Алексей Лиховцев гулял по Бердичевским улицам в самом прекрасном расположении духа, что случалось с ним не так часто. Он возвращался с почтамта, отправив письма своим родным и близким. Родственников у него было немного, только мать и младшая сестра - гимназистка. И надо сказать, что его решение уйти в армию было для них ударом. Разумеется, они вполне сочувствовали угнетаемым балканским славянам и были бы рады узнать об их освобождении, но вот к тому, что их любимый Лешенька вступит в ряды «освободителей» оказались решительно не готовы. Дело в том, что их финансовые дела находились в весьма плачевном состоянии и Алексей был единственной надеждой на исправление ситуации. То есть, надо потерпеть совсем немножко, он окончит учебу в университете и сможет поступить на службу, после чего жизнь непременно наладится. Увы, вчерашний студент надел форму вольноопределяющегося и отправился на войну.
Впрочем, Елена – так звали сестру Лиховцева, горячо поддержала решение любимого брата, а вот мать… Евдокия Александровна едва не слегла от огорчения, но делать было нечего, и она благословила своего непутевого отпрыска на ратный подвиг. Теперь пользуясь всякой свободной минутой, он садился писать письма, в которых старался максимально подробно описывать свои будни, делая упор на то, что все это совершенно безопасно и потому родным не о чем беспокоиться. Другим адресатом для его писем была, конечно же, Софья. Любовь к этой необыкновенной девушке окрыляла Алексея, давала силы переносить любые тяготы и лишения и давала смысл его существованию. Возможность писать ей была отдушиной для молодого человека и он, конечно же, пользовался ей. Впрочем, писать следовало, сохраняя известную осторожность. Помолвлены они не были, так что о чувствах было лучше умалчивать, ведь их ненароком могли прочитать домашние Софьи Модестовны и бог знает что подумать. Но как удержать в себе рвущуюся наружу любовь? Хотя, кажется, на сей раз ему удалось найти слова, которыми получилось выразить свое состояние, оставшись при этом в рамках приличий, и Лиховцев, отправив свое послание, возвращался в приподнятом расположении духа.
Так он шел, улыбаясь своим мыслям, и машинально козыряя встречным офицерам, пока не заметил впереди двух солдат. Разумеется, это были солдаты его полка, других в Бердичеве просто не было, но всех их он, конечно же, не знал. Присмотревшись, Алексей понял, что это его приятели Дмитрий и Федор, с которыми он расстался еще утром. Шматов, у которого на спине висел довольно увесистый мешок, едва поспевал за решительно шагавшим Будищевым, а тот, казалось, не обращал ни малейшего внимания на неудобства своего товарища.
- Эй, погодите! – крикнул Лиховцев, - я с вами.
Федя, увидев вольнопера приветливо улыбнулся, а вот его спутник не выказал ни малейшей радости, как впрочем, и неудовольствия.
- Ну, что, отправил письма? – равнодушным голосом спросил он.
- Да, - просто ответил Алексей поравнявшись. – А вы, я гляжу, с покупками?
- Ага, - словоохотливо отвечал Шматов, - тут и булки и колбаса и даже водка. Не знаю, правда, зачем их Граф набрал…
- А что такое?
- Да тут такое дело, взяли мы булку перекусить, разломили, а там таракан! Дмитрий такой шум поднял, хоть святых выноси.
- Темный ты человек, Федя, - вздохнул Будищев. – Ну, откуда в пекарне, да еще в еврейской, святые? Тем более, если они булки с тараканами пекут.
- Так зачем ты их взял?
- Как зачем, давали вот и взял.
- А если они тоже…
- Ой, ну мало ли, один раз обмишулились люди, с кем не бывает!
- А в колбасе…
- Так, Федор, хорош распотякивать! Еще чего доброго, господину студенту аппетит испортишь.
- А что в колбасе? – удивился Лиховцев.
- Поверь мне, Леша, есть вещи, которые лучше не знать!
- Да? А с водкой хоть все в порядке…
- За водку на этот раз пришлось заплатить. Но я работаю над этим.
- Простите, Дмитрий, но я решительно ничего не понимаю!
- И слава богу. Чем меньше людей знают про схему, тем больше она может принести прибыли.
- Послушай. Граф, - просительно протянул Шматов, - а давай пряников купим, ну хоть на пятак?
- На сладкое потянуло?
- Оксану угостим…
- Угу, и ее мачеху заодно.
- Да ладно тебе!
- Простите, Дмитрий, - вмешался Лиховцев, - мне отчего-то кажется, что вы стали хуже относиться к нашей милой хозяйке. Вам Ганна чем-то не нравится?
- А она не петровский билет* чтобы всем нравиться. Ладно, уговорил, черт языкатый! Вот тебе пятак, только в лавку сам сбегаешь, а то меня и так скоро весь Бердичев в лицо знать будет.
-----------------------------
*Петровский билет. – Ассигнация с портретом Петра Великого, достоинством в пятьсот рублей. Самая крупная купюра русского казначейства.
Так коротая время за разговорами, они возвращались домой и сами не заметили, как прошагали добрый десяток верст. Семеновка встретила их запахом дыма и лаем собак, но приятели не обращая внимания на деревенских кабысдохов направились к своей хате. Охрима дома не было, Штерн заступил в караул, и только Ганна суетилась у печи. Было довольно жарко, и молодая женщина скинула верхнюю вышитую искусным узором сорочку, оставшись в одной нижней и юбке.
Ввалившиеся с мороза солдаты остановились как громом пораженные, но та, не обращая на них ни малейшего внимания, продолжила заниматься своим делом. Федька, едва размотав башлык, так и остался бы глазеть на открытые немного полные руки, выглядывавшие из разреза плечи и высокую грудь, которую почти не скрывала обтягивающая ее рубаха, но застеснявшийся Лиховцев ткнул его в бок и солдаты принялись отряхивать друг друга от снега. Только Будищев, как ни в чем не бывало, скинул уже шинель и прошел в угол, где и устроился на лавке.
- Как погуляли? – поинтересовалась хозяйка.
- Хорошо, - отозвался Шматов, не отрывая от нее взгляд.
- Что нового в местечке?
- Стоит покуда… а ты, Аннушка, хлеб печешь?
- Так Рождество на носу. Будут люди колядовать, не отпускать же их с пустыми руками.
Из-за занавески перегородившей комнату выглянула Оксана и, узнав Дмитрия с товарищами улыбнулась. Замерзнув в тот злополучный день в лесу, дочка Охрима простудилась и долго болела, но уже шла на поправку. Лечивший ее один из полковых врачей Александр Соколов, даже разрешил своей юной пациентке ненадолго вставать с постели.
- А мы тебе гостинца принесли! – воскликнул Федя.
- Какого, гостинца? – воскликнула девочка с загоревшимися глазами.
- На-ка вот, - солдат протянул ей бумажный кулек с пряниками.
Оксана готова была с визгом кинуться к угощению, но наткнувшись на взгляд мачехи, застеснялась и снова спряталась за занавеской.
- Куда ты, дуреха, - усмехнулась Ганна, - люди же с морозу, того и гляди опять застынешь. Ляг лучше.
- Хорошо мамо, - послушно отозвалась девочка и скрылась с глаз.
Послышался стук отворяемой двери и в хату вошел ефрейтор Хитров. И не подумав отряхнуть снег с сапог, он окинул взглядом присутствующих и, прочистив горло, удовлетворенно хмыкнул:
- Вернулись уже? Хорошо! Будищев со Шматовым завтрева в караул пойдут. Глядите мне, чтобы все без сучка и задоринки!
- Слушаю, господин ефрейтор, - синхронно отозвались оба приятеля.
- То-то, что слушаете, - пробурчал тот в ответ и, задержав на мгновение взгляд на смутившейся хозяйке, не прощаясь, вышел.
После его ухода, отогревшийся Дмитрий заглянул к Оксане и с удивлением увидел, что девочка от страха забилась под лоскутное одеяло и не высовывает оттуда и носа. Смутная догадка мелькнула в голове солдата и он, тихо опустившись рядом с больной, тихонько спросил:
- Это был он?
Испуганное личико выглянуло наружу, и девочка усиленно закивала. Будищев покачал головой в ответ, затем жестом фокусника вытянул непонятно откуда сахарный петушок на палочке и так же тихо шепнул:
- Ничего не бойся!