III
Теллус,
Неизвестно где.
Шаг, ещё шаг... Пока движения даются ей легко  - но если сделать ещё пару шагов, воздух вокруг загустеет, превратится в вязкую смолу – и так будет продолжаться с каждым преодолённым дюймом. Четвёртый шаг уже потребует уже полного напряжения, пятый же ей совершить не дадут – упругая незримая субстанция скуёт все движения, кроме одного – назад, пятясь, подобно речному раку. Большому такому, серо-зелёному, с кольчатым панцирем и непрерывно шевелящимися длиннущими усами.
Что дальше, за непроходимой границей – не видно. Сплошная бесцветная муть, белёсый туман, в котором тонет взгляд, и нет никакой возможности определить, стена там или бесконечное пространство. Лучше бы стена – по ней можно стучать в отчаянии кулаками, а то и разбить с разбегу голову....
Но стены там нет:  любые звуки пропадают, уходят в какую-то дурную бесконечность, не порождающую даже отдалённого эха. Да и есть ли вообще звуки? Она срывала голосовые связки в воплях, которые в обычных обстоятельствах стали был оглушительными, но – не слышала ничего. Мертвенная, вязкая тишина и столь же вязкое нечто, её заполняющее – словно в ночном кошмаре, когда изо всех сил бежишь, оставаясь на месте, или кричишь, надсаживая горло, но не можешь издать даже самого слабого стона.
Может, она, и правда, во сне? Но нет: следы от яростных щипков, которыми она награждала себя в тщетных попытках проснуться, до сих пор отзываются болью.
Значит, всё же не сон. Вот и ножны на поясе пусты – хозяева узилища, кто бы они не были,  не забыли предварительно её разоружить. А это уже больше похоже на реальность - которая, судя по всему, куда как  страшнее самого скверного кошмара…
Итак, комната, куда её поместили (или, вернее будет сказать «камера»?) – овальной или круглой формы,  шагов восьми в поперечнике. Дальше вязкое ничто не пускает. Как она сюда попала, когда? Память отказывала. Последнее, что она могла вспомнить…
…она сблизилась с кораблём къяррэ и заложила вираж, огибая её снизу. Пара «виверн» 9каким-то чудом они сумели её догнать_ бесполезно плюнули сверкающими струйками живой ртути и пристроились за её «стрекозой» ведомыми. Какое-то время они уклонялись от протуберанцев, извергнутых кораблём къяррэ, три, четыре, пять подряд! Потом везенье кончилось.  Боковым зрением видела, как обе «виверны» зацепили багровые струи – одна чуть-чуть, самым кончиком маховой перепонки, другая – влетела в струю всем корпусом – и обе почти мгновенно расплылись  облачками кровавой пыли. Секундой позже настала и её очередь: прямо по курсу возникло ниоткуда красное облачко, и не хватило доли секунды, чтобы вывернуть юркий инсект.  Мгновенный предсмертный ужас – вот сейчас, сначала  инсект, а потом она сама, начиная с кончиков пальцев, истает багровой пылью...
Но нет: дело ограничилось тем, что и сама и «стрекоза», словно муха в каплю смолы, влипли в такое же вязкое ничто, какое заполняет сейчас её камеру – и были притянуты к кораблю. Она пыталась сопротивляться, выхватила нож – и была обездвижена. Потом - провал и последующее пробуждение от беспамятства. Уже здесь, в коконе вязкой пустоты.
Она на борту корабля къяррэ, это, несомненно – если, конечно,  отбросить мысль о том, что именно так и выглядит персональная инрийская преисподняя. Только вот, где этот корабль?  По-прежнему, караулит «облачники» их маленького отряда, вися где-нибудь у горизонта, и наблюдая за неприятелем в свои невообразимые устройства? Или успел преодолеть сотни, если н тысячи лиг – и сейчас уже на другом конце континента? Она ведь понятия не имеет, сколько времени провела в беспамятстве, а о скорости, с которой могут перемещаться корабли къяррэ, среди инрийских наездников ходят легенды.
За спиной возник отблеск света. Она повернулась – вернее, попыталась повернуться, потому что воздух в узилище мгновенно сгустился ещё сильнее – и увидела ровный прямоугольник, повисший в пустоте. Дверь, открытая из одного ничто в другое? Возможно – во всяком случае, на пороге двери стояла фигура.
Две руки, две ноги, голова – как у инри или человеков. Фигура словно составлена из мириад крохотных багровых точек – и они непрерывно струятся, текут, образуя потоки и завихрения, не позволяющие разглядеть черты несуществующего лица, или иные, более крупные детали вроде одежды, амуниции и украшений.
Фигура вскинула руки. Нет, не руки – гибкие конечности, больше похожие на щупальца морских гадов, и так же как они, лишённые суставов. Щупальца потянулись к её голове – из попытки отпрянуть ничего не вышло, вязкое ничто держало крепко.  Кончики на глазах вытягивались в дрожащие то ли жала, то ли хоботки – и удлинялись так, пока не впились в виски.
Тогда она закричала – изо всех оставшихся у неё сил, широко разевая рот. И снова ни звука, ведь даже в этом жалком способе выразить протест, ей было отказано.

Теллус, Загорье
К северу от
Большого Барьерного Хребта.
- Командир «Хрустального жала» в ярости. – сказал К'Нарр. – Три «виверны» не вернулось из последнего вылета, целых три! От группы инсектов, приписанных к клину «облачников», не осталось и трети: сначала жестокие потери в схватке за ваш Летучий островок, а теперь ещё и вот это! Пропала даже «стрекоза»  той наездницы, что навела нас на вашу тайную базу…
- База – это громко сказано. – покачал головой Фламберг. - Малая разведывательная станция, да и ту мы толком развернуть не успели. Вы, я полагаю, имеете в виду ту инри, что побывала у нас в плену – и сбежала,  спалив «Кримхильду» вместе с половиной экипажа? Да, если бы не она, я бы здесь сейчас не стоял…
Старый учёный скосил на него взгляд, на секунду оторвавшись от бронзово-хрустальных потрохов сложного устройства, в котором ковырялся уже третий час кряду.
- Зато ты получил возможность заняться исследованиями вместе со мной, да ещё и в таком месте, куда никогда не добирался не один из человеков. Полагаешь, здесь есть о чём сожалеть?
- Я – пленник, если вы не забыли.  – почтительно, но с нескрываемой ноткой иронии отозвался Фламберг.  - Ваш начальник может приказать перерезать мне горло в любой момент, когда ему только заблагорассудится. Остаётся удивляться, почему этого до сих пор не сделала та безумная девица, как бишь её…
- Л'Тисс. – ответил инри. - Л'Тисс из клана Следа Гранатовой Змеи. Конечно, и мёртвых не следует говорить дурно – но это была на редкость неприятная особа. Уверен, на борту «Хрустального жала» о ней никто не сожалеет. Но, как я слышал – одна из лучших наездниц, и даже на флагманском «гнездовье» немного найдётся таких, что могут с ней сравниться…
Фламберг криво улыбнулся.
- Не могу сказать, что хоть сколько-нибудь опечален. Однако лёгкость, с которой корабли къяррэ расправляются с вашими «облачниками» и инсектами наводит на неприятные мысли. Если не секрет… - он помедлил. – Если не секрет: давно вы с ними воюете?
- Секрет, конечно. - К'Нарр улыбнулся. – Вообще-то, любому из нашего народа настрого запрещено даже упоминать о самом существовании къяррэ в беседах с человеками. Но ты, Пауль – дело другое. Как, впрочем, и твои спутники.
- Это потому, что мы уже видели, как они прижали вам хвост?
- Главным образом, из-за твоего орбиталя. Нечасто случается, чтобы мы при работе с ТриЭс нуждались в помощи человеков или их приспособлений - но это как раз тот самый редкостный случай.
Мудрёным словом «орбиталь» (буквальный перевод инрийского термина на один из языков Старой Земли) К'Нарр учёные называл «астролябию», красующуюся сейчас на подставке посреди стола.
- Мы давно подозревали, что къяррэ затеяли в Загорье нечто, не поддающееся нашему пониманию, но лишь теперь я осознал, в чём тут дело. И это исключительно благодаря твоей, Пауль, помощи! Если бы орбиталь не воспринял в момент возникновения Тусклого Шара все сопутствующие сигнатуры ТриЭс, и не впитал в своё ядро, удивительным образом сохранив их отпечатки -  нам бы оставалось только гадать, что затеяли наши враги!
- И… что же они затеяли? – осторожно осведомился Фламберг. За двое суток, прошедших с момента открытия «визуального портала», старик инри не раз и не два затевал этот разговор, но всякий раз ограничивался туманными намёками.
- Теперь я могу открыть тебе всё, что знаю сам.  – высокопарно изрёк К'Нарр. Фламберг сумел скрыть усмешку: несмотря на обыкновение инри демонстрировать своё безразличие, старик-учёный был не чужд вполне человеческого пафоса. Фламберг подметил эту особенность своего наставника момент ещё в годы учёбы в Гросс-Ложе  - и охотно ею охотно пользовался.
- Видишь ли, Пауль, то, что готовили къяррэ, настолько грандиозно, что затрагивает всю ТриЭс-ауру планеты. А порождённый вашими горе-стратегами Тусклый Шар, способен – хотя, они об этом и не догадывались -   взаимодействовать с самыми слабыми её отголосками. В момент его возникновения къяррэ немного… приоткрылись, и случилось это так, что они сами ничего не заметили.
- Если я правильно понял,  произнёс Фламберг, - къяррэ затевают нечто, связанное со Старой Землёй, а вы смогли это отследить -  по отпечатку, сохранённому  ядром орбиталя в момент зарождения Тусклого Шара?
К'Нарр кивнул
- Но зачем къяррэ наш Отчий Мир? Они, как и ваш народ, никак с ним не связаны, разве нет?
Учёный пожал плечами.
- Мотивы, движущие этой расой и для нас тайна за семью печатями. Но вряд ли речь идёт о банальном любопытстве.  Эта примитивное побуждение изжито даже нашей расой – а ведь къяррэ неизмеримо нас старше. К тому же, это крайне дорогостоящая затея: ты и представить себе не можешь, какое количество Третьей Силы потребует даже кратковременный прорыв! требует подобная затея! Нет, такие затраты могут быть оправданы только в одном случае…
К'Нарр сделал нарочито театральную паузу.
- Нет никаких сомнений, что къяррэ готовят вторжение. На вашу, Пауль, родину, на Старую Землю! Теперь ты, надеюсь, понимаешь, отчего я вправе ожидать содействия – и твоего, и всех прочих человеков?
Фламберг опешил – хотя примерно представлял себе, что может услышать.
- Но…  зачем это къяррэ?
- Мы не знаем.  - К'Нарр пожал плечами. - Возможно, они рассчитывают обрести в вашем мире новый источник могущества. И даже не столько в вашем мире, сколько на границе сопряжения миров – есть такая теория…  В любом случае, под ударом окажемся не только мы, инри, но и вы человеки –  и на Теллусе, и в вашем Отчем Мире.
Магистр недобро сощурился
- И вы хотите, чтобы я убедил людей стать вашими союзниками в этой борьбе – после того, что вы учинили в Туманной Гавани, после варварских бомбардировок Столицы?
Инри кивнул.
- Да. Сейчас всем нам надо забыть о прежних обидах. А дальше – посмотрим. Всё, как ты понимаешь, Пауль, целиком зависит от того, что мы сможем выяснить.
- Я понимаю… - медленно произнёс Фламберг. – Я всё очень хорошо понимаю. А вот убедить в этом прочих моих соотечественников – боюсь, не такая уж простая задача, профессор. И я отнюдь не уверен, что это мне под силу.
- Придётся постараться. – сухо ответил К'Нарр. – Если ты ещё не осознал – сейчас это наша единственная надежда. В противном случае, обе наши расы ждёт гибель.

Фламберг огляделся по сторонам. Прохождение через Каньон Бурь недёшево обошлось островку  - растительность крупнее мха была, по меньшей мере, уполовинена, из бурной поросли невысоких деревьев, ранее украшавших его поверхность, уцелели считанные экземпляры, от густого некогда кустарника остались жалкие ошмётки. Скелеты воздушного корвета и L-32 исчезли без следа – впрочем, от них избавились ещё до того, как сунуться в Каньон. Из творений рук человеческих осталась лишь одинокая аппарель, сооружённая из обломков цеппелина – с неё стартовала в свой первый и последний полёт «гидра» под управлением лейтенанта-бомбардира Карла Нойманна, мир его праху, приткнулся по соседству  сарайчик-времянка, носивший некогда гордое имя узла связи разведстанции. Сейчас там обитали пленные воздухоплаватели – это было особо оговорено в условиях «капитуляции», чтобы у победителей не возникало соблазна смешать их ненароком со своими палубными рабами.
Озирался Фламберг неторопливо, а когда прекратил это занятие, вполне удовлетворённый увиденным, то как бы невзначай обронил конверт из плотной промасленной бумаги. И не успел сделать десятка шагов, как за спиной раздался шорох. Магистр обернулся, но успел заметить лишь лёгкую тень, нырнувшую в расселину, скрытую между кустами. А там, где только что стоял Фламберг, белел на мху маленький, в половину ладони, квадратик бумаги.
Он вернулся назад и, сделав вид, что поправляет застёжки на голенищах сапог, подобрал записку и сунул её в карман. Слава Творцу-Создателю, инри не пришла пока в голову мысль обыскивать пленника после визита на Летучий остров – зачем, если он всё время находится под наблюдением? Фламбергу с трудом удалось получить разрешение на эту вылазку, оговорившись необходимостью проведать своих товарищей-воздухоплавателей, содержащихся на поверхности островка.  Обсуждая способы связи, Ремер предложил поначалу обмениваться депешами через них, но Фламберг, по здравому рассуждению, эту мысль отверг. Что-что, а развязывать языки остроухие нелюди умеют в совершенстве – и далеко не всегда это достигается при помощи вульгарных (или изощрённых, это уж как получится) пыток. В итоге, решено было объявить «подпольщиков»  погибшими при прохождении Каньона; что же до связи – эта обязанность целиком ложилась на малютку Чо. Что она только что с блеском и проделала, забрав депешу магистра, и оставив вместо неё записку. Фламбергу до смерти хотелось заглянуть в неё текст хоть одним глазком, но – нельзя. Из соображений конспирации одинаково опасно как засветиться с бумажкой перед опекающим его охранником-инри, так и зародить ненужные догадки в умах пленников. Малейшее подозрение – и все они подвергнутся допросу с пристрастием,  а сам островок будет тщательно обыскан до последней газовой грозди. Тогда убежище «подпольщиков», как и они сами, наверняка будут обнаружены.
Так что знакомство с запиской придётся отложить. Хотя – магистр примерно представлял себе её содержимое: к гадалке не ходи, Фельтке и Ремер, измученные долгим, бесплодным ожиданием уже строят планы партизанских вылазок с применением тяжёлого вооружения и взрывчатки. А это в планы Фламберга не входило – во всяком случае, пока. А с учётом того, что поведал ему К'Нарр (и не просто поведал, но предоставил вполне убедительные доказательства), долго ещё не будет входить.

- Мессир пишет, что договорился о чём-то с инри. – сказал Ремер, повторно пробежав глазами письмо. – И просит нас придержать пока лошадей – в смысле, воздержаться от диверсий.
- Я понял. – буркнул в ответ механик. – Договорился, значит? Да он только и делает, что договаривается, а мы сидим тут и гадаем…
Ремер почесал переносицу с несколько озадаченным видом.
- Прямо он ничего не сообщил, видимо, опасался, что письмо могло попасть не в те руки. Но что я сумел понять – так это то, что нам придётся теперь  теснее сотрудничать с инри.
- Враг моего врага – мой друг? – хмыкнул Фельтке, стараясь изображать сарказм. - Ты как, готов задружиться с остроухими?
- Но ведь къяррэ действительно угрожают и им, и людям…
- Ты уж извини, камрад, но по сравнению с неразберихой, которая привела к войне у нас – на Старой Земле, как вы её называете, - ваша политика яйца выеденного не стоит. Мы-то насмотрелись, как одна держава старательно увиливает от участия в конфликте, всеми силами стравливая прочих её участников.
- Это ты о ком? – заинтересованно спросил Ремер.
- Об Англии, о ком же ещё… - неохотно ответил механик. - Помню я все эти: «вы вернётесь домой до листопада…» А в итоге – третий год поливаем друг друга свинцом, сталью и ядовитыми газами, причём трупов  при этом столько, что вам такого и не снилось. И, попомни мои слова: когда всё это закончится, найдутся умники, которые заявят, что войны, вообще-то никто не хотел…
- Ну, чтобы это увидеть, надо сначала вернуться на Старую Землю.  – резонно возразил Ремер. – Кстати, из намёков мессира Фламберга ясно, что къяррэ задумали как раз нечто подобное.
- Хотел бы я на это посмотреть! – хмыкнул пруссак. – Поверь, камрад, ни инри, ни эти самые къяррэ даже близко не представляют, в разгар какой мясорубки они угодят, если решатся на подобную глупость. Что до намёков… - он сделал многозначительную паузу. – Интересно было бы узнать, как остроухим удалось так скоро его обработать? Хотя, тут, пожалуй, особого усердия и не надо: герр Фламберг помешан на ТриЭс и прочих инрийских штучках и готов смотреть нелюдям в рот…
- По-моему, мессир Фламберг не такой. - Ремеру явно стало обидно за научного руководителя экспедиции. - Он… умный и ничего не принимает на веру.
- Твои бы слова да богу в уши… - буркнул Фельтке..
- Творцу-создателю. У нас так принято.
- Да хоть горшком назови, как говорят русские. Ладно, что там ещё интересного?
И указал на записку, которую Ремер держал в руках.
- Мессир Фламберг сообщает о гибели инсектов, погнавшихся за кораблём къяррэ. В том числе, не вернулась и Л'Тисс.
- Это которая взорвала «Кримхильду» и чуть не прикончила нашего англичанина? – восхитился Фельтке. – Хоть одна хорошая новость!
Это плохая новость. – раздался сверху тонкий голосок. Мужчины подняли головы – в паутине страховочных сетей устроилась, как обычно, Чо.
- Я сама хотела перерезать ей горло. – вздохнула она с неподдельным огорчением. – Но ничего, тут можно найти и другие инрийские глотки. Вот для этого.
Она вытащила из ножен и продемонстрировала собеседникам подарок Фельтке – штык от винтовки «Маузер». Её усилиями клинок был отточен до бритвенной остроты, мало уступая даже инрийским ножам из голубого обсидиана. По обушку он щетинился зловещими зазубринами сапёрной пилы. Фельтке скривился – он слышал, что на фронте ветераны в первую очередь отбирали такие подобные «инструменты» у зелёных новичков, поскольку неприятель, взяв в плен солдата с таким штыком, немедленно вспарывал им несчастному живот – наказание за обладание оружием, раны от которого неизменно приводят  к мучительной смерти.
Впрочем, здесь это не имело никакого значения, и механик не раз видел, как Чо использовала пилу по её прямому назначению – как обыкновенный инструмент.
«…это пока девчонка, и вправду, не дорвалась до глоток нелюдей…»
Фельтке собрался, было, упрекнуть её в чрезмерной кровожадности, и даже открыл для этого рот – но вовремя вспомнил о судьбе, постигшей жителей родной деревни Чо.
«…в конце концов, она имеет право на свою месть. А мы – на свою, что бы там не затевал этот чёртов Фламберг…»

Отредактировано Ромей (22-01-2022 11:29:59)

IV
Теллус.
Где-то над таёжным морем
Вонь убивала. От неё не очень-то спасали даже противогазные маски, милостиво выданные Витьке с Сёмкой такелаж-боцманом – уродливые намордники из кожи с латунными, прикрытыми сетками наглазниками и латунными же банками, болтающимися под подбородком на манер хобота элефанта, мифической твари, обитающей, по слухам, на южных островах. Пот, скапливающийся под плотно прилегающими к лицу краями, немилосердно разъедал нежную детскую кожу; каждый вдох, не говоря уже о выдохе, давался с трудом – лёгким приходилось мучительно напрягаться, чтобы протолкнуть воздух через крошево древесного угля, наполнявшее банки фильтров. А вонь всё равно проникала под маски, и привыкнуть к ней не было никакой возможности – мальчишки едва подавляли рвотные позывы, понимая, что если сблевать прямо в маску – можно, пожалуй, и захлебнуться…
А ведь требовалось ещё и работать! Один из них (в данный момент это был Витька) запускал в прореху в основании газового мешка здоровенный жестяной черпак на длинной ручке и зачерпывал им отвратного вида слизь. Дальше следовало вылить содержимое черпака в ведро, покачивающейся на перекинутом через балку тросике, стоящий Сёмка спускал поганое ведро до уровня мостика и опорожнял его в жестяной жёлоб. По жёлобу эта жижа, гнусно булькая и пузырясь, стекала в отверстие в обшивке «Баргузина» и пропадала за бортом.
Поначалу, пока Витька не привык, он пару раз попал черпаком мимо ведра, и его благоухающее содержимое вылилось на стоящего внизу напарника. Можно представить себе, как тот отреагировал на такую «любезность» - не всякий портовый амбал употребляет такие словечки…
Работать так подолгу не было, конечно, никакой возможности. Примерно раз в полчаса мальчики спускались на мостик, стаскивали маски и устраивались где-нибудь подальше от очередного разреза, из которого явственно несло невыносимым смрадом.
- А ежели кому на голову попадёт? – поинтересовался Сёмка. Витька покосился на приятеля с неудовольствием. Вот же неугомонный – мало, что ли, он вымотался, что хватает сил на дурацкие вопросы?
Но всё же, снизошёл до ответа. Друг ведь, товарищ по несчастью – да и скучно сидеть вот так и ждать, пока не перестанут гудеть уставшие от тяжести черпака руки.
- Дурья башка, мы же сейчас над Загорьем! Внизу сплошная тайга - разве что медведя какого заляпает, или там зубра…
- И то верно. – ответил, подумав, напарник. - Что-то я сам не сообразил с устатку…
К этому увлекательному занятию их пристроил всё тот же боцман-такелажмейстер. Называлось оно «лечение мета-газовых мешков». Суть процесса была проста и незамысловата: боцман по нездоровому желтоватому свечению определял газовые ёмкости, плесень в которых была поражена особым видом грибковой гнили, препятствующей выработке мета-газа, после чего в основании ёмкости делался недлинный разрез и специально назначенный человек отчерпывал скопившуюся на дне гнилостную массу. После этого разрез заклеивали, и процедура повторялась. Какое-то количество мешков всегда страдало от этой напасти, и избавление от гнили было такой же непрекращающейся процедурой, как покраска на каком-нибудь панцеркройцере. Гниль, ржавчина – и то и другое угрожало боеспособности военного корабля, неважно, морского или воздушного.
Распоряжение лейтенанта Веденски, командира «Баргузина» было недвусмысленным: коли уж «зайцы» пробрались без спросу на борт военного дирижабля, то пусть приносят пользу. Зря получать обильный «воздухоплавательский» паёк (их, прежде чем нагрузить работой, отмыли в корабельной бане, переодели в форменные штаны и рубаху, и зачислили на довольствие) не позволено никому – как, впрочем, и выбирать работу по вкусу. Что прикажут – то и будешь делать, потому как дисциплина…
- А дочка-то профессорская всё старается, глянь! - Сёмка толкнул приятеля локтем. – Вот неугомонная!

Елена, узнав, к какому занятию приставили «зайцев», возмутилась. Но такелаж-боцман непреклонен «небось, привыкли подобные штучки проделывать, когда своё, извиняйте, фройляйн, дерьмо в газовые мешки спускали. Вот пусть теперь и отдуваются!»
Когда не помогла даже апелляция к капитану (Алекс категорически отказал, заявив, что не собирается подрывать дисциплину на судне ради двух мелких паршивцев;), девушка заявила, что в знак протеста собирается разделить с «зайцами» их наказание, и пусть никто даже не думает её отговаривать! К её удивлению, желающих не нашлось; Алекс отвернулся, делая вид, что рассматривает в бинокль что-то на горизонте; папенька-профессор вообще предпочёл не вмешиваться, только бросал на дочку ироничные, с хитрецой, взгляды.
«…ну и ладно! Сами потом будете извиняться!..» – она упрямо тряхнула головой и  проследовала на мостик, на встречу с неаппетитными последствиями своего решения.
Сёмка с Витькой сначала восприняли добровольную помощницу с известной долей иронии, но, убедившись, что та не ищет лёгкой работы и не боится запачкать руки, Елену зауважали. И даже сделали попытку избавить её от самой неаппетитной части работ, непосредственно возни со смрадной жижей. Вместо этого «профессорской дочке» поручили другое,  не менее ответственное дело – заклеивать особым клеем разрезы в «вылеченных» газовых мешках, предварительно стягивая края прорехи суровой  парусной ниткой, продетой в длинную «цыганскую» иглу. Что  нисколько не избавило её от убийственной вони, жары, пота и прочих и неудобств, связанных с необходимостью носить газовую маску. Вот и сейчас – они отдыхают, а Елена продолжает возиться в клеем, иглой и заплатками, запечатывая ими разрез в основании очередного» газового мешка.

- Ладно, отдохнули, и хватит! – Сёмка вскочил на ноги. Только сейчас – чур, я наверху, отчерпываю! Намаялся уже с ведром этим, хватит. Твоя очередь.
Витька кивнул. Уговор есть уговор: после каждого отдыха они меняются своими «боевыми постами». Сейчас очередь напарника лезть вверх, а он, Витька останется внизу – поднимать и опускать «поганое ведро», при этом уворачиваясь от обильных потоков смрадной жижи, обрушиваемой сверху неуклюжим напарником.
Внезапно пространство между газовыми мешками наполнили частые удары колокола, и сразу за этим – топот матросских башмаков по дырчатому настилу, тянущемуся от кормы до носа «Баргузина». Мальчики переглянулись – а всё колокол звучал часто, тревожно: сбор, сбор, сбор! Елена тоже его услышала – в последний раз провела ладонью по только что наложенной заплатке, махнула ребятам рукой, и побежала к трапу,  ведущему вниз, на килевой мостик.
Сёмка и Витька переглянулись – и не сговариваясь  кинулись за ней вслед.
Что бы там не случилось – без них это не обойдётся!

- Горизонт чист, герр лейтенант! – громко отрапортовал сигнальщик. Он, как и Алекс, стоял на открытом мостике, окаймляющем пилотскую гондолу «Баргузина». Воздушный корабль неторопливо (сорок три узла жестяном циферблате счётчика воздушного лага) плыл на юг, на высоте в семь с половиной тысяч футов. Внизу – опостылевшее за эти две недели зелёное море от края до края, и конца-края ему пока что не видать…
Алекс опустил бинокль. Без его линз объект внимания - подозрительно ровная конусообразная возвышенность у самой линии горизонта  -   превратился в едва заметный пупырышек.
- Это и есть ваш Одинокий Холм?
Проводник, прежде чем ответить, хмыкнул и со скрипом почесал в затылке. Алекс спрятал усмешку – обучение хорошим манерам явно не пользовалось в станице Загорищенская, откуда тот был родом, особой популярностью.
- Так что, он самый, герр лейтенант. – заговорил, наконец, таёжник. – Только, прощения просим, не наш он вовсе.  Я никогда его своими глазами не видел, мужики рассказывали…
- А они, значит, видели?
- Не… - проводник помотал головой. – Тоже с чужих слов. В такую даль забираться – кому ж на ум придёт?  Но это тот самый холм, точно. В ём, болтают, и есть Заброшенный Город…
Прежде, чем увидеть на горизонте цель их путешествия, «баргузину» пришлось спуститься на юг почти на две тысячи миль. Действительно, далековато для таёжных промысловиков и добытчиков пушнины,  подумал Алекс. Что до старателей, ищущих золотые россыпи – те больше шарят по руслам речек и ручейков, стекающих с Восточного хребта, и в любом случае, не углубляются в тайгу на такое расстояние. 
- Ладно свободен пока. – сказал Алекс, и проводник с видимым облегчением покинул мостик. На его месте беззвучно возник вахтенный начальник с нашивками мичмана Воздушного Флота.
- Распорядитесь подготовить к вылету разведывательное звено. Состав… он задумался. Пойдут «гидра» и два аэроплана в качестве прикрытия.  Возглавит звено лейтенант Инглишби на своём «кальмаре». Да, и передайте, чтобы взяли на борт полный боезапас, а то мало ли…
Ещё в Новой Онеге,  когда «Баргузин готовили к дальнему рейду, было решено, что Инглишби возглавит флюг-группу дирижабля, состоящую из трёх «кальмаров» (в том числе и модифицированный экземпляр, вооружённый пулемётами), двух разведывательных «гидр» и  трёх новеньких, с иголочки, аэропланов.
- Ещё что-нибудь, герр лейтенант? – почтительно осведомился мичман.
- Да, разумеется. – Алекс кивнул. – Пусть механики начинают готовить к выгрузке шагоход, тоже с полным боекомплектом. Не исключено, что по результатам воздушной разведки нам придётся предпринять и наземный поиск тоже. И передайте связистам мой приказ – с этой минуты все аппараты связи ТриЭс следует опечатать. Пользоваться им можно только по моему личному распоряжению, и никак иначе.
- Слушаюсь, герр лейтенант!
Мичман коротко кивнул и щёлкнул по-кавалерийски каблуками. Однако, во взгляде его взгляде явственно читался вопрос.
- Вы, конечно, слышали, что инри куда глубже нас овладели премудростями ТриЭс? – осведомился Алекс. Не следует оставлять подчинённых в недоумении. – Так вот, это чистая правда. Нелюди могут засекать эманации ТриЭс на дистанциях, по меньшей мере, втрое превышающих доступные нам. Так что, если наши операторы пока не засекли здесь возмущения ТриЭс, это ещё не значит, что их нет.. А потому – лучше обойтись без лишнего риска. Мы здесь одни, и если что – помощи ждать неоткуда.
- Всё ясно, герр лейтенант! – отозвался мичман. - Разрешите идти?
Алекс кивком отослал его и подозвал старшего боцмана.
- Колокол к общему сбору.  – распорядился он. – Всем свободным от вахты построение на килевом мостике. Да, и пошлите вестового к профессору Смольскому – передайте, что я прошу его тоже присутствовать.
Он помедлил и слегка отстранённо, словно беседуя сам с собой, добавил:
- Вот мы и у цели, господа…

Командир «Баргузина» закончил свою речь уставным «Gott mit uns!»  Старший офицер выждал положенные четверть минуты, зычно скомандовал: «Команде разойтись по работам!», и под переливчатые трели боцманских дудок (на воздушных кораблях был принят тот же самый ритуал, что и в морском флоте) матросы кинулись по своим местам. Офицеры последовали за ними, и было заметно, что некоторые едва сдерживаются, чтобы не кинуться бегом. Ещё бы – вот сейчас и начинается настоящее дело, то, ради чего и была затеяна вся экспедиция.  Тут, пожалуй, забегаешь…
Витька проводил взглядом Елену, спешащую вслед за поручиком в кожаном костюме бронеходчика.
- Куда это она, а?
- В ангар, к шагоходу. – подумав, ответил Сёмка. Она же училась их водить, помнишь? Вот и здесь её наверняка приписали к машине. Запасным водителем, или что-нибудь в этом роде.
Основным воителем значился этот самый драгунский поручик, зачисленный в экспедицию по рекомендации Сёмкиного отца. Ротмистр Куроедов и сам с удовольствием бы занял это место – но он некстати страдал воздушной болезнью, о чём полковой начальник был отличнейше осведомлён. Пора уступать  дорогу молодым, Василий Ипатьич – сказал он. – Пусть малый покажет себя, а тебе – небось, не по чину за борт травить… 
Пошли за ней? – предложил Витька. Сёмка кивнул: перспектива вернуться к вонючему ведру с черпаком его не вдохновляла. А в ангаре сейчас наверняка найдётся занятие для двух пар рук…

Как такового, ангара на «Баргузине» не имелось – под него был переоборудован обширный грузовой трюм.  Примерно четверть его отвели для размещения и обслуживание шагохода; остальное место отдали под флапперы и аэропланы бортовой флюг-группы. Поверху, по всей длине «ангара», была закреплена дюралевую балку, по которой на роликах скользила цепная лебёдка. Грузоподъёмности её хватало, чтобы поднять и донести до люка (их в палубе было прорезано аж три штуки) и опустить со всем бережением вниз. Два из трёх люков были оборудованы  подъёмными аппарелями из дырчатых металлических листов; они могли служить не только для выпуска, но и для приёма летательных аппаратов. Для этой операции «Баргузину» приходилось разворачиваться против ветра и давать полный ход, и тогда флаппер или аэроплан могли, уравняв скорость со скоростью воздушного корабля, аккуратно скользнуть в открытый люк. а ещё можно причалить, зацепив крюком, закреплённым поверх кокпита, особую трапецию, установленную возле одного из  люков...
Сейчас возле аппарелей прогревали движки перед стартом аэроплана. Под кромкой кокпита одного из них, личной машины лейтенанта Инглишби, красовались отметки о воздушных победах: три силуэта германских «фоккеров» и три схематично изображённых инрийских инсекта.  Ближе к хвосту фюзеляж украшало изображение  туза треф – белый разлапистый трилистник с широкой чёрной кромкой.  Витька восхищённо выдохнул - командир флюг-группы «Баргузина» весьма серьёзно относился к своему новому званию званию аса…
В стороне ожидала своей очереди «гидра»; пилот и наблюдатель уже заняли свои места, и механики торопливо проверяли напоследок уровень питательной смеси в её крыльевых баках.
Мичман, руководитель полётов, выкрикнул что-то в жестяной рупор. Стоящий возле аппарели матрос сделал шаг в сторону и поднял сигнальный флажок. Ещё четверо матросов налегли на плоскости аэроплана; тот взр

евел двигателем и, прокатившись несколько футов, нырнул с аппарели вниз. Вслед за ним стартовал второй истребитель, и Витька вытянул шею – очень хотелось увидеть, как аэропланы наберут в пикировании скорость и выровняются, перейдя в горизонтальный полёт.
- Чего встал? – прошипел Сёмка. – Пошли отсюда, а то попадёмся на глаза дракону этому…
И он кивнул в сторону гидры, рядом с которой стоял их недруг, такелажный боцман. Витька втянул голову в плечи и вслед за другом шмыгнул к возвышающемуся в своём «стойле» шагоходу. Не хватало ещё, чтобы их выловили – и с позором отправили и дальше возиться с вонючей плесенью.

V
Теллус,
Загорье.
К югу от Затерянного Города.
Сдвоенный трос уходил наискось вверх, к зависшей на фоне угольно-звёздного неба туше «Хрустального Жала». До «облачника» было футов триста – сущий пустяк для проворной и лазучей, как кошка, Чо. По тросам перемещалось нечто вроде огромной плетёной корзины, в которой инри  и их пленники могли спуститься на поверхность Летучего островка или вернуться обратно – нелюди не желали гонять лишний раз немногие свои уцелевшие инсекты. Когда Чо в прошлый раз выбиралась  на поверхность, чтобы выйти на связь с Фламбергом, она заметила подъёмник – и сделала зарубку в памяти.
Теперь это пригодилось.
Подняться до «облачника» было для маленькой японки делом нескольких минут.  Внизу, на островке, послышался, вроде, встревоженный голос Фельтке – механик окликал её по имени. Чо никак на это не отреагировала, не отозвалась - поздно, поздно! За десяток футов до кромки люка, куда уходили тросы, она повисла на руках, хорошенько раскачалась и прыгнула  прямо на газовую гроздь. Мешок упруго спружинил – и отбросил бы её прочь, навстречу долгому падению к земле, но пальцы Чо вовремя вцепились в кожистые складки на его поверхности, остановив полёт.  Никакой особой удачи в этом не было - Чо научилась лазать по газовым гроздям без верёвок и прочих приспособлений задолго до того, как увидела первого инри, одного из тех, кто на её глазах вырезали маленькую общину Летучего островка Сирикава-го. Что ж, сегодня это она явилась незваной в гости к остроухим нелюдям - и горе тому, кто встанет сейчас у неё на пути.
Хватаясь за неровности и складки на поверхности газовых мешков, она переместилась так, чтобы её нельзя было заметить с одного их многочисленных мостиков и балконов, которыми было буквально облеплено «Хрустальное жало». Оказавшись надо одним из них, Что пригляделась. Небольшой, полукруглый, футов восьми-десяти в поперечнике, он соединялся лёгкими лесенками с идущей понизу галереей. Сам балкончик играл роль оборонительного поста – в середине стоял, прикрытый чехлом из ткани, тяжёлый метатель жидкой ртути, а возле него маялся от безделья инри-часовой. Больше никого не было видно – ни на самом балкончике, ни на лестницах, ни на соседних галереях. Чо удовлетворённо улыбнулась, поправила висящие на поясе жестяные ножны с «маузеровским» штыком, подобралась – и прыгнула.
Она приземлилась точно за спиной беспечного охранника.  Оттолкнулась обеими ногами и, извернувшись по-кошачьи, запрыгнула ему на спину. Представители расы инри славятся скоростью реакции - но этот не успел издать ни звука, не успел даже вскинуть руки, чтобы избавиться от неожиданной тяжести, когда острейшее лезвие перехватило ему горло от уха до уха. Фонтаном брызнула кровь, заливая леера и чехол метателя, инри схватился за шею – поздно, поздно! Несчастный шагнул вперёд на подкашивающихся ногах, а Что уже спрыгнула с его спины, подхватила под колени – и неожиданно сильным движением перевалила тело через ограждение. Сдавленный хрип, мелькнули распяленные крестом руки и ноги – конец!
«…один есть!..»
Видимо, с висящего в двухстах футах от «Хрустального Жала» «облачнике» заметили что-то неладное – на внешних мостиках забегали, засуетились фигурки инри. На носовом балконе замигала светящаяся точка.
«…что ж, вы сами напросились...»
Чо сдёрнула с метателя залитый кровью чехол, ухитрившись каким-то образом не  забрызгаться самой. Быстрый взгляд в бункер – отлично, тяжёлая зеркально отсвечивающая жидкость заполняет её почти на треть. Она рванула рукоять перезарядки и развернула ствол метателя.
Где тут спуск? Ага, вот он: обтянутая красной кожей скоба… Чо подправила прицел, и метатель послушно изверг сверкающие в звёздном свете струйки «живой ртути». Она, словно водой из брандспойта, прошлась ими по боку, по мостикам и галереям «облачника» - и засмеялась со свирепой радостью, видя, как складываются пополам пронзённые смертоносными брызгами фигурки.
«…два… четыре… пять!..»
Метатель захлебнулся очередью. Раздосадованная Чо ещё раз надавила на спуск. Ничего. Бункер был пуст.
На галерее внизу затопали, закричали высокими, разгневанными голосами.
«..ну что ж, как говорят её новые друзья-воздухоплаватели – «пора и честь знать…»
Чо зажала в зубах штык, ощутив на языке солоноватый вкус инрийской крови, перепрыгнула через ограждение и полетела вниз, к выпуклому боку газовой грозди.
«…пусть теперь нелюди лосят её, сколько им заблагорассудится!..»

- Отто, вставай, тревога!
Зауряд-прапорщик неохотно разлепил веки.
- Что стряслось, камрад?
- Девчонка, будь она неладна! – ответил Фельтке. – забралась по тросам на «Хрустальное Жало»! Я пытался её остановить, но где там! Она даже слушать не стала. И ведь ловкая, бестия, что твоя обезьяна-сапажу…
Сон с Ремера как рукой сняло.
- Полезла, говоришь? А штык у неё с собой, не заметил?
Где ж ещё? Она с ним не расстаётся.
- Значит, устроит там резню. – вделал вывод Ремер. – а потом инри спустятся сюда и перережут пленников. А там и до нас доберутся…
- Так что же делать? – опешил Фельтке. Такого поворота событий он явно не ожидал.
- А то ты не знаешь! Хватай свой «люгер» и вали наверх, разберись по скорому с охранниками. А я пока подготовлю ящики. Вытащим, вооружим наших парней, которые сейчас в бараке для пленных – и покажем остроухим, почём фунт лиха!

Чо ящеркой соскользнула на галерею и, не медля ни мгновения, кинулась вправо – в сторону носа «облачника», где, как она точно знала, был закреплён швартовый конец. Он, конечно, гораздо длиннее канатов подъёмника, да и инри уже переполошились, и вполне могут расстрелять её, когда она будет карабкаться вниз  - но другого варианта всё равно нет, ведь так?
Первый нелюдь попался ей буквально через десяток шагов, за ближайшим изгибом газовой грозди. Чо с разбегу прыгнула на него – рыбкой, вытянув вперёд руки с зажатым в ладошках штыком. И не промахнулась – золингеновская сталь вошла точно туда, куда она и целила, в диафрагму. Инри опрокинулся на спину, а она уже оседлала его, усевшись верхом на бёдра поверженного врага. Мелькнула неуместная мысль – вот так же она садилась на вздыбленное естество своего прежнего хозяина, К'йорра из клана Звездных Гонителей, чтоб его злобной душе не дождаться упокоения в инрийском аду… Она всей своей невеликой тяжестью навалилась на рукоять. Тело инри выгнулось дугой, приподнимая её вверх, словно в каком-то противоестественном оргазме – и обмякло. Она потянула штык на себя – тот не поддавался. Тогда Чо ухватилась за рукоять обеими руками и рванула изо всех сил. Конвульсивная судорога умирающего тела, горячий фонтан, бьющий из раны  (на этот раз уклониться от кровавого душа не удалось) – и маленькая японка, не удержавшись, летит спиной вперёд. Крики, топот всё ближе, и она, затравленно оглянувшись, карабкается по боку газовой грозди наверх, к ещё одному балкончику, нависшему прямо у неё над головой. Брошенный кинжал вспарывает оболочку в дюйме от её уха, но  - опять поздно! Что уже вцепилась пальчиками в помост, подтянулась, одним рывком перелетела через ограждение – и оказалась лицом к лицу с невысоким, седым инри с лицом, покрытым, словно печёное яблоко, глубокими морщинами. Большая редкость для представителей этой почти бессмертной (по человеческим меркам, разумеется) расы.
Но сейчас Чо меньше всего занимал возраст её врагов. Что же до их бессмертия – то на этот счёт у неё имелось своё мнение. Штык сверкнул в очередной раз – Что держала его обратным хватом и не успела перехватить поудобнее, а потому удар по горлу старика-инри пришёлся не бритвенно-острой кромкой, а зазубренной пилой. И не перехватил гортань одним хирургически-тонким разрезом, а прошёлся поперёк шеи грубо, грязно, волоча за собой клочья кожи и мышц, зацепившихся за зубцы.
Предсмертный хрип, тошнотворное бульканье – жертва повалилась на колени, обеими руками держась за развороченное горло. Кровь фонтанчиками била у него между пальцев. Чо, пригнувшись, крутанулась навстречу второму врагу, и…
- Ты?..
Фламберг попятился, ошарашенно глядя на Чо   – его любимый монокль вылетел из глазницы и повис, раскачиваясь, на шнурке. Маленькая японка и сама не смогла бы сказать, исхитрилась удержать разящий удар. Она так и застыла перед магистром – в низком приседе, с далеко отведённой назад рукой со штыком. С его кончика медленно стекала и капала на палубу кровь К'Нарра.

Больше всего Фламбергу сейчас хотелось извлечь из рукава маленький, выложенный перламутром, двуствольный пистолетик (его он, пользуясь статусом переговорщика, сумел уберечь от бдительности конвоиров) и тут же, на месте, пристрелить кровожадную соплячку. Но вместо этого прошёл в каюту. Чо следовала за ним по пятам, сжимая перемазанный кровью нож самого зловещего вида.
Пытаться покарать девчонку за самоуправство не стоило, минимум, по двум причинам:  во-первых, даже выпустив сразу обе пули, больше похожие на гомеопатические пилюли, трудно надеяться получить дозу, потребную даже для крошечной Чо. А во вторых – в дверь каюты уже колотились кулаки набежавших инри.
Ещё минута, может две – запоры крепкие, да и петли   мало им уступают, - и дверь не выдержит. И тогда охранники, Фламберг ни секунды в этом не сомневался, не станут разбираться, кто перерезал горло старику-учёному, да ещё и таким варварским способом. Прикончат с чистой совестью обоих, тем более, что маленькая японка уже оставила за собой не один труп - если судить по её залитой кровью одежде и безумному блеску в раскосых глазах.
- И что ты собираешься делать дальше?
Он кивком указал на дверь, сотрясающуюся под тяжкими ударами. Похоже, инри приволокли к каюте старика-учёного какой-нибудь подходящий предмет мебели, и теперь орудуют ею, как тараном.
Девчонка пожала плечами и не ответила. Ну да, конечно, с лёгкой завистью подумал магистр, ей то о чём беспокоиться? Сиганула через ограждение – и ищи её, свищи. А он останется тут один, разбираться с разъярёнными инри. По поводу того, чем закончится такая разборка, Фламберг не испытывал никаких иллюзий.
- Надеюсь, ты не собираешься дать им тут бой?
Снова пожатие плечами, сопровождающееся несколько недоумённым взглядом, ясно говорящим: «нашёл дурочку!..»
- Тогда нам лучше поторопиться.
Он обежал кату взглядом, снял с вешалки объёмистую сумку, и стал складывать туда свитки и приборы, начав со своего драгоценного орбиталя. 
- Там, на мостике, справа – пойди, посмотри…
Чо кивнула и беззвучно выскользнула за дверь.
«…как бы, и в самом деле, не сбежала…»
После очередного, особенно сильного удара, из-за двери раздался огромкий треск. Фламберг, вообразивший, что последняя преграда, наконец, пала, крутанулся на месте, извлекая из рукава бесполезный пистолетик. Но оказалось, что не выдержал таран – неведомый предмет мебели проиграл схватку с запорами и крепким деревом самой двери.
«…что ж, пара минут, у нас ещё есть. Если инри, конечно, не догадаются спуститься по тросам сверху…»
Но вместо воинственных криков и топота инрийских абордажников снаружи раздался радостный вскрик Чо. Он затянул ремешок сумки и вышел на мостик.
К'Нарр, демонстрируя ему свою лабораторию, не преминул похвастаться и личным транспортом. Крошечный прогулочный инсект, раза в три меньше «стрекозы», с запасом питательной жидкости всего на полчаса полёта – старый учёный держал его слева от мостика. Газовые грозди здесь неплотно прилегали друг к другу, образу узкую щель – в неё-то и помещался подвешенный на особых кронштейнах одноместный «мотылёк». Чо  выволокла аппаратик из ниши и суетилась, готовя его к полёту – Фламберг отметил, что действует девчонка весьма умело.
«..ах, да, она же бежала из инрийского плена в ударном  бомбококоне, заняв место пилота-обрубка - а у всех инрийских инсектов устройство более-менее схожее, отличия только в размерах и бортовом вооружении…»
Крылья инсекта с треском раздвинулись, и на мостике сразу стало тесно. Туловище-фюзеляж инсекта нетерпеливо подрагивали, приглашая седоков в полёт, на тонких, почти прозрачных пластинках маховых перепонок играл свет звёзд – как и отблески маневровых огней соседнего «облачника». Фламберг заметил, что корабль отдал швартовые концы и медленно поворачивается, идёт на сближение с «Хрустальным жалом». На внешних галереях, обращённых к ним, теснятся многочисленные фигурки инри в полном абордажном снаряжении.
«…вот что они задумали! Сейчас подойдут вплотную, закинут на мостик абордажные крючья – и всё…»
Чо нетерпеливо дёрнула Фламберга за рукав, указывая на единственное сиденье. В ответ он отрицательно помотал головой - в своей способности справиться с «мотыльком» Фламберг, до того летавший, разве что, на спортивных планёрах, не был уверен совершенно.
Девушка всё поняла и запрыгнула в сиденье. Фламберг устроился позади, обняв  её за талию. Против ожидания, устроились они довольно удобно, и даже сумели пристегнуться единственной парой ремней -  Чо была крайне миниатюрна, да и сам магистр не отличался особо внушительными габаритами. Позади сиденья он заметил что-то вроде сетки-багажника, куда и засунул свою сумку. Как бы дело не повернулось, её содержимое им ещё пригодится.
Неровная, бугристая стена «облачника» быстро надвигалась – до неё оставалось футов шестьдесят, не больше. Инри-абордажники на мостиках вопили, размахивая клинками и, словно в ответ, из каюты снова донеслись тяжкие удары – похоже, штурмующие раздобыли новый таран.
Хорошо хоть с соседнего корабля не стреляют, подумал Фламберг, наверное, боятся повредить газовые мешки. Додумать эту мысль он не успел – Чо рванула на себя рукоятки управления, «мотылёк взвизгнул маховыми перепонками, резко взял с места, взмыл на десяток футов – и крутым переворотом ушёл нырнул в сужающуюся щель между двумя «облачниками». Фламберг краем глаза увидел, как мелькнули справа от них зеркальные струйки «живой ртути» - инри, сообразив, что их оставили с носом, решили больше не церемониться. Чо тоже заметила опасность и, вместо того, чтобы направить «мотылёк» к висящему неподалёку Летучему островку, она свалила его крутое пике, уходя к невидимой в угольной темноте земле.
Вслед им неслись яростные вопли инри, да зловещее шуршали, проносясь впритирку к улепётывающему со всех перепонок инсекту, струи «живой ртути».
«…спасены»!..»

Отредактировано Ромей (24-01-2022 20:30:35)

VI
Теллус,
Загорье.
Над Затерянным  Городом.
До того, как второй лейтенант Уилбур Инглишби перешёл на службу в Роял Нэви, , он около года состоял в Королевском лётном корпусе. В августе тысяча девятьсот пятнадцатого года, когда корпусом командовал знаменитый Хью Тренчард, Уилбур был зачислен в сквадрон RFC No2, и летал на разведчике Vickers F.B.5. После чего – пересел на истребитель Airco DH.2.
Самыми частыми типами заданий, которые ему пришлось выполнять за время службы в RFC были два: вылет на патрулирование линии фронта и сопровождение аэропланов-разведчиков. Случалась, правда, и охота за наблюдательными аэростатами – но всё же именно записи о вылетах на сопровождение самолётов, ведущих воздушную разведку и корректировку артиллерийского огня, занимало в его лётной книжке добрую половину строк. На них же пришлись именно на эти полёты.  К моменту начала мясорубки на Сомме британцы теряли до полусотни аэропланов в неделю, но Уилбур каким-то чудом сумел уцелеть, потеряв четыре аппарата: три в воздушных боях и один, новенький, только что полученный  с завода «Sopwith Camel» – при неудачной посадке.
Так что то, что происходило сейчас в небе над Загорьем, было лейтенанту давно и хорошо знакомо. Как и в небе над речкой Сомма, машины шли четвёркой. В середине аппарат разведчик (сейчас его роль играла тяжёлая «гидра»)  по бокам, с небольшим отставанием  - пара истребителей, и сам Уилбур, как командир разведывательного звена – ещё на полсотни футов позади и немного выше. Правда, внизу вместо лунного пейзажа, изрезанного траншеями и ходами сообщения, изрытого миллионами воронок, утыканного стволами деревьев, обглоданных артогнём и затянутого непроходимыми зарослями колючей проволоки, здесь простиралась от горизонта до горизонта простиралась девственная тайга. Но -  смотреть вниз  дело наблюдателя с флаппера-разведчика, его же задача: непрерывно вертеть головой (спасибо пижонскому шарф-кашне из белого шёлка, который не позволяет стереть шею о суконный воротник кителя), высматривая воздушного противника. А его-то как раз пока и не видно.
Немного напрягало то, что на бортах и аэропланов и «гидры» красовались разлапистые, чёрные с белой каймой кресты - в точности такие он привык видеть на аппаратах своих противников, германских пилотов. Но раз уж он теперь и сам сподобился служить в воздушных силах КайзерРайха – то чего уж тут жаловаться? Как говорят русские, которые попущением теллусийского Творца-Создателя составляют большую часть экипажей здешних дирижаблей – «от добра добра не ищут». Или, как говорят в старой доброй Англии: «Leave well enough alone» .
Сегодня целью их разведывательной миссии был Одинокий Холм – покатая горушка со срезанной вершиной, возвышающаяся посреди ровной, как стол лесистой равнины. Согласно бытующим на Теллусе легендам, холм был никаким не холмом, а развалинами древнего, заброшенного невесть сколько тысячелетий назад, города инри. Зачем, почему остроухие нелюди ушли отсюда и подались на запад, к Побережью – на этот вопрос местный фольклор давал не меньше десятка ответов, причём все они противоречили друг другу.
Но сейчас Уилбура Инглишби меньше всего интересовали предания глубокой старины. Он, разумеется, не рассчитывал разглядеть сверху руины башен и изгрызенные временем стены – и за куда меньшее время брошенный в лесу город исчезает без следа, поглощённый буйной растительностью. Но, когда звено прошло над вершиной подозрительного холмика, он обнаружил нечто такое, от чего у него под очками-консервами глаза на лоб полезли.
Плоская, срезанная верхушка холма представляла собой нечто вроде кромки суповой тарелки. Внутренние её стенки, скошенные под углом около сорока пяти градусов, спускались на сотню футов, образуя надёжное укрытие для тех, кто вздумает разместиться в этом своеобразном внутреннем дворике, имеющем в поперечнике больше трёхсот футов. И сейчас этот дворик не пустовал – на нём, придавив своей тушей невысокий кустарник,  удобно устроился двухсотфутовый жук-плывунец густо-карминного цвета.
Къяррэ! Всё-таки – къяррэ, как и предрекали профессор и его ассистент, неприятный тип с фамилией Кеттлер.
Что ж, къяррэ так къяррэ. Уже и то хорошо, что их  «посадочная площадка» не окружена плюющимися сталью и свинцом зенитными орудиями, и никто пока не мешает им рассмотреть неведомого врага (это ведь враг, верно?) поближе.
Уилбур покачал крыльями – «делай, как я!» и взял ручку управления на себя, уводя аэроплан в набор высоты. Сейчас они поднимутся ещё футов на триста, потом заложат вираж – и выйдут к холму с противоположной стороны.

Лейтенант не заметил, откуда появилась «стрекоза». Видимо, насекомоподобный аппарат взлетел под прикрытием корпуса корабля къяррэ, потом ушёл в сторону, едва не задевая верхушки деревьев - и только тогда набрал высоту.
«…откуда у къяррэ инрийский инсект? Боевой трофей? Они ведь воюют друг с другом... Или - не воюют, и всё эти заумные телодвижения, предназначены лишь для того, чтобы   заморочить голову их общему противнику, жителям КайзерРайха?
А как в воздухе откуда появились другие противники, он разглядел прекрасно. «Плывунец», неподвижно лежащий в чаше внутреннего дворика,  вдруг вздрогнул всем корпусом, словно забился в конвульсиях – и выбросил вверх четыре длинных ярко-красных плевка-протуберанца. Но они не растаяли красной пылью, как это было во время достопамятного воздушного сражения над Южным океаном, а отпочковались от «панциря», образовав бесформенные сгустки, которые стали набирать высоту, идя на сближение с разведчиками. «Стрекоза» в свою очередь описала широкую дугу и заняла место во главе атакующего строя.
«…что ж, расклады определились – трое против четверых, силы, считай, равны. Если, конечно, чёртов «плывунец» не выплюнет ещё дюжину-другую таких же протуберанцев…»
Звено с «Баргузина» имело некоторый выигрыш по высоте – футов триста, не больше, но Уилбур знал, какими ценными могут оказаться эти футы, особенно в самом начале схватки. Ударить на противника сверху – наилучшая тактика из всех возможных. Он толкнул ручку, заходя на противника со стороны солнца. Ведомые послушно повторили его манёвр, и он видел, как в застеклённом носу «гидры» откинулся лючок и оттуда высунулась толстая труба «льюиса». Ещё один пулемёт вращался на турели позади пилота – флаппер-разведчик готов был ощетиниться очередями в ответ на любую атаку воздушного врага. Конечно, не дело разведчиков-наблюдателей вступать в воздушный бой – но скорость, огневая мощь и, главное, непревзойдённая живучесть «гидры» делали её весьма крепким орешком.
Неприятель тем временем набирал высоту. «Медузы» (так Уилбур про себя обозвал незнакомые летательные аппараты за овальную форму корпуса и тянущийся позади шлейф пылевых «шупалец-протуберанцев) явно уступали в скороподъёмности шустрой стрекозе и наезднику-инри  - лейтенант ясно видел скорчившуюся в седле фигурку, - приходилось придерживать свой инсект. А вот каковы «медузы» в воздушном бою?
«…вот сейчас и выясним…»
Он положил истребитель на крыло и махнул рукой, указывая ведомым на «стрекозу». В первую очередь надо расправиться с ведущим, а там можно будет заняться и «медузами».
Англичанин помнил кроваво-красные протуберанцы, которыми корабль къяррэ раз за разом встречал атаки инрийских «облачников». Поведение «медуз» в бою живо напомнило ему именно это оружие – они не стреляли, не выбрасывали чего-то напоминающего инрийске «громовые стрелы», а упорно стремились столкнуться с противником. Зачем? Вероятно, чтобы »заразить» неприятельский аппарат одним своим прикосновением,  заставить его растечься кровавой пылью – незавидная судьба, которая на глазах Уилбура постигла оба задетых протуберанцами «облачника».

Воздушный бой почти сразу перешёл в стадию самой обыкновенной «собачьей схватки». Истребители навязали «медузам» бой на горизонталях и всаживали в них очередь за очередью, от которых летучая пакость обильно фонтанировала всё той же осточертевшей красной пылью. «Гидра» старалась им не уступать – флаппер упорно пытался пролезть в самую гущу боя, огрызаясь пулемётными очередями, и лишь энергичные жесты Уилбура заставили пилота вспомнить о своих непосредственных обязанностях, доставить результаты проведённой разведки. Круто спикировав к земле, «гидра» вышла из боя, развернулась и на всей возможной скорости понеслась на северо-запад. Туда, где неразличимая в тусклых лучах вечернего солнца, висела над тайгой длинная сигара «Баргузина».
Драка в воздухе, тем временем, продолжалась. Один из аэропланов атаковал «медузу», ловко зайдя ей в хвост – но там внезапно словно замерла на одном месте, и аэроплан с разгона влетел в раскрытые венчиком щупальца – как запоздало сообразил Уилбур, приём, позволяющий резко увеличить «зону охвата», одновременно играя роль воздушного тормоза.
Аппарат вырвался из багрового облачка, оставшегося на месте убитой «медузы» какое-то мгновение Уилбуру казалось, что всё обошлось, и красные завихрения, тянущиеся за машиной – всего лишь частицы, захваченные корпусом и плоскостями при пролёте через «останки» летательного устройства къяррэ. Но шлейф густел, уплотнялся; спустя считанные секунды гофрированная обшивка алюминий плоскостей растворилась, превратившись в завихрения кровяной взвеси - и аэроплан, лишившийся подъёмной силы, камнем понёсся вниз.  Уилбур с замиранием сердца ждал, когда пилот выбросится со «спасательным крылом». Но, видимо, человеку, сидящему в открытой кабине, досталось не меньше, чем машине -  и стоило лишь порадоваться, что истаивающий на глазах аэроплан врезался в землю, избавив несчастного от мучительной необходимости видеть, как превращаются в кровавую пыль его собственные пальцы, щёки, нос…
Второй ведомый тоже исхитрился расстрелять из курсовых пулемётов «медузу» - та сразу лопнула, подобно шарику, наполненному ярко-красным газом, - и, уходя от столкновения, круто полез вверх, только для того, чтобы напороться на струю «живой ртути», выброшенной метателями спикировавшей сверху инрийской «стрекозы». На этот раз результаты попаданий оказались куда более привычными для взора пилота-истребителя – подбитая машина, кружа, словно падающий лист, полетела к земле. И снова пилот не сделал попытки выброситься с «крылом» - то ли он тоже был, поражён смертоносными зеркальными брызгами, то ли потерял ориентацию в пространстве и попросту не смог выбраться из кокпита обречённого аэроплана.
Теперь Уилбур остался один – против троих противников. Он крутанул бочку, завалил машину в нисходящий вираж – и краем глаза увидел, как от Одинокого Холма к месту бой спешат ещё не меньше полудюжины «медуз». Мало того – он ясно видел над срезанными краями «чаши» неторопливо всплывает багрово-красная туша «плывунца» къяррэ.
«…ну всё, пропал. Теперь – нипочём не вывернуться…»

В последний момент он заметил просвет между верхушками деревьев – и рванул за управляющие стропы. «Крыло послушно вильнуло в сторону, ноги проехались по листве, и он с треском провалился в зелёный влажный сумрак. В падении он пересчитал, кажется, все сучья, отходящие от громадного, в десяток обхватов, ствола – пока не повис, раскачиваясь, довольно высоко над землёй. Взгляд вверх – ну, конечно, смятая тряпка крыла зацепилась за сук. Невезение, да и только  - хотя, если подумать, могло быть и куда хуже. Например, если бы он накололся на сухой сук – и повис бы на нём, истекая кровью, как жук на булавке энтомолога.
Попытка раскачаться и дотянуться до ствола древесного гиганта ничего не дала. Впрочем, он толком не знал, что будет делать, если всё-таки до него доберётся. Попробовать вцепиться в глубоко изрезанную трещинами кору? Не получится – для этого надо быть белкой или диким лесным котом. Нижние ветви – здоровенные, вдвое толще его талии – нависали высоко над головой. Попробовать долезть по стропам? Увы - прочные, но чересчур тонкие, они только резали ладони, не позволяя хорошенько ухватиться и подтянуться.
Оставался единственный вариант. Уилбур вздохнул, извлёк из-за голенища пилотского башмака нож, и принялся пилить стропы.  Может, получится как-нибудь спрыгнуть с двадцатифутовой высоты, не переломав при этом кости?

…он успел расстрелять одну за другой трёх «медуз», прежде чем пулемёт замолк, подавившись остатком патронной ленты. После этого оставалось только уворачиваться от кидающихся со всех сторон кроваво-красных блямб – но это  не могло продолжаться долго, а вырваться из смертельной круговерти ему не позволяли.  Он не заметил, когда зацепил кончиком крыла одну из «медуз» - увидел только, как истаивает кровавой пылью плоскость начинает таять, исходя багровыми завихрениями. Мгновенный ужас пронзил его существо – вот, ещё немного, наверное, полминуты – и неведомая напасть доберётся и до него самого. Он рванул застёжку пристяжного ремня, выдохнул – и перевалился через край кокпита. Что-то больно ударило по ногам, но он уже летел, кувыркаясь, к земле. Потом – хлопок, жестокий рывок вверх – и вот лейтенант Уилбур Инглишби уже висит, раскачиваясь, на стропах под треугольником «спасательного крыла», а далеко вверху описывают круги «медузы», явно не понимающие, куда делась их законная добыча.
Уилбур горько усмехнулся. Ещё одно преимущество службы в теллуссийском воздушном флоте: во втором сквадроне RFC, как и позже, в воздушных силах Роял Нэви, пилотам, помнится, никаких парашютов не выдавали…
Что ж, во всяком случае, он жив. А значит – ещё остаётся шанс нарисовать на борту нового аэроплана три карминно-красных блямбы в дополнение к уже имеющимся украшениям -  счёт сегодняшней воздушной схватки.

Последняя стропа с треском лопнула, и Уилбур мешком полетел на землю. Упал он крайне неудачно – голенью на высовывающийся из земли толстенный корень. От острой боли лейтенант потерял сознание – и не слышал пронзительного визга перепонок садящейся «стрекозы».

Уилбур пришёл в себя тоже от боли – его куда-то волокли, ухватив за плечевые лямки подвесной системы. Он с трудом разлепил веки – и увидел над собой лицо  Л'Тисс.  Знакомое, близкое – сколько раз ему доводилось видеть, как его искажала гримаса животной страсти, когда наездница осёдлывала его бёдра и неистово скакала на его плоти, издавая в экстазе свои пронзительные трели - А-а-о-о-э-э-эй-йя!
И, вместе с тем, непереносимо страшное - настолько, что его едва не вывернуло от ужаса наизнанку. И дело тут совсем не в оскаленных острых, звериных, словно нарочно подпиленных зубах его бывшей любовницы.
Глаза - сплошные кроваво-красные яблоки без белков, зрачков и прожилок. Нечеловеческие, даже не инрийские. Глаза… къяррэ?
Рука шевельнулась в попытке нашарить на поясе кобуру. Пусто. Л'Тисс злобно ухмыльнулась и дёрнула посильнее. Сломанную голень словно пронзило раскалённое докрасна лезвие, вышибая из Уилбура остатки сознания. 
Последнее, что он успел подумать, прежде чем провалиться в чёрное, пропитанное болью ничто: «Оказывается, пресловутый сук, на который он мог наколоться при падении – далеко не самый скверный вариант. А ещё лучше было бы остаться в машине: до земли было не так уж далеко,  и милосердный удар мог прикончить его куда раньше, чем тело стало бы таять, растекаясь страшной багровой пылью...»

Отредактировано Ромей (25-01-2022 21:04:01)