Глава 10. Разговор.
- Здравствуйте, Симон Аршакович Тер-Петросян, меня зовут Тимофей Васильевич Аленин-Зейский. Именно мою супругу и ребёнка вам поручил убить Ульянов Владимир Ильич, - я посмотрел на Камо, который сидел на стуле и  бессмысленным взглядом смотрел перед собой, руки его были скованы наручниками сзади. – Я тут узнал, что вы изображаете из себя сумасшедшего, невосприимчивого к боли, надеясь избежать петли. Вынужден огорчить вас, есть решение консилиума уважаемых врачей, которое признаёт вас лицом симулирующего заболевание душевнобольным.
Я сделал паузу и посмотрел на кумира моего детства, там, в прошлом-будущем, а теперь в этом мире, смотрел на человека, который чуть не убил мою семью. От которого пострадал мой тесть, с трудом выкарабкавшийся с того света после ранения. Но злости, как ни странно, не было. Было любопытство.
- Вы все ещё живы, Симон Аршакович, только потому, что я лично попросил императора сохранить вам жизнь до тех пор, пока я не переговорю с вами. А так, приговор вам вынесен, осталось только привести его в исполнение, - продолжил я.
Заключённый всё так же молчал, уставившись в одну точку перед собой. 
- Вы думаете, что я вас провоцирую. Отнюдь нет. Понимаете, Камо, любого нормального человека, когда ему причиняют боль, а тот пытается показать, что ему не больно, выдают глаза. Да, вы можете заставить, так сказать, молчать на боль своё тело, контролируя его, но ваши зрачки выдадут вас, расширившись. С ними вы ничего поделать не сможете. Это и написано в заключении. Если вы продолжите изображать из себя душевнобольного, то вас завтра повесят, - я замолчал.
Заключённый так же молчал, и меня это стало раздражать. Кумир кумиром, но он чуть не убил моих любимых и дорогих людей, и, видимо, тоже относится к породе фанатиков. Ну, да и чёрт с ним. Были у меня кое-какие задумки в отношении профессионального революционера Камо. Не получилось. А на нет, и суда нет. Точнее, суд уже состоялся и приговор вынесен.
- Что же, Симон Аршакович, разговора не получилось. Посему, покидаю вас. Завтра приговор приведут к исполнению, - с этими словами я развернулся и пошёл на выход из камеры для допросов.
Подойдя к двери, постучал. Откинулась заслонка дверного глазка, потом захлопнулась, и заскрежетал ключ в замке. Камо сидел в подвальном помещении Приоратского дворца, которое после поимки и содержания Уоллера-Ашетта было переоборудовано под камеру для допроса, а рядом ещё несколько помещений для содержания особо важных, можно сказать, противоцарских преступников.
Вот я и не выдержал, на второй день после приезда спустился вниз, чтобы поговорить с Тер-Петросяном. Перед этим ещё вчера определив с императором возможность его использования в наших целях, чем очень сильно удивил Николая. Тот подумал над моими предложениями и дал добро на сегодняшний разговор.Но диалог не состоялся, поэтому сегодня Камо по одному из вариантов развития событий отправят в Петропавловку, и там завтра повесят.
Да… Дела, мои делишки! Первым был Пилсудский, потом английское королевское семейство, дальше семейство Романовых, а теперь Савинков, Камо. Так и до других товарищей дойду, тем более, должок имеется. Мои размышления прервала открывающаяся дверь, и в этот момент я услышал за спиной:
- Что, Вы, хотели от меня услышать?
Я повернулся и посмотрел на Камо, взгляд карих глаз которого стал острым и пронзительным.
- В принципе, ничего. Просто я знаком с вашей революционно деятельностью и не могу для себя понять, почему вы, Симон Аршакович, согласились стать убийцей женщины и ребёнка? Это же не ваши методы.
Тер-Петросян опустил голову, уставившись в пол, и глухо произнёс:
- Партийная дисциплина. Мне отдали приказ, я обязан его был выполнить.
- Спасибо, за правдивый ответ. Прощайте.
- И это всё, что вы хотели узнать?! – голос Камо, которым он задал вопрос, выражал огромное удивление.
- Всё, Симон Аршакович. И благодаря этому интересу, вы прожили чуть подольше. А про деятельность вашего  ЦК РСДРП мы многое знаем. Например, про то, что на деньги, полученные от полковника Акаси Мотодзиро, собираются закупить  оружие для организации вооруженных восстаний в Польше, Финляндском княжестве и Баку нам известно. И мы этого не допустим. То, что одним из условий получения денег от японцев было покушение на мою семью, предполагаю. Но думаю, что так оно и есть. Ваш Старик пойдёт на сделку с сатаной лишь бы свершить свою революцию, - я глубоко вздохнул, так почувствовал, что гнев начинает охватывать меня.
Сделав ещё пару вздохов-выдохов, успокоившись, дал знак  одному из «ангелов», который охранял заключённого, закрыть дверь снаружи и продолжил:
- Могу вам пообещать, что в очень скором времени вашим товарищам придётся выбирать новый центральный комитет, так как товарищи Ульянов, Аксельрод, Ленгник, Мартов и Плеханов скоропостижно скончаются. Кто утонет, кто повесится, кто пулю в висок себе пустит, кто упадёт неудачно и шею сломает. Я тут раздумал и о дальнейшем существовании членов семьи этих товарищей. Рассказал, что мы будем делать с ними Борису Викторовичу Савинкову, и вы знаете, тот проникся и даже пожалел, что этого не увидит.
- Почему не увидит? – перебил меня Камо.
- Он, имея британский паспорт на имя Чарли Гильберта, доставил в Порт-Артур семьдесят пудов тротила под видом «Мыло Pierette». Понятно, для каких целей. Его боевая группа должна была совершить диверсии на наших броненосцах. Руководили этой операцией и финансировали офицеры Японского Генерального штаба. Вот Бориса Викторовича с подельниками, а также с японскими шпионами и расстреляли больше месяца назад в Порт-Артуре. Там много кого расстреляли. Не надо Родину и народ свой предавать во время войны.
- У профессионального революционера нет Родины, - тихо произнёс Камо.
- Понятно. Тогда моё предложение пропадёт втуне. Ещё раз прощайте, - я вновь повернулся к двери, чтобы постучать в неё.
- И что за предложение – предать своё дело? Хотите из меня нового Азефа сделать. Хотя, я в его предательство не верю, - эмоционально произнёс мне в спину Камо.
Даже и не верилось, что пару минут назад он сидел без всякого выражения на лице, изображая душевнобольного. Отличный актёр.
- Могу подтвердить, что это так. Айзеф был агентом охранки. Но своеобразным таким агентом. Этакий слуга двух господ. Главным для него были деньги. Это был его настоящий Бог – Золотой телец, - развернувшись, произнёс я, удивляясь про себя, как изменился внешне Тер-Петьросян.
Сейчас это был настоящий горец-разбойник, готовый сражаться и умирать.
- Меня деньги мало интересуют. Так что же вы хотели мне предложить? – задал вопрос Камо немного напряжённым голосом.
- Вы знаете,  Симон Аршакович, мне жаль, что такие молодые люди как Савинков, вы и многие другие встали на путь террора и предательства своей Родины, желая на практике воплотить идеи марксизма, которое как политическое течение утверждает неизбежность классовой борьбы и социалистическую революцию, в которой ведущая роль будет принадлежать пролетариату. Эта революция приведёт к уничтожению частной собственности и установлению на основе общественной собственности на средства производства коммунистического общества, направленного на всестороннее развитие каждого члена общества без какой-либо эксплуатации человека человеком. Я ничего не перепутал, товарищ Камо?
- Нет. И, по моему мнению, это достойная цель, ради которой можно и жизнь отдать.
- Ваше право верить в эту утопию. Только, понимаете, меня-то эта теория не устраивает, потому что я принадлежу к тому классу, который вам профессиональным революционерам и пролетариату, руководимому вами, придется уничтожить, чтобы построить своё светлое коммунистическое будущее. И таких, как я дворян, офицеров, чиновников, духовенства, купечества наберётся три-четыре миллиона человек из ста тридцати населяющих Российскую империю. Их вам придётся пустить под нож, согласно марксистской теории в рамках классовой борьбы.
- Вы извращаете смысл классовой борьбы.
- И чем же? Я натуральный эксплуататор по данной теории. У меня две мызы и земля, на которой работает больше ста деревенских семей. В столице на Невском проспекте четырёхэтажный доходный дом, в котором для проживания моя семья использует две квартиры по четырнадцать комнат, которые обслуживают несколько наёмных работников. Да и в двух имениях есть наёмные работники кроме крестьян. Я богатый барин, который эксплуатирует других, получая прибавочную стоимость, и жирует на этом. Разве не так? – задал я вопрос, смотря прямо в глаза Тер-Петросяна.
- Так, - не отводя взгляда, ответил тот.
- Тогда объясните мне, Симон  Аршакович, почему эксплуатируемые мною крестьяне встали на защиту моего имения, подняв на вилы и порубав косами двух ваших товарищей? Они, можно сказать, с голыми руками пошли на револьверы и винтовки. Трое из них погибли, ещё несколько человек было ранено, - я сделал паузу. – А почему арендаторы помещений доходного дома все как один добровольно сдали деньги в «кассу помощи», как они её назвали. И передали приличную сумму на лечение генерала Беневского. Может я неправильный эксплуататор? Или что-то в теории марксизма изначально неверно взято за основу? Может общественная собственность на средства производства, как и равенство между людьми – это химера?
- Почему же химера?! – возмутился заключённый.
- От каждого - по способностям, каждому - по труду. Этот социалистический лозунг уже предполагает, что люди по своим способностям не равны между собой при выполнении работы, и поэтому будут получать разную оплату своего труда. Так какое же равенство?
- Вы опять переворачиваете всё с ног на голову.
- Ладно, про равенство, средства производства и эксплуатацию не будем больше говорить. Но возьмём отказ от частной собственности. То есть, чтобы жить в вашем светлом будущем, я должен свои мызы, свою землю, доходный дом отдать в общую собственность? 
- Да! И это будет справедливо, - эмоционально произнёс Камо.
- Симон  Аршакович, я всего лишь на девять лет вас старше, но у меня возникает чувство, что я разговариваю с ребёнком, который затвердил какие-то тезисы и считает их абсолютно верными. И поэтому всё подгоняет именно под них. Я вот не понимаю в чём справедливость, когда я должен отдать своё, заслуженное кровью, кому-то, кто и палец об палец не ударил, чтобы сделать столько же для Отечества, сколько и я. У меня четыре контузии, две получил недавно на войне с Японией, пять ранений. Все ордена боевые. За мои заслуги я всё, что имею в собственности, получил в награду. И вот объясните мне, почему я это всё должен отдать другим? А если не отдам, то меня в расход? – сделав паузу, я подумал, что надо из этих теоретических дебрей выходить и делать Камо прямое предложение. – Ладно, не будем попусту сотрясать воздух. Я хотел предложить вам, пока вы ещё не до конца утопли в этом марксизме, приложить свои силы в деле освобождения Турецкой Армении. Там в ближайшее время начнётся новая заваруха, и если фидаям не помочь, то повторится Сасунская резня. Вот такое предложение.