«Высунулся, целишься. Ну-ну. До свидания», - я мягко выбрал ход спускового крючка. Выстрел, минус три. Оставшиеся двое из  пеших хунхузов, которых обстреливали Лис и Шах, не выдержали и побежали к лесу. Нет, ребята, бегать от пули, это умереть уставшим. На этот раз Лис и Шах не промахнулись.
Стрельба постепенно стихала. На правом фланге щёлкнуло ещё пару выстрелов и тишина. По перекличке установили, что все целы, кроме казака запасного разряда Петра Гусевского, он не ответил. Позже выяснилось, что Гусевский был тяжело ранен в грудь.
Казаки стали подниматься со своих лёжек, казачата же продолжали лежать, ожидая моей команды. Как оказалось не зря. Раздался выстрел, и отставной казак Василий Ананьев упал с простреленной головой. Затрещали выстрелы. Вставшие во весь рост казаки стреляли в сторону валуна, за которым спрятался выстреливший хунхуз.
Вдруг раздался выстрел со стороны начала распадка, куда ушли албазинцы, и убитый бандит вывалился из-за валуна.
«Чёрт, отвлёкся!» - подумал я, наблюдая, как в распадок въезжают казаки албазинской полусотни. Впереди был ротмистр Печёнкин. Рядом с ним какой-то казак опускал от плеча карабин.
«Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве, - хмыкнул про себя я. – А казак молодец, метров с двухсот с седла положил вражину. Мне-то отсюда его не достать было».
Вот на этом и закончилась наша эпопея в борьбе с хунхузами, результатом которой стало вооружение всех казачат учебного отряда пятизарядными винтовками Гевер 88. Удалось сохранить и всех монголов-жеребчиков, заныканные патроны к винтовкам, поддевок на меху красного волка досталось по две штуки на брата, даже по сто рублей ассигнациями каждому дали. Как и о чём договорились с ротмистром атаман Селевёрстов и другие казаки не знаю, но официальная версия стала выглядеть так.
Казачата станицы Черняева отправились на длительную охоту и на переправе реки Ольгакан нашли мертвых барона с баронессой и их сопровождение. Привезли трупы в станицу, куда в это же время прибыл на двух пароходах надворный советник Мейстер и охранявшая пароходы полусотня албазинцев во главе с ротмистром Печёнкиным.
По распоряжению из канцелярии генерал-губернатора полусотня албазинцев, десяток черняевцев и двадцать горных стражников под руководством господина Мейстера вышли на поиски хунхузов. Около реки Ольгакан были обнаружены следы варнаков, но при преследовании банды, отряд попал в засаду, в которой погиб надворный советник Мейстер и большинство горных стражников. Отправив десяток казаков из станицы Черняева с убитыми назад в станицу, ротмистр Печёнкин продолжил преследование банды. В результате умелого командования командиром первой албазинской сотни, не смотря на потери в пятнадцать казаков, была уничтожена банда Золотого Лю в количестве шестидесяти двух хунхузов. Как доказательства данного успеха в канцелярию генерал-губернаторства были представлены голова Золотого Лю, правые уши шестидесяти хунхузов, большое количество трофеев.  В общем, Печёнкину досталась слава и награда, а нам большинство трофеев.
Жалко только дядьку Петра с атаманства сняли. Не в открытую, но была рекомендация сверху о замене атамана на выборах. И с января 1890 года после выборов атаманом Черняевского округа стал Савин Иван Митрофанович.
Особой поддержки от него нашему учебному отряду не было, но и не мешал. Правда и цену за лесные трофеи перестал давать высокую, но это нас особо не волновало, так как к концу января каждый из казачат нашего учебного отделения получил от меня по две с половиной тысячи рублей. Удалось удачно съездить в Благовещенск.

Глава 17. Золото.
Когда я поражал надворного советника и директор Благовещенской женской гимназии Петра Ивановича Бекетова своими знаниями, даже не предполагал с какими трудностями мне придётся столкнуться при сдаче экзаменов за шестилетний курс Благовещенской  мужской гимназии.
Как выяснилось из программы экзаменов, которую мне представил Бекетов,  необходимо было сдать экзамены:  по русскому языку, по истории всех разделов, то есть древнего мира, отечественной, всеобщей;  арифметике, алгебре, геометрии, физике, географии, Закону Божьему. И самое страшное для меня по немецкому, французскому, латинскому и древнегреческому языках.
Как мне рассказал протоирей Ташлыков для поступления в военное училище, нужен был аттестат об окончании полного курса восьмилетней гимназии. Поэтому основной контингент юнкерских училищ составляли дворянские дети, которые желали служить в офицерских званиях, но в силу своих умственных способностей завалившие в седьмом классе гимназии латинский язык или в восьмом классе древнегреческий. При этом даже без древнегреческого, с аттестатом за 6 классов можно было поступать сразу во второй выпускной класс юнкерского училища.
Кандидаты для учебы из проходящих службу солдатских унтер-офицеров и казачьих урядников поступали, как правило, в подготовительный класс юнкерского училища с экзаменом по особым облегченным программам и учились три года.
Окончившие двухгодичное юнкерское училище по первому разряду производились при выпуске в офицеры по XII классу табеля о рангах: подпоручик в пехоту, корнет в кавалерию и хорунжий в казачьи войска.
Окончившие курс по второму разряду выпускались в свои полки в старших унтер-офицерских званиях: подпрапорщиками, эстандарт-юнкерами и подхорунжими. Дальнейшее производство в офицерские звания производилось не иначе как по удостаиванию непосредственного начальства.
В общем числе оканчивающих юнкерское училища, выпускаемые по I разряду составляли весьма незначительный процент, а большинство выпускаемых по II разряду  не имели требуемого образовательного ценза. В результате этого, долгие годы ожидали в «подофицерах» производства в офицеры, достигая первого офицерского чина тогда, когда их сверстники по выпуску из военных училищ успевали далеко уйти вперед по пути служебной карьеры.
При этом, необходимо было отметить, что если своей служебной подготовкой и знанием быта нижних чинов выпускаемые из юнкерских училищ, особенно из числа унтер-офицеров и урядников,  значительно превосходили офицеров, окончивших курс военных училищ, то по своему общему образованию и теоретической военной подготовке они значительно им уступали.
Вследствие этого, в пехотных и кавалерийских войсках состав офицеров распадался на две группы — окончивших военные и юнкерские училища. Выпускники юнкерских училищ назначались на ответственные должности командиров отдельных частей сравнительно редко, и обыкновенно заканчивали свою карьеру чином подполковника или войсковой старшина у казаков.
Вот и пришлось мне в течении года основательно засесть за учебники и  иностранные языки. Благо опыт изучения не родного языка в прошлой жизни был: английский на отличном уровне, пушту, фарси дари и чеченский на уровне нормально допросить пленного. Как мне говорил преподаватель английского языка в рязанском училище: «Курсант Аленин, у вас феноменальная память на лексику и грамматику иностранного языка,  а произношению может позавидовать выпускник иняза». И это подтверждалось на практике сначала в Афганистане, ещё до училища, где у меня как-то само собой пошли и пушту, и фарси, а потом на первой Чеченской войне чеченский.
Моим учителем в станице стал протоирей Ташлыков. Закончивший Санкт-Петербургскую семинарию с отличием Сан Саныч все необходимые четыре языка знал очень хорошо. Педагог из него оказался также отличным. Бекетов и те две замечательные женщины, которые у меня принимали экзамен, все необходимые учебники, словари, справочники мне предоставили, положив в мешок. Новых знаний я никогда не боялся и к новому 1890 году все четыре языка и другие дисциплины я освоил, по мнению Ташлыкова, если и не по первому разряду, то на неплохом уровне для сдачи экзаменов.
В Благовещенск после нового года и Рождества Христова  в большом обозе поехали без бывшего атамана Селевёрстова. Хотя и старался Пётр Никодимович не показывать своей обиды из-за своего смещения с должности, но со стороны это было хорошо видно. Поэтому, чтобы не отвечать на расспросы знакомых и родни во время поездки на ярмарку в Благовещенск, старшиной обоза семьи Селевёрстовых им был назначен старший сын Степан. Я и  Ромка ехали на отдельных санях, в которых везли добытые нами меха и  шкуры, а также различное имущество семьи на продажу. Отдельно в санях ехал запрятанный мешок с золотым песком.
В этот раз обоз без происшествий дошёл до Благовещенска за двенадцать дней. Остановились опять у купца Чурина. На следующий день, я отпросился у Степана и на Гостинодворскую ярмарку не пошёл, а направился решать золотой вопрос. Для этого, я в первую очередь нашёл Митяя Широкого, который с членами обоза семейства Шохиревых остановился в соседних номерах заезжего дома. 
Митяй сидел в харчевне и, судя по его виду, поправлял испорченное накануне здоровье в гордом одиночестве и за дальнем от стойки столом.
- Здоровья, господин вахмистр, - обратился я к Митяю.
- Ааа…, Ермак, - Дмитрий Шохирев поднял на меня мутный взгляд. – Мы же с тобой ещё в распадке на Дактунак договорились, что можешь меня звать Дмитрий, для Митяя молод ещё. Так какого…? Садись!

Отредактировано Курсант (22-03-2019 08:12:14)

Касьянов поднял со стола звонок-колокольчик и потряс им. В дверях показался слуга.
- Никифор, попроси накрывать, - Александр Васильевич поставил колокольчик на стол.
Как будто ожидая этой команды, в гостиную вошли две молодые женщины, в длинных почти до пола платьях темно-коричневого цвета,  белоснежных фартуках и чепчиках, похожих на белый бант на голове. Их униформа настолько напомнила мне школьную форму для девчонок из моего времени, что я непроизвольно улыбнулся. Платья только мои одноклассницы носили тогда гораздо выше колен. Стиль мини был в моде, с минимум мануфактуры на теле.
Пока разглядывал горничных, на столе появились приборы, глядя на которые испытал невольный трепет.  Ложка, вилка, столовый нож и чайная ложка мне, конечно, были знакомы, не совсем дикарь. В какой руке держать вилку, а в какой нож и как ими управляться я знал. Только вот за этим столом вилок слева от двух тарелок одна в другой было три, а с правой стороны два ножа и большая ложка. Сверху над вилками ещё одна небольшая тарелка с  ещё  одним ножом, а над тарелками еще вилка и ложка. Рюмка, два фужера, бокал  в ряд. Здесь, по-моему, и основное правило столового этикета «от центральной тарелки в стороны» не сработает. «Будем смотреть на Касьянова, и действовать как он, - подумал я. – Гвардия и за столом умирает, но не сдается».
Второй волной горничные-официантки внесли хлебницу и с десяток замысловатых вазочек с грибами, квашеной капустой, огурчиками, горчицей, хреном, мочеными яблоками, тарелки с  фаршированными блинчиками, мясной, рыбной и сырной нарезками и еще чем-то мне неведомым. Постепенно на столе места перед нами оставалось все меньше и меньше. Из принесенной парящей супницы доносился умопомрачительный запах.
Митяй с вожделением уставился на два привлекательных графинчика. Один с коричневой маслянистой жидкостью, а второй, на глазах покрывающийся каплями, с жидкостью чистой как слеза младенца.
- Как говорится «аристократов здесь нет», поэтому дальше, господа, сами! – проговорил Касьянов, заправив развернутую салфетку одним концом за ворот рубашки, и потянулся за графинчиком с коньяком.
Митяй аккуратно отодвинул салфетку в сторону и, взяв в руки графин с водкой, набулькал себе почти полный фужер, в отличие от купца, налившего в фужер коньяка на палец.
- А ты что, Тимофей, ничего себе не наливаешь? – спросил меня Касьянов, делая небольшой глоток коньяка.
Я наконец-то заправил угол салфетки за тугой ворот своей теплой рубахи, сшитой тёткой Ольгой Селевёрстовой из армейского сукна, и ответил:
- Извините, Александр Васильевич, но я только брагу да пиво пробовал. Крепких вин ещё не пил.
- Давай я тебе водочки немного налью. – Шохирев быстро налил мне в рюмку водки. – У нас в станице такой не попробуешь. У Александра Васильевича, она уж больно вкусна.
- Я думаю, от одной рюмки водки тебе худо не будет, - улыбнулся Касьянов. – Хунхузов вон сколько на тот свет отправил, не смотря на молодые годы. Поэтому немного водочки или коньяка, да под холодное с горячим, вреда здоровью не принесут.
«Это точно, - подумал я, опрокидывая следом с вахмистром рюмку в рот. – А то в моё постсоветское время, когда ещё действовали нормативные акты «сухого закона», пацанам в восемнадцать лет государство дало в руки оружие и официально разрешило убивать, а вот водку и другие спиртные напитки пить можно было, только с двадцати одного года. Помню, как ржал, услышав, что в Ханкале во время первой чеченской компании менты оштрафовали хозяина магазина,  продавшего водку солдатам срочникам, которые только что вернулись с боевого выхода и в полной боевой выкладке подвалили к прилавку. Ага! Попробуй им не продай! Хотел бы я тогда посмотреть, что осталось бы от этого магазина».
Эх, хорошо пошла!  Взяв крайнюю вилку, потянулся за пытавшимся спрятаться в сметане с луком рыжиком. По пищеводу потекла волна тепла, гриб хрустнул на зубах. Все как я любил в прошлой жизни. Потом закусил квашеной капустой и, увидев, что Касьянов начал с рыбы, а не с овощей, положил в тарелку кусок свежей, посыпанной специями белорыбицы.
- Попробуйте, Тимофей, это нельма. В Амуре не водится, привезли с реки Лена. Очень вкусная рыба. Особенно только что посоленная. – Купец отрезал кусок белорыбицы и отправил его в рот.
Я попробовал. Такого нежнейшего мяса рыбы я в той жизни не пробовал, да и здесь не с чем было сравнивать. Осётр рыба отличная, но в жареном и пареном виде, в соленом и копчёном суховат. А здесь ломтик рыбы просто растаял на языке.  Бесподобно! Буженина и сыр со слезой. Блинчики с икрой, слой черной и слой красной. Солёные, хрустящие корнишончики, которые в станице называли детками. Митяй их после фужера водки, отправлял в рот большой суповой ложкой и с азартом хрустел.
Пока я наслаждался невероятно вкусной закуской, купец и вахмистр опрокинули еще по пару емкостей горячительных напитков. Я от этих возлияний отказался, но под горячую рыбную солянку не стерпел и попросил Митяя налить рюмку водки и мне.
Лепота! Супер насыщенный горячий бульон приготовленный, как выяснилось из головы осетра, плюс к ней большие куски  тайменя, сёмги, копчёного сома, ещё какой-то рыбы, соленые огурчики, маслины, полукольца лука. Всё это сутки настаивалось. И сверху горка желтоватой настоящей сметаны. Какая вкуснотища. М-м-мы…!
Осётр с грибами в сливочном соусе в меня уже еле влез, поэтому от десерта пирожков, печенья и чего там засахаренного просто отказался.  Живот раздулся как барабан, казалось ещё чуть-чуть и поясной ремень лопнет. И это завтрак! Какой же обед у купцов первой гильдии подают?
Из кулинарных возвышенных мечтаний меня на землю вернул вопрос Касьянова:
- Так что же, Тимофей, вас привело в мой дом?
Я посмотрел на Шохирева, который успокаивающе мне кивнул.
- Александр Васильевич, я хочу предложить вам приобрести у меня золотого песка где-то два пуда и десять фунтов.
- Получается, Тимофей, ты не только Золотого Лю убил, но и его золото нашёл.
- Нашёл. Все или часть не знаю. Искать в лагере было некогда. Ноги бы унести.
- А что с деньгами делать будешь?
- Какой-то процент за посредничество Дмитрию Михайловичу, - я кивнул в сторону Шихирева. – А остальное поровну на одиннадцать долей, то есть на меня и десять казачат нашего учебного отряда.
- Они об этом знают? – Касьянов усмехнулся. - Я просто удивлён, что сведения о таком количестве золота за полгода после разгрома банды  Лю нигде не всплыли.
- Нет, Александр Васильевич, не знают. Как я нашёл золото, никто не видел. А не сказал им, чтобы в искушение не вводить. Такое количество золота кому хочешь способность нормально мыслить, отобьёт. Могли глупостей натворить. А так получат свои деньги, и пусть делают с ними, что хотят.
- Расскажи, Тимофей, как вы с хунхузами Лю Ханьцзы воевали, как золото нашли. Хочется узнать всё из первых уст, а не анализировать множество слухов, - попросил Касьянов, прикуривая сигару.
Слушая мой рассказ о наших приключениях на реке Ольгакан, купец изредка кивал головой, будто соглашался со своими мыслями. Особенно внимательно выслушал эпизод о смерти бандитского шеф-повара, который вылез из шалаша Золотого Лю с мешком золота. Поинтересовался, что я  видел в шалаше главаря бандитов. После этого, до конца моего рассказа Касьянов молчал. Когда я закончил, купец затушил в серебряной пепельнице сигару и произнёс:
- Тимофей, я куплю у тебя золото по три рубля тридцать копеек за золотник. Если у вас действительно девяносто фунтов золота, то этого хватит на одиннадцать долей по две тысячи пятьсот рублей и Дмитрию Михайловичу на премию в тысячу рублей. Что скажите?
Митяй замахал руками, показывая, что ему вообще ничего не надо, но было видно, что такой премией он очень доволен.
- Я согласен, Александр Васильевич, - произнёс я. – Хотелось большего, но и эти суммы для нас просто заоблачные, тем более трофеи, которые нам оставили уже были очень богатыми.
- По делам и награда, - улыбнулся мне Касьянов. – И ещё один вопрос, Тимофей. Почему ты не оставил золото себе?
- С братами так не поступают. Войну делили на всех, награды тоже на всех делить надо, - ответил я.
Моя совесть, что-то вякнула о мешке самородков, который я заныкал для себя, но тут же получила пару ударов по почкам и отправилась в свой угол, стеная о не справедливой доле. Я её успокоил тем, что эти самородки пойдут на развитие войск спецназа в Российской Империи. 
- Достойная жизненная позиция, рад за тебя. – Касьянов чуть наклонился в мою сторону, сцепив руки на столешнице. – Чтобы не привлекать внимания, через час приносите с Дмитрием Михайловичем золото сюда. К этому времени здесь уже будет  ювелир нашего дома, который взвесит и оценит золото. Полный расчет сегодня вечером. В кассе торгового дома надеюсь, необходимая сумма наберётся.

Отредактировано Курсант (22-03-2019 08:22:03)