Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » "Этот большой мир - 4". "Врата в Сатурн".


"Этот большой мир - 4". "Врата в Сатурн".

Сообщений 31 страница 40 из 71

31

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пленники планетоида

I

В последние несколько дней время Дима видел один и тот же сон. Не жена Нина, не Земля над куполом обзорной площадки «Гагарина», не сминающий его «краб» грузовой контейнер – памятная  авария на станции «Гагарин», едва не стоившая ему жизни... И даже не «звёздный обруч» на фоне чёрной, усыпанной звёздами, бездны, таинственный артефакт иной, древней и могущественной цивилизации, благодаря которому он и прочие обитатели станции «Лагранж и оказались здесь. Нет, во сне к нему раз за разом приходили картинки из «космической» артековской смены:  Пушкинский грот у подножия утёса, волны, плещущие в его таинственном полумраке, привязанная к скале лодка - и мальчишеские физиономии, едва подсвеченные электрическим фонариком.
Тогда он помог проштрафившимся пионерам избежать наказания – и ни разу об этом не пожалел. И вот теперь он сам, Дмитрий Олегович Ветров, бывший артековский вожатый, а ныне, опытный космонавт, ждёт помощи от своего бывшего подопечного. Только  на этот раз на карту поставлено гораздо больше, чем карьера «юного космонавта»  с которой тот едва не распрощался после разразившегося скандала.
Конечно, Лёшка Монахов  не единственный из его третьего отряда дружины «Лазурная», кого так ждут сейчас на «Лагранже» - Диме было наверняка известно, что в экипаж «Зари» входят ещё четверо его прежних подопечных. Лида Травкина – однокашники по «юниорской» группе упорно называли её «Юлькой», в честь девочки из «Москвы-Кассиопеи», на которую она действительно походила до чрезвычайности; Витя Середа (настоящее имя, не прозвище!) Юрка-Кащей, Лёшкин товарищ по кружку юных космонавтов Московского Дворца пионеров. Замыкал этот список  француз Шарль д'Иври, и Дима не уставал удивляться: насколько плодотворной оказалась «космическая» смена, если пять её участников не просто связали свою жизнь со Внеземельем, а прямо сейчас, в этот самый момент летят на выручку экипажу станции «Лагранж», горстке отважных людей,  угодивших в переделку, равную которой не знает вся недолгая история космонавтики.

Зажужжал зуммер электронных часов, встроенных в переборку над изголовьем койки. Димка потянулся, хрустнув суставами - пора вставать, начинается ещё один день космического плена. Какой он по счёту, Дима не вспомнил - да и зачем? Этот день вряд ли не будет отличаться от вчерашнего… и от позавчерашнего… да и от завтрашнего тоже. Новые дни давно уже не приносили людям на «Лагранже» ничего, кроме однообразия и тоскливого, а порой и безнадёжного ожидания.

Зуммер снова подал голос – всё, хватит валяться, пора вставать! Дима отстегнул ремни, удерживающие его на койке – предосторожность, может, и излишняя, поскольку вращение станции не останавливалось ни на миг с того самого момента, как они оказались в системе Сатурна, однако аккуратно соблюдаемая всеми на борту… Ужасно хотелось принять душ. Раньше, пока «крабы» были в строю, можно было позволить себе сколько угодно этого удовольствия – но сейчас об этом не могло быть и речи. Воду для гигиенических процедур старались не расходовать, каждая капля была на строгом учёте… и это не изменится, пока не прибудет «Заря»…
Такой же режим строжайшей экономии касался и пищи. Он был введён с самого первого дня их «космической робинзонады» - если воду и кислород и станция могла получать, то пополнить запасы провизии здесь, в десяти с лишним астрономических единицах от Земли, (что, как известно, составляет около миллиарда трёхсот миллионов километров) не представлялось возможным. От слова «совсем» - так, помнится, говорил Лёшка Монахов, а за ним и остальные члены «юниорской» группы…
Что ж как бы не был скуден завтрак – пренебрегать им не стоило. Дима, как мог, почистил зубы (недостаток воды, чтоб его…), привёл себя в порядок и направился в кают-компанию. В это время суток (станция жила по московскому времени) народу в коридорах почти не было – кто спал, кто торчал в лабораториях, кто возился с разного рода починками, которых день ото дня становилось всё больше.
Первое, что он увидел, войдя в кают-компанию, была «доска памяти» с шестью фотографиями тех, кто погиб с момента катаклизма, забросившего станцию сюда, в систему Сатурна. Доску повесили по распоряжению начальника станции Алексея Леонова – один из королёвского отряда космонавтов, первый человек, вышедший в открытый космос, дважды герой СССР, держал коллектив станции в ежовых рукавицах. Дима присутствовал при разговоре, когда старший медик  «Лагранжа» предложил убрать фотографии погибших – они, мол, угнетающе действуют на людей – но Леонов даже слушать об этом не захотел. «Мы все должны бороться за жизнь, держаться, пока есть силы, и даже когда их не останется – и в этом поможет нам память о товарищах, отдавших жизни для того, чтобы мы могли дождаться спасения. А заодно – напомнит о необходимости строжайшей дисциплины, без которой мы тут и недели не протянем…»
Дима как делал это всегда, остановился перед доской. Татьяна и Константин Панюшкины – супруги-планетологи, погибшие на третий день, когда шальной метеорит пробил служебный отсек. Рядом Толя Привалов – он был с ними, помогая монтировать аппаратуру, с помощью которой астрономы собирались сканировать атмосферу Сатурна. Следующим и крайним в верхнем ряду был Тимоти Сандерс, американец, инженер-техник по обслуживанию внешнего оборудования. Когда на девятнадцатый день «космической ссылки» сработали датчики контроля герметичности служебного кольца «Лагранжа», он, не дожидаясь команды диспетчера, облачился в «Кондор» и вышел наружу – один, не дожидаясь напарника. Повреждение оказалось пустяковым, но Тимоти об этом не знал. Он был уверен, что от гибели станцию отделяют считанные секунды – и, экономя время, не стал пристёгивать страховочный фал. Опытный монтажник, Тимоти потратил всего пять минут на то, чтобы поставить временную заплату из полимерной смолы – но на обратном пути к шлюзу сорвался и улетел прочь от станции. Стартовавшие спустя пять минут «крабы» старательно, но увы, безрезультатно обшарили близлежащее Пространство.  Лучи всех станционных радаров ещё много часов ощупывали пустоту в поисках металлической пылинки скафандра; всем было ясно, что инженер уже мёртв, запас кислорода в ранце скафандра давно закончился,  но и тела его обнаружить не удалось…
Шестой жертвой, с чьего портрета начинался второй ряд фотоснимков,  стал Клод Леклерк, внук прославленного генерала Второй Мировой - чьим танкам в сорок четвёртом рукоплескал восставший Париж.  первыми вошли в Париж. Он тоже погиб за пределами станции – распорол свой скафандр дисковой пилой, и умер, прежде чем товарищи успели доставить его к шлюзу. Дима тоже был в их числе – и на всю жизнь запомнил, как кровь, хлеставшая из пробитого «Кондора», застывала в вакууме и разлеталась фонтаном крошечных алых шариков…
Замыкал скорбную экспозицию Леонид Мартынов, техник систем жизнеобеспечения заменивший Васю Гонтарева, постоянного Диминого напарника, виртуозно управлявшего буксировщиками-«крабами». Сейчас Гонтарев был на Земле – он избежал путешествия к Сатурну», но и оставил станцию без второго водителя «крабов».  Конечно, никто и не думал винить напарника за это – кто же знал, что так оно обернётся? – но замену нужно было готовить, причём срочно. Такой заменой и стал Лёня. Дима научил его управлять «крабом», и с тех пор они не раз они вместе занимались делом, от которого зависела жизнь всех и каждого на станции – пополняли запасы воды. 
Для этого «крабы» опускались на ледяную поверхность спутника Сатурна, и Дима с напарником электрическими пилами вырезали большие бруски льда, которые крепили потом к рамам буксировщиков. Работа была не слишком сложной – тяготение  у небольшого, диаметром чуть больше пятисот километров, планетоида почти отсутствовало, и лишь скромные габариты буксировщиков ограничивали размер груза, который можно было доставить на станцию одним рейсом. В результате вылазки за водой приходилось повторять довольно часто, и всегда вдвоём. Это продолжалось,  пока один из «крабов» получил при швартовке к «Лагранжу»  повреждения настолько сильные, что о ремонте не могло быть и речи, и волей-неволей пришлось летать на Энцелад в одиночку, по очереди. Это нарушало, конечно, все инструкции и наставления, категорически  запрещающие работать в Пространстве без напарника и подстраховки, но выбора у обитателей станции  не было: либо погибать от жажды и недостатка воздуха (кислород тоже добывали из воды), либо рисковать.
В тот раз была очередь Димы, но инженер-энергетик «Лагранжа» попросил его задержаться, помочь с проверкой системы охлаждения реактора. Дело это было не менее важным, чем добыча воды – без энергии обитатели станции погибли бы в течение считанных часов – и Дима согласился. Вместо него на Энцелад отправился Леонид – и погиб.  Виной тому стал отнюдь не недостаток опыта; каждый из них знал о работе на поверхности планетоида не больше и не меньше напарника и хорошо представлял себе опасности, которые подстерегают там незваных гостей…

До сих пор учёные могли наблюдать Энцелад лишь в самые мощные телескопы, не имея иных способов собрать сколько-нибудь внятные данные об этом крошечном спутнике Сатурна. Но теперь, когда они могли рассмотреть планетоид с орбиты высотой всего в три с половиной десятка километров – и не только осмотреть, а сделать анализ доставленных «крабами» проб - выяснилась масса интереснейших подробностей. Поверхность Энцелада покрывал сплошной ледяной панцирь, испещрённый разломами, следами метеоритных ударов и нагромождениями ледяных глыб, и это дарило людям на «Лагранже» надежду – выжить, дождаться спасательной экспедиции, которую, конечно, уже готовит Земля…
Первые же исследования показали, что ледяным панцирем планетоида скрывается океан, состоящий из жидкой воды; слой льда толщиной в сотни метров защищал его от мертвенной пустоты Пространства, а невероятная для такого скромного космического тела геологическая активность подогревала океан изнутри, не давая ему промёрзнуть до самого дна. Время от времени лед лопался, выпуская наружу столбы водяного пара, азота и углекислоты. Учёные «Лагранжа» ухитрились взять пробы из облака, порождённого одним из таких гейзеров, и пришли в восторг, обнаружив там следы некоторых солей, органические соединения и даже мелкие песчинки.
Это открытие породило массу споров о возможности жизни в подлёдном океане, но Диму и его напарника интересовало совсем  другое.  Предсказать возникновение гейзеров никто не мог – то есть, можно было бы, наверное, расставить какие-нибудь сейсмические датчики, улавливающие возникающие в толще океанской воды вибрации и по ним составить прогнозы, но на «Лагранже» подобного оборудования не имелось, и изготовить его было не из чего.
Так что оставалось полагаться на удачу – и статистику, закон больших чисел, поскольку гейзеры прорывались сквозь лёд не так уж и часто. Со временем вокруг гейзеров сложился даже своеобразный фольклор в виде анекдотов и баек. Их сочиняли те, кому не доводилось поставить ногу на поверхность планетоида; Диме же с Леонидом было не до шуток. Дважды им случилось оказаться вблизи «сработавшего» гейзера, и только страховочные фалы, привязанные к вбитым в лёд стальным прутьям, не позволили яростным струям пара и разлетающимся во все стороны глыбам льда сдуть с поверхности  Энцелада, словно пылинки. Тем не менее, они научились жить с этой угрозой, и даже подшучивать над ней – исключительно между собой, - пока очередной гейзер не прорвался прямо под ногами Леонида. Дима наблюдал за катаклизмом с орбиты, из обсервационного купола «Лагранжа», и на миг ему показалось, что он увидел крошечную фигурку, кувыркающуюся в устремившейся к звёздам струе пара. Но это, конечно, было не так: расстояние до станции превышало сорок километров, и разглядеть такие мелкие объекты, как «краб» или человек в скафандре без мощной оптики, было, конечно же, невозможно.

В кают-компании было всего трое, и среди них –Валера Леднёв. Увидав Диму, он помахал ему рукой; тот ответил на приветствие, взял поднос с завтраком и сел за столик астрофизика.
- Что у вас на  сегодня? – осведомился Валера. – снова охладители? 
Дима кивнул.
- Да, выйдем наружу, надо проверить теплообменники.
Может, и я с вами? – предложил Леднёв. – А то у меня спектрометр сдох окончательно, делать ну совершенно нечего…
- Иди к Михалычу. – посоветовал Дима. – Он  тебе подыщет работу, а нам экскурсанты ни к чему, уж извини…
«Михалычем» на «Лагранже» звали старшего инженера систем жизнеобеспечения, и Дима примерно догадывался, куда тот отправит страдающего от безделья астрофизика – установка по переработке отходов и «серых стоков» (так именовалось содержимое канализационных труб) нуждалась в постоянной чистке, и добровольцев для этой работы постоянно не хватало. Сам же Дима, с тех пор как станция лишилась последнего «краба», занимался исключительно обслуживанием систем внешнего теплообмена.  Вот и сегодня планировался выход наружу  для проверки решёток-теплообменников - эти нехитрые устройства служили для того, чтобы отводить избыточное тепло из внутреннего объёма станции в бункер, набитый ледяными брусками. Лёт растапливался, превращаясь в воду, а потом и в пар – и в таком виде рассеивался в окружающем пространстве. Так было раньше, когда недостатка в ледяных брусках не было – до постигшей станцию катастрофы лёд доставляли с Земли грузовыми контейнерами в любом потребном количестве – но здесь, на орбите Энцелада, воду приходилось экономить. Пришлось кардинально переделать всю систему отвода тепла – теперь горячий пар из неё поступал в пластинчатые теплообменники, установленные на внешней поверхности «Лагранжа», а те, нагреваясь, излучали избыточное тепло в окружающее пространство. Не слишком эффективная система; теплообменных пластин требовалось много, изготавливали их здесь, на станции, из подручного материала. В  результате теплообменники постоянно текли - и, чтобы свести к минимуму потери драгоценной воды, приходилось постоянно контролировать их состояние, оперативно устраняя течи. Благо, найти их было несложно – белая струйка пара из прохудившейся панели сразу бросалась в глаза на фоне черноты Пространства…
- Ну нет, так нет. – покладисто согласился Леднёв. С некоторых пор он  избегал возражать Диме. Это было необычно для обычно ершистого и настырного астрофизика – если не вспоминать о том, что это именно из-за него Дима задержался на «Лагранже». Леднёв планировал исследования недавно отбуксированного к станции «Звёздного обруча», и для этого ему необходим был именно Ветров - в качестве водителя «краба» и испытанного, опытного напарника по работе в открытом космосе. Леднёв долго убеждал Диму задержаться до прибытия очередного корабля – и тот в итоге согласился, отложить на неделю встречу с Землёй и Ниной, уступив своё место на отправлявшемся к Земле «Резолюшне» Васе Гонтареву. Чем это закончилось – известно; Астрофизик же, чувствуя себя до некоторой степени виноватым перед Димой, стал вести себя с ним чуть ли не заискивающе.  Это немного раздражало – в конце концов, Леднёв  никоим образом не мог предвидеть подобную коллизию, - но Дима делал вид, что ничего не замечает. Если Валере становится от этого легче – пусть так и будет, ведь душевное спокойствие каждого из них сейчас ненамного менее важно для выживания, чем вода и кислород.
Дима допивал воду – крошечными глоточками, растягивая удовольствие, - когда под потолком кают-компании взвыл ревун и замигала тревожная красная лампа. Леднёв вскочил, Дима последовал его примеру,  опрокинув с грохотом стул, но тут ревун затих, и вместо него из решётки внутреннего вещания раздалось:
- Начальник станции «Лагранж» - экипажу. – в голосе Леонова звучали плохо скрываемые нотки торжества. - На орбите Энцелада обнаружен неопознанный космический объект,  предположительно, корабль, с Земли. Тип его установить не удалось, но кое-какие признаки указывают на то, что это орбитальный грузовик, вроде тех, что обслуживают наши лунные станции. Также не удалось засечь корабль на траектории сближения - вероятно, это случилось из-за неполадок нашей аппаратуры….
- Лунный грузовик?  - Леднёв удивлённо приподнял бровь. – Мне случалось летать на таких – «Ломоносов», «Тихо Браге», «Лавуазье», «Франклин»… Но как он мог попасть сюда в систему Сатурна?
- Дима подал плечами. Вопрос был не праздный – корабли межорбитальных сообщений, такие как те, чьи названия только что перечислил Валера, не были приспособлены к дальним перелётам. Вот если бы здесь поблизости имелся функционирующий «батут» - тогда конечно…
- И как можно было не обнаружить корабль на курсе сближения? – продолжал удивляться астрофизик. - Я понимаю, обзорный радар барахлит, но в оптике-то могли разглядеть?
- Да помолчи ты! – Дима не глядя ткнул Леднёва локтем. - Сейчас всё объяснят, имей терпение! 
- Связь с кораблём пока не установлена, попытки предпринимаются, и в скором времени мы сможем с ним поговорить… - продолжал Леонов, и Диме показалось, что голос его дрогнул.  - Поздравляю вас, товарищи! Мы дождались!

+3

32

Ромей написал(а):

Шестой жертвой, с чьего портрета начинался второй ряд фотоснимков,

Пятой...

Ромей написал(а):

Лёт растапливался, превращаясь в воду

Лёд...

0

33

Ромей написал(а):

датчики контроля герметичности служебного кольца «Лагранжа»

ДОГ-и Датчики Обеспечения Герметичности ))) Термин уже тогда был в ходу.

Ромей написал(а):

… Ужасно хотелось принять душ

Протереться целиком мокрым полотенцем - расход воды полтора стакана.

Ромей написал(а):

Что ж как бы не был скуден завтрак – пренебрегать им не стоило.

ИМХО - продлить время сна на пару часов - голод будет восприниматься немого легче.

0

34

Lokki написал(а):

ИМХО - продлить время сна на пару часов - голод будет восприниматься немого легче.

Я думаю, они там так и поступают. Но стоит ли всё до мелочей вставлять в книгу?

0

35

II

- Без паники, парни! – гремело из динамиков внутри корабельного вещания. – Всем осмотреться в отсеках, доложить о повреждениях. Повторяю, без паники, научная группа уже работает. Надеюсь, скоро ситуация проясниться, а пока – сохранять спокойствие!
Голос кэпа Сернана звучал мужественно, но и в меру тревожно, на зависть любому фильму-катастрофе. Вот только что за обращение,  «парни» подкачало -  на борту ведь есть и женщины, а это уже чистой воды сексизм. Хотя -  здесь до этого идиотизма дело пока  не додумались…
Обращение капитана застало меня в коридоре – Юрка-Кащей буксировал мою малоподвижную тушку в медотсек. Как «омар» втянули обратно в шлюз, как выковыряли меня из прозрачной скорлупы – ничего этого в моей памяти не отложилось. Стоял только перед глазами титанический горб Сатурна над горизонтом, перечерченный пополам линией колец… Погодите, постучалась в мозг очередная мысль, раз кольца видны в таким вот виде – значит, корабль находится практически в их плоскости, над поверхностью одного из ледяных спутников газового гиганта?
Мысль постучалась, и ушла, никого не застав – адресату сейчас явно было не до астрономических изысканий. Тем более, что коридор снова огласился героическим баритоном кэпа Сернана. На этот раз он читал список тех, кому надлежало, не медля ни секунды, явиться в ходовую рубку. Моё имя значилось в нём на пятом месте, и я ухватился за торчащий из стены поручень, останавливая движение Кащея.
- Пошли в рубку, слышал, меня вызывают!
- А как же медотсек?
- Наплевать. тем более, Зинаида Фёдоровна тоже там будет.
Зинаида Фёдоровна Огаркова – корабельный врач «Тихо Браге», милая, но очень строгая дама лет сорока, не дающая спуску всякому, кто предпримет попытку скрыть свои болячки или травмы от всевидящего взора космической медицины. И что-то подсказывало мне, что  даже чрезвычайная ситуация, в которой мы все оказались, не смягчит её твердокаменность…
- Нет, погоди, давай сначала заглянем к нам в каюту... – поправился я. Надо выяснить, как там Мира?
- Да в порядке она. – отозвался Кащей. – Я, пока тебя из «омара» вынимали, связался с ней по интеркому, расспросил. Она ничего не поняла, только испугалась очень. Ну и Даська, говорит, словно угадал, что случится что-то неладное: за полминуты до прыжка начал орать, шипеть, шерсть дыбом, мечется по своей переноске...
- Коты - они такие, неприятности заранее чуют.– сказал я. – ладно, пошли тогда в рубку, капитан ждёт.
- Так меня же не вызывали! – удивился Юрка.
- Подождёшь снаружи.

В ходовую рубку, и без того тесную, набилось столько народу, что некоторым пришлось устроиться под потолком – благо, невесомость позволяла подобные вольности. Мне, как пострадавшему (добравшись до места, я обнаружил, что голова у меня перевязана) уступили место в углу, справа от пилотского ложемента второго пилота, в которое уселась корабельный врач Зинаида Федоровна. Законный  же владелец ложемента Сансар (он же Жугдэрдэмиди́йн Гуррагча) висел у неё над головой, и «космоврачиха» то и дело косилась на подошвы монгола, парящие в опасной близости от её причёски. Юрка же в компании ещё троих неприглашённых маялся снаружи,  жадно ловя обрывки доносившихся из приоткрытого люка фразы.
- Итак, мы, похоже, легко отделались. – начал Сернан. – Конечно, пока у нас данные только первичного осмотра – но ужен ясно, что  корпус корабля повреждения не имеет, герметичность не нарушена. Кое-какая электроника, правда, вышла из строя, однако это поправимо. Главное - реактор исправен и работает штатно. А сейчас… - он поискал глазами Гарнье. – …а сейчас прошу на сцену руководителя научной группы.  Вам слово, профессор!
- Первые результаты таковы. - заговорил Гарнье,  занимавший центральный из трёх ложементов. – Не подлежит сомнению, что «Тихо Браге» вышел из прыжка вблизи планеты Сатурн – собственно, каждый может убедиться в этом, посмотрев в иллюминатор. В данный момент корабль находится на  орбите Энцелада – это, как всем, надеюсь, известно, шестой спутник Сатурна, открытый в  1789-м году астрономом Уильямом Гершелем. Его период обращения составляет…
- Детали оставьте на потом,  проф! – перебил кэп Сернан. – Скажите лучше: это тот самый Энцелад, возле которого должен болтаться «Лагранж»?
Француз покосился на капитана с неудовольствием.
- Тот самый. Более того: мы и саму станцию обнаружили. Пока, правда, только в оптическом диапазоне, поскольку радиолокационное оборудование разлажено электромагнитным импульсом, возникшим при прыжке. Но это, вне всяких сомнений «Лагранж», в телескоп мы отчётливо его разглядели. На первый взгляд станция в порядке, зафиксировано даже вращение жилого отсека…
- Если бублик крутится – значит экипаж жив… во всяком случае, что-то из экипажа. – сделал оптимистический вывод Сернан. – Лиллье, что у нас со связью?
Камилл Лиллье, инженер-электронщик, развёл руками.
- Чиним. Возни ещё часа на полтора, многие схемы сгорели, ищем, чем заменить.
- Если нужно, выньте исправные схемы и блоки из радиолокатора. – посоветовал капитан. Гарнье, дёрнулся, видимо, собираясь возразить, но Сернан успокоил его жестом ладони.
- Я всё понимаю, проф, но связь нам сейчас необходима в первую очередь, а без радара пока можно обойтись.
К моему удивлению, француз не стал спорить – пожал плечами и провалился в пилотское кресло.
- Мы пытаемся установить связь в оптическом диапазоне.  – сказал Лиллье. - Подаём сигналы морзянкой, прожектором.
- С «Лагранжа» отвечают?
- Пока нет. Видимо, они нас ещё не заметили.
- Это как?  - удивился висящий головой вниз монгол. – Простите, Камилл, что перебил вас, но «Энцелад» совсем маленький, любой крупный объект, тем более корабль, на его орбите – как на ладони. Должны были заметить, если, конечно, ведут наблюдение!
- Вот именно – если ведут. – буркнул из кресла Гарнье.-  И если там ещё есть кому замечать. Вращение ведь может продолжаться и автоматически, без участия людей…
- «Вite your tongue» , проф! – отреагировал капитан. – Накаркаете ещё…   Связь с «Лагранжем» у Земли есть,  хоть и односторонняя – за сутки до нашего вылета поймали их сообщение, все были живы!
- Мы не знаем, как на них сказался наш прыжок.  – глухо отозвался француз. – После такого сюрприза я уже ничему не удивлюсь…
- Вот и не удивляйтесь! – Сернан начинал терять терпение. – А пока вкратце доложите соображения насчёт случившегося. Они ведь у вас имеются, надеюсь?
Гарнье к моему удивлению колкость капитана проглотил. Он извлёк откуда-то пластиковый планшет с листками, сплошь исчёрканными какими-то символами и математическими формулами.
- Как известно всем присутствующим, на корабле установлена аппаратура для наблюдениями за «тахионными зеркалами». – начал он. Она и раньше использовалась при работе с лунным «обручем», и на время буксировки мы не стали её отключать. Конечно, в момент прыжка многие приборы пострадали, и виной тому всё тот же электромагнитный импульс, но наиболее важные данные телеметрии были зафиксированы, и я наскоро их просмотрел…
Он умолк и обвёл присутствующих взглядом из-под густых бровей, под конец вперив взор в капитана. Тот стоически выдержал это испытание, не дрогнув ни единым мускулом своей англосаксонской физиономии.
- Итак, я наскоро проглядел ленты с телеметрией. – продолжил Гарнье. На капитана он больше не смотрел. – И могу с полной ответственностью утверждать, что это был не свободный прыжок, а типичное перемещение «от двери к двери»!
По рубке пронеслись шепотки, удивлённые вздохи, обрывки фраз, сказанных вполголоса. Я недоверчиво хмыкнул – слишком уж неожиданным оказалось заявление астрофизика. Как известно, существует два способа совершать прыжки при помощи «тахионных зеркал». К первому, который Гарнье назвал «»свободным», прибегали достаточно редко, и только в случаях, когда в финиш-точке не имелось действующего «батута» – насколько мне известно, в последний раз подобный метод применяли ещё до исчезновения «Лагранжа», когда забрасывали к станции «Резолюшн». И, разумеется, тот же способ прыжка использовали «тахионные торпеды», установленные на «Заре», которой предстояло как раз с их помощью отправиться к Сатурну. Увы – без нас с Юркой на борту.
Что касается второго способа, так называемого  «от двери к двери» - он, наоборот, был  широко распространён и заключался в том, что корабль, контейнер, или иной объект «полезной нагрузки», пройдя через стартовое «тахионное зеркало», возникал из другого, расположенного в финиш-точке скачка. При этом подпространственая «червоточина», соединяющая два «батута», был фиксированной, как тоннель в горе, который  соединяет  вход и выход, не имея возможности даже на йоту отклониться от заданной «траектории». Во первом же случае «червоточина» устанавливалась к заранее рассчитанной точке Пространства, и это всегда сопровождалось погрешностью, тем более значительной, чем больше дистанция прыжка. Я вспомнил письмо Димы Ветрова, в котором он описывал их прыжок с орбиты Земли к точке в Пространстве, называемой «точкой «Лагранжа», где планировалось строить постоянную космическую станцию. На тот момент там находился только корабль-разведчик «Эндевор» - к нему-то и направился пассажирский лихтер с Димой и его спутниками на борту – причём разброс при этом прыжке оказался так велик, что лихтер ещё много дней добирался до «Эндевора» на слабосильных маршевых двигателях…
Эти два способа хорошо известны всякому, кто хоть немного интересуется современным состоянием дел в космонавтике – и вот Гарнье только что заявил во всеуслышанье, что здесь, в системе Сатурна, имеется по меньшей мере одно действующее «тахионное зеркало», через которое мы туда и угодили!
- Иначе говоря… - медленно произнёс кэп Сернан, - вы, проф, утверждаете, что и нас забросило сюда не случайно, а, так сказать, целенаправленно?
- Так говорят приборы! – Гарнье высокомерно вздёрнул подбородок. - А я привык им доверять.
Капитан недоверчиво покачал головой.
- Хорошо, допустим... Тогда, может ваши приборы объяснят, где именно возникло принявшее нас «тахионное зеркало? А то я пока вижу поблизости только батут «Лагранжа» - а он, насколько нам известно, был отключен от трубопроводов жидкого гелия и токопроводящих шин сразу после того, как станция оказалась в системе Сатурна – а значит, сработать на приём никак не мог!
На этот раз тон Сернана был откровенно издевательским, и Гарнье с каждой его фразой багровел, наливаясь кровью.
- Или вы полагаете, проф, - продолжил капитан, словно наслаждаясь унижением астрофизика, -  что «Тихо Браге» каким-то чудесным образом просочился сквозь недействующий «батут», причём без ведома тех, кто находится на «Лагранже», - а потом ещё и ухитрился за долю секунды отдалиться от станции на несколько сотен километров?  В таком случае поздравляю вас, Гарнье – вы сделали крупное открытие, наука вас не забудет…
- Прекратите ваши шуточки, Сернан! – не выдержал физик.- Я не хуже вас понимаю, что моё объяснение гроша ломаного не стоит, но другого у меня попросту нет!
Динамик внутренней связи снова зашипел. Капитан нажал кнопку на пульте, зелёным цветом загорелась табличка «Шлюз I»
- Есть ответ! – доложил слегка задыхающийся голос, в котором я узнал  техника систем жизнеобеспечения и, по совместительству, кока Семёна Булыгу.  – «Лагранж» мигает прожектором. Кажется, это морзянка, кэп!
-  «Овсянка… то есть морзянка, сэр…» - пробормотал я. К сожалению, сериал о приключениях знаменитого лондонского сыщика ещё только снимается на «Мосфильме», а до выхода в свет серий о собаке Баскервилей, откуда и позаимствована эта фраза, не меньше  пяти лет.
- Что они передают? – спросил Сернан.
- Пока неясно. Гонят одну и ту же последовательность точек и тире, но  у нас тут никто не знает азбуку Морзе. Пока просто записываем, если найдётся таблица – можно будет прочесть, а пока просто записываем…
Ага, вспомнил я, шлюз  оборудован выдвижным блистером, и если устроиться там с достаточно мощным бинокуляром, то вполне можно, управляя одним из внешних прожекторов,  беседовать с «Лагранжем» при помощи световых сигналов, обычной азбукой Морзе – при условии  что кто-нибудь её знает. И этот кто-то явно не Семён – с его специализацией  подобные навыки ни к чему…
- Астронавты! – Сернан постарался вложить в это слово максимум презрения. – И чему вас только учат… Парни, тут кто-нибудь читает морзянку?
Вопрос был адресован всем, находящимся в каюте. Вверх (или вниз, в зависимости от положения в пространстве) сразу взлетели четыре или пять рук – в том числе и моя собственная. Азбуку Морзе я неплохо знал ещё с «той, прошлой» жизни, а позже  , во время практики по сварочным работам в открытом космосе, ещё больше набил руку. Руководитель нашей учебной группы, инженер-инструктор  инструктор Павел Васильевич Папанцев, носивший прозвище «Попандопуло» обожал имитировать аварийные ситуации, во время которых отрубал связь, заставляя нас общаться исключительно перемигиванием фар, которыми были оборудованы наши «Кондоры» и «Пустельги».
- Ну, хоть кто-то… - буркнул Сернан. – Сансар, ступайте, помогите этим болванам, И поскорее, мы все ждём вашего доклада!
Второй пилот кивнул, ловко развернулся под потолком и поплыл к выходному люку, перебирая руками по какой-то трубе. Я глядел ему вслед  с лёгкой завистью –  ну конечно, капитан выбрал не пассажира, пусть и достаточно опытного, а одного из экипажа. Хотя – на что тут жаловаться, я и сам на его месте поступил бы так же…
Ждать долго не пришлось. Через пару минут динамик снова ожил, и голос с монгольским акцентом отрапортовал:
- Кэп, отчётливо наблюдаю сигналы, подаваемые  прожектором. Это действительно морзянка, повторяют одно и то же обращение, Семён не ошибся!
- Разобрать сможете?
- Конечно. Читаю: «Каково состояние вашего корабля? Имеются ли погибшие или раненые? Сблизиться с вами не можем, прислать спасательную партию тоже. Если вы сами сумеете подойти к нам - шлюзы в полном порядке, можно состыковаться. Прошу сообщить о своём решении. Начальник станции Алексей Леонов».
- Можете им ответить ? – спросил Сернан.
- Сейчас выясню… - в динамике зашуршало. – Да, здесь есть пульт управления прожектором. Что передавать?
- оставайтесь на связи, сейчас сообщу. – капитан щёлкнул тумблером, динамик умолк. – Проф, какова дистанция до «Лагранжа»?
- Триста двадцать километров. – отозвался Гарнье. – Правда, это было минут десять назад, но вряд ли она с тех пор сильно сократилась. Их орбита выше нашей, но ненамного,  километров на восемь.
- Что у нас с двигателями?  - вопрос был адресован инженеру двигательной установки, выпускнику МАИ, носившему редкое имя Кир в сочетании с вполне распространённой фамилией Авдеев.
- Маршевый сейчас  проверяют, кэп. – мгновенно отозвался тот, -  А маневровые в порядке.
Сможем подойти к «Лагранжу» на них? Дистанцию вы знаете…
- Триста двадцать, слышал. – Кир кивнул. – Сможем, кэп, легко.
- Тогда не стоит терять времени. Я прикину вектор сближения, манёвр начинаем по готовности. Пилотам буксировщиков занять свои места, поможете при швартовке к станции…
Капитан покосился на мою повязку.
-  Алексей, вы, кажется, получили травму?..
Ерунда… – я мотнул головой. – Просто ссадина, ушибся о край люка, когда вылезал из «Омара».
- Лететь в состоянии?
- Йес, кэп! В смысле – так точно, капитан! Если Зинаида Фёдоровна не будет против, разумеется…
- Она не будет. – пообещал Сернан. – Миссис Огаркова, вы же понимаете, экстренная ситуация…
- Всё я понимаю, капитан. - космоврачиха тяжко вздохнула. – Что с вами поделать, летите. Но потом – сразу в медотсек, на осмотр. Обещаете?
- Честное пионерское, мэм! – весело ответил я и, цепляясь за трубу на потолке, поплыл к выходу из рубки.

+4

36

Ромей
ИМХО - стоит упоминания, не более.

0

37

Lokki написал(а):

Ромей
ИМХО - стоит упоминания, не более.

успеется

+1

38

III

- Давай! – крикнул я. Юрка, сморщившись от натуги, провернул рычаг. Нижний, опорный сустав «клешни» звонко щёлкнул и встал на место.
- Ф-фух… - Кащей вытер со лба пот. – И как ты ухитрился его покалечить? Крепкий ведь агрегат…
- А это не я. Когда задвигали «омар» в отсек после прыжка – зацепили кромку люка.
- А, ну тогда ничего… - Он вытер руки промасленной тряпкой и отшвырнул её в сторону. Тряпка, вместо того, чтобы упасть на пол, проплыла к дальней стороне отсека; Юрка же, под действием реактивной силы, принялся дрейфовать в противоположную сторону. – Тогда, конечно, понятно. Все тогда были вздёрнутые. Ещё бы – увидеть такое…
И кивнул на иллюминатор, за которым на полнеба громоздился полосатый шар Сатурна.
- А ты когда увидел? Тогда же, здесь, в шлюзе?
Юрка помотал головой.
– Нет, только в ходовой рубке. А тут мне было не до пейзажей, даже таких захватывающих. Думал – беда, голову Лёхе раскроило…
- Обошлось, как видишь… - я осторожно пощупал повязку.  – ладно, давай проверим давление, и можно выдвигаться…
После совещания у Сернана мы с Юркой безвылазно торчали в ангаре – устраняли мелкие неполадки,  проверяли количество топливо, уровень заряда аккумуляторных батарей, давление в пневмосистеме и воздушном контуре – словом, выполняли весь комплекс операций послеполётной и предполётной подготовок. Вообще-то, это следовало сделать сразу после того, как «омар» втянулся в шлюз, но вид газового гиганта, возникшего внезапно в Пространстве,  выбил техников из равновесия, заставив забыть о строгом регламенте. 
На возню с баллонами давление с кислородом и углекислотой ушло ещё минут десять. Я посмотрел на мигающий циферблат браслета – время есть, целых семь минут, - доложил в ходовую рубку о готовности и принял расслабленную позу, повиснув посреди ангара со скрещёнными по-турецки ногами. Юрка спрятал в прицепленный к поясу брезентовый подсумок универсальный ключ и последовал моему примеру.
- А Сернан-то молоток… - сказал он. – Обратил внимание, как он занял всех на борту делом? Он даже Миру припахал – заявил, что наш кок, Булыга занят контролем системы жизнеобеспечения, и велел ей приготовить для всех кофе и бутерброды. А чего их готовить – разогрел в микроволновке, и все дела!
Я кивнул. С недавнего времени американскую новинку, микроволновые печи, устанавливают на камбузах кораблей и космических станций. То есть это для советских людей была новинка – в Штатах они в продаже с конца шестидесятых.
- Да,  после такого потрясения людям уж точно не стоит оставлять время для раздумий. Пусть лучше руками работают, глядишь, успокоятся. Вот тогда и придёт время для споров и размышлений.
- Кстати, о спорах… Юрка вытянул ноги, отчего едва не перевернулся вниз головой. - Не могу понять, что это Сернан капитан взъелся на Гарнье? Неужели он не понимает, что сейчас не время для склок?
Ну да… - согласился я. - Пример, поданный начальством, штука заразительная для подчинённых. Только склоки между научниками и экипажем нам сейчас и не хватало!
Юрка поймал клешню «омара», подтянулся и пристегнул поясную лямку к торчащей из борта буксировщика скобе.
  - Может, кэп считает астрофизика виновным в том, что приключилось с «Тихо Браге»?
Я осторожно, избегая резких движений, пожал плечами.
- Что ж, в этом есть свой резон. Не настаивай француз так упорно на буксировке «обруча», прими он решение об отстреле на несколько секунд раньше – и дело ограничилось бы наблюдением за эффектным выбросом из ожившего «тахионного зеркала» и  дополнительными хлопотами, связанными с необходимостью ловить кувыркающийся в Пространстве артефакт. 
- Может, конечно,  и так…. - тон моего собеседника был подозрительно многозначительным. – А может, и не так…
Я насторожился.
- Ты что-то знаешь?
Юрка тоже пожал плечами – благо, страховочная лямка надёжно удерживала его на месте.
- Вообще-то я слышал, краем уха, как Сернан с Гарнье ругались. Не ругались даже… так, спорили на повышенных тонах. Ты тогда готовился к буксировке «обруча», а я, от нечего делать, забрёл в кают-компанию. Устроился в кресле, пристегнулся, чтобы не летать по всей комнате – а тут они зашли. Меня не заметили, и стали беседовать.
- А ты и рад подслушивать?
- Сперва хотел потихоньку выбраться, но они увидели бы, неудобно… Ну и сделал вид, что заснул в кресле.
- Ясно. – я кивнул. - А всё же, из-за чего они спорили?
Под потолком заквакал ревун и по-голливудски железный голос кэпа Сернана произнёс:
- Объявляется предстартовая готовность. Всем на борту облачиться в гермокостюмы. Пилотам буксировщиков занять свои места. Пассажирам, не занятым на работах – проследовать в свои каюты и пристегнуться к койкам.
Я усмехнулся – последняя фраза предназначается, надо полагать одной Мире. Или скрипачка до сих пор возится с бутербродами? Интересно, кто-нибудь объяснил ей, что после объявления предстартовой готовности все работы на камбузе следует прекратить?
- Полная тяга через две минуты. – гремело из интеркома.  -Даю отсчёт.
Мужественный баритон капитана сменился на приятный, но несколько механический женский голос:
- Сто двадцать.. сто девятнадцать… сто восемнадцать…
- Ладно, после расскажешь. – я перевернулся головой вниз и протянул Кащею руку. Голос продолжал отсчёт с регулярностью метронома.  – А сейчас  давай, подтягивай меня, поможешь закупориться в этой летучей банке…

На этот раз «Тихо Браге» был повёрнут к Сатурну противоположным от шлюза бортом, и удовольствие наблюдать газовый гигант выпало моему напарнику, астрофизику из группы Гарнье, канадцу Жюлю-Батисту Арно. Мне же оставалось довольствоваться созерцанием примерно трети Энцелада – остальное скрывал корпус корабля. Зрелище было довольно-таки однообразное – серо-белый шар, весь в блямбах ударных кратеров и изломанных, вздыбленных ледяных гребнях – если верить учёным, у этого крошечная шарика довольно бурная внутренняя жизнь, что и оставляет на поверхности многочисленные следы в виде таких вот торосов, возникающих при тектонических сдвигах ледяных плит. Некоторое разнообразие вносило маячащее у близкого горизонта круглое пятно – я заметил его ещё при первом знакомстве с планетоидом, и вот теперь имел возможность разглядеть поближе. Хотелось дождаться, когда пятно появится целиком, но я вовремя вспомнил, что Энцелад  не имеет собственного вращения, а всегда повёрнут к своему господину-Сатурну одной стороной, в точности, как наша Луна -  в астрономии это явление называется «приливным захватом». Ждать, таким образом, было нечего; я глянул на табло, отсчитывающее последние двадцать секунд перед тягой, и потянул из-за подлокотника ложемента бинокуляр, закреплённый на гибком кронштейне.
Видимо, я потерял слишком много времени, ожидая, когда Энцелад изволит повернуться ко мне другим боком, и успел разглядеть только резко, очень правильно очерченные края круглого пятна – такое впечатление, что это был след от гигантского керна, вынутого из ледяной толщи. В последний момент я заметил в тени, в глубине пятна лилово-серебристый отблеск - но тут «Тихо Браге» дал, наконец, тягу, и мне стало не до планетологических наблюдений.
Перелёт к «Лагранжу» и последующее торможение заняли довольно   много времени – около двух часов. Капитан решил сэкономить топливо (логично, в нашем-то «подвешенном» во всех смыслах положении!), а потому ограничился несколькими несильными разгонными импульсами. Корабль нагонял станцию на орбите, одновременно раскручивая спираль, чтобы набрать недостающие километры высоты. Выдвинутый в стартовую позицию «омар» располагался так, что «Лагранж» при сближении оказался у меня где-то над головой, и я не смог не то, что воспользоваться дальномером, чтобы определить расстояние до станции, но даже увидеть станцию - как ни выворачивал шею, в надежде разглядеть хоть что-то по курсу корабля. Пришлось довольствоваться отсчётом дистанции который вёл теперь не магнитофонный женский голос, а ещё один помощник Гарнье, на которого Сернан поставил на роль обязанности штурмана. Видимо, парень неплохо справлялся со своими новыми обязанностями – когда счёт достиг пятнадцати, корабль вздрогнул от тормозных импульсов и капитан скомандовал долгожданное буксировщикам - старт»! Ложемент мягко толкнул меня  в спину, и звёздная бездна вместе с торчащим сбоку огрызком Энцелада закрутилась перед глазами.
Ну а дальше… дальше пошла привычная, даже рутинная работа. Я погасил вращение «омара», проконтролировал вектор (порядок, летим по инерции, параллельными с кораблём курсами, разброс скоростей в пределах допустимого) связался с напарником и доложил в ходовую рубку о готовности. Сернан распорядился отойти от корабля ещё на полкилометра и ждать, когда закончится торможение – после чего, сблизившись с «Тихо Браге» на пятьдесят метров, занять позиции по обе стороны корпуса и приготовиться оказывать помощь при стыковке. Тут же в эфире возник ещё один голос, женский, весьма взволнованный. Диспетчер  «Лагранжа» с интервалом в десять секунд  сообщала дистанцию до грузового причала, куда решено было швартоваться, а так же относительную скорость  станции и корабля.  От нас с Жюлем требовалось подхватить «Тихо Браге» с двух сторон, подрабатывая маневровыми движками, мягко подвести его к внешнему, служебному кольцу, -  и дождаться, когда серповидные, похожие на челюсти гигантского жука, причальные захваты надёжно зафиксируют корабль на причальной ферме.

- Ну, рассказывай,   приключилось? – спросил Дима. – мы ведь не вас ждали, а «Зарю», и не раньше, чем через месяц!
Я пожал плечами.
- А пёс его знает… были на орбите Луны, и вдруг – хлоп! – и уже здесь! А если серьёзно, то подожди немного: через час будет общее собрание, там на Гарнье обещал поведать, что в итоге удалось выяснить. А с меня какой прок – я, считай, почти всё это время из «омара» не вылезал…
-  Давайте лучше вы! – предложил Кащей. – Как тут все эти месяцы, под боком у Сатурна?
У входного люка  я угодил прямиком в объятия Димы. За спиной у нашего бывшего артековского вожатого стоял Юрка-Кащей и Мира – пассажиры «Тихо Браге» перебрались на «Лагранж» раньше водителей буксировшиков, которым после швартовки корабля пришлось ещё и загонять свои «омары» в ангар буксировщиков  - просторный, не те, что на «Тихо Браге» -  а потом ещё и выполнять предписанные регламентом послеполётные работы. На всё про всё ушло не менее получаса, за которые Дима успел подыскать каждому из нас отдельные  каюты – с ними на «Лагранже», заселённом едва ли на половину, проблем не было.   В одну из этих кают – ту, что была выделена Мире – мы и отправились.
- Да, Дима, пожалуйста! – попросила скрипачка. – А то у нас что только о вас не писали и не рассказывали! А толком-то никто ничего не знал, связь-то односторонняя, вы Землю слышали, а она вас – нет!
- С каих это пор мы стали на «вы»?  - сощурился Дима. – И С Мирой он тоже был знаком, х и не так как со мной и Юркой. Скрипачка сопровождала нас в памятной поездке в Свердловск, в гости к «каравелловцам», и вообще, была частой гостьей у «юниоров». – А рассказать – конечно, расскажу, только попозже.  На собрании ведь и про нашу одиссею речь пойдёт,  чтобы уж все, кто прибыл на «Тихо Браге» слышали…
- Это, скорее, не одиссея, а робинзонада. – сказал я. – Кстати, не найдётся чем кота покормить? А то мы его ещё до старта на голодную диету посадили. Наши-то запасы на «Тихо Браге» остались, а он, небось, изголодался…
Дася, вконец измученный многочасовым пребыванием в невесомости, был безжалостно извлечён из узилища и помещен под душ, где его принялись отмывать от продуктов его же жизнедеятельности. К удивлению, хвостатый стоически перенес эту унизительную для всякого уважающего себя кота процедуру. Вода оказала на него благотворное действие – Дася ожил, вырвался, метнулся в каюту.
- Найдём чего-нибудь.  – пообещал Дима, поглядев на кота.  , забившись в угол, яростно вылизывался, зыркая жёлтыми глазищами, в которых ясно читалось обещание припомнить двуногим тиранам всё. - Вообще-то у нас с продуктами неважно, экономим. Но теперь-то этому конец – на камбузе вон, готовят банкет по случаю вашего прибытия… и из ваших же продуктов!
Я кивнул. Кроме группы Гарнье с их аппаратурой и нас троих, «Тихо Браге» вёз к «Заре» несколько тонн продовольствия, предназначенного, по большей части, для «Лагранжа» - на Земле было известно, что экипаж станции, хоть и не страдает от голода, но вынужден серьёзно сократить свои рационы.
- Тогда я схожу, принесу ему чего-нибудь. – сказал Дима. А вы пока устраивайтесь.
- Да нечем устраиваться – я оглядел девственно-пустую каюту. – Наше барахло всё на корабле. Придётся сходить -  ты, Мира, с котом посиди, а мы с Юркой всё притащим…
- Скрипку мою не забудьте. – попросила девушка. – Не поучилось на корабле – так хоть здесь, на станции, концерт дам, обещала ведь…

+4

39

Ромей написал(а):

Капитан решил сэкономить топливо (логично, в нашем-то «подвешенном» во всех смыслах положении!), а потому ограничился несколькими несильными разгонными импульсами. Корабль нагонял станцию на орбите, одновременно раскручивая спираль, чтобы набрать недостающие километры высоты.

(занудиво кряхтя).
Самый энергетически расходный манёвр на орбите - совмещение плоскостей орбиты кораблей... Без совмещения плоскостей контакт будет выглядеть взрывом....
Совмещаем плоскости орбит, опускаемся чуть ниже - Тихо начнёт нагонять Зарю. Подход на стыковку активного аппарата - снизу.

0

40

Ромей написал(а):

- С каих это пор мы стали на «вы»?

каких...

Ромей написал(а):

И С Мирой он тоже был знаком, х и не так как со мной и Юркой.

лишнее
хоть?

0


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » "Этот большой мир - 4". "Врата в Сатурн".