Глава 7. Нарское стояние.
  В общем, очнулся я уже затемно, в ушах стоял какой-то гул, а не проходящая тошнота во рту добавляла «приятных» ощущений. Голова кружилась даже лёжа, так что после нескольких безуспешных попыток понять, где я нахожусь, и принять вертикальное положение, от этой идеи я отказался и вырубился теперь уже до утра. Когда я проснулся, было уже светло и судя по часам девять утра. Лежал я на подстилке из лапника в шалаше из сосновых веток. Состояние было более-менее удовлетворительное, но, не желая повторять прошлых ошибок, я перевернулся на живот и, приподнявшись на четвереньки, на четырёх костях заковылял к выходу. Выбравшись наружу, при помощи стенки шалаша утвердился на двух ногах и, дождавшись, когда земля перестанет крутиться вокруг меня, побрёл к ближайшему дереву. Удовлетворив естественные потребности организма, огляделся вокруг, и пошёл к небольшому костерку, на котором в нескольких котелках закипала вода. Во-первых, не мешало бы согреться, да и попить чего-нибудь согревающего тоже. А вот при мысли о еде, желудок вроде как довольно заурчал, но подступивший к горлу комок, на корню зарубил эту мысль.
  - Очнулся? Товарищ сержант. Вот здорово. А нам санинструктор так и сказал, что при контузии нужно лежать, и если всё нормально, то само пройдёт, а если нет, то… - Довольный Федька подходил к костерку с охапкой хвороста.
  - И тебе не хворать. – Немного не в тему отвечаю я. – Ты бы не орал так громко, я же не глухой.
  - А я думал, что ты после контузии того, плохо слышишь, да и вообще тебе постельный режим положен. А ты чего встал?
  - Я хоть контуженный, но не мёртвый. Это покойники не потеют, да и не мёрзнут, а я как видишь живой. Да и водички хлебнуть не помешает. – Бросив дрова, Федя помогает мне примоститься возле костра и, сняв один из котелков с огня, что-то наливает из него в жестяную кружку.
- Вот, - протягивает он мне ёмкость. – Тут шиповник, корешки всякие, говорят полезно. -  Прихлёбывая ароматную, а главное горячую жидкость, начинаю отогреваться изнутри. На улице не май месяц, так что лёжа без движения, я продрог практически до костей. Пока я пытаюсь  согреться у огня и оглядываюсь вокруг, Федя рассказывает мне обо всём, что я пропустил.
- После того, как мы увидели ракету, подхватились с напарником ноги в руки, и бежать. А то как-то ссыкотно стало, пехота уже почитай что вся на том берегу, а мы ещё тут. Да ещё и танки эти… И ведь хитрые гады! Ни в деревню, ни к нашим окопам не лезут, а норовят всё издаля… Отдышался я только тогда, когда перемахнув речку, забежал за угол амбара. Потом уже стал наблюдать, да и позицию присматривать, патроны-то ещё оставались. Видел, как вы с Витькой-танкистом отступали, а потом немец попёр и стало некогда. Пехоту ихнюю к мостику так и не подпустили, а вот танки, танки ещё постреляли с того берега, да и отошли. Наши хорошо по ним из миномётов всыпали, хоть и не попали, но мины клали кучно. Витька тебя приволок уже после боя. Думали сперва - не живой. А потом пригляделись – нет дышит, да и крови нигде не видно. Сначала всех раненых разместили в хате на окраине, чтобы значит подальше от реки, а то фрицы ещё целый день пытались вернуть плацдарм. Ну, а ночью оба мостика сапёры разломали, так что больше немчура не полезла. Вчера же всех наших артиллеристов собрали, и приказали обустраиваться в этом месте, вот тебя и перетащили сюда…
- Погоди. Так я что, уже двое суток без сознания?
- Ну, да. Нам фельшер так и сказал, чтобы тебя никуда не возили и сильно не тормошили. Перво-то, пока мы воевали, за тобой наша Маша приглядывала, ну а как только на бивуак встали она и…- Тут Федя замялся.
- Договаривай, раз начал.
- Пропала она вчера вечером, весь день сама не своя ходила, а с вечера её уже никто не видал. Ни её, ни волка, да и ружьишко своё она видимо прихватила, вещи ещё.
- Сам как думаешь? Что случилось?
- А что тут думать, Емеля-то так и не вернулся, а у них вроде как отношения, вот Маша и не смогла больше ждать.
- И куда она могла деться?
- А вот пойди, пойми этих баб. Могла и в наш тыл уйти, а могла и к немцам. Сначала-то всё выспрашивала. Как всё случилось? И где его в последний раз видели? Я даже поутру с ней на берег сползал, место показал. После этого она как бы в себе замкнулась, ни словечка, ни улыбки, ну а как только стемнелось…
- Ладно, я понял. А где весь народ? Да и сколько нас осталось?
- Всех пехотинцев у нас забрали, так что только десять человек и наберётся, сказали, переформировывать нас будут. А бойцов сержант Волохов рано утром повёл в штаб дивизии, комдив хотел с личным составом пообщаться. Со жратвой тоже что-то решать надо, а то мы все запасы ещё вчера подъели, а нас так ни к кому и не прикрепили. Вот насобирали с бору по сосенке, на раз поесть хватит, а чем потом питаться будем, даже не представляю. – Вздохнув, Федя показывает на небольшую кучку продуктов, лежащую на пустом вещмешке.
- Там в шалаше мой ранец лежит, неси-ка его сюда. – Пошарив в «закромах», достаю банку тушёнки и пару брикетов с концентратом, свой неприкосновенный запас. – Вот, возьми для приварка, а то наши придут голодные. – После выпитого отвара, тошнить меня стало меньше, да и озноб вроде как прошёл. А вот голова заболела сильнее, так что встаю и иду в шалаш. Проводив меня, чем-то довольный Федя удаляется готовить хавчик, а на мою нездоровую голову наваливаются невесёлые раздумья.
  Грёбаная война! Как уже меня достали эти потери. Вроде вот только познакомился с человеком, а его уже нет. И самое поганое – это терять друзей, причём боевых друзей. Понимаю что война, и каждый день погибают тысячи, но когда это где-то там, и сам ты этого не видишь - это одно, а вот когда прямо на твоих глазах… Малыша, правда я мёртвым не видел, но и остаться в живых в той мясорубке было нереально. Больше всего бесило вынужденное бессилие и невозможность хоть что-то сделать. Я сам себе напоминал шарик, из которого выпустили весь воздух. Не осталось ни физических, ни духовных сил. Была ли виной тому контузия, либо что-то ещё повлияло, но мне было очень хреново. Терзаемый всеми этими невесёлыми мыслями, и так ничего и не решив, я впал в очередное забытьё.

На следующий день наш «партизанский отряд имени Дениса Давыдова» наконец-то возглавил настоящий… Нет, не полковник а лейтенант – Огурцов Алексей Ефремович, 1922 г.р., москвич. И теперь мы именовались миномётной ротой уже официально, и из нас стали формировать номальную боевую часть. Хорошо это или плохо, я ещё не понял, потому что командир, узнав про мою контузию, отправил меня на обследование в полковую санитарную роту. Точнее мы вместе пошли в штаб полка, а уже оттуда я один потопал к эскулапам.
  На врачебной комиссии я не косил, но и не геройствовал. Честно рассказал про своё состояние в течение недели и, выполнив все указания врача, стал дожидаться вердикта. После осмотра, замотанный старший врач выписал мне справку, в которой указал, что сержант Доможиров получил контузию в бою, является ограниченно годным к исполнению своих служебных обязанностей, и нуждается в лечении в дивизионном медсанбате. В общем, к вечеру я был уже в деревне Могутово, где и располагался наш медико-санитарный батальон.
  Я конечно пытался договориться с молодым командиром, и остаться лечиться в подразделении, но «раз врач сказал в морг, значит в морг». Так и Огурцов – послал меня в медсанбат. После разговора с лейтенантом, свой карабин пришлось оставить в расположении, ну а всё лишнее я раздал во временное пользование друзьям-однополчанам. Попрощавшись на всякий случай со-своими, я вышел на «большую» лесную дорогу, ловить попутку. С собой у меня остался только вещмешок с личными вещами, ну и «Вальтер» в наплечной кобуре под шинелью. Пройти десять километров пешком я ещё не мог, поэтому до места добрался с попутной лошадью. Пожилой возница попался разговорчивый, причём из медсанбата, так что примерно к середине пути я уже знал. Где? Кто? Когда? И с кем? Вторую половину пути я спал, убаюканный размеренной речью Макарыча, которому походу было всё равно с кем говорить, лишь бы его не прерывали. А я и не прерывал, сначала поддакивал, а потом вообще задремал.     
  Я попал как раз на винно-банный день, так что после первичного осмотра и определения койко-места, мне удалось помыться и поменять бельишко, а то эти паразиты уже достали. Попариться от души не вышло, время было ограничено, да и от контузии я ещё толком не отошёл. Не знаю что за хрень, только в лесу я чувствовал себя гораздо лучше, а вот после бани еле добрался до топчана. Слабость, головная боль, тошнота – я чувствовал себя даже хуже чем после первой включки, уснуть как-то не получалось, как только я закрывал глаза, голова начинала кружиться ещё сильнее. Слава богу, через пару часов мне стало легче, и наконец-то я смог заснуть.
  Как ни странно с утра я чувствовал себя вполне сносно. После завтрака был обход, и я познакомился с нашим лечащим врачом-терапевтом поближе. Ну как поближе, примерно на расстояние стетоскопа. На мои комплименты молодая женщина отреагировала дежурной улыбкой, и попросила соблюдать субординацию, так что на этот раз решаю просто лечиться, и не тратить время на амуры, по крайней мере, с лечащим врачом. Хотя свободного времени теперь было много. В санбате из переменного контингента находились легко раненные, больные, слегка контуженные и немножко беременные. Бойцов с серьёзными ранениями, после необходимой помощи отправляли дальше в тыл, хотя особого наплыва трёхсотых не было. На переднем крае  дивизии было относительное затишье, немцы, захватив плацдармы на нашем берегу реки и перерезав рокадную дорогу, успокоились и пока не атаковали. У дивизии же, чтобы сбросить фрицев обратно в реку, не хватало сил.
  Наша так называемая палата находилась в одном из домов-пятистенков, и насобирали тут с бору по сосенке десять ранбольных. Несмотря на то, что народу в хате собралось довольно много, и большую часть кухни занимала русская печь, свободное место ещё оставалось. Кровати располагались в основном в горнице, ну а кому не хватило лежаков, устроились на полатях под потолком и на печке. Второй ярус занимали естественно те, кто мог на него забраться, ну а на печи грелись все по очереди, всё-таки русская печь снимала любую хворобу, подхваченную на передовой, от насморка до ревматизма. Погода стояла довольно мерзкая, землю слегка подморозило, а вот воздух был влажный, ну и осадки, то дождь со снегом, то снег с дождём, плюс сильный порывистый ветер, так что на улице было не уютно. Хорошо, что дров заготовили с избытком, то ли наши предшественники, то ли хозяева усадьбы, но в лес за топливом ходить нужды не было.
   Восьмого ноября нашу избушку помимо врача и процедурной медсестры, посетил комиссар медсанбата и рассказал про парад, состоявшийся на Красной площади седьмого ноября. Конечно, про этот парад я знал всю свою сознательную жизнь, и для меня это была «история давно минувших дней». Но вот сейчас меня вштырило по настоящему, оказалось – вот она история, и я в ней принимаю непосредственное участие. Нет, я и раньше понимал, что нахожусь на Великой да ещё и Отечественной войне, но в постоянных боях и походах порассуждать про это как-то не получалось. Зато теперь, после очередного мозгового потрясения, да ещё на фоне исторического события, извечные вопросы – Что делать? И где достать водки? – в очередной раз ударили в мою больную голову. Второй вопрос разрешился сам собой, всё-таки спирт и медицина, деревня и самогон… Да и на новенького из пациентов я поступил не один, остальные бойцы уже знали -  Где? Что? Почём? Особенно преуспел в этом разведчик, пришедший в нашу «инвалидную» команду немного раньше меня. Шустрый парень начал обзаводиться нужными связями сразу, как только попал в санбат, так что сегодняшний вечер обещал быть весёлым. На десять человек всего того, что мы достали, у нас набиралось грамм по 100-150 наркомовских на рыло. Конечно, маловато будет, но для организмов «измученных нарзаном», этого вполне хватит.
  Отдельного помещения для столовой в деревне не было, за пищей ходили прямо на кухню старшие команд или командиры отделений, лежачим тяжелораненым еду приносили санитарки. В общем, закусь у нас была и, собравшись вечером за общим столом, выпили по соточке разведённого спирта и приступили к приёму пищи. Свою порцию я осилил с трудом, сначала вроде пошло, а потом чуть ли не застряло на полпути. Так что дальше я только ел и пил морковный чаёк. Кто-то последовал моему примеру, кто-то вообще не стал пить, но большинство продолжили. Хотя для продолжения оставался только самогон, и того вышло по полстакана на брата. Банкет закончился довольно быстро, поев, бойцы потянулись покурить, завязались неспешные разговоры в своём кругу. Народ разделился по землячествам и интересам, ну а я, походив от кучки к кучке и послушав, кто про что «поёт», убрался на свою шконку. Со всеми я перезнакомился ещё вчера, так что пока не решив «за большевиков али за коммунистов», я отделился от коллектива.

Отредактировано ДАН (29-09-2018 10:40:20)

- Слышь Гена, ты в курсе как у нас с охраной?
- А что у нас с охраной, дневальный всю ночь бдит.
- У нас бдит, а деревню бабы с ножиками охраняют. И командует ими сержант Петренко.
- Пороть надо этого сержанта.
- Вот один старшина и пытается отпороть Петренко, отсюда и все проблемы. После обеда надо с Макарычем пообщаться, и подумать, как нам жить дальше.
  По-быстрому разобравшись со своей порцией и помыв котелок, цепляю с собой Черкасова, и уже вместе идём искать Макарыча.
- Никола, хоть покурить дай. – Возмущается разведчик.
- Успеешь ещё, накуришься. Идём уже, пока я волшебное слово не сказал.
- Какое слово?
- Быстро! Одна нога здесь другой не вижу, ёрш твою…
- Так бы сразу и сказал, - после моего малого боцманского загиба, въезжает в ситуацию Генка, надевая шинель.
- А я как говорил?
- Да всё про каких то баб, я так и не понял что к чему.
- Сейчас-то понял?
- Ага.
  Макарыча мы нашли в расположении хозвзвода, и с помощью наводящих вопросов, выудили из него всю необходимую информацию. Оказалось, что и оружие, а так же люди в медсанбате были, только функции караула взвали на комендантское отделение, хотя там по штату всего семь человек. Вот его и усилили, добавив ещё трёх санитарок. Пока боевые действия шли интенсивно, шёл большой поток раненых, все были заняты по своей основной специальности, и это как-то оправдывалось. Тем более в караул заступали и легко-раненые с карабинами, да и часть бойцов поступала со своими винтовками. Как шофёры, так и водители кобыл, выполняли свои непосредственные обязанности. А когда всё устаканилось, и на фронте наступило относительное затишье, для комендачей всё осталось по старому, зато остальной народ страдал от безделья.
  Весь медсанбат в деревне не поместился, часть служб находилась в лесу, в основном это конечно автомобили и транспортные повозки, вот там водилы охраняли себя и свой транспорт с оружием. Зато комендантское отделение подчинялось старшине батальона, и несло службу по охране и обороне. О чём и чем думал этот Суходрочко, оставив в отделении только три винтовки, нормальному человеку не понять, только наставить его на путь истинный, нужно было в первую очередь. Тем более оружие ещё было, и валялось на вещевом складе. В процессе разговора с Макарычем, черновой план у меня созрел, оставалось только провести рекогносцировку и уточнить некоторые детали.
  Глава 8. Ночные забавы.
  Посовещавшись с Генкой, операцию решаем провести после отбоя, во-первых темно, а во-вторых народу по улице меньше шастает. Проведя рекогносцировку на местности, и договорившись обо всём, расходимся. Я обеспечиваю материальную часть, а Гена наше алиби. Это на всякий случай, всё-таки наши действия попадали под несколько статей УПК. Пошарив в амбаре на нашем подворье, я нашёл холщёвый мешок. Проверив его на наличие дырок, и хорошенько выхлопав, в амбаре же и оставил. В печурке взял шило, и положил в карман шинели. Ну и несколько обрезков парашютных строп достал из своего вещмешка.
  После ужина мы с Геной сидели как на иголках, несколько раз выходили покурить, и вообще не знали, куда себя деть. За два часа до отбоя меня осенило, и я начал приводить в порядок свою форму. Чистить гимнастёрку и галифе, полировать бляху ремня и медаль. Дольше всего пришлось возиться с шинелью, так что сапоги уже надраивал наскоро. Разведчик ко мне естественно присоединился. Мужики в хате ходили вокруг нас кругами, подначивали, и делали прозрачные намёки. Мы же отнекивались, и с хитрыми рожами продолжали работать на публику.
- В общем, мужики вы нас не теряйте, если что к утру будем. – Сказал я, выходя из дома.
- А это ты с формой хорошо придумал, я даже успокоился, и мандраж прошёл. – Говорил мне Геннадий, пока я забирал мешок и прятал его за пазуху.
- Лишь бы всё не зря было, а то столько усилий, и всё в топку.
- Это точно. – Выйдя на центральную улицу, вместе идём в направлении деревни Савеловка, а на выходе из посёлка я чуть не обделался.
- Стой! Кто идёт? – раздался в темноте громкий окрик.
- Начальник караула со сменой. – На автомате отвечаю я. Скорее от неожиданности, чем от испуга.
- Так вроде я недавно сменился… И начальником у нас Оксана. – Рассуждает кто-то знакомым голосом.
- Алик – доброволец?  Это ты что ли? Иди сюда, чего ты там прячешься.
- Мне товарищ сержант посоветовал… А, это вы, товарищ сержант. - От стены сарая отделилась тень и пошла в нашу сторону.
- Ген, познакомься. Это Алик Некрасов - гроза немецких мотоциклистов.
- Очень приятно, – протягивает разведчик свою ладонь для рукопожатия.
- Лопухов я, и никакая ни гроза… А вы куда? Товарищи командиры.
- В Савеловку, только это военная тайна, - подмигиваю я бойцу.
- Так вроде нельзя же, ночью.
- Нам, можно. Ладно, до встречи. – Пресекая возможные возражения Алика, быстрым шагом удаляемся в указанном направлении. Скрывшись из видимости часового, поворачиваем налево и, сделав круг, огородами возвращаемся в деревню для организации засады. Я занимаю место в развалинах «часовни» на одном из пепелищ. Всё-таки деревню когда-то бомбили, и такие разрушенные сооружения попадались. Видимо потому население и покинуло свои дома, уйдя с насиженных мест, что до переднего края было рукой подать, не больше десяти километров. Вот в таком полуразрушенном сарае я и ждал Гену с Чебурашкой. Если у нас всё получалось, то мы продолжали работать по плану, а если разведчик лажал, то моя задача заключалась в том, чтобы отвлечь внимание на себя, и увести возможную погоню по ложному следу. Ложный след был протоптан ещё днём, так что оставалось только ждать. Погода нам благоприятствовала, землю подморозило, с неба иногда сыпалась крупа, а если и выпадал небольшой снег, то его выдувало ветром буквально за день. Ну и темнота наступила часа четыре назад, не совсем темнота, месяц иногда пробивался сквозь тучи, но нам это тоже на руку.
  Сначала было тихо, потом раздалось сопение, и я выскочил из укрытия готовясь принять клиента. Разведчик не подвёл, пациент был скорее жив, так что кляп в рот, мешок на голову, и быстро вяжу руки за спиной. Потом подхватываем добра молодца под белы рученьки, и тащим на растерзание к злому ворогу. Сначала огородами, потом по луговине. Между собой не разговариваем, при нужде общаемся только знаками. Примерно через полкилометра пациент замычал и начал приходить в себя. Останавливаемся. Несколько негромких команд на немецком, а также тычков под рёбра, заставляют болезного въехать в ситуацию, и понять всю глубину своего падения. После команды – «шнель» пленный идёт вперёд, направление ему задаёт Генка, держа под руку. Я же придаю ускорение, кольнув пациента шилом в жопу. Подхватываю под другую руку, и мы несёмся как та тройка лошадей с картины Соловьёва. Правда, к концу забега автором «тройки» уже был Перов, но до «точки невозврата» мы добрались.
  Это место мы присмотрели заранее, в лесу, примерно в километре юго-западнее деревни. На севере от посёлка лес находился ближе, однако там располагалась транспортная рота. С клиентом теперь разговариваю на смеси немецкого и русского, пытаясь изобразить «рязанский» акцент. Тьфу ты, не рязанский, а иностранный. После допроса третьей степени пациент выдал военную тайну, и рассказал всё, что знал. Сильно мы его не били, так, немного опустили почки, и приподняли печень. Клиент поплыл, а потом потёк очень быстро. И если поплыл в переносном, то потёк в прямом. И хотя тушка была довольно увесистая, мы даже не запыхались. Чтобы не убивать старшину, пришлось его завербовать. Со славянским шкафом я заморачиваться не стал, а сказал, что подойдёт человек, и передаст привет от крокодила. Привязываем свежезавербованного  к дереву, забираем наган, и уходим опять же на юго-запад. Вяжем так, чтобы при желании клиент мог освободиться. Дойдя до небольшого болота, револьвер я выбрасываю в воду и, круто сменив направление, лесом идём на север.
  Когда вышли на дорогу и сориентировались, то оказалось, что до нужного места нам рукой подать, так что к лесной избушке мы подошли минут через десять. Гена стучит условным стуком в окно, и через некоторое время мы вваливаемся в хату. На всю операцию у нас ушло часа два, так что сейчас около полуночи.

Отредактировано ДАН (02-10-2018 15:02:45)

Игорь спасибо! Я старался.    .