***
К вечеру 15-го погода испортилась. Пролетарской сознательности команде было не занимать, но это не очень-то помогало справиться с штормом. Приходилось жечь драгоценное топливо. Злая черноморская волна перехлестывала через низкую палубу, гнула леерные стойки, разбивалась о рубку. Возню с торпедными аппаратами пришлось прекратить, хотя механик Водяницкий клятвенно обещал  заставить чертовы трубы сработать, как положено. Пока же риходилось рассчитывать только на гочкисовскую соракасемимиллиметровую пукалку - поди, потопи такой что-нибудь крупнее рыбацкой шаланды...
Но возвращаться еще рано. Революционный приказ не выполнен, и виноват в этом он, краском Иконников. Что мешало опробовать аппараты во время пробных выходов в Днепро-Бугский лиман? Не захотел возиться, менять боевые разяды на практические, а потом ловить торпеды в мутно-желтой водице лимана. Даже в царские времена, когда учебные стрельбы торпедами проводились на специальных станциях, где были и сетевые боны и барказы-торпедоловы, терялась одна торпеда из пяти. А при нынешнем бардаке? На лодке четыре аппарата, опробовать надо каждый, и хорошо, если половину удастся вернуть. А кому отвечать за утраченное имущество? Ему, Иконникову! И бумажками тут не отделаться, могут и во вредительстве обвинить. У комиссара это быстро - вон, как косился, когда перед прошлым выходом два дня возились с исправлением аккумуляторных батарей! Бывший студент-филолог, Маркса наизусть шпарит, а вот отличить клинкет от комингса - это извините, не к нему. При том -  не трус: не всякому достанет мужества нырять воду в пропахшем соляровым маслом, потом, парами кислоты железном гробу, с командой, половина которой до сих пор ходила разве что на портовых буксирах...
- Право два! - отрывисто бросил Иконников. Рулевой был настоящий, из прежних - кондуктор Салотопов в германскую служил в балтийском подплаве. Он, да механик Водяницкий - вот и все настоящие подводники в экипаже АГ-23. .
- Идем к Каче, отстоимся в бухте, а как волнение уляжется - к Севастополю. Врангелевцы, небось, тоже пережидают, пароходы у них переполнены сверх меры, а им еще тащиться через все Черное море, до Босфора.
Иконников кривил душой. Ждать беляки не будут, выйдут в море при любой погоде. Травить с палуб, мотаться в духоте трюмов на семибалльной волне - удовольствие маленькое, но ведь наступающего Фрунзе непогода не остановит. Но нет худа без добра: можно будет зайти в опустевшую бухту, развернув на флагштоке красное знамя. Первый корабль Республики в освобожденном от гидры контрреволюции Севастополе! А беляков на наш век хватит, главные битвы с мировой буржуазией впереди.

ГЛАВА ВТОРАЯ

I
В море, недалеко
от Балаклавы.
ПСКР «Адамант»
Андрей Митин
Начинаю привыкать к путешествиям во времени, подумал Андрей. В первый раз это было потрясение: удар, лиловый вихрь, осознание новой реальности, полное мучительного непонимания и ожиданий неизвестно чего...
Во следующий раз, когда «Алмаз» с «Адамантом» скользнули по оси времени в двадцать первый век, им владело одно чувство - страх. Страх, что опять что-то пойдет не так, что магия Переноса снова сыграет с ними злую шутку: забросит куда-нибудь не туда или вовсе распылит на атомы, словно смерч, разносящий по соломинке попавшийся на пути стог. Хлоп - и сотни жизней растаяли в лиловом НИЧТО, НИГДЕ И НИКОГДА...
Нечто подобное испытывали и другие, а Эссен признался, что незадолго до «часа «Ч» опорожнил бутыль трофейного, взятого на «Фьюриесе» рома и в момент Переноса пребывал в блаженном беспамятсве. Вестовой выволок лейтенанта палубу, и глазам его предстала Балаклавская бухта, корабли с незнакомыми обводами, небо, то тут, то там прочерченное быстро тающими белесыми полосами. А когда над «Алмазом» повис вертолет, стало ясно, что самое страшное позади.
На этот раз все прошло вполне буднично. По трансляции начался обратный отсчет: «три, два, один...» Палубы опустели: броняшки задраены, оптика закрыта заслонками, электроника, на всякий случай, обесточена. Тряхануло, правда, изрядно, но и только. Никакой волны вселенского холода, лишь мгновенно возникшая и пропавшая лиловая пелена.
Секунд через двадцать на переборке ожил динамик внутрикорабельной связи. Андрей попробовал встать - тело отозвалось тупой болью, как в затекших конечностях. «Говорит Митин, - прохрипел он в никелированную сетку, - я цел, в отсеке видимых повреждений нет.» И услышал в ответ: «через пять минут явиться на мостик».
Через четверть минут командир БЧ-4, старлей, заменивший Никиту Бабенко, отрапортовал: связь с кораблями первой экспедиции установлена. Мостик наполнился аплодисментами. Груздев улыбался, раскланивался во все стороны - похоже, принял восторги на свой счет. Что ж, имеет право... Радист щелкнул тумблером, из динамика зазвучал голос капитана первого ранга Куроедова, начальника основной экспедиции.

III
Гидрокрейсер «Алмаз»
Лейтенант
Реймонд фон Эссен
- «Алмаз» теперь не узнать, - восторженно повторил Жора Корнилович. - И снаружи и внутри - другой корабль! Одни устройства связи чего стоят, и эти, как их...
- Радиолокаторы. - подсказал Эссен. - Полезная штука. Теперь мы на море  кум королю, в любую погоду все видим...
Потомки основательно взялись за старый крейсер. Полностью сменили электрооборудование - проводку, генераторы, электромоторы. Установили систему пожаротушения, провели внутрикорабельную связь. У командира «Алмаза», капитана первого ранга Зарина ум за разум заходил, когда ему объясняли назначение очередного новшества.
Эссен две недели провел, словно в сказке, а точнее, в романе футуровидца мсье Жюля Верна. Да что там Жюль Верн! Многие из его выдумок, стали явью  еще тогда, в начале века. А здесь - истребители, летающие втрое быстрее звука! Снаряды, способные сами находить цель. Громадные геликоптеры, в брюхе которых умещаются боевые машины весом в десятки тонн. Ракеты, способные забросить на другой континент бомбы такой мощи, что воображение отказывает при попытке представить себе их взрывы! Вокруг планеты - пелена спутников, с которых можно разглядеть теннисный мяч; системы глобальной навигации, позволяющие хоть штурману авианосца, хоть мальчишке-гимназисту, с точностью до метра определить свое положение.
В какой-то момент Эссен осознал, что хватит с него чудес: мозг отказывался воспринимать новое, и лейтенант порой впадал в отупение. Андрей Митин, нередко сопровождавший его, назвал это явление «футуршоком». Пришлось прервать знакомство с XXI-м веком и немного отдохнуть.
Футуршок в той или иной степени затронул и остальных. Потомки это предвидели, и заранее приготовили для «попутчиков» резиденцию в лесу, на берегу озера, подальше от суеты и шума немыслимо огромных городов. Изысканная пища, спиртное в меру, музыка, прогулки, фильмы на громадных экранах - цветные, порой объемные, невероятного качества.  И - женщины! Доброжелательные молодые дамы, всегда готовые выслушать гостей и, ненавязчиво внушить им что спешить не стоит: будущее никуда от них не денется, а пока лучше успокоиться, расслабиться, и... Легкомысленные наряды дам, их стиль общения, весьма далекий от викторианской чопорности, вгоняли алмазовцев в оторопь. А они-то, наивные, считали, что перед германской войной Россия, особенно Петербург, страдали упадком нравственности!
Поначалу Эссен вздрагивал и отворачивался, при виде очередной блондинистой красотки с ногами, открытыми нескромным взорам до самой... высоко, в-общем, открытыми. Эссену, как и любому его сверстнику,  случалось рассматривать открытки из разряда «для мужчин», которыми из-под полы торговали в иных книжных лавках. Но по сравнению с картинками в журналах потомков...
Позже Эссен узнал, что доброжелательные дамы все до единой, были штатными психологами Министерства Обороны, специально отобранными для того, чтобы облегчить гостям адаптацию. И в методах «адаптации» они не ограничивали ни себя, ни подопечных. Недаром алмазовцы, те, что помоложе, офицеры за глаза подтрунивали над Зариным и старшим офицером - оба были давно и безнадежно женаты, и при том обожали своих избранниц...
Надо отдать «психологиням» должное: даже после самого близкого общения они представляли случившееся, как необременительную и взаимно приятную интрижку. Как им это удавалось - непонятно, ведь внешность всех без исключения, дам была такова, что дело вполне могло окончиться взрывом страстей.
Пребывание в «доме отдыха» не сводилось к вечеринкам, развлекательным фильмам и общению с военными психологами в ажурных чулках. Скоро постояльцам предложили курсы лекций, в первую очередь - по истории. Они сидели на занятиях с открытыми ртами, а кое-кто по вечерам напивался, пытаясь примириться с услышанным. Или привычно искал спасения в обществе упомянутых дам. Помогало не всем - мичман Корнилович, к примеру, не выдержал и впал в черную меланхолию. Его увезли на несколько ней, а когда вернули - от прежнего уныния не осталось и следа. А в ответ на расспросы отмалчивался и загадочно улыбался.
Кроме истории, «попутчикам» были предложены лекции и по другим темам. Авиаторов и моряков прежде всего интересовали достижения техники, особенно военной. Им показывали и объясняли все (с поправкой на уровень знаний), но Эссен замечал, что преподаватели охотнее говорят об общественных науках - о борьбе идей, а не войне машин.
А потом в «доме отдыха» появился Груздев. Он был тяжко травмирован по время Переноса, и пока остальные воевали с вторгшимися в Крым интервентами, валялся в беспамятстве на койке Морского госпиталя под присмотром самого Пирогова. Как знаменитый хирург сумел вернуть ученого к жизни, Эссен не знал. Но слышал (от того же Митина) что именно Груздев, на пару с Валентином Рогачевым, молодым ученым, сумели переправить их в XXI-й век. И когда эти двое появились в холле, Эссен понял - отдых окончен. Пора браться за дело.