воинского лагеря, Варна превратилась в апокалиптический пейзаж, над которым победно ревело пламя.
Сколько насчитал? - крикнул Эссен, склонившись к плечу напарника.
- Десятка два только больших! А сколько мелочи догорает - Бог весть! Целых, почитай, не осталось - три, много четыре! Дали прикурить островитянам!
Лейтенант кивнул и развернул аппарат. Судя по всему, дело можно считать сделанным, повторного визита в гавань не требуется. Соблазнительно, конечно, высадить десант и уничтожить уцелевшие склады, цейхгаузы, воинские магазины... Но, увы, это утопия: сводные отряды моряков, даже вооруженных магазинными винтовками и автоматами «потомков», не смогут противостоять многотысячным сухопутным силам англичан. А полноценной бомбардировки с моря не получится: за прошедшие сутки «Алмаз» расстрелял три четверти осколочно-фугасных снарядов и почти все шрапнели
Победа далась немалой ценой. Из шести минных катеров назад вернулись три; команды еще четырех сумели выгрести на шлюпках, их подобрали вместе с моряками с брандеров. В минной дивизии убыль ранеными, убитыми, попавшими без вести, составила примерно четверть от штатного комплекта. Не хотелось думать о судьбе тех, кто мог попасть в плен - разъяренные англичане и турки вряд ли вспомнят о гуманизме.
Эскадре тоже досталось. Три пексановские бомбы, одна за другой разорвавшиеся на полубаке «Алмаза», вызвали пожар, «Громоносец» лишился грот-мачты и потерял пятерых убитыми. «Морской бык», таранивший «Сидон», свернул набок форштевень, и теперь аварийные команды выбивались из сил, пытаясь заделать пробоину в левой скуле. Сгорела, столкнувшись с корветом «Уосп», героическая «Одесса. На кораблях потери составили одиннадцать убитых и двадцать два раненых, но это не шло ни в какое сравнение с потерями неприятеля.
Аппарат, стрекоча мотором, летел на зюйд на высоте примерно семисот метров. Позади расплывалась дымная клякса пожарища; впереди, на черноморской глади, выстроились ровные колонны русского крейсерского отряда.

Кран-балка подхватила «тридцать седьмую» с поверхности моря, аппарат описал дугу и повис в двух футах над настилом бакового флайдека. Матросы подкатили двухколесную тележку, распоряжающийся работами кондуктор махнул рукой. Гидроплан дрогнул и мягко опустилась на кильблоки, матросы приподняли хвост, налегли на плоскости и под дружное «раз-два-взяли!» закатили аппарат в ангар.
Фон Эссен одобрительно кивнул подлетевшему с рапортом матросику и повернулся к Корниловичу.
- Так что, Жора, решил?
- Да, Реймонд Федорыч. Я с вами. Остаются Марченко, Энгельмейер, князинька... Да разве только они? Кобылин ваш с Рубахиным, всерьез собрались здесь аэроплан изобретать, тоже мне, братья Уилбур и Орвилл... А мне вот хочется хоть одним глазком посмотреть на их аппараты, которые быстрее звука летают и до Луны добрались.
Эссен усмехнулся - мичман Корнилович даже в среде авиаторов слыл ярым поклонником технического прогресса.
- Так ты веришь, что они нас отошлют домой из своего двадцать первого века?
- Верю, представь себе. А еще - знаешь, во что я верю? Что они нас домой не с пустыми руками отошлют.
- Во-он ты о чем... - протянул Эссен. - Мечтаешь встретиться с германцами на аппарате «потомков»?
- А почему бы и нет? - пожал плечами мичман. - Здесь мы уже повоевали с паровыми фрегатами на гидропланах. Так почему бы не схлестнуться с «Альбатросами» и «Таубе», сидя за штурвалом чего-то совсем уж невиданного?
- Мечтатель ты, Жора. - покачал головой лейтенант. - Как бы нам против своих не пришлось воевать. Помнишь небось, что Велесов рассказывал про Гражданскую войну? А ведь она всего через год грянет, в семнадцатом...
- Бог не выдаст, свинья не съест, Реймонд Федорыч. Надо будет - и на Гражданской повоюем. Хотя, по мне, так уж лучше с германцами или англичанами. Воля ваша, а меня что-то не тянет стрелять в русских людей.