"Корейская кухня очень специфична и имеет мало общего с кухнями Японии и Китая – двух соседних стран, которые оказали на Корею немалое влияние (в случае с Японией это влияние было взаимным). Именно отсутствие привычной пищи становится для корейцев, которые оказались за рубежом, одной из самых острых проблем. Выезжая за границу даже на несколько дней, корейцы берут с собой набор корейских консервов, соусов и приправ, без которых зарубежные кушанья – китайские, русские, японские, американские – представляются многим из них практически несъедобными. Любая туристская фирма, работающая с корейскими клиентами, вынуждена учитывать это обстоятельство и кормить путешествующих по Европе или Америке туристов преимущественно в корейских ресторанах. В свою очередь, лишь немногие из живущих в Корее иностранцев в состоянии постоянно питаться по-корейски, хотя в удовольствии время от времени попробовать корейскую кухню они себе не отказывают. Мне не раз приходилось слышать мнение (с которым я и сам вполне согласен), что на свете трудно найти ещё один народ, кулинарные традиции которого были бы столь же несовместимы с иностранными".

В марте исполнилось ровно 62 года с тех пор, как сержант Сокольников, тогда еще 23-летний паренек, оказался на китайско-корейской границе. В самый разгар гражданской войны. Это был первый кровопролитный конфликт после окончания Второй Мировой войны, когда недавние союзники вдруг оказались по разные стороны линии фронта.

Аэродром Мяо-Гоу, на котором техником по вооружению самолетов служил Борис Владимирович, находился возле речки Хэйлунцзян, за которой – рукой подать – Северная Корея (китайско-корейские названия для русского языка крайне непривычны, поэтому читателей просим простить нас за возможные ошибки в их написании. – Ред). Охраняли его очень плотно, кольцами, состоящими из охраны – нашей и китайской, в несколько рядов.

Так что с диверсантами, тем более американскими, сталкиваться в расположении нашей дивизии не приходилось. Хотя чанкайшистские лазутчики зверствовали в тылу страшно, разговоры о них были у нас постоянно на слуху. Кормили советский персонал и летчиков отменно, иногда в рацион входила китайская рисовая водка и пиво, вкуса, по мнению многих знатоков, замечательного. Жаль только, что было это только на ужин, завтрак же с обедом проходил прямо на летном поле, потому как от казарм до аэродрома километров восемь надо было шагать. Режим дня тоже не из легких: подъем в 2 часа ночи, отбой – в 10 вечера…

Или вот это: "Какая бы война ни шла, люди на ней не только воюют. Так и мы, намотавшись за день, возвращались вечером в городок, когда американцы прекращали на­леты. Ужинали. В столовой нас обслуживали китайс­кие военнослужащие. Кормили сытно, но все равно эта пища не покрывала затраченной энергии. Полагалось на ужин 50 граммов коньяка и бутылка пива. Видимо, для того, чтобы стресс снять. Но от коньяка большин­ство летчиков отказывалось. Ведь в три утра нужно было уже вставать.
Первый завтрак был в городке, но основной — на аэродроме. Часто получалось так, что до второго завт­рака уже успевали сделать боевой вылет. Обедали тоже на аэродроме. В один из дней, помню, три раза сади­лись за стол, но так толком и не поели"

И вот еще парочка интересных фактов, но уже т.с. "из иной оперы":

Как был разоблачен корейский переводчик у Кожедуба, оказавшийся американским шпионом.
Наши летчики постоянно жаловались, что на их рабочих частотах помехи постоянно мешают разговаривать в воздухе. Было подозрение, что кто-то сообщает частоты, на которых работают наши летчики, противнику. Контрразведка стала вычислять и подозрение пало на корейского переводчика. Для того, чтобы его взять с поличным, проделали такую операцию: примерно раз в неделю, а может быть и чаще (я уже не помню), наши радисты в приемниках и передатчиках меняли кварцы на другие частоты. На МиГ-15, в то время стояли 4-хканальные приемники и передатчики. И эти же частоты сообщались корейским и китайским летчикам. Однажды только сменили кварцы, как на второй день снова стали менять. А радист, прежде чем менять, должен сообщить либо технику, либо механику самолета. Я пытался выяснить, в чем дело, ведь только вчера меняли кварцы. Радист говорит, приказали, и все. А через некоторое время сообщили, что это была специально разработанная операция против корейского переводчика. За ним следили и схватили с поличным.
Однажды на наш аэродром приземлился мирный грузопассажирский «Дуглас». Когда открылся люк, стали спускаться какие-то гражданские. Мы, конечно, понимали, что никакие это не гражданские. Ведь мы, когда меняли в Аньдуне части, те тоже были в гражданской форме. Я пишу «не в одежде», т.к. то военные люди. Мы же были летом в китайской форме, а зимой в нашей технической без всяких знаков различия. На борту самолетов были корейские опознавательные знаки, а у американцев — знаки ООН. Вскоре эти люди исчезли из гарнизона. Оказалось, что недалеко от нашего аэродрома работал вражеский передатчик, который все про нас докладывал противнику, а эти «гражданские» прилетели с пеленгатором, вскоре его захватили и улетели в Союз.
Как Леха Майоров, из-под Ногинска, шпиона поймал.
Летом наши летчики делали очень много боевых вылетов. И чтобы мы не отлучались в гарнизон, нам привозили обед на аэродром, был у нас также китайский сапожник и китайский парикмахер. Мы с ними были запанибрата. Мы их учили русскому мату, а они нас китайскому. Однажды наш полк взлетел по тревоге, а машина Лехи не запустилась. Летчик пересел в резервную, неисправность у Майорова была ерундовская, он ее быстро устранил и решил, пока никого нет, постричься. Дверь была приоткрыта и Леха неслышно приблизился к парикмахеру, который что-то чертил на листе бумаги. Майоров быстро вырвал у него листок, хотел пошутить, но когда глянул на чертеж, то сразу увидел весь наш аэродром и наши самолеты, обозначенные крестиками. Китаец от страха позеленел и стал просить листок обратно, показывая, что после бритья он будет снимать пену с волосами на этот листок. Но наш боевой старшина Леха Майоров, посадил в кресло своего моториста, а сам помчался в штаб, где в это время наш грозный командир полка полковник Вишняков проводил разбор воздушного боя.
Когда он услышал шум в дверях, а это рвался наш Леха, послал начальник штаба выяснять. Когда начальник штаба увидел чертеж, он тут же сообщил ком. полка, тот приказал особисту полка срочно разобраться. Тот взял с собой особиста китайского полка и поехали к парикмахерской. Китайский особист вошел, схватил за шиворот парикмахера и втолкнул в машину. Через некоторое время нам зачитали приказ ком. корпуса о награждении Майорова 1 миллион китайских юаней и Указ о награждении орденом Красной звезды. Леха купил много водки и угощал нас. Потом, когда хотелось выпить, а денег не было, мы шутили: «Когда же этот Леха Майоров поймает очередного шпиона?»

Отредактировано Череп (23-12-2017 16:07:29)

Олег, У КОС проблема не в разрушении крыла, а в возникающем на высоких скоростях закручивании консолей. Именно поэтому двести восемьдесят седьмой - машина предельная для того уровня технологий. Крыло и так усилено по самое немогу. Ещё большее усиление для размещения более мощных двигателей приведёт лишь к окончательной утере тех небольших преимуществ, что удалось вытянуть из КОС, без всяких преувеличений и насмешек, героическими, на грани гениальности, усилиями немецких конструкторов. Именно поэтому они вынуждены были разместить дополнительные двигатели в носу. И повторюсь, использование более мощного двигателя,  тем более пары, не поможет, так как нагрузка на кручение и изгиб требуют разной геометрии несущих балок (у нас ведь самолёт, и конструкция предельно облегчена). А предел усиления конструкции по весовым характеристикам уже достигнут. Выводы делайте сами.
И снова повторюсь. Данная конструкция может попасть на корейскую войну только как провокация Глядишь, американцы купятся, как купились на "преимущества" небезызвестной системы стэлс

Отредактировано Artemidy (24-12-2017 04:57:57)

Просится по смыслу.