ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I
В темно-бурой воде канала почти ничего не отражалось; лишь кое-где, там, где деревья растут поближе к парапету набережной, нежно-зелёная майская листва Никольского сквера, окружавшего церковь Николы Морского, отсвечивала в глади воды.
Леонид Иванович с ребятами миновали прямоугольные железные арки с цепями и прошли на Египетский мост. Справа и слева от арок мост караулили привставшие на передних лапах темно-красные египетские сфинксы в шестиугольными фонарями на головах. По обеим сторонам волновалась Фонтанка; мелькали барки, лодчонки, баржи, кое-где дымили финские пароходики и паровые катера - навигация началась в середине апреля.
Навстречу то и дело грохотали подводы. Бородатые ломовики перекрикивались с толпящимся у открытых дверей лабазов людом. На углу рыбные лотки, корюшка со снетками; усатый городовой провожал масленым взором фигуристых кухарок.
Утро субботы. Всего полчаса назад они встретились на углу Литейного и отправились на Балтийский вокзал. Кадеты шли, красуясь своей формой: тёмно-синие фланельки поверх голландок, кадетские нашивки и бескозырки. Вот уже и Ново-Петергофский проспект; в конце его здание Николаевского кавалерийского училища. Попадающиеся навстречу кадеты-кавалеристы неодобрительно косились на «самотопов», но цеплятся не стали - те были не одни, да и кадетские правила хорошего тона не одобряют конфликты при свете дня.
И верно, утреннее петербуржское небо по-весеннему бездонно и солнечные зайчики играли на меди фонарей проезжающих пролёток, скакали по бледным листочкам, только-только проклюнувшимся на ветвях лип Никольского сквера.
Ново-Петергофский проспект закончился. За Обводным каналом уже виднелся Балтийский вокзал, откуда пригородные паровозики таскали составы из открытых дачных платформ до Красного села. Туда-то и направлялись Смолянинов и его юные спутники - прогуляться под весенним солнышком и спокойно, не торопясь, обсудить все, что свалилось на них за эти два дня.
***
Летом Красное Село превращалось в грандиозный Военный лагерь, воинскую столицу Российской Империи. Начиная с первых чисел мая, сюда перебирались полки столичного гарнизона, и Военный лагерь оживал. Но сейчас главная суета была впереди; полковые квартирьеры только-только начинали разбивать ряды солдатских палаток и подновлять деревянные домики, выкрашенные в полковые цвета, где размещались офицеры с семьями. Петербургские же обыватели потянулись сюда с первыми теплыми деньками; в самых известных местах, Лабораторной роще, обнесенной рвом, и знаменитом Царском валике, вовсю звенели голоса и, то тут, то там, были видны устроившиеся на яркой майской траве компании, семейства, парочки с портпледами и корзинками.
Троица устроились под могучим кленом, только-только одевшимся нежно-зеленой листвой. У разносчика купили квасу, связку бубликов и несколько яблок прошлогоднего урожая - сморщенных, как старушечье лицо, но все равно сладких. За два медных алтына разбитной малый приволок охапку рогож, которые и постелили на землю, обустраиваясь для пикника.
- Значит, граф затеял перелет «Руритании" лишь для того, чтобы скрыть готовящуюся экспедицию?
Никола кивнул.
- Так и есть, Леонид Иваныч. Я знал, конечно, что отец собирает сведения о каком-то скрытом в дебрях Африки древнем городе, но не знал, что он так далеко продвинулся в этом. Оказывается, прошлой зимой Рукавишников - тот, что доставил нам письмо, - обнаружил в Александрии нечто такое, что заставило отца действовать быстрее. Он пишет, что ощущал постороннее внимание к своим изысканиям, и даже указывает на некий европейский оккультный орден, как на возможный его источник.
- Но точно он ничего не утверждает. Даже названия этого ордена не приводит, ограничивается туманными намеками на Британские острова.
- Отец говорил мне, что масонские ложи Шотландии и Англии проявляли интерес к его работе. - отозвался юный руританец. - Они даже предлагали выкупить отцовские находки, только он отказался. Говорил, что не желает иметь с этими господами никаких дел.
- Масоны, масоны... - Смолянинов в задумчивости поковырял кончиком трости кучку прошлогодней листвы. - В России масонские ложи официально запрещены при Александре Благословенном, да и нынешний государь не питает к вольным каменщикам симпатий. Но в Европе масонские ложи процветают, причем многие, к примеру, французский «Великий Восток» спит и видит, как бы восстановить былое влияние в России.
- А я слышал, чт и в Петербурге есть тайные ложи! - встрял Иван. - Даже журнал особый выпускают, и обмениваются там зашиврованными посланиями!
- Как же, как же... - хмыкнул дядя. - «Ребус», загадочные картинки, вопросы спиритизма, медиумы, «психизм». Издаётся в Санкт-Петербурге неким Прибытковым, Виктором Ивановичем. Сей господин окончил Морской Корпус, отслужил во флоте, но карьеры не сделал и подался в журналисты. И вот, увлёкся, как видите, оккультными науками. Активно интересуется спиритуализмом, даже проводит домашние сеансы, гвоздём которых выступает его супруга. Недавно, кстати, устраивал в столице лекции английского медиума, Уэскотта. Есть у меня приятель, барон Эверт. Он состоит в корпусе жандармов и по роду занятий весьма интересуется господином Прибытковым и его знакомцами.
Услышав слово «жандармы», мальчики неуверенно переглянулись. Леонид Иванович, перехватив этот обмен взглядами, чуть улыбнулся уголком рта.
- Но довольно о масонах и прочих спиритуалах. Возможно, это господа и проявляли интерес к изысканиям графа, но вряд ли они отправятся по его следам в Африку. А именно это вы и собираетесь сделать, верно?
- Верно! Да! - хором ответили мальчики.
Дядя Ивана покачал головой.
- Это дело непростое, да и денег потребует немало.
- Отец оставил мне достаточно средств! - вскинул голову Никола. - Даже особый счет открыл в банке «Лионский кредит». И указал, что следует делать в первую очередь!
В бумагах, обнаруженных в запечатанном конверте, в самом деле, содержались подробные указания. И, прежде всего - на немецкого археолога Эберхардта, с которым Рукавишников работал в Александрии.
Леонид Иванович покачал головой.
- Надо ли понимать это так, господа кадеты, что вы готовы пуститься по стопам Монтигомо Ястребиного Когтя, вождя непобедимых? Надеюсь, на Гостиный двор за порохом еще не бегали? А то некомильфо получается: будущие морские офицеры - и подражают гимназистам-шпакам, пусть и столь талантливо описанным...
Иван с упреком взглянул на дядю. Это был нечестный прием: ведь именно Леонид Иванович вручил племяннику под прошлое Рождество номер «Петербургской газеты» со сценкой некоего А. Чехонте. Рассказ читали всей ротой, после отбоя, при свече, которую кадет Дурново позаимствовал в церкви Морского Корпуса.
- А почему бы в самом деле, не поехать в Александрию? - рассудительно ответил Никола. - Слава богу, мы будем не одни - Безим наверняка отправится с нами, да и господин Рукавишников не откажется помочь!
Верно! - подхватил Иван. - Василь Петрович познакомит нам с этим... как его?
- Эберхардтом. - подсказал дядя.
- Вот-вот, с ним. Он нам расскажет, куда собирался батюшка Никола, а потом...
- А потом - что? - поинтересовался Леонид Иванович. - У графа-то «Руритания» была. А вы как попадете в Африку?
Иван с Николой потупились. Если как добраться до Александрии оба в общих чертах представляли - поездом до Одессы, далее пароходом через Босфор, Мраморное Море, Дарданеллы и Адриатику в Египет, - то дальше в их планах зияла преогромная пропасть.
Смолянинов взял свежайший, обсыпанный маком бублик и разломал его на части. Двумя оделил собеседников, а третьим закусил, шумно отхлебнув кваса.
- Холоднющий! - прокомментировал он, обтирая платком белые пенные «усы». - Да вы пейте, пока не степлился!
Мальчики по очереди приложились к глиняному, в эмалевых цветочках, кувшину, приятно холодившему ладони. Квас, и правда, оказался ледяным, с отчетливым грушевым привкусом.
- Что до Египта, - продолжил меж тем дядя, разламывая новый бублик, - то вот какое у меня предложение. Организацию экспедиции я беру на себя. Хорошо, конечно, что граф оставил вам и деньги и указания к поискам, только ведь этого мало. Можете мне поверить, я готовил и снаряжал две экспедиции в Восточный Туркестан. Крайне хлопотное занятие, доложу я вам, и частным лицам с этим не справиться.
- Но отец-то все устроил - и экспедицию, и даже перелет! - вскинулся Никола. - Я - его наследник и тоже справлюсь!
- Граф - весьма влиятельная персона, что у себя на родине, что в остальных европах. - покачал головой Леонид Иванович. - Уверен, он способен и не такое дело провернуть. Вам же, юноша, еще учиться и учиться, причем во всех смыслах. Вот скажите, многих ли из европейских знакомых вашего батюшки вы знаете лично?
Юный руританец задумался, потом неуверенно пожал плечами.
- Вот видите! Господин Рукавишников, конечно, сделает для вас все, что в его силах, да и Безим, насколько я понимаю, способен на многое. Но все равно, своими силами в таком деле не обойтись. Уж как хотите, а для экспедиции такого масштаба непременно нужно поддержка Державы. Ну, это мы обсудим с Василием Петровичем, а пока - я вас кое с кем познакомлю...

II
Вернувшись в Петербург, мальчики расстались. Никола направился в гостиницу «Знаменская», возле Николаевского вокзала, где остановились Рукавишников с Безимом. Ивана заночевал у дяди: они допоздна проговорили в гостиной, а с утра отправились на Невский, чтобы продолжить за завтраком. Сейчас они сидели за зеркальными стеклами кофейни, прихлебывали ароматный напиток из крошечных, китайского фарфора чашечек и хрустели меренгами. Столик выбрали у окна, выходящего на тротуар, и кадет с удовольствием ловил на себе завистливые взгляды сверстников в гимназических фуражках - распоряжением попечителя столичных казенных гимназий, тем запрещалось посещение подобных заведений.
- Не ожидал от вас такого коварства! - с упреком произнес Иван. - Наобещали пикник в Красном Селе: подышим, мол, свежим воздухом после столичной копоти, на травке посидим - и на тебе! Признайтесь, вы ведь заранее условились с бароном?
Дядя улыбнулся. Улыбка его выглядела несколько виноватой, и лишь в глазах мелькали веселые чертики.
- Никому не скажешь? - заговорщицким тоном произнес он.
- Ей богу! - пылко заверил мальчик. - Только Николу, ладно?
- Вот ему-то как раз больше всех нельзя. Мы, конечно, доверяем твоему другу, но он может счесть, что все это... подстроено. И наделает глупостей.
Иван вспомнил, как закаменело лицо товарища, когда дядя представил подошедшего к ним господина. Барон Эверт явился на встречу в партикулярном платье - парусиновая пара, легкомысленная тросточка и новомодная соломенная шляпа-канотье, довершавшая облик столичного бонвивана. И только глаза - острые, все замечающие, проникающие в душу - выдавали в госте владельца лазоревого мундира.
Среди кадетов, как, впрочем, и во флотской среде, не принято было хвастаться подобными знакомствами. Так что Иван чуть заметно помедлил, прежде чем ответить на рукопожатие Эверта. Что касается Николы - юный граф с детства слышал о гонениях, обрушенных королем Миланом Обреновичем на его родню, Карагеоргиевичей. А ведь тайная полиция в Сербии тоже именуется жандармами...
- Дело в том, - продолжал дядя, будто не заметив мелькнувших на лице племянника сомнений, - что граф Никола с самого начала подозревал, что в итоге, придется искать поддержки в России. В Санкт-Петербурге у него имелись обширные знакомства; но, в виду деликатности предстоящего дела, обращаться к кому попало было бы опрометчиво. А потому он связался со мной и попросил посодействовать. Я свел графа с одним господином из Министерства Иностранных дел, а тот, в свою очередь, призвал на помощь Эверта. Так что да, конечно, он знал заранее.
Иван с подозрением посмотрел на дядю. Нет, не шутит...
- А почему отец Николы обратился именно к вам? Вы что, были раньше знакомы?
- Как ты, наверное, знаешь, граф увлекался древней историей и археологией. Лет пять назад, когда я вернулся из Туркестана, граф посетил Петербург и присутствовал на заседаниях Императорского Географического общества. Там мы и познакомились. Он расспрашивал меня об организации экспедиций, вникая во все подробности.
- И вы подсказали ему мысль использовать дирижабль?
Леонид Иванович покачал головой.
- Ну что ты, конечно же, нет. В таком деле не стоит полагаться на новомодные изобретения, которых в последнее время развелось столько, что глаза разбегаются. Вот сломается этот ваш «газовый мотор» где-нибудь над пустыней, в тысяче верст от ближайшей мастерской - что делать? Нет уж, лучше по старинке - лошадки, казаки, юрты, вьючные седла. Дольше, зато надежнее.
Иван с сомнением посмотрел на дядю. Ему-то мысль использовать воздушный корабль для путешествия вглубь Черного Континента казалась гениальной и донельзя увлекательной. Чем не воплощенные в жизнь романы мсье Жюля Верна?
- А вот Морское министерство заинтересовалось проектом Леньяра. Ты, наверное, слышал про «аэроскаф», который строит серб Радован Мирович?
Иван кивнул. Он успел побывать в Гатчине, в «Воздухоплавательном парке», и даже присутствовал при демонстрации газового двигателя, спроектированного изобретателем специально для воздушного корабля.
- Леньяр использовал в своем проекте многие изобретения Мировича. Граф Никола был знаком с сербским изобретателем и, приняв решение о строительстве дирижабля корабля, пожелал соединить в нем изюминки обоих проектов. Граф обещал сербу предоставить материалы француза, и самое главное - подробный отчет о том, как поведет себя воздушный корабль во время перелета. Но, увы, «Руритания» сгинула без следа, и теперь Мирович пребывает в растерянности - граф не успел выполнить свое обещание. Но есть еще наше Адмиралтейство - моряки, видишь ли, вбухали уйму средств в разработки сербского изобретателя, и теперь им, кровь из носу, надо как-то оправдать затраты. А потому, принято решение отправить спасательную экспедицию. Очень уж им хочется узнать, что случилось с дирижаблем. И заполучить кого-нибудь из экипажа, лучше всего, самого Леньяра. Или, хотя бы разузнать, где тот оставил чертежи своего детища. Не в Африку же он их с собой потащил!
- Значит, будете искать только дирижабль? - насупился Иван. - А как же письмо графа?
- Морское Министерство не собирается объявлять о своем участии в этом предприятии. Недавно из Африки вернулся Петр Петрович Клеймель*; он собрал массу сведений, привез карты, дневники, коллекции. Так что официально мы отправимся для проверки сведений, доставленных Клеймелем. К сожалению, здоровье Петра Петровича подорвано, и он не примет участие в экспедиции, так что возглавить ее предложено твоему дядюшке.
С этими словами дядя слегка поклонился племяннику. Тот поджал губы.

* Прообразом этого персонажа послужил русский путешественник и географ В.В, Юнкер, путешествовавший по Африке в 70-8- годах 19 века

- Но нас-то с Николой вы решили оставить в России! Это нечестно! Возьмите нас с собой - вы будете искать «Руританию», а мы с Николом продолжим изыскания старого графа!
С того момента, как барон Эверт объявил, что кадеты не смогут участвовать в экспедиции и останутся в Санкт-Петербурге, мальчики не могли думать о чем-то другом. Вот и сейчас - раскраснелся, глаза блестят, кулаки сжимаются... видно, что уже представляет себя идущим по саванне в пробковом тропическом шлеме, на плече - верный штуцер-слонобой «Holland & Holland». Из-за ближней рощи сикомор слышится львиный рык, мулы беспокойно прядают ушами и дергают поводья, но проводники-масаи только улыбаются во все тридцать два зуба и потрясают ассагаями.
- Во-первых, - рассудительно начал Леонид Инокентьевич, - никто не отменял вашей, друг мой, учебы. Ты ведь не хочешь бросать Морской Корпус?
- Бросать? - мальчик поперхнулся кофе. - Это еще зачем? Я думал, нам дадут отпуск... на время...
Теперь он выглядел рассеянным.
- На время? Что ж, давай подсчитаем. Сейчас май; отправимся мы, в лучшем случае, через месяц. Сначала, как ты понимаешь, в Адлександрию; Рукавишников, при всей своей осведомленности, не знал, куда должен был лететь «Руритания», да и в записках графа об этом ни слова. Ясно, что цель где-то за озером Виктория-Ньяза, и единственный, у кого мы можем узнать хоть что-то - это немец Эберхардт. Так что, не позднее, чем в июле мы окажемся в Египте, и тлкьо оттуда, собственно, и начнется экспедиция. Это еще год, в лучшем случае. Контр-адмирал Арсеньев - милейший человек, но сомневаюсь, что он отпустит вас на такой срок.
- Что же тогда делать? - растерялся Иван. - Граф поручил Николу завершить поиски...
- Вы остаетесь в Петербурге, продолжаете учебу. Следующий класс у вас гардемаринский?
Иван кивнул. Мальчики не могли дождаться этого заветного часа: гардемаринские нашивки, палаши к парадной форме... Но главное - морская практика! Если кадеты младших классов на летние каникулы разъезжались по домам, то гардемаринов ждали палубы кораблей Практического отряда.
Дядя как раз об этим и вспомнил:
- Уже этим летом вас определят на практику вместе с гардемаринами старших рот. Придется обойтись без летнего отдыха, зато после окончания следующего года вы отправитесь для прохождения практики не на учебные суда, а на военный клипер, в настоящее плаванье на Дальний Восток. Этот клипер заберет нашу экспедицию на берегах Конго; если же мы туда почему-то не попадем, то вернемся в Германскую Танзанию, а клипер обогнет мыс Доброй Надежды и подберет нас в Дар-эс-Саламе. Годится?
Еще бы не годилось! Раньше всех в роте попасть на морскую практику, а через год - настоящее дальнее плаванье! Конечно, странствия по Черной Африке увлекательнее, но зато не придется расставаться с Корпусом. Дядя прав, вряд ли им разрешат продолжить учебу после пропущенного года, а то и двух.
Кстати, о пропусках...
- А мы успеем вернуться к сентябрю? Клипер, забрав экспедицию, пойдет дальше во Владивосток, а нам надо в Санкт-Петербурга..
Дядя улыбнулся.
- Домой вы попадете не раньше, чем к следующему лету. Придется учиться во время плавания: книги возьмете с собой, кто-нибудь из офицеров клипера присмотрит, чтобы вы готовили уроки. К тому же, вас, как гардемаринов, включат в расписание вахт, будете нести настоящую корабельную службу. Правда, по возвращении придется сдать предметы за пропущенный год, но вы будете готовыми моряками с опытом дальних плаваний - у кого-нибудь поднимется рука резать вас на экзаменах?
Иван немедленно повеселел. Всего год - и прощайте, парты, муштра и зубрежка! Вот обзавидуются товарищи по роте, когда узнают, что ждет двоих приятелей!
Дядя немедленно остудил его энтузиазм.
- Только учти, и Николе внуши накрепко: ни слова в Корпусе! Ни об экспедиции, ни о письме князя, ни о чем! Как говорил барон Эверт - полная тайна! Иначе не видать вам этого плавания, как своих ушей!

По настоянию Сондерса, Божидар отправился в Россию кружным путем. Вместо того, чтобы сесть в Варне на пароход до Одессы, он пересек Австро-Венгрию, Германию, из Копенгагена морем добрался до Стогольма и там взял билет на пакетбот финской компании, совершающий регулярные рейсы между шведской столицей и Гельсингфорсом. В княжестве Финляндском репортер тоже не задержался; пройдя таможенный досмотр и выправив документы, он занял место в классном вагоне поезда в Санкт-Петербург.
Русская столица встретила его вокзальным шумом, толчеей, свистками кондукторов. Пробираясь через толпу вслед за дюжим носильщиком, взгромоздившим его кофр и саквояжи на голову, болгарин вдруг споткнулся, с трудом удержавшись на ногах, да так и замер - разве что рот не разинул от удивления. В пяти шагах от себя он увидел тех, о ком совсем недавно рспрашивал его Сондерс. Божидар Василов обладал цепкой памятью на лица и не мог ошибиться: навстречу ему по перрону шагал молодой граф Никола в форме морского кадета, в сопровождении еще одного мальчугана в точно таком же темно-синем мундирчике, а так же господина средних лет, в партикулярном платье. А за спиной у троицы утесом громоздился мрачный Безим - знаменитый арнаут графа Николы, по слухам, преданный своему господину, как цепной пес. Взгляд графского телохранителя (даже здесь, в чужой столице, не расстающийся со зловещего вида кинжалом) на миг встретились с глазами репортера, и тот снова замер, на этот раз от ужаса: а ну как безжалостный арнаут его узнает? Год назад Божидар пытался взять интервью у графа, и был изгнан прочь вот этим самым Безимом...
Страшный миг миновал. Арнаут пронзил репортера острым взглядом и проследовал дальше. А Божидар, спотыкаясь на ватных ногах, кинулся догонять носильщика. В голове неотступно вертелась мысль: «Нет, таких случайностей на свете не бывает! Может, лучше прямо сейчас взять билет до Киева, а там - Одесса, пароход, родная Болгария? Но нет, как бы страшен не был графский арнаут, в безупречно вежливом голосе Сондерса таилась куда большая угроза. Господин Василов еще не выжил из ума, чтобы пытаться обмануть англичанина.

III
Со спутником ему повезло. Ироничный, склонный более слушать, чем говорить, поручик Садыков не досаждал Леониду Ивановичу расспросами, хотя было ясно, что сам он не имеет представления об истинной цели путешествия. Перед отправлением Садыков имел разговор с бароном Эвертом - об особой важности миссии и необходимости точно выполнять указания начальника. Но - сколь не изучай бумаги, а полуторачасовой беседы недостаточно, чтобы составить впечатление о человеке. Морское же путешествие позволяет присмотреться к будущему спутнику, прояснить его подноготную и принять решение - открывать ему подробности намеченного предприятия, или оставить в роли слепого исполнителя.
Поручик Смолянинову понравился - кроме талантов собеседника, тот демонстрировал острый ум и к тому же, имел экспедиционный опыт. Садыков год провёл в Туркестане, ведя топографическую съёмку для железнодорожного ведомства, а до этого, занимался другим, весьма опасным делом - выслеживал на границах с Афганистаном разведчиков-пандитов из британского Королевского Управления Большой тригонометрической съемки Индии. На счету Садыкова числилось несколько изловленных разведчиков-картографов; отзывы жандармского отделения о молодом военном топографе были самые восторженные, что и сыграло решающую роль при отборе.
Забайкальцы тоже были не лыком шиты - все имели опыт схваток с контрабандистами и беглыми каторжниками, прекрасно владели оружием и умели ориентироваться в диких краях. Конечно, забайкальская тайга не похожа на Чёрную Африку, но Смолянинов не сомневался, что урядник и его подчинённые и там проявят себя наилучшим образом.
В бумагах экспедиции значилось, что она отправлена картографическим ведомством русского Генерального штаба, так что и поручик и забайкальцы носили поначалу военную форму. От штатного оружия отказались; по настоянию начальника экспедиции были закуплены новомодные бельгийские револьверы системы Наган и карабины Генри-Винчестера с трубчатыми магазинами на восемь патронов. Сам Леонид Иванович, имевший слабость к дорогому, штучной работы, оружию, приобрел на свои деньги в Петербурге английскую винтовку системы Мартини-Генри с ореховым ложем и латунным телескопом четырехкратного увеличения, прикрученным поверх ствола.
Казачки поначалу ворчали, но за время плавания вполне освоились с незнакомыми стволами. Смолянинов испросил разрешения капитана, и полубак парохода ежедневно полуют превращался в стрелковый тир: забайкальцы, Садыков и он сам увлечённо палили по чайкам и выброшенным за борт ящикам и бутылкам.
Снаряжение экспедиции, отправленное в Александрию из Санкт-Петербурга на борту военного корабля, было им всем привычно: кошмы, парусиновые армейские палатки, керосиновые лампы, котелки, конская упряжь, казачьи и вьючные сёдла. Лошадей собирались приобрести на месте, о чём без устали рассуждали забайкальцы и Антип. Бывший лейб-улан нахваливал арабских лошадок, но на вопрос, легко ли раздобыть таких в Занзибаре, и в какую сумму в серебряных рублях это встанет, ответить затруднялся.
Антип, получивший статус денщика начальника, легко нашёл общий язык с забайкальцами. Те поначалу смотрели на него свысока, но узнав, что Антип свой брат, кавалерист, хоть и не казак, уже к вечеру второго дня уже глушили с ним хлебное вино. Начальство в лице не препятствовало - чем еще заниматься личному составу во время вынужденного безделья? Забайкальцы оказались мужиками серьёзными, бывалыми, безобразия на пароходе не учиняли, ограничив гулянку стенами каюты. Правда, наутро Антип и двое казачков, Фрол и Пархомий, щеголяли свежими синяками на физиономиях - но это уж в порядке вещей.
Для своего «Планше» Смолянинов припас наган и винчестер; кроме того, отставной улан щеголял кривой турецкой саблей, добытой, как он не уставал хвастать, в балканской кампании 77-го года. Так что, маленькая экспедиция была вполне оснащена, вооружена и готова к любым перипетиям предстоящего путешествия.

IV
Из путевых записок Л.И. Смолянинова.
«Наконец наше судно встала на рейд Александрии. Антип носится как ошпаренный; казачки с матерками вытаскивают из трюмов поклажу. Я пока бездельничаю: любуюсь с палубы на дворец хедива, слушаю свистки паровоза, который с упорством муравья, волокущего дохлую гусеницу, тянет за собой состав лёгких вагончиков из Каира в Александрию да озираю панораму гавани, украшенную сизо-белой глыбой британского броненосца.
По правому борту нашего парохода, в полутора сотнях футов стоит яхта. Изящные очертания: высокие, слегка откинутые назад мачты, желтая полоса вдоль чёрного борта, как у на фрегатов времён Нельсона и Роднея. Воистину, атрибуты Империи - корабли, скаковые лошади и золотые соверены; пари держу, пассажиры яхты знают толк и в том и в другом, и в третьем.
В Александрии, моя англофобия, пребывавшая до того в спячке, расцвела пышным цветом. И дело даже не в курящимся угольным дымком броненосце, всем своим видом демонстрирующем, кто в доме хозяин. Мало какой из городов мира столь откровенно заявляет о британском владычестве и о великолепном пренебрежении чужими интересами. Просвещённые мореплаватели всегда готовы посреди шахматной партии, с вежливейшей улыбкой смахнуть с доски фигуры и выложить вместо них толстое портмоне с ассигнациями, либо револьвер системы «Веблей». Ничего личного, господа - это Империя, а она, как известно, превыше всего. Ибо Британия правит морями, а море есть главный источник власти и богатства…
Так вот, о яхте и её хозяевах. Точнее - о хозяйке. Пока казачки с Антипом перекидывали наш багаж в местную фелуку, я успел вволю понаблюдать за роскошным суденышком. Палуба парохода заметно выше борта яхты, а посему обзор мне открывался отличный. На корме, под полосатым тентом сидела дама редкой красоты. Судя по тому, с каким почтением обращались к ней члены команды, ей-то и принадлежала двухмачтовая красавица. О чем шла речь, я не слышал, но красноречивые жесты и торопливые поклоны говорили сами за себя. Я, было, подумал, что такое угодничество не пристало морякам самой морской нации на свете, но потом разглядел бельгийский флаг и успокоился.
Я упоминал, что дама отличалась редкой красотой? Даже я, спокойно, в общем-то, относящийся к женским чарам, не остался равнодушным. От женщины, сидящей на корме «Леопольдины» - это имя носила яхта, - веяло такой прелестью и свежестью, что аура эта проникала через стёкла цейссовского бинокля и разила наповал. Она не англичанка - жительницам туманного Альбиона не свойственны ни смуглая кожа, ни жгуче-брюнетистая причёска, ни порывистость в движениях. Может, француженка, или итальянка? Или дочь Латинской Америки, где смешение испанской, индейской и африканской кровей порождает редкие по красоте образчики женской природы?
Увлёкшись столь занимательным предметом, я не заметил, как подошёл Садыков. И едва успел перевести бинокль на берег - не хватало ещё, чтобы подчинённый, застал меня за разглядыванием смазливой иностранки! Офицер подчёркнуто-официально козырнул и отрапортовал, что вещи погружены, можно съезжать на берег. Казённый стиль видимо, означал, что с этого момента поручик полагает свои полномочия по охране моей драгоценной особы вступившими в силу.
На фелуке, доверху заваленной нашим багажом, уже разместились забайкальцы - все, как один, с непроницаемо-серьёзными физиономиями. Урядник, вооружившийся по случаю прибытия в заграничный порт, наганом и шашкой, грозно нависал над лодочником. Несчастный египтянин тоскливо озирался и, кажется, не рад был, что подрядился везти таких страшных господ. Одно ухо у него распухло и было заметно больше другого - станичники успели наладить взаимопонимание собственными методами.
Бросив прощальный взгляд на «Леопольдину» и её прекрасную хозяйку, я спустился в фелуку. Весло на корме заскрипело, между лодкой и бортом возникла полоска грязной воды. Я невольно вздрогнул - покидая пароход, мы расставались с последним клочком русской территории, - и зачем-то потрогал рукоять револьвера, торчащую из кобуры. А это не годится - ежели меня так трясёт с первых минут экспедиции,что-то будет дальше?
Рукавишников встретил нас на пристани. Он, конечно, ждал пароход - я сам отсылал телеграмму, извещая о сроке прибытия. А вот присутствие дипломатического чиновника и двух матросов оказалось сюрпризом. Впрочем, всё быстро прояснилось - оставив забайкальцев разбираться с багажом под присмотром верного Антипа, мы отправились в резиденцию русского консула. Тот принял нас весьма любезно и вручил телеграмму Эверта с предупреждением: в Александрии экспедицию могут ожидать неприятные сюрпризы. Барон писал намёками - хотя депеша и была зашифрована, но хозяйничали на телеграфе отнюдь не турки, а истинные правители Египта, англичане.
Но как, скажите на милость, уберечься от британцев в самом сердце их владений? Консул предусмотрительно снял для экспедиции особняк в «посольском квартале» Александрии, и на всякий случай, засыпал меня советами по части осмотрительного поведения. В его заботе угадывалось нежелание вешать себе на шею обузу: официальная депеша обязывала дипломата намсодействовать гостям, но поссорься они с подданными королевы Виктории -  расхлёбывать последствия придется ему,ь а не чиновникам из Петербурга.
Я с любезной миной заверил, что буду соблюдать осторожность, и вообще, сверх необходимости в городе мы не задержимся. На том и распрощались; после лёгкого обеда (ланча, как называют его на английский манер) мы отправились в новую резиденцию, где уже хозяйничал Антип. Матросы, прибывшие в Александрию год назад на борту клипера «Крейсер» и оставленные для охраны консульства, были откомандированы в наше распоряжение. Я хотел было отказаться, но, потом передумал - «крейсерцы», успевшие освоиться в городе, могли оказаться полезны. Один из них, сорокалетний кондуктор с георгиевской медалью на форменке, отправился с запсикой для Эберхарта во дворец хедива, а мы с Рукавишниковым уединились, чтобы за чаем (расторопный Антип первым делом извлёк из багажа самовар) обсудить новости - как петербуржские, так и местные, александрийские."

Отредактировано Ромей (14-08-2018 10:49:03)