IV

- Планы опять меняются. – я щёлкнул клавишей внутренней связи компьютера и откинулся на спинку стула. – Только не спрашивай в чём дело.
Юрка не хуже меня слышал сообщение, прочитанное мягким женским голосом: «Отправление вашего рейса откладывается». За дополнительной информацией обращайтесь в информационную службу, которая находится…»
И так далее. Никуда мы, конечно, обращаться не собирались, поскольку точно знали ответ: «Имейте терпение, товарищи, всё, что нудно, до вас доведут. А пока отдыхайте, набирайтесь сил…»
Слова эти мы слышали, по меньшей мере, трижды. В первый раз, когда «Тихо Браге» вынырнул из «тахионного зеркала» «Звезды КЭЦ», но, вместе того, чтобы отойти на положенные пять километров, развернуться и снова нырнуть в светящуюся мембрану, которая перенесёт его к «Заре», висящей где-то над Заливом Радуги, выстрелил белыми струйками из маневровых дюз и неспешно поплыл к служебному причалу. Второй раз они прозвучали, когда замначальника станции, встретившая нас у шлюза, вручила ключ-карточку с номером двухместной каюты и предложила располагаться со всеми удобствами. В третий раз мы имели удовольствие насладиться этими фразами при посещении уже начальника станции, к которому я отправился, надеясь разобраться наконец, что происходит. Все три раза – как легко догадаться, с одним и тем же околонулевым результатом.
-Сколько можно, а? – поинтересовался я у окружающего меня пространства. – На «Гагарине полдня мариновали, и вот опять… хоть бы объяснили толком!
Даська сочувственно мявкнул из своего угла. Заселившись в каюту (двухместную, почти не отличимую от той, что была на «Гагарине»), мы с Кащеем перво-наперво решили, что вторые сутки в переноске – это перебор даже для самого невозмутимого и психологически устойчивого кота, и после некоторых колебаний открыли дверку. Дася серой, в тёмную полоску, молнией, выскочил из узилища, пометался по каюте – и обнаружил, что здесь не имеется ни диванов, под которые можно забиться на всю оставшуюся жизнь, ни высоко расположенных полок, где можно затаиться на тот же срок. Тогда он заглянул в гальюн, где мы предусмотрительно утвердили миску, полную консервированной курятины и лоток с опилками, пошуршал там, и вышел, в гораздо более умиротворённом состоянии. Огляделся, мяукнул пару раз – после чего без всяких церемоний запрыгнул на мою койку и устроился в дальнем углу, свернувшись уютным калачиком.
- Так я пойду? – спросил Юрка. – если что – Дай знать по браслету, отвечу…
И продемонстрировал запястье, украшенное   массивным, тускло поблёскивающим кольцом серого металла со вставками из тёмно-синего пластика. Такой же был у меня – как, впрочем, и у прочих обитателей «звезды КЭЦ», как и любой другой станции, корабля или иного объекта «Внеземелья». Браслеты эти играли роль универсального медицинского датчика, передающего  в контрольный центр данные о состоянии владельца — кровяное давление, температура тела и другие показатели, а так же транслировал сигнал,   благодаря которому местоположение обладателя девайса фиксировалось на большом мониторе в диспетчерской службе станции.  Такие браслеты были индивидуальными; когда его носитель оказывался на новой станции или корабле, он перво-наперво должен был «зарегистрировать» его в местной сети.
Между прочим, такой же браслет (вернее сказать, ошейник)  полагался и Дасе, но он ждал владельца на «Заре» - так что пушистому члену команды планетолёта приходилось пока обходиться без этого сугубо профессионального аксессуара.
Всё это до чрезвычайности напоминало мне оставленные мной времена, где подобные устройства можно было встретить повсюду. Увы, здесь микроэлектроника пока не достигла высот, позволяющих встроить в браслет достаточно компактный и удобный в использовании переговорник. Чтобы передать что-то его носителю, нужно было связаться со станционной диспетчерской и надиктовать сообщение, после чего браслет «абонента» издавал электронный писк, сигнализируя владельцу, что нужно добраться до ближайшего терминала внутристанционной связи и узнать, что и кому от него понадобилось.
- Ну, так я пошёл? – повторил Кащей. Я кивнул. Чего торчать в каюте – тем более, что ему-то, в отличие от меня, было куда спешить и здесь. То есть, я мог, конечно, тоже найти на станции знакомых (Внеземелье – своего рода большая деревня, все со всеми так или иначе, встречались, работали вместе), но это было совсем не то. Проходя по кольцевому коридору мимо кают-компании (она на «Звезде КЭЦ» располагается в точности там же, где и на «Гагарине») я заметил рядом с доской объявлений красочную афишу. На ней были изображены три девушки, скрипачки в длинных, до пола, концертных платьях, а подпись сообщала, что на станции гастролирует скрипичное трио Московской Консерватории  - и второй в списке значилась Мира Гольдбах, альтистка, студентка второго курса. Я не сразу её - профиль, неясно очерченный, летящий на невидимых каких-то крыльях, разительно отличался от симпатичного личика моей соседки снизу.
Удивительное дело: всего три года прошло с тех пор, как полёты в Космос были уделом единиц, избранных. А теперь  - сюда посылают с гастролями студенческие коллективы! Того гляди, и стройотряды во Внеземелье появятся, - уже идут разговоры о сводной группе студентов из МЭИ и Бауманки, который будет работать на строительстве новой станции на орбите Земли! Пока они будут заниматься только внутренними, отделочными работами – но ведь и это надо кому-то делать, а там, как говорится,  лиха беда начало.
Я недовольно покосился на Юрку – почему он ни словом не обмолвился о том, что на «Звезде Кэц» его ждут? В ответ он пожал плечами, и с запозданием сообразил,  что изначально «Тихо Браге» и не должен был стыковаться со станцией, а собирался прямо проследовать к пункту назначения -  а значит шанса увидеться с любимой перед стартом к Сатурну у штурмана «Зари» не было. Что ж, завидовать, как известно, дурно; пусть Юрка-Кащей и его разлюбезная скрипачка могут вволю насладиться неожиданно выпавшей им толикой счастья,  а я тем временем найду, чем заняться. Скажем, доберусь до секции астрофизиков и перекинусь десятком слов с астрофизиком Гарнье. Мы были знакомы ещё со времён практики на лунной станции Ловелл - Гарнье состоял там старшим астрономом. Тогда отношения у нас не сложились – по большей части из-за того, что я сдуру приревновал Юльку к этому красавцу и блестящему (как она, во всяком случае, уверяла) астрофизику. Ревность оказалась беспочвенной;  с Гарнье они только работали, и Юлька даже ухитрилась сделать через его голову весьма существенное открытие, установив несомненную связь спонтанной активности «обруча» и срабатываний находящегося на лунной орбите «батута».  Дело в тот раз закончилось явлением их «тахионного зеркала» артефакта олгой-хорхоев, инопланетных электрических червей, с которыми мне пришлось вступить в схватку с применением лазерного пистолета и взрывчатки…
С Гарнье же я позже встречался на Земле, на семинаре, посвящённом исследованию лунного «обруча» - и имел с ним весьма любопытную беседу. Француз и сейчас работал в группе, изучающей инопланетный артефакт и, насколько мне было известно, был одним из авторов проекта, согласно которому «обруч» выкопали из лунного реголита и, укрепив на корпусе всё того же «Тихо Браге» подняли на орбиту. Он и сейчас там находился - и как раз об этом я и собирался расспросить астрофизика.
Я связался с лабораторией Гарнье и договорился о встрече. До назначенного времени оставалось ещё часа полтора; я погладил Даську (к моему удивлению он не попытался увернуться или как-то ещё продемонстрировать неудовольствие), уселся за стол и вытащил из чемодана футляр с дискетами. Пока есть время – надо заполнить страничку-другую  дневника (фигурально, разумеется – встроенный примитивный редактор не умел нормально форматировать тексты), а то что-то забросил я его в последнее время…

Нечто подобное там имеется.

V

- Алексей Монахов, если не ошибаюсь?
Стоящий передо мной человек  - запоминающееся лицо с высоким лбом, тонкими губами и маленьким заострённым подбородком -  заострённым, каким-то лисьим лицом был ни кто иной, как Валерий Быковский, один из того, первого отряда космонавтов, в который входили Гагарин и Титов. Свой первый полёт он совершил ещё в шестьдесят третьем, на «Востоке-5», причём полёт этот проходил совместно с «Востоком-4», который пилотировала Валентина Терешкова. После этого, во второй половине шестидесятых, он возглавил группу космонавтов, готовившихся принять участие в советских лунных миссиях. Память мне подсказывала, что и в «том, другом» варианте истории Быковский собирался лететь к Луне - сначала на пилотируемом корабле «Зонд-7», должен был совершить облёт спутника нашей планеты а потом и совершить посадку на его поверхность, но после полёта «Аполлона-11» проект был приостановлен. Здесь же он события развивались по другому, куда более оптимистичному сценарию: начиная с «Аполлона-12» советские космонавты входили в большинство «лунных» экипажей. А несколькими годами позже на Луну сели и наши  «Селена-3» и «Селена-4»; в составе последней был и дважды герой СССР Валерий Быковский, исполнивший здесь то, что не ему удалось в оставленной мною реальности.
Впрочем, сам он, разумеется, ни о чём таком не догадывался. В настоящий момент заслуженный ветеран советской космической программы  состоял начальником лунной орбитальной станции «Константин Циолковский» (она же «Звезда КЭЦ») - и именно в этом качестве задавал мне вопрос.
Я невольно встал по стойке «смирно». О Быковском во Внеземелье ходили легенды: рассказывали, как он принял станцию ещё на стадии строительства и, оседлав, как рядовой монтажник, «краб», состыковывал  чуть ли не все её секции; как, узнав об аварии американского «Капитана Гаттераса», опрокинувшегося при попытке высадить группу исследователей в Море Облаков, своим решением (поперёк прямого приказа с Земли, между прочим!) увёл орбитальный грузовик, посадил его вопреки всем законам физики и небесной механики на поверхность – а потом  ухитрился взлететь вместе с изрядно перепуганным, но невредимым экипажем. После этого авантюрного рейда его чуть не сняли с должности начальника «Звезды КЭЦ», но случилось невероятное – экипаж станции встал за него горой, и Земле пришлось пойти на попятную. Авторитет его на станции был необыкновенно высок; учёные и эксплуатационники едва ли не молились на своего «босса» (так, на американский манер, его здесь называли) а тот платил им неусыпной заботой и весьма строгими требованиями, особенно по части дисциплины. В ответ это члены экипажа, особенно те, что помоложе, рисовали на начальника шаржи и карикатуры, которые ежедневно появлялись на доске с приказами возле кают-компании. Быковский же относился к этому со свойственным ему юмором – по слухам, он даже коллекционировал эти «произведения искусства» и грозился однажды устроить большую выставку.
- Вольно, кадет… - сказал начальник, увидев, как я вытянулся во фрунт, и у меня немедленно мелькнула совсем уж неуместная мысль: «это он сам, или цитирует моих любимых «Стажёров»? Уточнять я, разумеется, не стал, и принял указанную позу – независимо заложил руки за спину и отставил левую ногу. Быковский усмехнулся .
- Я тут слышал, что вы, Алексей, интересовались работами мсье Гарнье? – спросил он.
Я кивнул. Беседа происходила в лаборатории астрофизики, куда я явился к оговоренному заранее времени. То, что там, кроме самого француза, оказался ещё и начальник станции, стало для меня полнейшей неожиданностью.
Дело в том, что мы вынуждены были задержать «Тихо Браге» из-за одного непредвиденного обстоятельства. – продолжал Быковский. – О нет, ничего серьёзного – просто кораблю придётся сделать небольшой рейс между лунными орбитами, после чего он отправится прямиком к «Заре». Вот я и хотел узнать – согласитесь ли вы с вашим спутником принять участие в этом полёте, или предпочтёте дождаться другой оказии? Ждать долго не придётся – через двое суток к «Заре» уходит «Ломоносов», для вас там наверняка найдётся местечко.
- Нет, зачем же? – торопливо ответил я. – мы и так уже уйму времени потеряли, и на «Гагарине», и здесь. Полетим с «Тихо Браге»!
- Вот и хорошо. – кивнул Быковский. – «Тихо Браге» стартует через полтора часа. А вы, Жан-Пьер… - он повернулся к Гарнье, - объясните пока молодому человеку чем, собственно, собираетесь заниматься. Полагаю, ему это будет небезынтересно.

- А я и не знал о работах на «Ловелле». – сказал Юрка. - Думал, как там занимаются исключительно  добычей гелия-3.
Мы беседовали в каюте, куда я отправился после беседы с Гарнье – не забыв по дороге заглянуть в столовую и запастись кофе и бутербродами. Сейчас Кащей уплетал один из них, сидя на краешке стола и покачивая ногой. Даська следил из своего угла за каждым его движением
- Да я и сам в курсе, только потому, что Юлька рассказывала. – признался я. – Она время от времени переписывалась с Гарнье – на сугубо научной почве, разумеется. После той истории с олгой-хорхоями француз не на шутку увлёкся изучением лунного «обруча», и добился того, чтобы станцию целиком переориентировали на эи исследования. А работы по  программе «Солнечный ветер», нацеленной на добычу гелия-3 из лунного реголита, перенесли на специально построенную в десяти километрах от «Ловелла» станцию, названную «Суагейт», в честь другого астронавта, погибшего вместе с Джеймсом Ловеллом нашим Севостьяновым  на «Аполлоне-13». Поставили три жилых купола, точные копии тех, в которых сам я когда-то обитал во время прохождения практики, возвели ангары для производственного оборудования и десятка доставленных с земли реголитосборочных комбайнов «Мун Харвестер» - и работа закипела.  Кстати, начальник новой станции Георгий Гречко, который раньше руководил «Ловеллом»…
Юрка дожевал остаток бутерброда. Даська, так и не дождавшийся своей законной доли, возмущённо мявкнул. Я отщипнул от своего бутерброда кусочек ветчины и кинул коту.
- А кто остался начальником на «Ловелле»? – осведомился Юрка. – Гарнье, что ли?
- Он самый. – я кивнул. – После того, как  сотрудников, занятых в программе «Солнечный ветер» перенесли на «Суагейт», население станции сократилось чуть ли не вчетверо. Вроде, планировалось разместить на освободившихся площадях лунную обсерваторию, но Гарнье потребовал от этого отказаться – решающим аргументом, как я понял, стала потенциальная опасность исследований «звёздного обруча». На Земле к его аргументам прислушались, и в результате француз и его сотрудники получили «Ловелл» в своё полное распоряжение.
- Ну и много они там наработали? – спросил Кащей.
- Да уж без дела не сидели. С деталями я не знаком, но суть в том, что они, в числе прочего, искали способы заблокировать «обручи», чтобы не допускать их спонтанного срабатывания.
- Это когда червяки из него полезли? – уточнил Юрка. Я кивнул.
- И это тоже, но главное – инцидент с «Лагранжем», когда «звёздный обруч» забросил станцию вместе с экипажем к спутнику Сатурна, Энцеладу. И в том и в другом случае, спонтанное срабатывание инопланетных артефактов были вызваны действием находившихся недалеко от них наших «батутов» - вот Гарнье и искал способ, как не допустить такое впредь. А заодно,  изучал сами «обручи» – про них до тех пор было известно непозволительно мало. По сути, они были для учёных своего рода «чёрными ящиками»: известно, как привести их в действие, более-менее понятно, что получится на выходе – а вот что происходит в этом промежутке скрыто во мраке неизвестности.
- Так им же, учёным то есть, запретили ковыряться в «звёздном обруче! - сказал Юрка. – А как без этого разберёшься в его устройстве?
- Ну, не совсем… - я покачал головой. – Запрет касается только действующего «обруча», того, что нашли на Луне. А недействующий, найденный в сорок восьмом экспедицией Ефремова можно изучать сколько угодно – только вот толку от этого до сих пор было немного.
- До сих пор? – Юрка сощурился. – Значит, Гарнье сумел что-то выяснить?
- И немало. По его заказу с Земли доставили уменьшенный вариант «батута»– самый компактный из существующих,  всего два метра в диаметре. Вообще-то таких «малышей» разрабатывали для перемещений на небольшие расстояния мелких объектов, в том числе, и людей в гермокостюмах…
- Это как Юлька предлагала? – перебил Кащей. – Помнишь, тогда, в Королёве?..
Я кивнул, припомнив беседу, состоявшуюся в аудитории Центра Подготовки. Тогда мы, зелёные «юниоры», вчерашние школьники и выпускники кружков юных космонавтов, повертевшись на настоящей центрифуге и познакомившись с новейшими космическими разработками, принялись фонтанировать идеями. И одной из них было высказанное Юлькой предложение перемещать людей и небольшие грузы с Земли в космос через компактные «батуты», установленные внутри орбитальных станций. Помнится, отец ответил тогда, что такие работы уже ведутся, и у нас, в СССР, и в НАСА…
- Да, опытные образцы уже готовы, их сейчас испытывают. А Гарнье как раз и дали один из них, только перемещать с его помощью людей на луну никто не собирался. «батут» установили в двухстах метрах от кратера, где находился «звёздный обруч», и стали перемещать через него всякие мелкие предметы, чтобы вызывать спонтанные срабатывания инопланетного артефакта. Его облепили датчиками, окружили камерами – и всякий раз, когда обруч» производил выброс, тщательно фиксировали сопутствующие параметры.
- А червяки больше не вылезали?
- Нет, к сожалению. 
А жаль… - Юрка вздохнул. - Интересно было бы…
- Ну, извини… - я развёл руками. – так вот, всё это продолжалось около полугода. В итоге Гарнье сумел подобрать такие частоты электромагнитных и каких-то ещё полей, при которых «обруч» при срабатывании «микробатута» либо не реагировал вовсе, либо дело ограничивалось совсем уж слабыми импульсами, возникающими  в плоскости его «тахионного зеркала».
- То есть у него получилось?– восхитился Юрка. – Молодец, хоть и француз…
- Ты что-то имеешь против французов? – удивился я. – А как же Поль? Нам с ним ещё к Сатурну лететь, не забыл?
- Ну, не то, чтобы имею… - мой собеседник замялся.  -  Просто лучше бы наши, разве нет?
- В группе Гарнье кого только не было - и его соотечественники и американцы, и наши тоже. Так что можешь на этот счёт не переживать.
- Да я и не переживаю. Наоборот, радуюсь, что они добились успеха…
- Добились, да не совсем.  Астрофизики, работавшие над этой проблемой на Земле, заявили, что для пущей уверенности надо повторить серию экспериментов не на поверхности Луны, а в пространстве. Для этого «обруч» надо поднять на орбиту луны, расположить рядом «микробатут» и заново откатать серию перебросок. Гарнье не был в восторге от этого предложения, он уверял коллег, что всё и так очевидно – но в итоге вынужден был согласиться.
- А куда бы он делся? – Юрка ухмыльнулся. – И кто, для этого ему понадобился «Тихо Браге»?
- Никуда. – согласился я. – Француз за каких-то две недели разработал программу исследования связки «обруч»-«микробатут» на орбите Луны. Для того, чтобы забросить туда артефакт и всё прочее, потребное для экспериментов, решено было переоборудовать «Тихо Браге». Заодно на корабле смонтировали комплекс датчиков и контрольно-измерительной аппаратуры, с помощью которых учёные могли бы вести наблюдения, оставаясь на безопасном расстоянии.
- Так для этого и забирают сейчас «Тихо Браге»?
- Не спеши, а? – попросил я. – Корабль, как и было запланировано, поднял «обруч» и всё прочее на орбиту, а дальше дело застопорилось – земные учёные хотели ещё раз проанализировать полученные раньше данные, а «Тихо Браге», чтобы не простаивать,  работал пока на околоземных рейсах. Например – перебросил нас с тобой сюда, на «Звезду КЭЦ».
Юрка озадаченно нахмурился.
- И  всё это тебе Гарнье объяснил сегодня?
- Он самый.
- А зачем ему понадобился «Тихо Браге», не сказал? Опять надо перетащить «звёздный обруч» на другую орбиту?
- Угадал. – я ухмыльнулся. - Только на самом деле всё куда интереснее. Дело в том, что аппаратура, установленная на «обруче», стала передавать какие-то странные сигналы. Гарнье пытался установить связь с прибытиями и отбытиями через «батут» на «Звезде КЭЦ», но ничего у него не вышло. Вот он и предположил, что в Пространстве артефакт действует как- то иначе, не как на поверхности Луны, и решил на всякий случай поднять его на более высокую орбиту – и сам «обруч», и экспериментальный «микробатут». А единственный корабль, который имеет подходящее для этого оборудования – это «Тихо Браге».
- Могли бы и «крабами» оттащить… - проворчал Кащей . Или этими новыми «омарами», у них тут есть четыре штуки. 
- Это на три тысячи километров-то? Сейчас «обруч» висит на той же опорной орбите, что и «Звезда КЭЦ», с афелием в двести двадцать километров, на такие расстояния «крабы» не летают даже с дополнительными баками.
- Три тысячи? – Юрка присвистнул от удивления. – на кой Гарнье понадобилось так высоко забираться?
- Говорит: из соображений безопасности.
- Ну, не знаю… - проворчал Юрка. – Перестраховщик он твой Гарнье, одно слово – француз…
- Уж кому-кому, а тебе грех жаловаться!  - я добавил в голос толику ехидства. – Если бы не этот «перестраховщик» - мы бы просквозили прямиком к «Заре», без захода на станцию, и не встретился бы ты со своей ненаглядной скрипачкой!
Браслет на моём запястье пискнул, и сразу заверещал сигнал внутренней связи. Юрка торопливо хлопнул ладонью по клавише.
- Монахов и Кащеев? – зазвучал из никелированной решётки приятный женский голос. – Вас ждут у третьего шлюза. «Тихо Браге» отбывает в четырнадцать-тридцать, но капитан просил быть на борту хотя бы за полчаса. Так что, не опаздывайте!
- Так точно, не опоздаем! – жизнерадостно отозвался Юрка.
- Тогда удачного вам полёта!  - ответил голос, и переговорник умолк. Я покосился на часы – до старта оставалось почти два часа.
- Всего полтора часа осталось.  -  сказал Юрка, тоже посмотрев на браслет, на котором мигал цифрами отсчёт внутристанционного времени.  – Не понимаю, к чему эта спешка? Вполне могли бы дождаться «Ломоносова»…
- Перед смертью, как говорят,  не надышишься. Иди, прощайся со своей ненаглядной скрипачкой, а я на корабль.
- Кота только прихвати. – он кивнул на Дасю, прислушивавшегося к нашему разговору из своего угла. – Не таскать же мне его клетку по всей станции!
- Боишься, что Мира обрадуется ему больше, чем тебе? –Девушки – он такие: только дай потискать котиков…
- Между прочим, надо заглянуть к рекреационщикам, взять у них кошачьи гермомешки.  - сказал Юрка, проигнорировав моё язвительное замечание. - Им с Земли недавно прислали пять штук. На «Звезде КЭЦ» тоже есть кот, это для него. Ну, я и выпросил парочку.
- Гермомешки? – удивился я. – Впервые слышу о таких. Это что, вместо лотков с опилками – чтобы, значит, кот в невесомости мог свои дела делать? Специальные такие, для невесомости…
- Шутишь? – Юрка хохотнул, видимо, представил, как может выглядеть такой процесс в натуре.
- Не угадал.  Помнишь, на «Астре», во время учебной тревоги Юлька запихивала мистера Томаса в «Скворец»? После того эпизода и придумали эти гермомешки – по сути, обычные пузыри из прочной воздухонепроницаемой ткани с герметической застёжкой и  штуцером для воздушного шланга. Если приключится на борту ЧП,  ловишь кота в такой мешок, запечатываешь и присоединяешь шлангом к стандартному чемоданчику жизнеобеспечения – и пусть сидит, пока не дадут отбой тревоги.
- Ну-ну… - я недоверчиво покачал головой. – Насколько я успел узнать этого хвостатого разбойника, он просто так не дастся.  Сам будешь ловить, если что. И учти: на этот раз расцарапанной щекой можешь и не отделаться!

VI

Когда я увидел Юрку-Кащея в компании Миры, то испытал мгновенный приступ досады: ну вот, явилась, декабристка… Недаром говорят: «долгие проводы – лишние слёзы»; не могли в каюте попрощаться, что ли?
Мысль эта мелькнула – и разбилась вдребезги о станционный «Скворец», в который облачилась скрипачка. Шлем от гермокостюма пристроился поверх груды багажа на тележке, которую волок Юрка: два стандартных контейнера жизнеобеспечения со свисающими шлангами (сам он, как и я, тоже был в персональном «Скворце» с эмблемой «Зари» на левой стороне груди) и два чемодана. Нет, даже, влюбившись по уши, Кащей не мог стать таким идиотом!..
- И как это всё понимать? – грозно осведомился я. - Кстати, привет, Мира, давно не виделись…
Скрипачка несмело улыбнулась и сделала шаг назад, спрятавшись за спину своего спутника. Юрка, наоборот, независимо вздёрнул подбородок.
- А что тут такого? – спросил он, не став дожидаться обвинений. – Слетает с нами, я ей «зарю» покажу, а с обратным рейсом вернётся на «Звезду КЭЦ»! Следующий концерт у них только через два дня, как раз успеет…
- Ну, раз успеет, то это, конечно, меняет дело. – я и не думал скрывать яд, сочившийся из каждого слова. – А у капитана «Тихо Браге спросить не пробовал»?
- У второго пилота, он не против. С условием, что Мира даст концерт для экипажа прямо на борту.
- Я согласна! – пискнула из-за Юркиной спины скрипачка. – У меня и сольная программа есть, я с ней на «Гагарине выступала!
- И вообще, чего ты взъелся? – Юрка, почувствовавший поддержку, добавил твёрдости в голос. – Подумаешь, слетает с нами! Никто и не заметит…
- Никто говоришь? А как насчёт  Валерия Фёдоровича? Не уверен, что начальник станции одобрит эту экскурсию!
- Ну, не знаю… - от такого аргумента отмахиваться от него не стоило. – Быковский тут, на станции главный, а мы же собираемся на «Зарю»! Можно и не докладывать, тогда никто ничего не узнает!
- А твои, мира, коллеги-музыканты? Они что, все это время
Я предупредила девчонок, они никому не скажут! – Голос Миры дрожал, глаза  - огромные, чёрные, словно итальянские маслины – подозрительно увлажнились.
Я представил себе, как девушки-консерваторки несколько дней подряд будут делать вид, что их подруга где-то тут, только вышла ненадолго, - и мне стало смешно.
- А про браслет забыли? – я показал на запястье скрипачки. – Или думаете здесь его оставить? Так это зря – стоит его снять, и браслет через десять минут подаст сигнал тревоги. Как, кстати, и в том случае, если Мира покинет станцию, не зарегистрировавшись предварительно у диспетчера!
Действительно… Юрка сразу сник. Об этом я не подумал…
- Космолётчик! – сказал я, постаравшись вложить в это слово максимум презрения. – Хочешь, я перечислю ещё десяток пунктов, о которых ты тоже забыл?
На юрку было жалко смотреть. Мира уже откровенно хлюпала носом и тёрла глаза.
…Детский сад, да и только! Я вспомнил одну из миниатюр Михаила Задорнова - он рассказывал о полёте на пассажирского АН-2 где-то то ли в Коми. Тогда в самолёт набилось народу на треть больше положенного; на вопрос – как им продали билеты? – неучтённые пассажиры «аннушки» отвечали: «Какие ещё билеты? С мужиками договорились, чтобы подбросили…» Тогда, в далёких (во всех смыслах!) девяностых это звучало, как анекдот – но мог ли я представить себе, что стану свидетелем чего-то похожего, только на космическом корабле, совершающем окололунный рейс? Вот уж действительно: человечество семимильными шагами продвигается в космос, не забывая тянуть за собой земные привычки, в том числе и такие вот… Задорнов наверняка был бы от такой истории в совершеннейшем восторге - впрочем, сейчас Михаил Николаевич ещё не всенародно любимый сатирик, а никому не известный рядовой инженер  одной из кафедр Московского Авиационного Института. И далеко не факт, что он на волне всеобщего подъёма космической тематики переквалифицируется в работники эстрады,  а не предпочтёт инженерную карьеру…
- Ладно, что с вами поделать... – я сменил гнев на милость. -Мира, давай сюда свой браслет, и ступайте оба на корабль, я скоро. Да, и шмотки мои прихватите, вместе с котом – не таскаться же мне с ними по станции!

Вернулся я спустя полчаса. У шлюза меня встретил второй пилот «Тихо Браге» - во время недавнего перелёта с «Гагарина я его не видел, а потому представился и протянул руку. Второй пилот - эта должность значилась на бэйджике, приколотом к левой стороне груди, вместе с фамилией: «Ж. Гуррагча» - ответил мне широкой улыбкой и крепким рукопожатием. Наружность у него была ярко выражено азиатская, ближе к бурятской или монгольской - и я немедленно принялся гадать, как может звучать его полное имя.  Но тут встречающий снова улыбнулся и сказал, что обращаться к нему можно «Са̀нсар». Прозвище это  дали ему в лётном училище, за неистребимую  тягу ко всему, что связано с космосом (собственно, на его родном языке это слово и означает «космос»), а когда он попал, наконец,  во Внеземелье – прозвище стало позывным.  После чего повернулся и предложил проследовать за ним. Что я и проделал, хватаясь за проложенные вдоль стен поручни – в отсеках «Тихо Браге», пристыкованного к внешнему, неподвижному кольцу Ззвезды КЭЦ», царила невесомость.  Я послушно поплыл за провожатым, прикидывая по пути,  как бы поделикатнее выяснить, какой части нашей необъятной родины это наречие в ходу – но тут он Сансар остановился возле люка каюты с большой блестящей цифрой «4».
- Вам сюда. – сообщил он. – Устраивайтесь пока, о времени старта предупредят по корабельному вещанию.
- А что, какая-то задержка? – осведомился я. Скорее, для порядка, там, куда я ходил, мне сообщили, что «Тихо Браге» отбывает в назначенное время с точностью до минуты.
- Да, у нас  небольшое ЧП. – сообщил провожатый.  - Серёга Ползунов, один из водителей буксировщиков, получил травму.
- Надеюсь, ничего серьёзного? – Спросил я. Ползунова я знал – во время первой нашей орбитальной практики на «Гагарине» он учил нас, зелёных «юниоров» управлять «крабами».
- Нет, всего лишь вывих плеча. Плечо-то ему уже вправили, но наш доктор, потребовал, чтобы Серёгу немедленно списали на берег – мол, в таком состоянии он «омаром» управлять не сможет.  Вот, срочно ищем замену на станции…
«На берег» - это был один из тех специфических оборотов, которые команды космических кораблей заимствовали у моряков.   Работники Внеземелья  стремительно обзаводились собственным сленгом, традициями, и, конечно же, суевериями...
- Да, в буксировщике с больным плечом делать нечего. – согласился я. – Но зачем вам «Омары-то понадобились? Вроде, в  штатном оборудовании «Тихо Браге» они не значатся?
- Это для работы с «обручем». Сам корабль не способен маневрировать как «крабы» или «омары» - а ведь «обруч» надо поймать, подвести, пристыковать к кронштейнам. На луне это проделали при помощи обычного подъёмного крана, а здесь не обойтись без буксировщиков.
- Ясно.  – Я кивнул.  – Капитан у вас тот же, Юджин Сеннан?
- Да, конечно. А вы с ним знакомы, Алексей?
- Можно на «ты». – предложил я. На глаз, он был старше меня лет на пятнадцать – хотя, кто его знает, с азиатами далеко не всегда можно угадать возраст… - А с капитаном вашим я, и правда, знаком, приходилось встречаться на луне.
- Это, наверное, без меня было.  – сказал он. – Я недавно на «Тихо Браге», всего три месяца.
- Тогда, если не затруднит, передайте капитану, что я готов заменить травмированного водителя буксировщика. Опыта у меня предостаточно, сертификат в порядке. Да, и напомните ему, что это тот самый Алексей Монахов, который устроил на «Ловелле» охоту за олгой-хорхоями. Он как раз тогда был на станции, должен вспомнить.
- Так это был ты, значит? – второй пилот широко улыбнулся. – наслышан, как же… Так ты устраивайся, а я пойду к капитану. Может, и правда, обойдёмся без ожидания?