ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

I
В открытом море,
траверз мыса Херсонес
«Флот ведет бой»
Командир «Помора», увидав вспухшее на полубаке крейсера белое облачко, резко положил руль вправо и врубил машины враздрай: левая – полный вперед, правая – полный назад. То же проделал и идущий в кильватере «Адамант». Двумя секундами позже пристрелочный снаряд поднял столб брызг с желтым дымом саженях в полукабельтове по курсу, и тут события понеслись вскачь. По отсекам раскатились трели громкого боя; взвыли башенные привода, разворачивая стволы на цель. Корабли описывали циркуляцию, сильно кренясь на правый борт, и цель стремительно покатилась в сторону кормы, сбивая наводку. Но артустановки предназначенные для стрельбы по низколетящим целям в любую погоду, справлялись с креном и дифферентом не хуже, чем гиростабилизированные пушки справляются с тряской на полном ходу танка. Так что первые же очереди пошли в цель.
Одновременно со скорострелками на цель развернулась левая установка РБУ «Смерч-2». Ее глубинные бомбы были заранее установлены на подрыв при контакте с поверхностью воды. И вслед за пучками трассеров, в сторону «Карадока» одна за другой полетели огненные кометы.
Противолодочный бомбомет - не орудийная башня и не умеет компенсировать резкие маневры «платформы». Из двенадцатитрубного залпа, более-менее в цель пошли только первые две реактивные бомбы. Они и легли близкими накрытиями, вызывая сотрясения, от которых по отсекам лопались лампы накаливания, а обшивка кое-где шла гофром. Но британская конструкция выдержала, чего нельзя сказать о нервах иных «лайми». Зряжающий орудия «Е», потрясенный зрелищем летящих прямо в него дьявольских снарядов, в панике выпрыгнул за борт, став, таким образом,  первой жертвой этого боя.
Отстрелявшись, установка поднялась вертикально. Откинулся лючок загрузки, под палубой залязгала цепь подачи боекомплекта, серые сигары бомб одна за другой занимали места во вращающемся барабане.
Но цель уже была в мертвой зоне РБУ. Нос «Помора», подчиняясь повороту руля, быстро катился прочь от «Карадока», а кормой, вдобавок к расплывающемуся облаку аэрозоля, набухал густой шлейф дымовой завесы.
Рассчитанное на ослепление головок самонаведения противокорабельных ракет, облако аэрозоля не могло помешать шестидюймовым осколочно-фугасным снарядам, выпущенным из морского орудия со стволом длиной в 50 калибров. Но люди, приникшие к артиллерийской оптике и дальномерам, не видели ровным счетом ничего. «Адамант» и «Помор» маневрировали, сбрасывая в воду плавающие шашки, выпускавшие по ветру хвосты желтоватого, цвета топленого молока, дыма. Дымогенераторы тоже работали в полную мощность, так что между наводчикам Ройял Нэви и русскими кораблями выросла непроницаемая для глаз облачная стена.
Дымовая завеса создавала сложности не только англичанам. Аэрозоли, применяемые в системе «Зонт» содержали микрочастицы, затрудняющие прохождение радиолучей, а потому радиолокационные прицелы артавтоматов частично ослепли. Но это уже не играло особой роли: Ка-226, зависший на высоте триста метров, передаавал данные, которые в режиме реального времени обрабатывали баллистические вычислители.
Из клубов дыма в «Карадок» продолжали лететь очереди. Они дырявили надстройки, выкашивали расчеты дальномерных постов и орудий. Одна из очередей, словно цепной пилой, прошлась по мостику крейсера. Кептен Колвин погиб мгновенно, разорванный в клочья семидесятишестимиллиметровым снарядом. Были убиты рулевой, артиллерийский офицер, еще с полдюжины человек, находившихся в этот момент на мостике. Но рулевое управление не пострадало и крейсер, ослепленный, избиваемый, по-прежнему несся вперед на двадцати пяти узлах. Расчеты опомнились от неожиданности, и теперь все пять орудий BL Mk XII дружно гремели, посылая залп за залпом... в молоко. В данном случае - в буквальном смысле.
А вот головкам самонаведения торпед не могла помешать никакая дымовая завеса. Как только смертоносные рыбки выскочили из двухтрубного аппарата правого борта «Помора», их гидролокаторы заработали, наполняя море ультразвуковыми трелями. Несколько секунд - и обе торпеды "замкнулись» на цели. Дистанция была для них пустяковой, промахнуться на ней не могли даже устаревшие, советской еще конструкции, противокорабельные торпеды «53-65К», неуверенно работающие по кильватерной струе.
Обнаружить их визуально сигнальщики «Карадока» не могли даже теоретически. Современные газотурбинные «рыбки», работающие на перекиси водорода не оставляют следа из пузырьков, который так любят киношники. Но факт остается фактом: торпеды заметили. Возможно, помогла выучка - сигнальщики Королевского флота были вышколены на славу, и прекрасно помнили трагедию «Кресси», «Абукира» и «Хога»; возможно, сработала пресловутая чуйка.
Доклад принял юнец Корнби, единственный кто в этот момент оставался в сознаннии на мостике.  Зажав ладонями развороченный живот, путаясь в вываливающихся кишках, он сумел доползти до переговорных труб, кое-как приподнялся, зубами выдернул затычку из амбушюра и прохрипел: «Машинное, правый винт на реверс! Машинное, правый на реверс!» Последний шанс - пустить машины враздрай в отчаянной попытке уклониться от идущих на корабль торпед.
Предсмертное усилие уоррент-офицера Томаса Корнби пропало втуне, как и бдительность везучего сигнальца - несколькими ярдами ниже мостика переговорные трубы перебило осколками.  Но если бы в машинном и услышали - что это могло изменить? Послушные гидроаккустике, рыбки шевельнули плавниками рулей, корректируя курс, и на штатных 68-ми узлах догнали цель.
Первую отбросило в сторону струей от винтов, и она взорвалась саженях в десяти от кормы крейсера. Взрыв трехсоткилограммовой БЧ, способной проламывать прочные корпуса атомных субмарин, сорвал перо и баллер руля, начисто снес правый винт, разворотил дейдвуд, скрутил в фигу лопасти левого винта. «Карадок» рыскнул влево, и тут его настигла вторая торпеда. Удар пришелся в левый борт, в районе дальномерного поста, впереди башни «D», на три метра ниже ватерлинии.
Результат был ужасен. Примерно треть корабля, отломилась и мгновенно пошла ко дну, унося с собой около ста двадцати моряков из четырехсот. Остальных ждала мучительная борьба за спасение жалкой руины, в которую превратился один из лучших легких крейсеров Его Величества.
Но напоследок «Карадок» успел отомстить обидчику. Один из шестидюймовых снарядов, выпущенных, как и остальные, почти наугад, нашел цель. Сработали законы статистики: кидая три игральные кости, вы можете рассчитывать на три шестерки в одном случае из 216-ти, но кто сказал, что заветное сочетание не выпадет, скажем, десятым? Безвестному наводчику с "Карадока" крупно повезло, но он об этом так и не не узнал - для него снаряд попросту канул в "топленом молоке" дымзавесы, как и все остальные, выпущенные за краткие минуты боя.
«Гостинец от Джона Буля» прилетел в носовую часть "Помора". К счастью, он оказался не осколочно-фугасным, а бронебойным - в спешке, а заряжающие подали из кранцев первых выстрелов не то, что было приказано. Наконечник из закаленной стали пронизал тонкий борт сторожевика, словно бумагу. Пройдя через подшкиперскую и превратив по дороге в пыль хозяйственные запасы боцмана, он ударил в шпангоут другого борта, разворотил и его, и только тогда - штатно, с положенным замедлением, - сработал донный взрыватель, воспламеняя заряд в три с половиной килограмма черного пороха
Взрыв шестидюймового снаряда проделал в правом, подбойном борту дыру в метра полтора в поперечнике. От страшного сотрясения сами собой отдались стопора, удерживающие якорь, и он рухнул в воду, увлекая за собой разматывающуюся с грохотом цепь. Корабль вздрогнул всем корпусом, как боксер, пропустивший прямой в челюсть. Носовая спарка замолкла - электрика не выдержала встряски; люди на мостике, полетели с ног, а сторожевик упрямо шел вперед, сотрясаемый якорной вибрацией от антенн до киля.
Пожар, вспыхнувший в разоренной подшкиперской был почти сразу ликвидирован штатно сработавшей системой пожаротушения и прибывшим на место расчетом пожарного дивизиона. Потери в личном составе ограничились тремя легкоранеными, и еще одним, получившим несильную контузию и перелом ключицы. Кроме того, попадание стоило «Помору» якоря, утопленного вместе с изрядным куском цепи и полусотни лампочек, полопавшихся по отсекам.
***
Лейтенанту Парсонсу чертовски повезло. За несколько секунд до того, как три семидесятишестимиллиметровых снаряда, прилетевших с «Помора», один за другим взорвались на мостике, он отошел в дальний угол, чтобы вернуть на место справочник «Джейн»
Шкаф его и спас, приняв на себя осколки, но не уберег от взрывной волны. От удара о переборку лейтенант вырубился, а когда очнулся, глазам его предстало страшное зрелище.
Повсюду куски человеческих тел, лужи крови. Стены, оборудование, иссечены осколками, перекручены слепой яростью взрыва. В центре, апогеем кошмара - растерзанное тело Корнби, валяющееся в собственных внутренностях. И над всем этим - тяжелый, сладковатый, густой запах скотобойни.
Парсонса вывернуло наизнанку.
Он перешагнул через смятый куль тряпья - труп Рагнара Колвина. Оскальзываясь в кровяных лужах, хватаясь за какие-то покореженные трубы, лейтенант выбрался на крыло мостика. Рыжего сигнальщика взрывом отбросило к леерам, и тело его свисало вниз, вздрагивая от орудийного грохота: баковое орудие «А» с регулярностью метронома изрыгало огонь, и снаряды, вереща сорванными медными поясками, летели в дымную пелену, за которой прятались русские корабли.
Надо вызвать на мостик старшего офицера, подумал Парсонс. Расплывающееся сознание подсказало, что в момент попадания того не было рядом. Кажется, отправился на запасной дальномерный посту, руководить стрельбой кормового плутонга? Переговорные трубы перебиты, коробка боевого телефона висит на одном проводе... Парсонс замахал руками, привлекая к себе внимание, и в этот момент за кормой взорвалась торпеда.
Толчок впечатал его в стену рубки. Он судорожно заскреб пальцами по железу, пытаясь встать, и тут крейсер получил нокаутирующий удар в левый борт. Голова Парсонса со сухим стуком, будто бильярдный шар, ударилась о комингс и лейтенант потерял сознание.
Его привел в себя матрос, посланный на поиски хоть кого-то, способного взять на себя командование тем, что осталось от крейсера Его Величества «Карадок». Очнувшись от непочтительных ударов по щекам, Парсонс с трудом разлепил веки для того, чтобы услышать: «Сэр, остальные офицеры мертвы. Принимайте корабль!»
Крейсер дрейфовал с сильным креном на левый борт. Орудия молчали, но и и противник прекратил огонь. На палубе царил бедлам - обломки шлюпок на рострах, изрешеченные кожуха палубных вентиляторов, пробоины в надстройках. С помощью матроса, Парсонс добрался до башни «С» и остановился, как громом пораженный.
Дальше палубы не было. Не меньше трети корпуса - корма, дальномерный пост, радиорубка, башни «D» и «E», торпедные аппараты, - все исчезло. Великолепный легкий крейсер, один из лучших в своем классе, в мгновение ока превратился в жалкую развалину.
Когда полчаса спустя, над полубаком «Карадока» завис вертолет, пилоты увидели, как на мачту рывками ползет белое, с косым красным крестом, полотнище. Этот флаг, «V», «Виктор», по Международному своду сигналов, означал: «Мне срочно нужна помощь».

Да, спасибо, перезалью фрагмент

III
Посыльное судно
«Казарский»
Спасатели и спасенные.
К «Карадоку» подходили с на-ветра. Иконников поначалу хотел прикрыться от разошедшейся волны корпусом «Карадока», но оставил эту затею - не хватало еще, чтобы неуправляемая махина крейсера навалилась на их скорлупку! Подали трос; Водяницкий, пока возились с буксиром, стоял у тумбы с "Максимом", направив ствол на палубу англичанина. Физиономия у механика была решительная, глаза недобро смотрели из-под нависших бровей.
Буксиныые троса  натянулись. «Казарский» замер, не двигаясь с места; суденышко сильно осело кормой, и из под нее фонтаном огромный белопенный бурун. Десять секунд... двадцать....
- В машине, прибавить обороты!
Палуба дрожала так, что у стоящих на мостике громко клацали зубы, а кроха-миноносец будто прирос к месту. Вот он дернулся, потом еще,  искалеченный крейсер наконец,  сдвинулся и пополз, постепенно набирая ход. Иконников шумно выдохнул - оказывается все это время  он стоял, задержав дыхание...
  - Слава богу, ветер попутный, иначе нипочем не дотащили бы до берега, - сказал он, оборачиваясь к Салотопову,  и замер.
Вихревая стена вдали стремительно наливались зловещей чернотой, небу от нее стремительно облачные спирали. И когда между морем и облачной «линзой»  выросла гигантская лиловая колонна, перевитая голубыми молниями,  - у подводника, человека по роду занятий отчаянно храброго, душа ушла в пятки.
Он ждал удара волны, ураганного порыва ветра. По палубе «Карадока» в ужасе метались английские моряки, кто-то прыгнул в воду в обнимку со спасательным кругом. Но - обошлось; даже паникеру в конце концов бросили конец и выволокли, едва живого, на палубу. Ни волны, ни шквала - лиловая, на пол-неба стена рассосалась за считанные минуты, будто ее не было вовсе. А через полчаса киль крейсера с хрустом врезался в гальку на мелководье, недалеко от Херсонессокого маяка.
К тому моменту «Карадок» сидел в воде по самую палубу, так что у идущего впереди «Казарского» под килем хватало футов. Выбрали буксирные тросы и суденышко, описав лихой разворот, подошло к борту крейсера.
***
Иконников провел на «Карадоке» около часа. Лейтенант сполна насладился унижением гордых островитян: сопровождавший командира Водяницкий волок на плече свернутый британский флаг, а сам Иконников гордо вышагивал по палубе, помахивая офицерским кортиком в ножнах. Под мышкой он нес большую, переплетенную в коленкор книгу - судовой журнал.
Парсонс едва поспевал за русскими, кипя от негодования. Это был его кортик - длинный, шестнадцати дюймов, клинок из Шеффилда, слегка изогнутая рукоять с головой льва, куплен в лучшем на Пикадилли оружейном магазине! Лейтенант, как и предписано военно-морским этикетом, нацепил его, готовясь встречать представителя враждебной стороны. Горькая, но неизбежная обязанность: раз уж он, как единственный уцелевший офицер, принял командование, то и ему сдавать «Карадок». Больше ста лет ни один корабль не спускал «Юнион Джек» перед врагом! Парсонс понимал, что дома его ждут отставка, военно-морской суд, тюрьма - но, может быть, суровые судьи примут во внимание то, в каком состоянии он принял корабль?
А русский, вместо того, чтобы как это положено моряку и джентльмену, посочувствовать проигравшей стороне, отпустить сдержанный комплимент храбрости противника, повел себя как сущий варвар! Он выслушал торжественные и печальные слова, Парсонса не скрывая довольной ухмылки, время от времени выдавал оскорбительные комментарии  на хорошем английском, а под конец выкинул нечто немыслимое - потребовал у Парсонса его кортик. Лейтнант не поверил собственным ушам, и тогда русский матрос, здоровенный детина с весьма недружелюбной физиономией, попросту оборвал оружие с пояса. И все на глазах команды!  Впрочем, тем было не до протестов. Неудачный бой, потом чудовищный, в пол-горизонта, катаклизм - все это надолго выбило остатки экипажа «Карадока» из колеи. Казалось, начни русские расстреливать их по одному - покорно встанут к срезу палубы, не смея возражать палачам.
Русские лютовать не стали, только потребовали снять замки трех уцелевших шестидюймовок, и мрачный тип, ограбивший Парсонса собственноручно вышвырнул их за борт. А на просьбу прислать врачей для раненых объяснил, что он, будь его воля, сделал бы со всеми англичанами - и с ранеными и со здоровыми и с его Величеством королем Георгом V-м.
Как ни удивительно,  Парсонс все понял, хотя матрос говорил далеко не на языке Шекспира. Лейтенант беспомощно посмотрел на русского офицера, ожидая, что он осадит зарвавшегося подчиненного, но тот лишь хохотнул и похлопал мерзавца по плечу.
Лейтенант ожидал, от него потребуют отдать кодовые книги,  и заранее принял меры. Когда «Карадок» только цепляли на буксир, он приказал выбросить тяжеленные, в свинцовых переплетах, тома за борт, подальше от берега, на глубокой воде, чтобы не повторилась история с кайзеровским крейсером «Магдебург». К его удивлению, русский не проявил интереса к секретной документации «Роял Нэви». Не стал он брать и штурманских карт, про которые Парсонс в суматохе забыл -  лишь пролистал лениво судовой журнал и небрежно сунул под мышку, словно какой-то пустячный сувенир. 
На том обыск и закончился. Русские совсем было собрались спускаться на свое корыто, когда  к «Карадоку» с другого борта подвалил катер. Парсонсу не приходилось таких видеть: округлые, кажется, даже надувные борта, оранжевая лампа-мигалка на трапеции, из которой вверх торчат длинные черные прутья. Упал, разворачиваясь, веревочный, с деревянными перекладинами, шторм-трап, и на борт «Карадока» один за поднялись пятеро солдат удивительной наружности...